Если вокруг мрак

Под козырьком после меня нет никого ©

Наглухо, до подбородка застегивая куртку, он хлопает себя по карманам и проверяет затвор у автомата. Все, что удалось добыть из-под обломков, при нем: компас, порвавшаяся карта, небольшой запас консервов и галет, мыло, соль, спички, чудом уцелевшие патроны. Гирю он не нашел, как и духи и прочие мелкие предметы из пройденных квестов, но в какой ситуации они могли бы ему еще понадобиться, он не знает. Шкатулка надежно упрятана в верхний клапан рюкзака. Постель и почти вся кухонная утварь оказались в непригодном для использования состоянии. Больше всего было жаль газовую горелку, но, в принципе, они и костры тут научились разводить неплохо. Были бы спички и, в идеале, какая-нибудь… разжижка. Антон поджимает губы и думает про Поза. Выжил бы он тут с ними? Может быть, лучше справился бы Сережа — все-таки инженер-электрик, по идее, рукастый, на стройке со своими скрепочными затеями мало в чем участвовал, но пиздел, что раньше создавал чуть не с нуля целые магазины. Когда они обсуждали это с Арсением, тот топил за Поза — мол, Диман врач, и его навыки бы пригодились тут в большей степени — а Матвиенко проспал бы все звоны и его нахер убило бы бревном сразу же. Я бы тут не выжил, сжимает губы еще сильнее Антон, я, я должен был быть тем, кто бы сдох в первую очередь, физической подготовки — ноль, эрудиции — ноль, колено дурацкое болит, опыта всякого лесного-полевого существования — минимум из детских лагерей. Димку наверняка один факт двойного отцовства вывозил бы в бытовых проблемах. Ну и образование, конечно. Мы с Арсом тут не умерли из чистого упрямства и ебанизма. Думал ли я когда-нибудь, что буду стрелять в живых существ? У меня вся штанина в крови до сих пор. Это ебаный пиздец, вот что это такое. Но истерики разводить не время. Он потуже затягивает перевязь из разодранной рубашки, которой обмотал рану от кабаньих клыков, еще раз проверяет автомат, окидывает взглядом кучу обломков, оставшихся от дома. Размышляет, не захватить ли все-таки еще что-то из одежды, размотанной по останкам стен, но вид у нее совсем непрезентабельный. Трупы кабанов свежевать желания тоже нет. Сам себе помотав головой, он решительным шагом направляется на север, к дереву, около которого они впервые появились в этом мире. ** Он запомнил это место другим. В самом начале это дерево показалось ему мрачным и как-то по особенному одиноким, но теперь он видит, что это самый обычный раскидистый дуб с жухлыми листьями, коих вокруг растет еще миллион. Из-за того, что времена года тут, судя по всему, не менялись, всегда стояло что-то вроде ранней осени, и шуршащие эти серые листья были постоянным атрибутом как веток, так и дорожек. Собственно, откуда все эти растения получали энергию, было непонятно, потому что солнца здесь никогда не было видно. Впрочем, Антон не биолог — мало ли, в глубоководных пещерах же бывает какая-то жизнь, так и здесь все как-то работает. А может, все это, вообще, существует лишь в симуляции — даже более правдоподобный вариант, учитывая квесты — и о законе сохранения энергии можно и не печься. Скинув с плеч рюкзак и охнув от боли в боку, он садится на землю, кладя рядом автомат, и осматривается. Вчера он обошел все разрушенные и неразрушенные локации, побывал у стоунхенджа, у лабиринта, где они нашли подсказки про холм, у холма, где они нашли подсказки про озеро, у озера, где они нашли шкатулку. Видел их старые дома с колодцами и прудами, видел самую большую воронку у серых скал, где они чуть не потеряли однажды компас. Больше значимых мест не осталось, кроме этого — исходного. Привалившись спиной к дереву, он достает из клапана шкатулку и открывает ее. Маленькие металлические пальчики, а столько шуму могут навести. Куда ты перенесла Арса, коробочка? Или это не ты? Кто забрал его у меня? Последним, что я сказал Арсу, было то, что я устал от его рожи, думает Антон, и морщится до судороги собственного лица. Какой же пиздец. Палец дотрагивается до пластинки, и та отзывается едва слышным звуком. Но он этого уже не слышит. ** Вместо этого он чуть не выплевывает собственный желудок, согнувшись пополам. Рвотный позыв исчезает, впрочем, так же быстро, как накатил, но распрямляется он все равно осторожно, не доверяя своему организму. Тело существует здесь только номинально — руки и ноги полупрозрачны, и, хлопнув в ладоши для проверки, он убеждается, что и звуков никаких издавать не может. Физические возможности его