в память о проведенном вместе лете

      Общежитие встречает Диму упоительным молчанием. Охранник на входе лишь приветственно кивает, турникет дружелюбно мигает зеленой стрелочкой, и студент направляется к лифтам. Оказываясь в знакомой комнате, Позов не раздеваясь проходит до собственной кровати, оставляя рюкзак с вещами где-то по дороге, бросая короткий взгляд на закрытые окна, но не находя в себе сил на лишние два шага в их сторону. Студент без сил падает на кровать, зарываясь в подушку носом, крепко зажмуриваясь и сворачиваясь комочком лицом к стене. Дима умоляет себя скорее заснуть, просто отключиться хотя бы на время, пока в комнате никого, кроме него, нет, и никто не станет расспрашивать, отчего бывший вожатый вернулся из лагеря настолько помятый.       К счастью, Позов действительно быстро проваливается в нервный сон, тонкий, будто лист бумаги, то и дело хмурясь и ворочаясь по постели. Вскоре туман дремы рассеивается, и Дима проваливается немного глубже, засыпая по-настоящему.       Вокруг него знакомые дворы — именно они окружают общежитие, именно там порой по вечерам шатаются студенты, курят на лавочках и гуляют по аллеям, не желая проводить всё своё время взаперти бетонной коробки здания. Позов чувствует зажатую между пальцев сигарету и удивленно бросает на неё взгляд, не помня, откуда мог достать, но пожимает плечами, щелкая зажигалкой и затягиваясь.       «Поделись огоньком», — звучит откуда-то справа, и Дима, вздрагивая, резко поворачивает голову, натыкаясь взглядом на Серёжу, стоящего так близко и протягивающего в его сторону руку ладонью вверх, прося поделиться зажигалкой. Позов моргает, но образ парня не рассеивается.       «Вот», — отвечает студент на автомате, протягивая зажигалку, внимательно наблюдая, как Матвиенко затягивается, выпуская дым в вечернее небо.       Образ Серёжи, вот так спокойно стоящего во дворе его общежития, рождает в сердце Димы очередной прилив боли, короткими уколами пронзающий сердце, легкие и все органы пищеварительной системы друг за другом. Курящий Матвиенко идет вразрез с окружением, заставляя Диму замирать, во все глаза рассматривая парня напротив и пытаясь понять, верит он или сомневается. Хочется сильно потереть лицо руками, но пальцы заняты сигаретой, а внутри господствует подозрение, что это не сработало бы, потому Позов просто молча стоит, не сводя взгляда с Серёжи и куря на автомате.       «Скучаешь?» — коротко и очень тихо спрашивает Матвиенко, поворачивая голову и делая короткий шаг навстречу Диме. Тот в ответ только фыркает, поджимая губы и чуть судорожнее сжимая сигарету в пальцах. «И я», — снова раздается знакомый тихий тембр, заставляя Позова пропустить вдох, зажмуриться на мгновение, после чего резко повернуть голову в сторону Серёжи. Он хочет что-то сказать, возразить, поддаться волне гнева, вдруг родившейся глубоко внутри, но замирает от такого знакомого взгляда теплых карих глаз, направленных с нежностью прямо на его лицо, будто изучая давно забытые черты. Стон рвется с губ Димы, но с удивлением даже для самого себя на этом моменте он судорожно выныривает из сна, словно из-под толщи воды.       На губах отчетливо ощущается еле заметный вкус табака и сигаретного дыма, а сознание в панике бьется о стенки черепа, еще не готовое отпустить только что привидевшийся сон. Садясь, Позов некоторое время смотрит в одну точку, пытаясь понять, сколько времени. Закатные — или рассветные — лучи июльского солнца заглядывают в окна, облизывая его правую скулу, едва ли не попадая в глаза, теплом наконец-то возвращая студента в реальность. Моргая, Дима сбрасывает остатки сна, коротко глядя на время и понимая, что проспал весь вечер и всю ночь, и за окном действительно занимается новый день. Это придает немного бодрости, и Позов решительно поднимается с постели, доставая из шкафа полотенце и направляясь прямиком в душ.       Однако в ванной он избегает зеркала, не страшась собственного отражения, но не желая лишний раз видеть потухшие глаза и понурое выражение лица. Прохладный дождик, льющийся из металлической лейки, немного отрезвляет студента, бодря и смывая с кожи тревоги и печали. Вдруг в памяти всплывает прощание у автобусов, и Дима внезапно для себя улыбается, на автомате снимая с крючка мочалку и щедро поливая ее гелем для душа с запахом фисташкового мороженного.       «Дмитрий Темурович, мы еще увидимся?!» — раздается тут и там, и вожатый, притворяясь из последних сил, ласково улыбается Варе, стойко глотающей слезы, и еще нескольким подросткам.       «Конечно, мои дорогие! Я обязательно хочу знать, какими вы вырастите, чтобы гордиться вами», — отвечает Позов, и лица детей немного светлеют.       «А я какой вырасту, хочешь узнать?» — вклинивается Соня, подмигивая, заставляя бывший третий отряд прыснуть, а напарника искренне улыбнуться.       «Непередаваемо», — отвечает Дима приевшейся фразой, чувствуя короткий всхлип сердца, но усиленно игнорируя его, приобнимая девушку по-дружески и улыбаясь Иде, стоящей в нескольких шагах от них. Девушка подмигивает в ответ, обнимая Вику и Владу обеими руками.       