Венец из Маттиолы

— Тэхён, пора выходить. Ты можешь заболеть.       Тэхён что-то пробурчал, и из его рта вырвались пузыри воздуха. Из воды торчали только глаза, которые наблюдали за Марселем на берегу. Причина, по которой он не выходил из воды почти час, — это блестящий от купания пресс друга. В своих шортах у Тэхёна нет и шанса скрыть мгновенную и однозначную реакцию тела, но в воде уже становилось нестерпимо холодно, и больше, чем напугать Марселя своим стояком, он боялся заболеть.       Медленно задвигав руками и ногами к берегу, он решил столкнуться со своим невольным искусителем. Даже Юнги уже ушёл спать, нарочно оставив их один на один. Воспитательница не гоняла их по койкам в деревне, понимая, что детям требуется отдых после работы. Это не военный лагерь или тюрьма, где людей гоняют до потери пульса. Однако время подъёма всегда оставалось неизменным. Тебе позволялось вернуться с рассветом в постель, но встать ты обязан ровно в шесть утра. Тэхён перевёл взгляд на полную луну, рассчитывая хоть как-то отвлечься от ожидающего его Марселя. Друг услужливо развёл костёр, чтобы он мог согреться и высохнуть. — Ты не боишься себе что-нибудь отморозить, м, Тэ?       Тэхён вышел из воды и потряс головой на манер собаки, избавляясь от лишней воды. По влажной коже побежал ветерок, сразу пуская мурашки по всему телу. Он и правда задержался. В воде было намного теплее, но не успел Тэхён подумать о полотенце, как Марсель накинул мягкую ткань на плечи, невесомо пробегаясь пальцами по шее, плечам и не отпуская его откровенно дольше положенного. Намёки с его стороны стали настолько отчетливыми, что даже Юнги перестал постоянно подшучивать и всё чаще вскидывал свою бровь в недоумении и немом вопросе. Больше не говоря ни слова, они пошли к костру. Тэхён так продрог, что, казалось, сами мысли превратились в кусок льда. Он предполагал, что Марсель уже стащил с винного погреба бутылку не самого хорошего вина и захватил огромный шмат сыра. Они так впахивали на виноградниках, что Тэхён без зазрения совести опустошал чужие запасы. Главное, не перебрать, иначе солнце окончательно расплавит ему мозг завтра. — Держи.       Когда вино промочило горло, а языки пламени от костра затанцевали в метре от него, Тэхён не сдержал довольного стона. Он уселся на покрывало, подумал несколько секунд и лёг на бок, облокотившись головой на руку.       Они ели сыр и пили вино в приятной тишине. Каждый думал о своём. Тэхён никак не мог оторваться от красного, неуправляемого торнадо из пламени прямо перед собой. Всё, что ему требовалось, — это хворост, который он пожирал с завидным удовольствием, меняя его на тепло. Если бы он умел рисовать, то каждую секунду рождалась бы картина, не похожая на предыдущую. Несмотря на настырное летнее солнце и духоту, именно лето запало ему в душу. Зимой, в холоде и морозе, снегу и серости, он чувствовал себя скованно. Все без исключения ждали Рождества, многие ходили петь за милостыню, но только не Тэхён. Он чувствовал отвращение за своё шаткое и жалкое положение в обществе, когда покупал себе же подарки. Он имел неординарные музыкальные способности и собирался превратить их в лестницу, по которой он поднимется с социального дна. Тэхён не собирался петь церковные песни по углам за гроши. Он достоин большего.       Он это знал.       