в память о проведенном вместе лете

      Дима просыпается за полчаса до звонка будильника. Несколько секунд он лежит, уставившись в потолок, разглядывая сеть мелких трещинок в штукатурке, чувствуя, как после сна начинают сильнее стучать сердце и глубже вдыхать лёгкие. Постепенно организм просыпается, и утренняя нега сменяется дневными размышлениями. Вспышкой приходит осознание: вчера между ним и Серёжей кое-что было. Кое-что, которое и кое-чем назвать тяжело…       Позов поворачивает голову вбок, внимательно глядя на Матвиенко, но тот крепко спит, обнимая подушку. Лицо Серёжи расслабленное и отчего-то очаровательно одухотворённое, словно ему снится что-то очень приятное. Дима неотрывно смотрит ещё минуту, после чего вновь поворачивает голову, упираясь взглядом в потолок. Сознание заполоняют воспоминания о прошедшем вечере, и сердце ускоряет биение.       Бесспорно, то, что произошло, было обоюдно желаемо и сногсшибательно, но слишком быстро. Слишком быстро для Позова.       Вдруг вожатому становится слишком жарко, и даже прохладная стена не может успокоить его волнения. Он осторожно выбирается из кровати, боясь разбудить Матвиенко, но тот спит крепко, как медведь в спячке.       Дима садится на свободную кровать и хватается за голову. Мысли, вырвавшись, не дают ему покоя, клубясь в голове словно густой утренний туман.       Позов может быть спонтанным, но точно не в делах, касающихся взаимоотношений с людьми, будь то дружба или любовь. И дело даже не в том, что некоторые его сверстники уже женятся и заводят детей, Дима всегда таким был. Пока Арс познакомится со всеми на тусовке, с каждым выпьет и каждого забьет в свою телефонную книгу, Позов только разговорится с одним или двумя людьми. А когда Диме кто-то нравится, он ещё неделю ходит и смакует это чувство, подвергая всестороннему анализу на истинность.       С Серёжей же всё пошло наперекосяк. Вот только его взгляд кажется тяжёлым и неприятным, а уже улыбка вожатого поднимает температуру в комнате и заставляет самого Диму приподнимать уголки губ в ответ. О поцелуях и упоминать не стоит, а то, что произошло вчера… В общем, это стало последней каплей в разрушающихся Позовских принципах. И сейчас, снова думая обо всем произошедшем, Дима понимает, что упустил из виду один крайне важный вопрос. Что будет дальше?       То есть, не сегодня, завтра или на выходных, а потом, через неделю, когда смена кончится. Они продолжат встречаться? Это будут отношения на расстоянии? Позов знает, что Матвиенко сейчас не получает высшего образования и живет с родителями в родном городе, значит, он вернется в отчий дом? Или поедет за Димой? Готов ли Серёжа — да и сам Дима — к такому ответственному шагу? Насколько серьезны в целом их отношения?       Вожатый коротко стонет и зажмуривается — голова всё больше раздувается от мучающих его вопросов, которые множатся с каждой новой мыслью, заставляя всё сильнее теряться в собственных размышлениях. Как Матвиенко видит их отношения? Чего сам Позов ждет от них?       Ответов нет, и только ширится на полу полоска света, просачивающегося из-под двери, да неумолимо приближается звонок будильника. Еще раз глядя на безмятежно спящего Серёжу, Дима испытывает прилив желания разбудить его и задать все роящиеся в голове вопросы прямо сейчас, однако мгновенно передумывает, решая, что сначала ему нужно неспешно обдумать всё самому. Бросив на Матвиенко последний взгляд и не сдержав улыбки умиления, Позов на цыпочках покидает вожатскую, забирая свои немногочисленные вещи и возвращаясь на второй этаж.       В коридоре он сталкивается с Идой, которая при виде напарника вскидывает брови.       — Сегодня же моя очередь всех будить, — полушепотом говорит девушка, хлопая ресницами и вспоминая, не перепутала ли она чего-то.       — Да-да, безусловно, — Дима мотает головой, но слишком отрывисто, отчего вызывает у вожатой подозрение.       — Ты в порядке? — уточняет девушка, внимательнее вглядываясь в Позова.       — Да-да, — теперь парень кивает, но также резче обычного, после чего быстро обходит Иду и устремляется в направлении своей вожатской. — Пойду собираться!       Напарница смотрит ему в ответ, рефлекторно ероша ладонью короткий ежик темных волос и строя догадки, что такого опять натворил Серёжа — а в участии последнего эмпатичная девушка ни секунды не сомневается.       Дима умывается холодной водой и долго смотрит на свое отражение в зеркале, чувствуя, как капельки стекают по носу и скулам, особо юркие попадают в рот, остальные капают с подбородка на футболку для сна и чашу раковины. Ответы, как назло, не приходят, и проснувшаяся вместе с ним сегодня тревога не становится слабее. Тогда вожатый решительно срывает с крючка полотенце, вытирает лицо и покидает ванную, на ходу стягивая с себя футболку и бросая ее на кровать. Следом отправляются штаны, и вот Позов стоит у распахнутого шкафа, выбирая среди одежды ту, которая бы отражала его внутреннее смятение.       Останавливается вожатый на широких вельветовых штанах светло-кирпичного цвета и серой футболке, которую заправляет под ремень. Снова глядя в собственные глаза через гладь зеркала, Дима глубоко вздыхает, пытаясь изобразить прежнюю беззаботность, после чего выходит из вожатской с громким «Доброе утро всем афинянам!».       На зарядке Позов упорно избегает шестого отряда, и, когда Серёжа подходит к нему со спины и кладет руку на плечо, вожатый вздрагивает, оборачиваясь.       — Всё в порядке? — спрашивает Матвиенко, и в глубине его взгляда плещется неподдельное волнение. — Ты ушел, даже не разбудив меня…       Дима снова рвано выдыхает, стискивая зубы, не замечая, как напряглись его желваки, потом отрывисто качает головой.       — Я в норме, — выдавливает вожатый, заставляя Матвиенко прищуриться. — Дай мне немного времени, ладно? — Позов поднимает глаза, сталкиваясь с Серёжиными и сглатывая.       — Ты уверен? — вожатый хмурится. — Звучит не слишком успокаивающе. Я могу помочь?       — Сейчас нет, — твердо отвечает Дима. — Я сам.       Матвиенко пожимает плечами, делая небольшой шаг назад и поднимая в сдающемся жесте ладони.       За завтраком они не держатся за руки и колено Позова далеко от Серёжиного. Вместо этого вожатые проявляют подозрительный интерес к рассказу Сони о том, что ей снилось ночью — девушка полночи ссорилась с Идой и после пробуждения даже хотела продолжить доказывать свою точку зрения, но напарница мирно спала, отвернувшись к стене — и истории Нади о накрытии на столы — дежурные ребята чуть не перевернули два подноса со стаканами подряд, а спустя какое-то время чуть не поваляли на полу целую корзинку теплых булочек с грушей. «Не поваляешь — не поешь», — комментирует последнее Матвиенко, и напарница отвечает ему притворно сморщенным носиком и саркастической улыбкой. Ядовитость девушки с первого дня не доставляет Серёже никакого дискомфорта — он принимает правила этой игры в неприязнь — но отсутствие реакции со стороны Димы действительно напрягает его. Поворачивая голову на Позова, Матвиенко видит, что тот даже не улыбнулся, погруженный глубоко в свои мысли. Памятуя о просьбе парня дать ему время, вожатый ничего не говорит, чувствуя, как вырастает его внутреннее напряжение, и ураган мыслей, обычно рядом с Димой немного упорядочивающийся, вновь разрастается внутри.       