Потихоньку к Дворцу культуры стягиваются родители, забирая подростков, душевно благодаря вожатых. Кто-то приходит и пешком, и вместе взрослые и дети устремляются к остановкам. Отряды стремительно пустеют, прощания становятся немного более слезными, но в черте города, где прекрасно ловит интернет, все желающие обещают оставаться на связи друг с другом и встретиться уже на следующий день, чтобы погулять компанией, совсем как в лагере. Дима, слушая такие грандиозные планы, только неслышно для всех вздыхает, отчаянно желая обладать возможностью строить подобные.       Наконец всех ребят шестого отряда разбирают их родители, а из третьего остаются только Вася с Варей. Надя и Даша тепло прощаются с подростками, крепко обнимают Иду и Соню, напоследок и Позова. «Всё будет хорошо», — шепчет Даша вожатому на ухо, заставляя парня поежиться и еле заметно нахмурить брови. Надя стискивает Диму даже чуть сильнее, чем тот ожидал, после чего тепло смеется и на прощание машет рукой.       «Еще как-нибудь пересечемся», — улыбается Ида, остальные вожатые дружно кивают.       — Может, мы можем сами дойти до дома? — спрашивает Вася, чья рука удобно обхватывает Варю за плечи, а вторая глубоко засунута в карман шорт. Девочка стоит с таким выражением лица, по которому сразу ясно, что она еще не решила, действительно ли ей нравится этот мальчишка или он просто тешит ее еще юное самолюбие. В любом случае, Варя то и дело дергает Васю за пальцы, свисающие с ее плеча, заставляя того вздрагивать от неожиданности и смеяться.       — Не положено, — вздыхает Дима, садясь верхом на Сонин чемодан и игнорируя ее слабые возражения.       Ида вдруг зевает, запоздало прикрывая рот ладонью. Позов, видя это, плотно стискивает зубы, борясь с проснувшимся рефлексом.       — Мы все устали и хотим по домам, — не оставляет попыток Вася, — может, тихо-мирно разойдемся? — он пытается задобрить вожатых улыбкой, но это совершенно не работает.       Площадь практически полностью пустеет, и поток подъезжающих к стоянке машин совершенно иссякает.       — Вот моя мама! — вдруг радостно восклицает Варя, после чего активно машет рукой в сторону подъезжающей ауди.       Дима улыбается при виде вечно цветущей женщины, приветственно протягивает ей ладонь.       — Ну, прощайся, — та кивает Варе на присутствующих, и девочка послушно отступает от Васи, крепко обнимая всех вожатых по очереди, зажмуриваясь и словно бы не желая расцеплять объятий.       На прощание она наваливается и на Васю, что-то шепча ему на ухо и оставляя короткий поцелуй на его мгновенно порозовевшей щеке. Подмигивая на прощание, командирша отряда резво укатывает свой чемоданчик по направлению к машине, что-то тут же начиная рассказывать матери с привычным для нее энтузиазмом. Вася долго смотрит девочке вслед, ероша ладонью свой короткий ежик жестких волос.       — Что она тебе сказала? — спрашивает Соня, сгорая от любопытства, но подросток медленно качает головой, не желая выдавать только что появившийся секрет, и вожатая не настаивает.       Наконец за Васей приходит старший брат. Формально и он не имеет права забирать ребенка из лагеря, но отрывать родителей от их работ будет еще дольше, поэтому Позов просто отмахивается от ситуации, крепко пожимая руку парню на прощание. Оставшись втроем, вожатые еще несколько минут стоят, переглядываясь, вспоминая пережитую вместе смену и будто не желая заканчивать ее навсегда.       — Ну, пока? — тихо спрашивает Ида, сдерживая порыв громко шмыгнуть носом.       — Да мы же в одном городе живём, ещё увидимся! — резко злясь на саму себя за испытываемую печаль, кивает Соня, и обе девушки глядят на Диму. Тот находит в себе силы тепло улыбнуться напарницам.       — До встречи, — хмыкает тот, широко расставляя руки.       Групповые объятия длятся чуть дольше необходимого, но этого никто не замечает.       …Воспоминания, вспыхнувшие в его голове так внезапно и ярко, заставляют Позова задержаться в душе. Вода успевает немного потеплеть, но это даже нравится студенту. Наконец он смывает с себя вкусно пахнущую пену и выбирается на мягкий светло-зеленый коврик, наспех вытираясь полотенцем, после обвязывая его вокруг бедер, украдкой всё же бросая взгляд на запотевшую гладь зеркала.       Дима спокойно направляется из ванной в свою комнату, по-прежнему погруженный в мысли, и до последнего не замечает фигуру, вальяжно раскинувшуюся на его кровати.       — Не ожидал, что ты настолько ранняя пташка! — подает голос Арсений, заставляя Позова крупно вздрогнуть и бросить страшный взгляд в его сторону, хватаясь обеими руками за полотенце.       — Ты чего без приглашения? — выпаливает Дима первое, что приходит на ум, но довольный Попов в ответ только коротко смеется.       — Гляжу, меня встречают в полной готовности, — Арс показательно обводит фигуру товарища внимательным взглядом, совершенно не вызывая в последнем смущения, наоборот, только повышая степень непринужденности, витающую в комнате.       — Да, я такой, — только и фыркает Позов, проходя к шкафу, распахивая дверцы и скрываясь за ними.       Полотенце отлетает в сторону стоящего неподалеку стула, пока Дима быстро одевается, периодически выглядывая и наблюдая за другом. Его присутствие странным образом немного заглушает тянущую боль глубоко внутри, и на некоторое время Позов даже забывает, насколько паршиво он себя чувствует.       