Вино, которое каждый уважающий себя парижанин уже бы давно вылил в помойку, сейчас стало произведением искусства. С каждой минутой оно делало ночь всё волшебнее, глаза Марселя выразительнее, огонь ярче. Звёзды сияли прямо над головой, а луна серебрила кожу. Что бы ни случилось с ним через пять минут, через сотню лет, Тэхён будет возвращаться в это воспоминание, в это лето и этот вечер. И ладно, он готов признать, что Марсель красивый, соблазнительный, но для шестнадцатилетнего девственника-гея многие парни казались выточенной скульптурой Микеланджело. Немного опьянев, он понял: важен не Марсель со своим идеальным прессом, важен он сам, Тэхён. То, как он чувствует себя рядом с ним, рядом с рекой, в это мгновение.       Ким не был дураком. В Париже он найдёт себе спутника жизни. Да, им придётся скрываться, но кому какое дело? Важно ли это сейчас? Нисколько! Вино греет душу, огонь — кожу, мысли возносят его к звёздам, так близко, что случайный путник на другом конце земли может и не найти отличий. Он неожиданно почувствовал весь мир у своих ног. У ног сироты с сомнительным прошлым и без собственного крова. Настанет день, и весь мир услышит его композиции, и одна из них обязательно будет называться… И того самого путника озарит ностальгия и воспоминание, словно звезда вновь засияет под куполом театра, в пальцах юного пианиста, в его голубых глазах. Он поймёт, что когда-то, давным-давно, оставил это маленькое чудо на пороге детского дома в Париже. Прочитает в брошюре имя, фамилию и наберётся храбрости подойти после концерта. Ведь Тэхён сорвался с ночного небосвода звездой и засиял маяком, привлекая внимание. И именно в ту секунду он вспомнит этот вечер. Мгновение, когда всё началось.       Лето. Деревня. Берег реки. И свобода.       Он резко очнулся от своих мыслей и посмотрел на Марселя. Огонь вырисовывал особый узор в его чёрных глазах. Он не замечал, как Тэхён рассматривал его. Они познакомились, когда Тэхён приезжал в деревню в третий раз. Сын фермера, мать вяжет из овечьей шерсти, есть младшая сестра. Происхождением он ничем не отличался от других детей в этой деревне, за исключением ума. Марсель был рассудительней, мудрее сверстников, в их небольшой приходской школе он подавал большие надежды. Он давно всех обогнал и уже как полгода ждал падения оков и возможности двигаться дальше. Иногда Тэхён даже думал, что тот завидует их положению. Может они и сироты, но живут в Париже. Напрямую друг никогда не говорил о своих переживаниях, но сейчас, под покровом ночи, Тэхён отчётливо видел копошение сотни мыслей в его голове. — О чём ты думаешь? — друг точно так же очнулся из своих мыслей. Тэхён наблюдал, как дымка тяжёлых мыслей исчезает и им на место приходит ясность. Кто знает, дешёвое вино или обман зрения в сумраке ночи, но глаза друга меняют цвет. Вот они снова карие и в них невозможно не утонуть, как в кромешной темноте. — Насколько действительно сильно я люблю это место, — от слов Марселя Тэхён вытаращил глаза. Это совсем не то, что он предполагал услышать. Друг посмотрел на флягу с вином Тэхёна и кивнул: — Ты допил? Дать ещё? — Это место невозможно не любить, — голова закружилась, поэтому Ким решил остановиться на одной фляге. — Нет, спасибо. Я напился и наелся. — Прекрасно. Идти можешь? — Марсель улыбнулся. Точно так же, как он улыбался ему сотню раз: заискивающе, флиртующим без стеснения взглядом, рассматривал Тэхёна в эти секунды. Марсель грациозно поднялся на ноги, подошёл к нему, протягивая руку. Закрыв флягу и откусив сыра, Тэхён крепко схватил ладонь и, чуть покачиваясь, принял вертикальное положение. Голова приятно закружилась. Марсель не отпускал, пока не убедился, что друг не свалится в костёр. — Наверное, сыр забродил, как думаешь, Тэ? Отчего твои ноги такие вялые? — Думаю, надо спросить флягу с вином. Куда мы идём? — Если ты осилишь вон тот небольшой овраг, где находится наш берег, то, возможно, увидишь нечто интересное, — вот весь Марсель в одной фразе. Он никогда не давал точных, конкретных ответов, увиливая и пуская пыль в глаза. Истинный француз, как сказала бы их настоятельница. Закатив глаза и потоптавшись на месте, Тэхён кивнул. — Пойдём тогда.       