После завтрака объявляют новую вертушку, направленную на укрепление межотрядных связей. Второй отряд играет в команде с третьем, четвертый с пятым, а шестой, соответственно, с седьмым; первый же с гордостью носит статус организаторов.       Дима улыбается Антону, находя глазами его рослую фигуру среди толпы у столовой. Вожатый, забыв кепку в корпусе, щурится на солнце, светящее точно тому в глаза, но, чувствуя на себе чужой взгляд, поворачивает голову в нужном направлении, приветственно маша рукой товарищу.       — Мне нравится назревающее партнерство, — смеется Шастун, подходя и пожимая Позову руку.       — И мне! — из ниоткуда вырастает Слава, важно протягивая вожатому ладонь, которую тот принимает с серьезным видом, удерживая непроницаемое выражение лица ровно с минуту, после смеясь еще громче.       Вертушка состоит из пяти различных станций, каждая из которых так или иначе связана со страной, выбранной первым отрядом — Норвегией — так что до самого обеда новообразованным командам приходится кататься на воображаемых лыжах, ловить рыбу в пластиковом бассейне, наполненном шариками, на магнитную удочку, практиковать «тролльский» язык, изображать заснеженные фьорды и даже играть в викингов, натягивая тяжелые доспехи, хватая огромные копья, потрясая ими и страшно крича, отпугивая врагов, после пируя, ударяясь кружками с пойлом так, чтобы оно переливалось через края из сосуда в сосуд.       Когда все вновь собираются у столовой, дети выглядят измотанными, но счастливыми. Соня потирает горло, зудящее после слишком громко изрекаемых кричалок, Дима не переставая машет ладонями на манер вееров, пытаясь хоть немного охладиться, Антон пытается размять позвоночник, перенапряженный при изображении норвежского скалистого фьорда. Их напарницы выглядят чуть менее потрепанными, но и Ида, и Юля тяжело дышат, согнувшись пополам.       Позов лениво разглядывает толпу, снова неосознанно ища Матвиенко, но одновременно и боясь найти его. Серёжа быстро обнаруживается у самых перил, воодушевленно болтающий с Сашей — тем самым вожатым седьмого отряда.       — Это не твой Александр? — кивая на парня, спрашивает Дима у Сони, и та поворачивает голову в указанную сторону.       — Мой, — пожимая плечами, напарница смотрит на Сашу несколько секунд, после чего теряет интерес. — Такой же мой, как и Сергей из первого отряда, — девушка хмыкает, — и Артём из пятого.       — Артём? — брови Димы ползут на лоб.       — Да, — Соня встряхивает волосами, отбрасывая их с плеча на спину и поправляя резинку на любимом высоко завязанном хвосте. — Дня два назад на дискотеке с ним болтали, такой рыжий и приземистый.       — Ага… — отвечает Позов скорее на автомате, хмурясь и продолжая спустя время. — Как ты это делаешь?       — Что? — не понимает девушка, потирая горло пальцами и жмурясь.       — Ну, — вожатый взмахивает рукой, чтобы не звучать осудительно, — трое разных парней за такой недолгий период…       — Стой-стой-стой! — перебивает Соня. — Мы с тобой по-разному смотрим на эти вещи, — тон напарницы меняется на поучительный, и даже Ида навостряет уши, с любопытством глядя на девушку. — Я воспринимаю их просто как отличных ребят, в компании которых можно хорошо провести время и почувствовать себя желанной, — она мечтательно улыбается, пожимая плечами. — Нравятся ли они мне? Конечно. Весело ли это? Естественно! Будет ли у нас что-то кроме поцелуев? Определенно нет, я не ищу отношений сейчас.       — Моя девочка, — вставляет Ида с улыбкой, и Соня артистично кланяется ей на похвалу.       — Но зачем тебе это? — допытывается Дима, и по надрывности его голоса напарницы понимают, что речь не только о самой девушке.       — Я просто проще отношусь к своим чувствам, легко впускаю и легко выпускаю их, — Соня касается ладонью Позовского плеча, и тот понимающе вздыхает. Через несколько минут девушка с дежурными идут накрывать обед на третий отряд.       — Ты в порядке? — спрашивает Антон, глядя на Диму с легкой тревогой.       Тот поднимает на него взгляд и тоскливо улыбается.       — Ты третий, кто спрашивает меня об этом за сегодня, — поясняет Позов, потирая ладонью заднюю сторону шеи. — Просто задумался над кое-чем, не обращай внимания.       Шастун пожимает плечами, открывает рот, чтобы сказать что-то еще но, видимо не придумав, захлопывает его.       За обедом Серёжа воодушевленно делится со всеми, каким занимательным собеседником оказался Александр.       — Я бы даже позвал его обедать с нами, но не поступлю с вами так, как Соня со мной! — шутит Матвиенко, заставляя Соню фыркнуть, а Надю коротко рассмеяться, вспоминая, как зол был напарник в тот день.       — Рад, что ты хорошо провел время, — говорит негромко Дима, и вожатый поворачивается на него, глядя прямо в глаза.       Позов замолкает, взглядом блуждая по лицу парня, пытаясь отбросить все гложущие его вопросы, но не в силах сделать этого — не так быстро уж точно.       Надя кашляет в кулак, и Серёжа одаривает ее недовольным взглядом.       — Пойдем после обеда с нами гулять? У Саши в лесу тоже есть любимая поляна, — приглашает Матвиенко Позова тихо, когда они выходят из столовой.       Тот медленно качает головой. Серёжа вздыхает, и Диме кажется, что тот сжимает кулаки, но вожатый ничего больше не говорит, коротко касаясь на прощание Позовской ладони.       Дети расходятся по кружкам, и свободное время Дима решает потратить на звонок самому близкому другу, знающему его достаточно долго, чтобы понимать вдоль и поперек — Арсению.       Солнце висит высоко в небе, как приколоченное, вокруг ни облачка и не ветерка, и вожатый укрывается в тени раскидистой ели неподалеку от въезда в лагерь, набирая номер и прикладывая телефон к уху.       — На дворе среда! — первое, что говорит Арс, поднимая трубку.       — И тебе тоже привет, — фыркает Позов, улыбаясь и чувствуя некоторое расслабление.       — Звонишь просто рассказать, как дела, или по невероятно важному вопросу, ответ на который скрыт глубоко в тебе, но нужна моя помощь, чтобы вытащить его на поверхность? — таинственным тоном спрашивает Попов, и Дима даже не удивляется экстрасенсорным способностям друга.       — Второе, — только и отвечает он, щурясь на солнце из-за еловых веток и заранее формулируя то, что хочет рассказать.       — Внимаю тебе, сын мой! — торжественно заключает Арс, на заднем фоне слышится хлопанье двери, и эхо его голоса немного стихает.       — Я сегодня проснулся, и понял, что не понимаю, чего ждать от отношений с Серёжей, — выдает сразу Позов, не давая Попову вставить и словечка и продолжая. — То есть, я не понимаю, что мне делать со своими чувствами, как их контролировать, давать ли им волю или удавить в зародыше. До конца смены осталась неделя, и не лучше ли будет нам просто перестать, пока всё не зашло слишком далеко? Или, может, Матвиеныч настроен серьезно, и тогда… Но даже тогда я не знаю, что мне чувствовать и куда всё движется и вообще, — вожатый делает паузу, вдыхая, и Арсений пользуется этой передышкой, чтобы перебить друга.       — Поз, выдыхай! Мне не нужно, чтобы ты задохнулся, — первым делом командует голубоглазый. — И давай медленно и по порядку.       Дима делает длинный вдох и выдох, после чего предпринимает еще одну попытку. Он начинает рассказ с прошлого вечера, не утаивая от друга даже пикантные подробности, а заканчивает своим пробуждением и роем вопросов, не дающим покоя на протяжении всего дня. Арсений слушает, не перебивая, пытаясь проникнуться настроем товарища и лучше понять его переживания. Когда Позов заканчивает, Попов недолго молчит, переваривая.       — Знаешь, что я в первую очередь хочу тебе посоветовать?       — Что? — Дима прикрывает глаза, полностью обращаясь в слух.       — Нужно поговорить с Серёгой, — говорит Арс, и его слова раздаются для Позова ураганным громом.       Конечно, он и сам это знает! Конечно, в первую очередь их отношения касаются их двоих. И Дима не трус, у него нет страха перед тем, что может сказать ему Матвиенко, он лишь чувствует, словно в этот раз что-то не так. Словно если вожатый будет поступать так, как поступал всегда, он упустит что-то крайне важное для себя. Но всё — включая Арса — говорит о том, что откладывать разговор с Серёжей дальше губительно для психики Димы в первую очередь.       — Ты прав, — вздыхает он в трубку.       — Я всегда прав, — острит Попов, но вовремя вспоминает, что в первую очередь должен оказать поддержку, так что продолжает. — Поступай, как чувствуешь. Не дави эмоции и дай им распуститься. С последствиями мы справимся, когда они наступят. Я не брошу тебя, как ты не бросал меня во множестве моих безнадежных влюбленностей, — Позов хмыкает, вспоминая последние страдания Арса и тихо благодаря друга за данный совет.       До самого ужина Дима бродит по территории лагеря неприкаянным привидением, рассматривая деревья словно лесник, проводящий инспекцию, раскладывая по полочкам собственные мысли и приводя в порядок эмоции и воспоминания. Солнце тоже преодолевает большой путь, склоняясь к горизонту, окрашивая его кромку в легкий оранжевый оттенок, такой же с одной стороны и совершенно непохожий на вчерашний с другой.       Но у столовой Матвиенко не обнаруживается.       — Ты не знаешь, где Серёжа? — обращается к Диме Даша, вертя головой в поисках напарника.       — Нет, — изумленно отвечает тот, и нервозность вожатой передается и парню. — А что?       — С самого обеда не видела его. Боюсь, как бы не случилось чего…       — Или опять сбежал, — Надя вырастает из-за спины Даши, беспечная и расслабленная, откидывает со лба волосы и опирается локтем на плечо напарницы, окидывая взглядом Позова. — Выглядишь встревоженным, — сообщает девушка, и Дима мысленно вздыхает.       — Я поищу его, — Даша благодарно улыбается, и вожатый кивает девушкам, находит глазами Иду, жестами показывает ей, что убежал по делам, после чего срывается с места, даже не предполагая, где искать пропавшего Матвиенко и надеясь, что тот хотя бы на территории лагеря.       Ужин вожатый пропускает полностью, прочесывая каждый угол и все укромные места, по меньшей мере с десяток раз позвонив Серёже и даже выскочив за ограду в привычном месте и пробежав по лесному массиву в радиусе сотни метров. Пропавшего нигде нет. Волнение Димы растет с каждой минутой, притупляя голод и все прочие чувства, и Позов мечтает только о том, чтобы Матвиенко нашелся. Всыпет вожатый ему чуть позже, пусть сначала обнаружится…       Проходя мимо второго корпуса, уставший вожатый достает телефон, чтобы позвонить Серёже снова, как вдруг слышит сильно приглушенные, но крайне знакомые голоса. Кто-то со второго этажа здания горланит «Дурак и Молния» Короля и Шута, и Дима легко догадывается, кто именно. На втором этаже второго корпуса живет седьмой отряд, а комната, выходящая окнами на запад — вожатская. Складывая два и два, Позов залетает в здание, вбегает по лестнице и быстро оказывается у нужной двери, распахивая ее так, что ручка с хлопком ударяется о соседнюю стену.       Саша резко оборачивается, Серёжа вздрагивает, но, узнавая Диму, расплывается в широкой улыбке. Одного взгляда на Матвиенко хватает Позову, чтобы понять, что он вусмерть пьян, и его новый товарищ тоже.       — Что тут происходит? — спрашивает Дима таким тоном, что по коже обоих вожатых пробегает холодок.       — А на что похоже? — парирует Александр, пытаясь собрать глаза в кучу, но получается не слишком убедительно.       Позов игнорирует парня, проходя по комнате, хватая Серёжу за запястье и молча утягивая за собой. Матвиенко легко подчиняется, также не говоря ни слова, и только Саша смотрит им вслед, хлопая глазами, так и не придумав, как возразить.       — Что это было? — уже на улице спрашивает Позов, направляясь к пятому корпусу.       — Ну… — язык Матвиенко заплетается, но он отчаянно пытается поддерживать диалог, — мы погуляли по лесу, потом вернулись, и Саша… — вожатый замолкает, отвлекшись на что-то, после чего продолжает, — Саша предложил выпить. У него там заначка была какая-то, ну и я не стал отказываться, — Серёжа хихикает, заставляя Диму вздохнуть.       — Сколько ты выпил? — обреченно уточняет Позов, и Матвиенко ожидаемо пожимает плечами.       — Понятия не имею! — вожатый спотыкается о собственную ногу, хватаясь за руку Димы второй свободной ладонью и практически повисая на нем.       Кое-как сдерживая ругательство, тот подхватывает Серёжу за плечи, удерживая обеими ладонями, прикрывая глаза от усталости.       — Обними меня, — вдруг просит Матвиенко, и Позов замирает.       Он понимает, что вожатый пьян, но тон, с которым тот говорит, проникает в самое сердце Димы, отчего оно мгновенно тает.       — Давай дойдем до корпуса, — через силу отвечает вожатый, удерживая Серёжу и медленно продолжая движение в нужную сторону.       В конце концов, Матвиенко соглашается и бредет за своим проводником, стараясь смотреть под ноги и больше не спотыкаться. В корпусе Серёжа было направляется к своей вожатской, но Дима вовремя тормозит его за плечи и вталкивает на лестницу.       — Ты чего? — спрашивает Матвиенко, кое-как перебирая ногами по ступеням. — Я же на первом этаже живу…       — Да, там же, где Надя, — шипит Позов, воровато поглядывая в сторону жилого крыла, боясь, как бы вожатая не появилась в холле и не застала их. — Знаешь, что она с тобой сделает, если увидит…       — Сотрет в порошок! — шепотом заканчивает Серёжа, ускоряясь и удивительно ловко перескакивая через ступеньки на верхнюю площадку, припуская к вожатской.       