Арсений рассказывает о своей поездке с придыханием, показывая десятки фотографий, пародируя коллег и то и дело подскакивая с кровати с очередной миниатюрой, заставляя друга чуть подпрыгивать на пружинистом матрасе, наблюдая за ним с легкой одобрительной улыбкой.       — Что-то я совершенно ничего не знаю о том, как ты провел последние дни в своем хваленом лагере? — замечает Попов, истощив силы и истории.       Позов пожимает плечами, неосознанно отводя глаза, стараясь, чтобы этот жест выглядел как можно более непринужденно.       — Всё нормально. Такой уставший вчера пришел, сразу завалился спать…       Но Арса не провести. Дима и раньше не умел обманывать своего самого близкого друга, что уж говорить теперь, когда не было времени даже задуматься о достойной отговорке.       — Не верю ни единому твоему слову, — качает головой Попов, внимательно глядя на Позова пронзительными голубыми глазами. — Выкладывай. Ты мне когда-то обещал.       Вообще-то Дима совершенно не помнит, когда и при каких обстоятельствах он мог бы обещать Арсению всегда делиться с ним своими чувствами, но тот не перестает уверять, что однажды это событие в их совместной биографии всё-таки было, и Позову просто нравится играть по этим правилам.       Вздохнув и помолчав еще немного — правда, всё равно не успев как следует собраться с мыслями — Дима пытается рассказать, что же всё-таки произошло вчера днем. Точнее, чего не произошло. Мысли путаются, стройного рассказа не получается, и глаза студента бегают по хорошо знакомой комнате, не находя ни вещички, чтобы зацепиться. К концу своего монолога Позов отчетливо ощущает ком в горле, отчаянно мешающий говорить, и чувствует жар собственных щек, реагирующих на бурлящее внутри раздражение.       Конечно, он, черт возьми, влюблен в этого идиота, посмевшего так быстро войти в доверие и так легко уйти из его жизни, но сейчас Дима чувствует только гнев и жгучее желание вытравить мысли о Серёже из собственной головы. И Арсений тоже тонко чувствует это настроение.       Попов не тратит много слов на поддержку — он знает, что его другу гораздо быстрее поможет переключение — вместо этого беря с Позова обещание, что до уезда на каникулы тот полностью доверится ему. «Эти две недели до поезда домой мы проведем так, что ты и думать забудешь про свой лагерь», — уверяет Арс, и в глубине его глаз всполохами озорных огоньков горит множество новорожденных идей. В ответ Дима только хмыкает, не уверенный, что товарищ сможет ему помочь, но готовый довериться по полной.

***

      Тем же вечером инициативный Арсений утаскивает Позова за собой в их любимый клуб, чуть ли не за руку выволакивая из комнаты и не желая слышать никаких возражений. Дима вздыхает всю дорогу, не представляя, как в своем текущем состоянии перенесет громкую музыку и раздражающую смену освещения. Даже обещанные шоты и любое количество сигарет из прикупленной специально для друга пачки не разжигают в студенте жажды веселиться, но Арс точно не из тех, кто так быстро сдается.       Он уверенно тащит Диму за собой через разноцветную толпу, окидывая каждого попадающегося на пути человека оценивающим взглядом. Позов, одетый по указу Попова в свои черные джинсы и белую футболку с разноцветными вставками прямоугольной формы, безучастно следует за товарищем, не выражая ни активного протеста, ни согласия.       «Дима?!» — вдруг раздается из толпы, и оба студента вздрагивают, вертя по сторонам головами. Словно видение, из-за спины какого-то парня выпархивает девушка, чьи черты лица Позов быстро узнает. В конце концов, он был не настолько пьян, да и виделись они, если подумать, не так давно. Хотя по ощущениям будто в прошлой жизни.       Копна темных волос, пышные ресницы, обрамляющие большие глаза — в темном клубе так сразу и не скажешь, но, кажется, зеленого цвета — и мягкая улыбка, украшающая лицо.       — Ты сегодня не в блестках? — риторически вопрошает Дима, понимая, что пути к отступлению перекрыты.       Девушка довольно смеется, кивая, радуясь, что парень ее не забыл.       — Ты когда вернулся из лагеря? — она накручивает прядь волос на палец, стараясь перекричать громкую музыку из колонок. — Помнится, мы договаривались пересечься!       Арсений мгновенно врывается в разговор, не оставляя другу и секунды на размышление.       — А он вот только вчера и вернулся! Еще акклиматизируется обратно в общество сверстников! — Попов пожимает девушке ладонь, представляясь и приглашая всех троих отойти в более уединенное местечко вроде мягких диванов у стены. Знаками Дима пытается показать Арсу, что совершенно не в настроении сейчас углублять случайное знакомство, но тот только категорично качает головой, изображая на пальцах, как склеивает разбитое Позовское сердце. Дима не силен в распознавании пантомимы, он только длинно вздыхает, вновь повинуясь руководству Попова.       Впрочем, Анастасия — Тася, как она сама просит себя называть — оказывается действительно очень приятной девушкой. Да, в их первую встречу она откровенно флиртовала с ним, но при более близком знакомстве не проявляет таких острых желаний оказаться с Позовым сразу в одной постели.       