Несмотря на усталость после долгого рабочего дня, жары, купания и целой фляги вина, Тэхён шёл уверенно. Марсель всего лишь раз обернулся, чтобы проверить его, но вредность и любопытство не позволяли Тэхёну остановиться. Он не с первого раза смог осилить песчаный овраг, и когда шлёпнулся на пятую точку в третий раз, лишь жестом показал другу оставить его в покое. Не опьянение, а природная неуклюжесть сделала из какой-то горки непреодолимое препятствие. Он закашлял от пыли. Стоило хоть паре крупиц попасть ему в глотку, как Тэхён начинал неистово кашлять. Это делало работу в поле ещё более тяжёлой и выматывающей. Решив, что попытается в последний раз, он разбежался и практически уткнулся в баррикаду. Марсель смотрел на странные попытки Тэхёна с улыбкой, но закралось в неё нечто подозрительное, и ночной скалолаз заметил бы, но сейчас его главной проблемой являлся песок. Лишь усмирив гордость и схватившись за руку друга, он смог подняться. — Я был на этом берегу сотни раз, но увидел это лишь пару месяцев назад. Я ещё никому не показывал это место. Никому… — Марсель повернулся к Тэхёну, чтобы посмотреть на реакцию, но тот уже не обращал ни на кого внимания. Он просто смотрел вперёд с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.       Впереди, словно специально посаженная, росла маттиола. Тэхён, пока они плавали и сидели на берегу, постоянно чувствовал её запах, но никак не мог понять, откуда. Ночная обитательница степей ярко цвела фиолетовыми, розовыми и голубыми цветками. Небольшие бутоны звёздной пылью усеяли луг. Повсюду летали бабочки и жуки. Не только они с Марселем не спали этой ночью.       Изумрудная трава с маттиолой под лунным светом приобретала какой-то магический вид. Тэхён облизнулся и посмотрел на друга. В его глазах тот видел отблески ранее неизвестных оттенков фиолетового и сиреневого. Ни одно живое существо не решалось потревожить их. Он обязан привести сюда Юнги и услышать рассказ про эти цветы. Почему-то Тэхён был уверен в их уникальности, ровно так же, как и в неповторимости этого момента. Может, он спит, и сейчас из сказки его вырвет холодный ковш воды от потерявшей терпение настоятельницы? Но приятный запах маттиолы развеял его сомнения. От созерцания прекрасного его снова выдернул тихий и размеренный голос: — Насколько действительно сильно я люблю это место, — он повторил свою фразу, видимо, решив объясниться. — Настолько и ненавижу, — эти слова стали ещё большим шоком для Тэхёна. — Что? — каким-то безвольным голосом спросил Тэхён. — Наша деревня и это место в частности — невероятны. Это на самом деле рай. Здесь небо — шире, а земля — добрее, чем где-либо ещё. Ты и сам знаешь. Стоит сделать сюда лишь шаг, как хочется остаться в этом спокойном месте навсегда. Потеряться, раствориться в природе, людях, видах. Иногда я закрываю глаза и не могу представить себя вне этого маттиолового поля. Оно часть меня, и даже смерть никогда не сможет отобрать это. Такого насыщенного изумрудного цвета ты не увидишь на украшениях самых богатых французских дам. А почувствуешь ли ты такую свободу? Скажи, Тэхён! — он выкрикнул, пугая насекомых и затаившихся птиц. Ветер пустил по полю небольшую волну, слегка наклоняя цветы. Тэхён смотрел на него и не видел в нём пятнадцатилетнего парня. Когда Марсель стал