Оказываясь внутри, Позов выдыхает, пишет девчонкам сообщение, что Матвиенко нашелся, но дискотеку они прогуляют, после чего оборачивается на вожатого. Серёжа стоит в центре комнаты, задумчиво оглядывая обстановку и после поднимая голову на Диму. В несколько шагов он преодолевает расстояние между ними и налетает на Позова с объятиями, кое-как не свалив того на пол, прижимая к двери.       — Я так соскучился за сегодня! — заявляет Серёжа вожатому прямо в ухо, крепче прижимая к себе за талию и укладывая голову тому на плечо.       Позов рефлекторно поглаживает парня по спине, понимая, что в таком состоянии Матвиенко вряд ли ответит на все вопросы, на которые парню крайне важно знать ответы.       — Почему ты такой тактильный? — всё же вырывается у Димы, и он хмурится, скашивая глаза на вожатого.       Серёжа молчит несколько секунд, размышляя, после чего его хватка на чужой талии немного слабеет.       — Я просто живу моментом, к тому же не знаю, как по-другому выражать свои чувства, — отвечает искренне парень, поднимая глаза на Позова, и в их глубине, за пеленой алкоголя, вожатый ясно видит плеск искренних эмоций. — Я вырос в семье, где о них не говорят, поэтому не знаю, как еще показать, что испытываю. Секс для меня — высшая мера доверия, — Матвиенко опускает голову, задумываясь, сминая в пальцах ткань Диминой футболки. — Кажется, слова недостаточно передадут мои чувства… — добавляет он, легко касаясь ладонью груди вожатого в том месте, где под ребрами бьется сердце.       Позов сглатывает, внимательно глядя на Матвиенко, вновь не в силах четко определить, что именно рождает в глубине его души вожатый, просто зная, что сейчас им достаточно просто быть рядом. До утра. Пока вопросы вновь не ворвутся в голову Димы и пока Серёжа не протрезвеет.       — Есть и другие способы показать, что чувствуешь, — наконец отвечает Позов, притягивая к себе парня и обнимая, откладывая разговор еще на один день.       — Ты научишь меня? — доверительно спрашивает Матвиенко, выглядя сейчас очень уязвимым.       — Конечно, — улыбается Дима, чувствуя, как от этого разговора медленно теплеет где-то внутри, поглаживая Серёжу по волосам и расслабляясь, медленно отходя к кровати и укладывая вожатого на подушку.       Матвиенко почти сразу засыпает, и еще некоторое время Позов смотрит на отдыхающего вожатого, ловя себя на мысли, что похожая ситуация уже была утром. В его голове по-прежнему роятся вопросы, но теперь вожатый преисполнен уверенности обсудить их с Серёжей, готовый услышать ответы.

***

      Дима просыпается от ощущения, что кто-то пристально смотрит на него. Распахивая глаза, Позов тут же понимает, кто именно. Не поворачивая головы, он произносит по-утреннему скрипуче:       — Доброе утро.       Серёжа ворочается, устраиваясь поудобнее, после чего отвечает, зевая.       — Доброе, если ты так говоришь. Хотя я бы еще поспал.       — После вчерашнего я вообще удивлен, что ты очнулся до обеда, — фыркает вожатый, всё-таки поворачивая голову на Матвиенко. Тот выглядит на удивление не таким помятым, как можно было бы представить — всё-таки молодость творит с организмом чудеса.       — Согласен, — Серёжа кивает, — вчера совершил ошибку.       — Сколько именно раз? — ухмыляется Дима, и Серёжа коротко смеется, признавая правоту Позова. — Тебе пора к себе в вожатскую, — подавляя зевок, советует он, ерзая по простыне и приподнимаясь, свешивая ноги на пол.       — Да, — соглашается Матвиенко, хотя его тон говорит о совершенно иных намерениях.       Дима почти раскрывает рот, чтобы сказать, что сегодня они всё обсудят, но в последнюю минуту закрывает его обратно. Он вовсе не трусит, скорее, пытается выбрать лучший момент, пока не осознавая, что таких просто не бывает.       — Увидимся, — Серёжа коротко целует Позова в щеку и послушно направляется к двери.       Вожатый сидит на кровати еще несколько секунд, после чего подскакивает и порывисто бросается за Матвиенко вслед. В коридоре парни оказываются друг за другом.       — Серёж… — начинает Дима, вдруг замолкая и поворачивая голову. Его взгляд натыкается на Катю, вышедшую из своей комнаты раньше для того, чтобы сделать несколько красочных фотографий восходящего солнца. — Доброе утро, — на автомате здоровается вожатый, рвано выдыхая, не уверенный, что еще можно сказать в такой ситуации.       — Здравствуйте, — девочка сглатывает, окидывая Позова внимательным взглядом с головы до ног, отмечая его домашний вид, после чего проделывая ту же операцию с Матвиенко и видя, что тот одет в то же, что и днем ранее.       — Ну, я пошел, — Серёжа неловко мнется с ноги на ногу и быстро растворяется в холле.       В тишине между Димой и Катей раздаются торопливые шаги по лестнице, удаляющиеся в сторону первого этажа. Позов хлопает глазами, кажется, даже не дыша. Девочка молчит, что-то явно обдумывая, после чего порывисто отворачивается и скрывается в своей комнате, громко хлопая дверью.       — Да почему в последнюю неделю смены всё пошло наперекосяк-то… — бурчит Дима себе под нос, возвращаясь в вожатскую и направляясь прямиком в ванную.       Холодная вода немного бодрит, приводя мысли в порядок, расслабляя непроизвольно напряженные мышцы лица. Глядя на свое отражение, Позов даже позволяет себе улыбнуться, таким образом поддерживая настроение. Он натягивает ту же одежду, в которой ходил вчера, обещая зеркалу на дверце шкафа, что после завтрака, когда Серёжа будет сытый и довольный, они обязательно поговорят.       Зарядка и принятие пищи проходят в нервном ожидании. Вожатый делает всё на автомате, не позволяя никому увидеть, что творится в этот момент глубоко в его душе.       — Поговорим? — зовет он Матвиенко, касаясь его колена своим под столом.       — Конечно! — тот явно воодушевляется, соскучившись по прикосновениям Позова, к которым так быстро привык. — Буду ждать тебя снаружи, — Серёжа улыбается, и вновь зародившаяся в сердце Димы тревога немного успокаивается.       Он торопится поскорее закончить трапезу и убрать за собой посуду, мысленно репетируя, как начнет разговор и что скажет, чтобы лучше пояснить свою позицию. Однако на выходе из обеденного зала к вожатому вдруг подбегает Катя. Её глаза лихорадочно горят, а лицо бледное, словно при болезни.       — Дмитрий Темурович! — тараторит она. — Мне нужно сказать Вам кое-что очень важное!       Сердце Позова ухает куда-то в кроссовки, а ладони стремительно холодеют. Перед глазами мгновенно встает образ Катиной мамы, и строгость, излучаемая одним лишь её видом.       — Да, конечно, — через силу отвечает вожатый, пропуская подростка вперед себя и отводя к перилам балкона второго этажа. — Я тебя слушаю, — и всё равно Дима смотрит прямо Кате в глаза, готовый принять любой удар.       — Вы мне нравитесь!       Любой удар, кроме этого.       Глаза Позова расширяются, брови непроизвольно хмурятся.       — Что? — переспрашивает он мгновенно севшим голосом, изо всех сил надеясь, что ему всё-таки послышалось.       — Вы. Мне. Нравитесь, — повторяет Катя, делая паузы между словами и понимая, что повторить гораздо проще, чем сказать впервые.       — Как… молодой человек? — внутренности скручивает от того, что Дима предполагает такое вслух, но он до последнего надеется, что это просто неуместная шутка.       — Да, — выдыхает девочка, и на этом ее смелость иссякает.       Она молча смотрит на вожатого, и от этого взгляда все прошлые странности встают на места. Так вот, почему ей не нравился Матвиенко… Это была обычная ревность! Если конечно считать обычным то, что четырнадцатилетний ребенок влюбляется во взрослого мужчину. По телу Димы пробегает табун неприязненных мурашек от одной этой мысли, и он спешит заговорить.       — Катенька, ты же понимаешь, что я слишком старый для тебя, — ни в коем случае не обесценивая эмоции подростка — у нее для этих целей есть родители — начинает Позов. — И я, конечно, стараюсь быть для вас всех лучшим вожатым. Но влюбленность? Мне кажется, ты можешь ошибаться в своих чувствах.       — Нет! — Катин взгляд ужесточается, девочка встряхивает головой. — Я могу понять, когда человек нравится мне как личность, а когда он мне симпатичен!       — Но тебе ведь четырнадцать… — Дима впервые сталкивается с подобным и не может подобрать слов, которые звучали бы связно. — А мне за двадцать… Это больше, чем шесть лет разницы…       — А если я как личность старше своих лет? — парирует Катя так, словно может уговорить вожатого признать, что она права.       — Нет, — тот проявляет всю серьезность и твердость, вкладывая в собственную реплику весь здравый смысл, еще оставшийся в Позове после знакомства с Матвиенко. — Ты сейчас можешь не понимать этого, но до совершеннолетия любые отношения с тем, кому больше восемнадцати — это просто опасно для тебя! — вожатый старается уберечь девочку от совершения подобной ошибки снова. — Я польщен, что вызвал твое восхищение, но очень прошу тебя не бежать впереди своих лет и обратить внимание на сверстников… — черта между словами, способными ранить подростка, и чуть ли не поощрением его действий, слишком узка, и Дима изо всех сил старается балансировать на ней.       — Если бы я сказала Вам раньше Сергея Борисовича, что-нибудь бы поменялось? — спрашивает в лоб Катя, кажется, пропуская мимо ушей все нравоучения вожатого.       — Нет, — твердо и без промедлений отвечает Позов, серьезно глядя девочке в глаза. — Я твой вожатый, друг, но ни в коем случае не больше.       Не выдерживая, Катя всхлипывает, но держится, обхватывая себя руками и смаргивая слезы, набежавшие на глаза.       — А если я не смогу Вас забыть? — спрашивает она с присущим подросткам драматизмом.       — Конечно, сможешь, — Дима позволяет себе ласково улыбнуться и коснуться ее плеча в поддерживающем жесте. — Смена кончится, ты вернешься в школу, в привычную среду, к своим сверстникам. И какой-нибудь парнишка обязательно привлечет твое внимание, и ты думать забудешь про такого старика, как я.       — Вы не старый! — фыркает Катя, но крохотная слезинка пробегает по ее щеке.       — Для тебя чересчур, — улыбается Дима, доставая из кармана платок и протягивая девочке.       — Вы же никому не скажете? — вдруг пугается Катя, поднимая глаза на вожатого. — Никому из отряда?       — Я не стану разглашать твоих тайн, — Позов по-рыцарски прикладывает одну ладонь к сердцу, а вторую клятвенно поднимает, сгибая руку в локте.       — И Вам нравится Сергей Борисович? — наклоняя голову, спрашивает Катя, словно этот выбор вожатого совсем ее не устраивает.       — Всё сложно, — с удивлением для самого себя искренне говорит Дима, вдруг вспоминая, что Матвиенко ждет его у столовой, извиняясь перед девочкой и, убедившись, что та будет в порядке, срываясь с места и сбегая по ступенькам на первый этаж и дальше, на выход.       Сразу за дверью солнце бьет вожатого по глазам, ослепляя на секунду, но Серёжа внезапно подцепляет Позова под локоть, утягивая в тень и заглядывая в глаза.       — Ты поговорить хотел, — напоминает Матвиенко, с сожалением отпуская того и отступая на шаг.       — Да, — кивает с благодарностью Дима, но понимает, что все придуманные заранее слова вдруг покинули его голову. Разум занимает произошедший только что диалог, прокручиваясь снова и снова.       — Поз! — зовет Серёжа, с тревогой вглядываясь в его лицо. — Что-то не так?       — Что бы ты сделал, если бы в тебя влюбился подросток? — глядя в пустоту, спрашивает Дима, не в силах отпустить ситуацию с Катей.       — Ничего? — Матвиенко, очевидно не ожидавший этого вопроса, опешивает, внимательно оглядывая Позова с ног до головы. — А что?       — Да нет, ничего, — вожатый мотает головой, памятуя, что обещал не говорить никому о признании девочки. — Просто не уверен, правильно ли поступил…       — Отказа в этой ситуации достаточно, — Серёжа пожимает плечами, глядя мимо плеча собеседника, как первые закончившие с завтраком ребята потихоньку покидают здание столовой, подставляя лицо теплым солнечным лучам.       — Отказа? — Дима вскидывает голову. — Но нужно же объяснить, что это неправильно! Оградить ребенка от будущих ошибок! Если я отказал, это не значит, что какой-то извращенец также не согласится! — Позов распаляется, и нервы, второй день натянутые как струны на новой гитаре, дают сбой.       — Это будут уже не мои проблемы, — неуклонно отвечает Матвиенко, и Дима взрывается изнутри.       Может быть, он разглядел бы в речи Серёжи здравое зерно, но сейчас, когда случившееся еще не уложилось в памяти и не стало частью прошлого, негодование вожатого бурлит как кипящий источник.       — Как ты можешь быть таким черствым? — спрашивает Позов, и неодобрение в его тоне заставляет злиться и Матвиенко.       — Черствым? — переспрашивает Серёжа, глубоко вдыхая. — Я стараюсь быть самым понимающим и внимательным к тем, кем дорожу! Черт, да я сделал всё, чтобы тебе было комфортно! Тебе нужно было время — пожалуйста, я не лезу! Ты хочешь поговорить — давай поговорим! Кто-то, кто не играет роли в моей жизни, признаётся мне в симпатии? Да, мне всё равно! И это не черствость, это здравый смысл! — с каждым новым предложением Матвиенко говорит всё громче, на последней фразе практически крича. — И если ты считаешь это проявлением черствости, то советую задуматься в первую очередь над тем, как себя ведешь с другими людьми ты! — Серёжа смотрит на Диму уязвленно, разворачивается на пятках и уходит туда, где вокруг Даши потихоньку собирается шестой отряд.       Позов смотрит ему вслед со смесью обиды и недоумения, но отчего-то не пытается остановить.       «Афиняне» после завтрака направляются на площадку для прогулки и обсуждения следующего выступления — в последнюю неделю пройдет три заключительных мероприятия и награждение победителей смены среди старших и младших отрядов, так что всем хочется поднажать, чтобы оказаться главными призерами смены. Дима же не проявляет никакого интереса к живому обсуждению, чем зарабатывает вопросительные взгляды обеих напарниц и доброй половины подростков.       — Дмитрий Темурович, Вы в порядке? — не выдерживает Варя, когда на очередную шутку вожатый даже не улыбается.       — А? — Позов моргает, фокусируется на командирше отряда и невпопад кивает. — Да, просто задумался.       Катя не сводит с него глаз, но Дима даже не замечает этого, размышляя над сказанным Серёжей. Нет, ну конечно Матвиенко не прав! Дима ради него тоже поступился собственными принципами, а это дорогого стоит!       Время до обеда пролетает в размышлениях, и, когда Позов снова видит Серёжу, легкое раздражение вновь подогревает его изнутри. Матвиенко и сам, как ребенок, показательно насупливается, отводя глаза, что еще больше вводит в ступор всех четверых девушек-напарниц, становящихся невольными свидетельницами этой молчаливой ссоры.       — Вы в порядке? — не сдерживается Ида после практически десяти минут, проведенных за вожатским столом в тишине.       — Абсолютно, — отвечает Дима таким тоном, что всем становится понятен его сарказм.       Напарница вздыхает, но больше не пытается продолжить расспрос, так что прием пищи проходит в практически гнетущем молчании, которое никто не рискует прервать.       — Поз! — уже на улице у столовой Матвиенко всё-таки догоняет вожатого, кладя ладонь на плечо и останавливая.       Дима оборачивается, выжидающе глядя на Серёжу. Тот несколько хмурится, после чего словно бы перебарывает себя и говорит.       — Не обижайся на меня, — подумав, парень добавляет. — Я не стану извиняться за то, что сказал, но я понял, что для тебя это было важно, и мне следовало проявить терпение. Но и ты пойми меня: ты вдруг отстраняешься от меня, просишь дать тебе время, оставляя в неведении, а потом задаешь странные вопросы и совершенно не говоришь, что не так! — глаза вожатого лихорадочно блестят, и Дима смягчается, касаясь кончиками пальцев Серёжиной ладони, лежащей на его плече.       — Да, я и сам сорвался, — признает Позов, после чего коротко оборачивается на двери столовой. — Сейчас все разойдутся по кружкам, а мы за ограду, на наше место, что скажешь?       Матвиенко улыбается.       — С удовольствием, я по нему уже соскучился.       Дима кивает, и тугой клубок нервов внутри него немного ослабевает.       Дети разбредаются по кружкам, и наконец вожатые ненадолго освобождаются, не сговариваясь устремляясь к оговоренному ранее месту.       — О чем ты хотел со мной поговорить? — спрашивает Серёжа, и Дима длинно выдыхает, понимая, что момент, о котором он думал практически два дня, настал.       — Я хотел обсудить с тобой несколько вещей, касающихся… нас, — последнее слово Позов выдыхает почти шепотом, неуверенный, что в картине мира Матвиенко вообще есть понятие «они». — Мы ведь ни разу не говорили, что для нас значат наши отношения и куда они идут, и что будет дальше, и… — вожатый переводит дух. — Мне важно знать.       Матвиенко склоняет голову набок, недолго разглядывая Диму.       — Я урывками помню, о чем мы говорили вчера вечером, — начинает вдруг он, — и что ты сказал, что эмоции можно выражать не только физическими действиями. Я понял, что ты это ценишь. Но я не уверен, что у меня есть ответы на все твои вопросы. Давай по порядку, — Серёжа опирается на ствол дерева и внимательно смотрит на Позова.       Тот, благодарный за серьезный тон Матвиенко, начинает.       — Куда движутся наши отношения? Как ты видишь их в будущем?       — Я не знаю, — просто отвечает Серёжа, и Дима сглатывает, ожидая продолжения. — Я ведь уже рассказывал, что живу моментом. Я не знаю, что будет завтра или через неделю. Смена закончится, ты вернешься в университет. Что будет со мной? Я искренне не имею понятия. Мне комфортно не строить планов и разбираться на месте.       — И ты не захочешь продолжить то, что есть между нами сейчас? — перебивает его вожатый, не замечая, как сжимаются его кулаки.       — Я не задумывался об этом, — Матвиенко пожимает плечами, тут же поясняя, — то есть, конечно, ты мне нравишься, и я с удовольствием отдаю тебе всё свое свободное время и внимание! Но лагерь, — он взмахивает вокруг себя руками, показывая, — это же какая-то отдельная маленькая жизнь. Три недели в компании людей, с которыми тебя свела жизнь и с которыми ты можешь больше никогда не пересечься! Буду ли я скучать по тебе? — Серёжа смотрит Диме прямо в глаза, желая выразить свое мнение не только словами. — Конечно. Но люди приходят и уходят, да и ты сам уверен, что эти отношения жизнеспособны в твоем повседневном ритме жизни?       Позов сглатывает, понимая, что Матвиенко в чем-то прав.       — Я всё равно не могу так, — говорит он, качая головой и отводя глаза.       Послеобеденное солнце медленно движется в сторону заката, жара потихоньку спадает, но Диме всё равно кажется, что кислорода вокруг него становится всё меньше, а голову охватывают железные тиски. Он бы и хотел быть более легкомысленным, но просто не может, не умеет по желанию открывать и закрывать чувства, оттого бережет их.       — А я не могу иначе, — Серёжа вздыхает. — Поз, я не могу тебе пообещать, что мы продолжим встречаться после окончания смены. Отношения на расстоянии? Я не слишком верю в них, прости. Поехать за тобой? Что мне делать в городе, если мотивацией переезда являются только мои чувства? Ты думаешь, что держишь свои эмоции в ежовых рукавицах, но если подумать, — вожатый вдруг делает несколько шагов вперед, оказываясь прямо перед Димой, — ты подчиняешься им сильнее, чем я своим. Почему-то считается, что я человек чувств, а ты человек разума, хотя в первую очередь именно я могу отказаться от них, в то время, как ты нет.       Позов хочет сказать, что он прав, но голос пропадает, и парню остается только кивнуть.       — Подумай об этом, — подытоживает Матвиенко, касаясь кончиками пальцев подбородка Димы, поворачивая его лицо к себе и коротко целуя. — Стоит ли терять время, которого и без этого осталось немного.       С этими словами Серёжа перемахивает через ограду, оставляя Позова наедине с собой, и звуки природы оглушительно врываются в его сознание, стремясь заглушить пульсирующие болью в висках мысли о безысходности конфликта мнений вожатых.       В который раз за последние два дня Дима совершенно не замечает течения времени. Он и вовсе надевает наушники, чего не позволял себе прежде ни разу за смену, громко врубает что-то из песен восьмидесятых, особенно не вслушиваясь в тексты. На АВВА — S.O.S. Позов хмыкает с горечью, отмечая подозрительное совпадение куплетов с собственными мыслями. Ужин вожатый и вовсе пропускает, отвечая на звонки Иды и Сони потусторонним голосом довольно односложно. «Да, всё в порядке», «Прикройте, пожалуйста, если будут искать», «Я скоро приду, просто не задавай вопросов, ладно?»        