Арсений удивительным образом вливается в это общение, формируя его русло будто берег речку, поворачивая в нужные моменты, избегая пороги и пересыхания. На короткое мгновение Дима даже отпускает себя, смеясь прежним громким смехом над какой-то совершенно низкосортной шуткой Попова, подхваченной и раздутой еще сильнее Тасей.       Воспоминания бьют словно обухом по голове, стоит Диме затянуться первой за вечер сигаретой. Они стоят недалеко от входа в бар по-прежнему втроем, чуть покачиваясь от выпитого и безнадежно щелкая практически иссякшей зажигалкой. Не курящий Арсений держится немного поодаль, наблюдая за попытками друга поджечь хотя бы одну сигарету. Наконец ему это удается, и Позов словно бы выпадает из разговора. Тася еще что-то говорит ему, ругается на зажигалку, но Дима уже не слышит, устремив взгляд куда-то вдаль и стискивая сигарету в еле заметно подрагивающих пальцах. И пока Арс перетягивает одеяло диалога на себя, Позов глубже ныряет в режущие его без ножа воспоминания, чувствуя на губах вкус Серёжиных сигарет, а после его же поцелуев. Кажется, вокруг глаз даже собирается влага, но забытая никотиновая палочка чуть не обжигает пальцы, и студенту приходится вынырнуть из собственных мыслей, шипя и быстро затягиваясь, тряся спасенными от красной отметины пальцами.       Докурив, все трое приходят к выводу, что для этого вечера клубной жизни им вполне достаточно. Молодые люди, как истые джентльмены, провожают миледи до ее остановки, после чего резво запрыгивают в последний автобус в сторону собственного общежития.       — Как себя чувствуешь? — участливо спрашивает Арс, склоняясь к Диминому уху.       — Паршиво, — выдыхает тот, добавляя после небольшой паузы. — Я скучаю по нему.       Попов так и не находит достойного ответа, вместо этого кладя на чужое плечо свою теплую дружескую ладонь.       — Однажды ты отвыкнешь и боль притупится, — только и заверяет он.       Позов никак не отвечает, однако надеется, что друг почувствует его немую благодарность своей поддержке.       Следующие несколько дней проходят в темпе, совершенно не дающем Диме заскучать. Анастасия становится практически постоянной участницей их с Арсением каникул, с удовольствием таскаясь за студентами и по музеям, и по кино, и по кафе. Позов действительно хорошо проводит время в компании Попова и Таси, намеренно не замечая чуть более явный девичий интерес, направленный в его сторону, однако по вечерам, когда он наконец остается один на один в пустоте общажной комнаты, Дима позволяет себе вновь почувствовать боль. Рана на его сердце и не думает затягиваться, но, кажется, она действительно не становится больше, и, хочется надеяться, края этой раны однажды подсохнут и перестанут приносить такие страдания.       Несколько раз Позову хочется вновь разблокировать Серёжу и написать ему, попросить его номер у напарниц и позвонить, крикнуть в трубку, какой Матвиенко идиот, и пусть он немедленно приезжает прямо сюда, под окна общежития, курить свои мерзкие сигареты и обнимать его, Диму, так крепко и трепетно, как никто другой. Но каждый раз вслед за этой жаждой возникает воспоминание об их последнем разговоре и сомнении, сквозящем в Серёжином «не знаю», касающемся их отношений. Оно заставляет Позова злиться, стискивать зубы и сжимать кулаки, бессильно атаковать подушку и тяжело выдыхать, пытаясь вновь успокоиться. Мысли о Матвиенко приносят с собой тянущую боль где-то внизу живота, и в какой-то момент Дима действительно теряется в собственных мыслях, больше не способный четко ответить, чего он желает больше: забыть хвостатого вожатого из лагеря навсегда или никогда больше не терять его.       Незаметно для всех июль пролетает почти полностью. Наконец наступает время отъезда, и Тася, гордая коренная жительница большого города, провожает парней до поезда. Она обещает встретить их через месяц, в конце августа, и студенты, как один, заверяют девушку, что не забудут ее, и их групповой чат не запустеет без сообщений.       Чтобы успеть совершить все необходимые проверки, приходится подскочить с рассветом, и Позов невольно снова вспоминает лагерь, глубоко выдыхая и тряся головой словно пес после купания. Сумка собрана, постель заправлена, холодильник разморожен, и даже в ванной комнате крепко закручены все краны. Дима натягивает привычную черную кепку с колечками, оглядывает в зеркало серое худи без рисунка и черные шорты, наиболее удобные для носки в долгой дороге. Водружая на нос солнцезащитные очки, студент крепко запирает комнату и покидает знакомый с первого курса коридор чуть больше, чем на месяц.       Периодически зевая, на вокзале парни пересекаются с сонной же Тасей и, чтобы хоть как-нибудь себя занять, начинают размеренно играть в «Города и Болезни». Вторую часть игры берет на себя Дима, заставляя остальных игроков закатывать глаза и фыркать от особенно непонятных названий. Мимо троицы проезжает тележка с местной выпечкой, мгновенно рождая шутки об отравленных чебуреках и изжоге. Время до отправления протекает в дружелюбной атмосфере.       