таким взрослым? — А можешь ли ты увидеть такие яркие звёзды в своём Париже? Да, там ходят всякие известные модельеры, поэты и другие знаменитые личности, которых называют звёздами. Но посмотри, Тэхён, в небо. Могут ли они сравниться с теми, что светят сейчас, лишь в этом месте. Им миллионы лет. Есть ли им разница до наших судеб? До наших жизней? Кому, кроме нас, нужны наши жизни? Богу? Кому? — Я не знаю, Марсель, — Тэхён снова увидел эти мысли в его глазах. Он их услышал. — Я тоже, Тэхён. И знаешь, что? Плевать! Хах! Да плевать на эти тысячи звёзд. Пусть смотрят. Пусть смеются. И Бог тоже! — Тэхён вздрогнул. Марсель словно находился в горячке, изливал всё, что скопилось на его душе. Почему люди вокруг него перестают верить в бога? — Я хочу жить, Тэхён. Не то чтобы я умираю… Нет! Я так сильно люблю это место, что не могу его покинуть. Я знаю… Знаю, что всегда могу вернуться. Но я боюсь решиться. Кому я нужен в этом Париже? Я бедный, простой парень. Смогу ли я выжить там? Поступить в университет? Я чувствую, что вырос из этой раковины. Она тесная. В ней спокойно, безопасно, но в ней я не живу — в ней я медленно умираю от духоты. Мне душно от этого запаха маттиолы. Я мечтаю, что через пару лет наконец-то сяду в эту дряхлую телегу вместе со всеми вами и поеду. И, чёрт возьми, мне плевать куда. Я буду обливаться слезами, прощаясь с матерью, отцом и Ариель, но также я буду смеяться. Эти оковы, которые держат меня, исчезнут. Этот вид прекрасен, Тэхён… Но с меня довольно… я хочу жить. А чего ты хочешь, Тэхён? Скажи мне. Не хочу быть одним умалишённым этой ночью. — Ты не умалишённый, — в уголках глазах Тэхёна блеснули слёзы. — Я хочу… Я хочу… — было тяжело говорить о своих потаённых желаниях. Они, к страху и сожалению, практически у всех сирот одинаковы. — Я хочу стать знаменитым пианистом и однажды найти своих родителей. Они пройдут мимо моей афиши и узнают фамилию. И может… Может, я смогу расспросить их. О причине. Я знаю, это глупо. Многие ненавидят людей, которые их бросили, но не я… Почему-то мне кажется, что они не могли. Не могли бросить меня просто так. Я чувствую это. Скажи, я дурак, да? Как глубоко меня втопчут в грязь по-твоему? — Тэхён нервно усмехнулся, но Марсель был серьёзен. Он взял его руки в свои и развернулся к нему корпусом. — Я считаю, ты абсолютно прав. И неважно, хотели они тебя оставить или нет. Ты заслуживаешь знать правду. Я уверен, что у тебя будет семья. Любящий человек, уже свои дети. Если ты чувствуешь, что обязан узнать правду… Значит, так тому и быть. Я слышал, как ты поёшь, Тэхён… Думаю, сложности стать великим пианистом или артистом у тебя не возникнет. Береги только свои пальцы. Они твоё будущее, — он сжал ладони Тэхёна крепче и отпустил. Отпуская и его самого. — И пусть мы дураки, но у нас есть право иметь и верить в наши мечты. — Да, это то, чего мы хотим.       Тэхён вновь развернулся от лица задумавшегося Марселя к полю маттиолы. Как нечто прекрасное может быть источником таких противоречивых мыслей? Как можно так сильно любить и ненавидеть? Ветер сорвал несколько лепестков с поля, пуская неприятные мурашки по коже Тэхёна, в нос вновь ударил запах. Первая его мелодия будет называться «Маттиоловое поле». В честь места, где они оба официально начали жить и идти каждый к своей мечте. Тэхён вздохнул поглубже и вновь взглянул на Марселя. Он не хотел отвлекать его от созерцания прекрасного и от важных решений в его голове. Лишь спустя десять минут самой сладкой тишины, наполненной ароматом маттиолы, губы Марселя дрогнули, и с них шепотом сорвались самые важные слова: — Я хочу жить…