На дискотеке Дима и правда появляется, но выглядит скорее как привидение самого себя. Он медленно бродит под куполом внешней сцены, и вдруг замечает Матвиенко. Тот сидит на лавочке, смеется — скорее всего, над собственной же шуткой — а рядом с ним с обеих сторон сидят Юля и Ира. Первая, кажется, даже пытается флиртовать — ее улыбка несколько шире положенного, а поза сильнее повернута в сторону вожатого.       Позов наблюдает эту сцену несколько минут, после чего подходит к сидящим и тихо, но твердо говорит: «Девочки, идите в другом месте следите за порядком». Ира смотрит на вожатого с тревогой, Юля с легким недовольством, но Матвиенко быстро поддерживает Диму: «Да, девчат, мы с вами заболтались, думаю, вам пора». При этом Серёжа не сводит глаз с Позова, совершенно забыв о своих собеседницах.       Ира чуть ли не насильно уводит почти готовую сопротивляться Юлю в противоположный конец купола, и Дима садится рядом с Сережей, лицом к лесу.       Некоторое время они сидят бок о бок, глядят каждый в свою сторону и молчат. Даже музыка не может пробиться сквозь эту многозначительную тишину, и никто не готов первым нарушить ее.       — Я искренне пытаюсь понять тебя, — наконец нарушает молчание Матвиенко.       Тем временем включается медляк, и вожатый лениво наблюдает за парочками, плавно кружащимися на танцполе в объятиях друг друга.       — Но всё равно не могу, — заканчивает мысль вожатый. — Просто пообещать тебе серьезность было бы нечестно с моей стороны, а я хочу оставаться искренним.       — Я и сам хочу себя понять, — вздыхает Позов, гипнотизируя глазами зеленую крону деревьев, тихонько колышущихся и перешептывающихся при каждом порыве вечернего ветерка. — Ведь обычно я совершенно не позволяю себе так скоро сближаться с людьми. С тобой… всё пошло наперекосяк, — Дима хмыкает, признавая вслух то, о чем думает второй день, и снова замолкает.       Подчиняясь порыву, он накрывает своей рукой ладонь Матвиенко, лежащую на скамейке между ними, и тот не отстраняется, замирая и наслаждаясь этим легким прикосновением.       — Осталось всего пять дней до конца смены, — шепчет Серёжа, удивительным образом перебивая музыку, льющуюся из колонок у сцены. — Я ничего не могу поделать с тем, что меня тянет к тебе, Поз, — Дима закрывает глаза, прекрасно понимая, о чем тот говорит.       — Останется ли это притяжение после окончания смены? — горько усмехаясь, спрашивает в пустоту вожатый.       Матвиенко поворачивает голову, долго рассматривая Позовский профиль.       — Дело не только в притяжении, — он еле заметно качает головой. — Безусловно, оно важно и возникло практически с первого взгляда, но, — Серёжа замолкает, пытаясь придумать, как понятнее объяснить, что он чувствует. — Но и за этим притяжением кое-что есть.       Дима поворачивает голову и сталкивается глазами с Матвиенко, вновь погружаясь в их глубину и почти позволяя себе раствориться. Он тянется вперед, коротко касаясь своими губами чужих, и Серёже стоит титанических усилий не втянуть вожатого в более ощутимый поцелуй. Позов прекрасно чувствует это притяжение, сквозящее между ними электрическими разрядами, и вдруг задается новым вопросом: там, внутри, насколько глубоки их настоящие чувства друг к другу?       Приходит время шестому отряду отправляться в свой корпус, и Серёжа с сожалением поднимается с лавки, на прощание трепля Диму по волосам и молча направляясь к выходу из-под купола летней сцены. Следом в назначенный час и «Афиняне» собираются и строятся в колонну по парам.       — Как ты? — участливо интересуется Ида, внимательно оглядывая Позова.       — Пойдет, — отмахивается вожатый, чувствуя спиной, как в его сторону направлены и взволнованные взгляды подростков.       Коротко оборачиваясь, Дима ловит глаза Вари и коротко показывает ей большой палец, но девочку это едва ли убеждает, и та только поджимает губы. У корпуса вожатый пропускает всех вперед себя, по-джентльменски придерживая входную дверь, после чего закрывает ее снаружи и, глубоко засунув руки в карманы, направляется в сторону противоположного жилого здания.       Спустя практически полчаса он уверенно стучит в вожатскую Матвиенко. Тот распахивает дверь, изумляясь визитеру.       — Что-то случилось? — спрашивает шепотом Серёжа, оглядывая пустующий коридор. До отбоя осталось каких-то пять минут, и все ребята сидят в своих комнатах, совершая последние приготовления ко сну.       — Нет, — язык Позова заплетается, и глаза подернуты дымкой. Он кладет руки на плечи Матвиенко и заталкивает его обратно в комнату, заходя следом и прикрывая дверь ногой. Глядя в лицо вожатому несколько секунд, Дима вдруг целует его, притягивая к себе за шею и крепко прижимаясь к груди. Серёжа распахивает глаза от неожиданности, быстро понимая, что в поведении Позова насторожило его еще в коридоре. Поцелуй отдает привкусом крепкого алкоголя, и Матвиенко отрывается от чужих губ, внимательно вглядываясь в мутные глаза напротив.       — Сколько ты выпил? — спрашивает Серёжа со вздохом.       Дима мотает головой.       — Немного! — честно отвечает он, фокусируя взгляд на фигуре вожатого перед собой. — Я пошёл к Саше и попросил дать мне глоточек… для храбрости, — Позов поправляет футболку, поднимая глаза на Матвиенко.       — Для чего тебе храбрость? — допытывается Серёжа, радуясь, что Дима пошел творить глупости по пьяни именно в его комнату, где нет лишних глаз и ушей.       — Давай переспим? — прямо предлагает Позов, делая шаг навстречу Матвиенко, хватая того за край домашней футболки и вновь заглядывая в глаза.       По телу того пробегает стайка мурашек, и из горла вырывается удивленный кашель.       — Что? — переспрашивает Серёжа, думая, что ослышался.       — Давай переспим, — упрямо повторяет Дима. — Просто сделаем это и закончим! Притяжение иссякнет, и мне не будет так больно размышлять, что будет, когда смена закончится! Давай закроем этот гештальт и прекратим! — Позов тяжело дышит, разрываемый противоречиями, Матвиенко же предельно спокоен. Они словно меняются ролями, и Серёжа точно знает, что должен сделать.       Он преодолевает небольшое расстояние между ними и крепко обнимает вожатого, прижимая к себе и успокаивая, словно ребенка.       — Что за глупая идея, — поглаживая Диму по спине, говорит Серёжа со вздохом. — Никакой силы притяжение не заставит меня заниматься сексом так.       Позов фыркает, всё же соглашаясь и немного успокаиваясь, кладя голову Матвиенко на плечо и дыша ровнее. В знакомых объятиях Дима немного расслабляется, и туман, окутывающий сознание, несколько проясняется. Серёжа предлагает переночевать у него, но вожатый категорически отказывается, медленно и тихо возвращаясь к себе в комнату, принимая отрезвляющий прохладный душ и ничком падая на кровать. С трудом проваливаясь в сон, Позов бессильно прячет лицо в ладонях, размышляя о том, насколько было бы проще, если бы Матвиенко от него просто нужна была близость, и всё их притяжение кончилось бы этой ночью.