На прощание Тася обнимает их обоих, держа Позова в кольце своих рук чуть дольше, заставляя неловкие мурашки пробежать по задней стороне его шеи. «Возвращайтесь поскорее», — улыбается девушка, активно отвечая размахивающим в прощальном жесте руками Арсению и Диме, высунувшимся из окна вагона почти по пояс, отбрасывая густые мешающиеся волосы назад.       — …Скоро тронемся, — констатирует Попов, не сводя с товарища предвкушающего взгляда.       — Мы и так уже тронутые, — с удовлетворением отвечает Позов, не смея нарушить сложившуюся еще в далеких школьных поездках традицию.       Понемногу перрон начинается откатываться назад, отрезая последнюю возможность драматично выпрыгнуть из вагона и никуда не поехать, что, впрочем, совершенно не расстраивает Диму, уже настроившегося на сутки в поезде. Конечно же, Арсению не сидится на месте, и он то и дело отвлекает Позова от заранее выбранной последним книги. Теряя строчки, не в силах прочесть ни слова с неиссякаемой батарейкой под боком, периодически Дима вспыхивает, прикрикивая на Попова, заставляя того притворно обижаться, забираться на полку и отворачиваться к стене, складывая руки на груди, но уже спустя несколько десятков минут снова спрыгивать на пол с очередной гениальной идеей, горящей в глазах.       — Давай я тебе погадаю? — уже вечером предлагает Арсений, заставляя товарища с удивлением вскинуть брови, бросая на него короткий взгляд поверх страницы.       — А ты умеешь? — скептически спрашивает Дима, заранее зная ответ.       — Нет ничего, чего бы я не умел! — триумфально вскидывает кулак Попов, и Позов со вздохом откладывает книгу.       Дима садится ближе к столику, подтягивая ноги под себя и устремляя выжидающий взгляд на друга. Тот на мгновение тушуется, говоря чуть тише прежнего:       — Только это на любовь гадание…       К счастью, подобный факт совершенно никак не трогает Позова, не испытывающего крепкой веры по отношению к «тому, что говорят карты».       — Ты меня уже заинтересовал, фокусник, — успокаивает он товарища. — Валяй свою магию.       Практически в ту же секунду у Арсения в руках оказывается обычная игральная колода. Одинаковые рубашки быстро мелькают между пальцами, тасуясь, вызывая у Димы легкое удивление, крепко сдерживаемое мускулами лица. Что-то прошептав в колоду — для антуража, конечно же — супер-гадатель Попов, как называет его у себя в голове Позов, раскладывает некую замысловатую фигуру из карт, деля стопку на четыре равные части.       — Тебе нужно выбрать из этих кучек только одну, — таинственным голосом сообщает Арс, играя бровями точно факир в цирке, — почувствуй энергию от той, к которой тебя больше тянет…       Дима переводит взгляд с друга на четыре совершенно одинаковые стопки и тихо хмыкает. Они выглядят совершенно одинаково — как кучки потрепанных игральных карт.       — Эта, — долго не раздумывая, Позов тыкает пальцем на ближайшую к себе горку.       Остальные супер-гадатель Попов послушно сгребает обратно в чудом уцелевшую коробочку от карт, переклеенную скотчем во всех возможных углах. Оставшиеся карты он снова тщательно тасует, в конце концов вновь разделяя, но на этот раз всего на две стопки.       — И снова выбор принадлежит тебе, — таинственно сообщает Арсений.       Под стук колес об рельсы и несущиеся в окошке лесополосы, то и дело редеющие и открывающие виды на бескрайние поля и далекие холмы, усыпанные какими-то забытыми деревеньками как пни грибами, под тихое звякание стеклянных стаканов старого образца в еще более старых металлических подстаканниках и подпрыгивание ложек это гадание кажется таким естественным и непринужденным, и на мгновение Дима даже ловит эту атмосферу, овевающую поездку в поезде определенным специфическим настроем.       — Я выбираю эту, — подхватывая таинственную манеру Попова, Позов округляет глаза, указывая на левую от себя стопку сложенных карт.       Прочие Арс снова убирает обратно в коробку. Семь оставшихся карт он берет в руки, снова тщательно тасуя, после чего разворачивая лицевой стороной к себе. Дима с интересом наблюдает за реакцией товарища, которая определенно стоит того, чтобы за ней наблюдать. Брови Попова взлетают вверх и почти тут же хмурятся, с губ срывается короткое «Хм!», а глаза бегают взад-вперед по картинкам, ища среди миллионов смыслов нужную трактовку.       — Вижу, твой путь к собственному сердцу еще не окончен, — наконец заявляет Арс, выкладывая на стол крестовую пятерку.       — Как ты это понял? — перебивает парня Дима, скептически оглядывая карту.       — Крести — это крестовый поход, движение! — повышает голос перебитый и уязвленный этим Попов. — А пять — это четвертая карта в масти среди тех, на которых изображены цифры! Следовательно, ты только в середине пути. Не перебивай, пока я говорю! — с притворным раздражением добавляет Арсений, выкладывая следующую карту. — И путь этот будет длинным, тернистым, — Позов смотрит на десятку пик, думая о том, что значение перевернутого черного сердечка он в подобном ключе мог бы придумать и сам, но послушно молчит.       — Карты пророчат тебе, однако, бурю любви, как только ты будешь готов ее принять, — и Диме даже не нужно бросать взгляд на выложенные на стол карты, заранее зная, что все они масти черви — туз, десятка и девятка.       Арсений медлит, переводя взгляд с карт в своих руках на Позова и обратно.       — Выкладывай, — нетерпеливо требует тот, начиная вовлекаться в незамысловатую поэзию гадания на игральных картах.       — Карты видят, что на твоем пути вскоре возникнут двое, — начинает Попов неуверенно, выкладывая карты даже до того, как всё пояснит. — Человек из твоего прошлого, — пальцем парень указывает на бубнового валета, тревожно глядящего в сторону, — кого-то страстного и неукротимого, и, — вместе с ладонью товарища Дима переводит взгляд на последнюю карту, классическую даму пик, — женщину, что будет преисполнена внутренней мудрости в той же степени, что и темной, опасной энергии.       Позов, сглатывая, снова смотрит на валета, пытаясь сдержать себя от воспоминаний о Серёже, но с каждой секундой, проведенной в этой борьбе, проигрывая всё сильнее.       — И чего мне ждать от этих двоих? — спрашивает Дима словно бы на автомате.       Арсений растерянно пожимает плечами, негромко отвечая:       — Не знаю, что там по поводу страстного старого знакомого, но мудрая опасная женщина может попытаться завладеть твоим сердцем, и это предостережение ей подобного не позволить, чтобы впоследствии не страдать еще сильнее.       — Ну, а валет-то что? — настойчиво переспрашивает Позов, поднимая взгляд на друга.       — Кто-то вернется в твою жизнь, — сконфуженно мямлит Попов, тут же сгребая карты и судорожно возвращая их в коробочку. — Это просто глупое гадание, Дим, ты же сам так и назвал его!       — Ага… — рассеянно отвечает тот, устремляя глаза куда-то в зелень, проносящуюся за окном, но почти не видя её из-за бурного потока собственных мыслей.       Хотел бы он, чтобы карты твердили правду? Чтобы эта глупая картинка означала внезапно вернувшегося Серёжу? Дима уже ни в чем не был уверен, он просто неистово хотел добраться до родного города и сменить эту тянущую сердечную боль на колко-сладкую ностальгию по собственному детству и юности.       Остаток поездки прошел куда более мирно. Конечно, если можно назвать словом «мирно» чуть не пролитый Арсом кипяток целых два раза: один для лапши и один для кофе. Кроме этих происшествий, да еще маленькой стычки с каким-то особенно наглым мужчиной с чересчур раздутым самомнением, которая кончилась вызовом проводницы средних лет с навсегда застывшим недовольным выражением лица, дорога домой пролетела быстро и незаметно. Вот Дима читает предпоследнюю главу своей книги, снова то и дело отвлекаемый не сидящим на одном месте Поповым, как бескрайние поля незаметно сменяются на предгородской пейзаж, который, в свою очередь, уступает место каменным джунглям железобетонных коробок. Оба студента прилипают к стеклу, разглядывая с детства знакомые здания, чувствуя удивительный прилив сил и всё возрастающее желание скорее выскочить из поезда.       Позова встречают всей семьей. Мама крепко обнимает, отец улыбается, с чувством сжимая его руку в жесте приветствия, и даже двоюродная сестра после родителей кидается ему на шею, смеясь и заявляя, что ужасно соскучилась. Длинные девичьи косы бьют Диму по плечам, на мгновение возвращая его в злополучный лагерь, но родные не дают заскучать, засыпая вопросами и ответными рассказами о том, как без него всё было тускло и неинтересно.       Арсения тоже встречают. Две семьи, давно относящиеся друг к другу с душевной теплотой, договариваются провести наступающие выходные на совместном пикнике на природе, после чего разъезжаются по своим домам в преддверии локального праздника по случаю приезда своих дорогих студентов на летние каникулы.       …Правду говорят, что дома даже стены лечат. Хотя, может быть, Диме просто не оставляют времени на хандру, ведь одни только встречи с ближними и дальними членами семьи забирают всё его время и силы. Впрочем, Позов не жалуется. Он снова смеется, шутит и практически не вспоминает, каким разбитым вернулся из лагеря. Практически.       Ведь каждый родственник считает своим долгом спросить, как у бывшего вожатого прошла его летняя практика, и каждый этот вопрос возвращает студента в тот болезненный последний день смены, когда Серёжа не протянул руки навстречу. Когда его сердце разбилось вдребезги, разлетаясь осколками по всей территории, усыпая траву под окнами двухэтажных корпусов, устилая тропинки между столовой и летней сценой и конечно же покрывая тот маленький кусочек ограды со стороны леса, который отчего-то не стали заменять вместе с остальным забором.       Но каждый чертов раз Дима натягивает улыбку, стараясь концентрироваться на положительных моментах, рассказывать обо всём, кроме прочих вожатых, пересказывая кричалки и придуманные в третьем отряде сценки, чувствуя, как внутри что-то болезненно съеживается от воспоминаний.       Впрочем, наконец посиделки с родственниками заканчиваются, и их расспросы иссякают. Позов выдыхает с облегчением. Конечно, мысли о Матвиенко не покидают его, и камень, лежащий на душе, практически не кажется легче, но порой парню удается ненадолго отпустить образ дерзкого вожатого из лагеря, что так прочно вошел в его мысли и так бессовестно сжег все мосты, уходя.