***

      Утро встречает Диму легкой головной болью и затапливающим внутренности чувством стыда. Натягивая полностью черную футболку и джинсы и водружая на нос черные солнцезащитные очки, Позов вдобавок надевает свою кепку с колечками на козырьке и становится похож на ожившее произведение Малевича, если бы то вдруг стало человеком.       На зарядке вожатый наблюдает за Серёжей издалека, вновь чувствуя, как душа разрывается изнутри. Время, оставшееся до конца смены, утекает, как песок сквозь пальцы, а Дима до сих пор не может решить, как поступить. Противоречия разъедают его сознание, и Позов решает отдалиться от Матвиенко, чтобы проверить истинную глубину своих чувств. Он даже просит Иду поменяться местами за вожатским столом, и девушка с удивлением соглашается. Серёжа реагирует на этот жест взглядом, полным внутренней боли, но никак не комментирует, позволяя Диме свободу размышлений, в которой тот так нуждается.       …Позов наконец включается в постановку грядущего мероприятия, и подростки с радостью принимают его «обратно в семью».       — А мы думали, что остались сиротами! — шутит Варя, когда Дима, взяв себя в руки, вновь участвует в подготовке выступления для грядущего мероприятия.       — Как же я могу вас оставить! Еще и на финишной прямой! — фыркает вожатый, заставляя творческую группу смеяться, чувствуя новый короткий укол напоминания о скором окончании смены.       В конце концов, Варя в очередной раз назначается на главную роль, а в партнеры ей — к удивлению его товарищей — выбирается Вася, практически не обладающий актерскими талантами, но отчаянно жаждущий проявить себя. Постановка по бóльшей части юмористическая, с обилием очевидных шуток про греческую мифологию, сиртаки и завоевательские походы военачальников прошлого.       — Ты словно Афродита в этой тоге! — старательно декларирует Вася, морща лоб и пытаясь запомнить обилие неизвестных ему ранее имён и городов.       Варя очень похоже изображает оскорбленный вздох и вскрикивает:       — Какая Афродита, ведь я поклоняюсь мудрости Афины!       После чего, прикладывая руку ко лбу, девочка картинно падает в обморок, а массовка со всех сторон скандирует «Невежда!» От такого напора Вася в очередной раз не выдерживает и выходит из образа.       — Дмитрий Темурович, а нельзя сделать моего героя не таким тупым? — просит подросток вожатого, наблюдающего за репетицией с важным видом режиссера-постановщика.       — Ты очень органично играешь свою роль! — убеждает Позов подростка, и до сих пор лежащая на полу отрядной комнаты Варя заливается смехом.       — Подай мне руку, о, Геракл! — просит она отсмеявшись.       — Кто? — протягивая ладонь, переспрашивает Вася, заставляя партнёршу вновь сложиться пополам от смеха, слабо улыбаясь только от того, что девочке в его компании весело.       — Я тебе потом расскажу, сейчас давай репетировать, — командует Варя, и Вася с готовностью кивает, возвращая лицу выражение сурового греческого воина.       Позов проводит время с подростками с удовольствием, искренне смеясь вместе с ними и почти не предаваясь своим неутешительным раздумьям, но уже к ужину затянувшееся избегание Матвиенко выводит Диму из себя. Вдобавок он вдруг понимает, что соскучился по вожатому, что сам не заметил, как привык к его обществу, мягкому голосу и неуместным комментариям. Позову хочется подобно Варе просто рассмеяться во весь голос из-за какой-нибудь глупейшей, но оттого ещё более уморительной Серёжиной шутки, и напрочь забыть обо всех тревожащих его перспективах.       За ужином он занимает свое обычное место, садясь так, чтобы видеть двери в обеденный зал. Наконец появляется шестой отряд во главе с Серёжей, и Дима выдыхает, наблюдая за вожатым. Когда тот садится слева от Позова, парень коротко касается одними пальцами его локтя и шепчет: «Прогуляем сегодня дискотеку?», на что получает кивок, заставляющий приятное тепло разливаться в груди.       Дима с нетерпением ждет назначенной встречи, не зная, что он сделает и скажет, наслаждаясь кратковременным предвкушением, не отравленным опасением перед будущим.       …Время снова летит незаметно, и вот они уже стоят у ограды, и Серёжа в очередном джентльменском порыве пропускает Позова вперед. Вожатый перепрыгивает ограду отточенным действием и облокачивается на нее спиной, цепляя солнцезащитные очки за ворот футболки и засовывая руки в карманы. Матвиенко перелетает следом, потягиваясь и становясь рядом с парнем, протягивая тому открытую пачку сигарет и зажигалку.       Они курят молча, совершенно не чувствуя дискомфорта и намеренно не поднимая тему, не дающую покоя обоим уже третий день. Наконец Серёжа снова не выдерживает.       — Ты решил для себя что-то? — спрашивает он, надеясь, что период неизвестности наконец окончится, и Позов перестанет мучить себя и его.       Дима было пожимает плечами, еще раз затягиваясь, неотрывно глядя на разливающееся по горизонту марево заката, после чего поворачивает голову и внимательно глядит на Матвиенко. Тот замирает, боясь лишним вдохом повлиять на ответ собеседника.       А потом Позов порывисто целует Серёжу, выбрасывая наполовину скуренную сигарету и обхватывая ладонями его лицо. Впервые за последние три дня он вновь вспоминает настоящий вкус чужих губ и эту окрыляющую легкость, наполняющую все внутренности. Матвиенко отвечает на поцелуй, туша сигарету об ограду и выкидывая окурок в траву, принимая этот порыв за ответ и не собираясь терять еще один вечер в душевных метаниях.       Дима подчиняется спонтанному желанию, прижимая вожатого ближе к себе, и Серёжа с готовностью его обнимает, окутывая теплом своего тела. В этот момент внутри Позова что-то обрывается и душу затапливает страх: парень вдруг понимает, что чем бы всё-таки не закончились их с Матвиенко отношения, он пропал. Он точно и бесповоротно по-настоящему влюбился.