***

      Воздух. Августовский воздух такой плотный и жаркий, в полдень он словно подогревает легкие изнутри, и кажется, что будет проще задержать дыхание, чем даже на пять минут оказаться на улице. Лето пышет жаром, урожаем, чем-то беспричинно оранжевым и обволакивающем, как плотная бабушкина штора.       В такие моменты спасает только вылазка на речку. Да, вода цветет — и еще как! — и лягушки где-то в камышах не устают надрывать свои маленькие животики, но есть в таких поездках что-то особенное, что сразу же поднимает подобный досуг во всеобщем рейтинге гораздо выше скупого похода в городской бассейн.       Арс лежит на мягкой сухой траве, закинув руки за голову, щурясь на палящее сверху солнце, млея и обсыхая после купания. Дима валяется неподалеку, посасывая сладкую травинку, стараясь время от времени менять положение, чтобы не подгореть как забытая на сковородке котлета. Чуть меньше, чем через две недели, снова начинаются занятия, и как назло кажется, что студенты только поймали вкус отдыха! Позов вздыхает.       — И что будет дальше? — подает голос Попов, потягиваясь и позволяя своему вопросу потеряться где-то среди маленьких барашков облаков, чинно ползущих по небу.       Дима только пожимает плечами. Да и о чем конкретно спрашивает этот идиот?.. В голову так некстати снова пробираются мысли о Серёже, затапливая разум, а за ним и сердце. Позов по-прежнему скучает. Кажется, что со временем совершенно не становится легче, даже если Арс говорит, что прошло еще слишком мало времени, и нужно просто потерпеть. Да даже если бы Диме сказали, что разбитое сердце — это «как комарик укусит», он поверил бы охотнее, чем что Матвиенко в скором времени вообще перестанет то и дело мелькать в его мыслях.       — Ты переписываешься с Тасей? — словно прочтя мысли товарища, спрашивает Попов, открывая один глаз.       — Ага, — безучастно выдыхает Позов. — Она и тебе привет передает всегда.       Друг в ответ только фыркает.       — Да не придуривайся! Это же ты ей понравился! Не понимаю, правда, чем… — Арсений получает тычок в бок и смеется, изображая попытки отбиться.       На мгновение Диме становится немного легче, но в следующую секунду его мысли текут уже совершенно в другом направлении. Да, Тася по-прежнему проявляет в его сторону внимание, ответ на которое Позов дать ей просто не способен. Уж сейчас-то точно. Конечно, он отвечает девушке, рассказывает о новостях и вежливо спрашивает о том же самом в ответ. Но это ведь совершенно не то, чего жаждет сердце. Порой ему даже снится переписка с Серёжей, и, просыпаясь утром, Дима жалеет, что в порыве гордости удалил её. Удалил единственную ниточку, связывающую его с несносным вожатым шестого отряда, посмевшем так нагло бесследно пропасть.       Позов поджимает губы. Жалеет ли он о проведенной практике? Нет. Поступил ли он по-другому, если бы заранее знал, чем всё кончится? Хочется с вызовом ответить «конечно же!», но тоненький голосок из самых глубин сердца способен перебить эту напыщенность слабым и таким безнадежным «нет». Знай Дима, как всё обернется в итоге, он шаг за шагом прошел бы этот путь снова. До мельчайших подробностей. Чертова влюбленность.       — Пойду покурю, — он поднимается, подхватывая из кучи сваленных здесь же на берегу вещей свои штаны, роясь в карманах и доставая полупустую пачку с хранящейся в ней же зажигалкой.       — Курить вредно, — отзывается Арс, отмахиваясь от противных мух, норовящих укусить его за еще светлую кожу на ребрах.       — Жизнь вообще штука вредная, от нее умирают, — Позов показывает товарищу язык и отходит подальше, становясь так, чтобы легкий ветерок не доносил до Попова запах табака.       Щелкает зажигалка, сигарета подпаливается, впуская никотин в гостеприимно распахнутые легкие. Затягиваясь, Дима глядит на еле колышущуюся гладь реки, на кувшинку в самой ее серединке, маленькие зеленые листики ряски. Не отдавая себе отчета, парень снимает блокировку и на автомате заходит в сообщения. Как же хочется получить хотя бы одно от Серёжи! Разблокировать его номер, написать, это же так просто… Нет! Позов резко блокирует телефон и трясет головой. Не поддаваться! Однажды новые воспоминания покроют толстым слоем старые, погребая под собой и душевную боль. Нельзя ковырять корочку на ранке, как бы сильно этого не хотелось.       Дима возвращается к Арсу, и тот предлагает еще один небольшой заплыв перед тем, как топать обратно на автобус до города. «Я в деле», — улыбается на это предложение Позов.       Время отъезда всё приближается, а вместе с тем настает время активного сбора урожая. Студенты используют любую возможность помочь своим семьям на дачах до того, как уедут и увезут с собой львиную долю рабочей силы. Параллельно Дима старается отвлечься от мыслей о Серёже, которые словно волны во время прилива, набегают на него периодически, но с каждой неделей всё медленнее и слабее. Да и как тут впадать в хандру?       Помидоры, огурцы, капуста и свекла сами себя не соберут, как не окажутся сварены в компоте сами по себе яблоки и сливы, так что, следуя заветам Дарвина про труд и его чудотворное воздействие на обезьян, Позов по мере сил помогает родителям в их небольшом огородике, бегая по вечерам на речку, зарабатывая загар и насмешки от Арсения в сторону своих дачных нарядов.       Не обходится август и без шашлыков, собирающих за столом не только всю семью, но и кошек со всей округи, облизывающихся из кустов и высматривающих, не упадет ли неосторожно наколотый на вилку кусок мяса в густую траву. Вечера нередко оканчиваются гитарой и россыпью мелких звездочек, перемигивающихся друг с другом тусклым светом, и, глядя на них, Дима конечно же снова испытывает всплеск печали. Кажется, он даже привыкает к этому чувству, учась жить дальше даже через внезапные вспышки ранящих воспоминаний, случайных мыслей и собственных задушенных в зародыше порывов.       Летние каникулы незаметно подходят к концу, в последние дни немного судорожно, «на коленке», пишется отчет по практике, и вот за пять дней до начала занятий Позовы и Поповы вновь стоят на вокзале в полном составе, провожая своих студентов на уже четвертый по счету курс. И Дима, и Арсений получают по сумке со всякими соленьями и домашними закрутками, потому увозят даже больше вещей, чем привозили. Наверное, так и измеряется родительская душевность, когда ты учишься где-то в далеком городе и видишь их пару раз в год…       — Ну, вот и всё, пора возвращаться к зубрежке, — плюхаясь на нижнюю полку, Арс корчит недовольную физиономию, заставляя Позова рассмеяться.       — Не перекрывай кислород, дай еще немного отдохнуть! — молит он, забираясь на полку с ногами и распахивая уже другую, взятую из дома книгу на той странице, где остановился в прошлый раз.       Не проходит и двух суток — а по ощущениям и того меньше — как поезд с отдохнувшими, загорелыми студентами прибывает обратно на станцию, с которой укатил всего месяц назад. К удивлению Димы, выглядывая в окошко, он замечает Тасю, высматривающую кого-то в толпе. Не трудно догадаться, что их.       — Анастасия! — голос Арсения разносится по перрону, отражаясь от стен, заставляя незнакомых людей оборачиваться на двух студентов, загруженных сумками с вещами и едой.       Девушка вздрагивает, но оборачивается, приветственно улыбаясь и размахивая руками. Они встречаются где-то посередине разделяющего их расстояния, после чего Тася коротко обнимает Попова, тут же переключаясь на Позова. Она держит парня в своих объятиях чуть дольше необходимого, заставляя Арса с трудом проглотить смешок, а после вдруг чмокая Диму в щеку! Тот запоздало отстраняется, что только сильнее веселит его товарища. Позов не испытывает ровно никакого желания обнять Тасю в ответ.       — Прости, сумки тяжеленные, боюсь, если поставлю, больше не подниму, — отмазывается Дима с натянутой улыбкой, на что девушка фыркает, но не возражает.       Арсений, вдоволь позабавленный произошедшим, первым направляется к выходу, завязывая с Тасей разговор, выспрашивая, чем та занималась целый месяц их отсутствия. Дима намеренно идет на полшага позади, лениво наблюдая за диалогом, медленно размышляя о своем и практически не вникая в суть доносящихся до него реплик.       Да, Арс его самый близкий друг, который бесчисленное количество раз показывал себя со всех наилучших сторон. Который никогда не предаст и не бросит, к тому же всегда будет на его стороне, даже если придется отстаивать ложную позицию.       Да и Тася вполне себе приятная девушка. Привлекательная, длинноногая, с теплыми живыми глазами и живописным изгибом губ. С ней есть, о чем поговорить, можно совершенно просто посмеяться и вовсе не приходится из себя что-то строить — достаточно быть искренним.       Но какими бы хорошими они ни были, Позов снова ловит себя на мысли, что никто не сможет занять Серёжиного места. Как потерянная фигурка из подарочного коллекционного набора, в чью ячейку не помещается никакая другая, так и Матвиенко оставил в сердце Димы странную дыру по форме своего тела. И даже когда Тася проявляет к нему внимание или обнимает дольше необходимого, Позов чувствует странную смесь вины и неловкости за ее поведение. Словно у Димы до сих пор есть обязанности перед Матвиенко.       Словно между ними еще не всё потеряно.