быстро перестают интересовать, потому что отлепившись от темной двери, к которой стоял лицом, он обнаруживает, что находится в просторной ванной комнате, где в самой ванне, весь в мыльной пене, лежит Арс. Он лежит не картинно, как модели в журнале или люди, которые знают, что за ними наблюдают, нет, он уперся затылком в бортик, не слишком эстетично запрокинул голову, чешет высунутую из воды волосатую коленку, и в целом выглядит максимально расслабленно. Во второй руке у него телефон, и Антон ловит его на том моменте, когда он, чертыхаясь, чуть не роняет его в воду. Говорит он именно «черт», а не «бля», как сказал бы нормальный человек. Антон думает, как ему отсюда выбираться. Да, он уже понял, что вся эта шкатулочная хрень завязана на стыде и всякими связанными со стыдом штуками, но наблюдать за Арсом в ванной он точно не планировал. Арс его не видит и про мучения его не знает — он продолжает листать что-то в телефоне. Антон тыркается в дверь, пытается открыть шкафчики — ничего не получается, прозрачные руки бесполезны, и, вздохнув, он садится на бортик ванны. — И что мне делать с тобой? На Арса он все равно смотрит с невольным чувством облегчения — просто от того, что снова видит его. Хоть это и не настоящий Арсений, это воспоминание, но все равно — Антон необоримо цепляется взглядом за его лицо, расслабленный рот, лениво опущенные веки с длинными ресницами. У этого Арса как будто бы все хорошо, и в этом хочется найти успокоение. Арс, тем временем, вытирает с носа мыльную пену и продолжает увлеченно тыкать в телефон. Не происходит абсолютно ничего интересного. Надо ли Антону дождаться, пока Арс отмокнет? На глаза ему попадается флакон «Пена для ванны — для мужчин», и он невольно фыркает. Что там в составе, тестостерон с древесной стружкой? А если женщина в такую занырнет, ванна поменяет ей пол? Арсений морщится, и Антону приходит в голову новая идея — он встает и садится на корточки, так, чтобы видеть его экран. В жизни Арс никому не позволяет смотреть себе в телефон, если только это трижды не обговорено заранее. Перед съёмками «Контактов» он заморочился настолько, что выяснил у своей племянницы, как копировать контакты в гугл-аккаунт и создавать их дубликат, отфильтровал их на компе и такой список и презентовал. Потом, после шоу, с проклятиями восстанавливал все обратно. И даже Антон это знает исключительно потому, что Арс сам об этом пошутил, и то — целых месяца два спустя. Но сейчас они не в реальности, и правил здесь нет. Антон наклоняется ближе и всматривается в экран этого «черного ящика». О, этот тип приложений он прекрасно знает. Вряд ли их вообще кто-то в две тысячи двадцать втором — третьем? — не знает. Арс смахивает возникающие картинки влево, влево, влево. Не выдерживая, Антон давит смешок. Он знает, конечно, что Арс жутко разборчивый, но чтобы прям так — все влево? Хотя Антон примерно понимает причины каждого отказа — эта слишком мрачно выглядит, у этой фигура прям странная, у этой на фотке двое подруг, и как понять, которая из них — она? Увы, мир приложений для знакомств страшно жесток, в нем основной отбор идет исключительно по внешности и по самому поверхностному взгляду на профиль. Умей смешно пошутить в двух строчках «о себе». А так, чтобы еще и не отпугнуть?.. Арс, тем временем, завис. Антон смотрит на экран — на нем обычная девочка, ничего особенного, но Арсений почему-то тормозит. Не смахивает ни влево, ни вправо, просто смотрит. Антон еще раз проходится взглядом по ее кудрявым волосам и все равно не понимает причин столь пристального внимания. Арс вздыхает. Закидывает голову выше, зажмуривается на мгновение. А потом, словно решившись, возвращается к телефону и, вместо того, чтобы принять резолюцию по имеющейся картинке, закрывает приложение вовсе и открывает другое. А вот это уже — опа. Такое название Антон тоже знает, но не из личного опыта. Кажется, Арс заходит туда в первый раз — по крайней мере с этого устройства — ему приходится регистрироваться, указывать свой возраст и имя. Фотку он вставляет такую, что на ней его не узнать, он в темных очках и в расстегнутой рубашке на голое тело, и Антону вдруг становится совсем стыдно. За чем он, черт побери, наблюдает? Но взгляд отвести уже не получается. Решил поэкспериментировать на старости лет? Арс открывает картинки — и вновь принимается за свое, смахивая людей, теперь уже другого пола, влево и влево. Антон смотрит буквально одним глазом, лицо его заливает краска. Арсений сосредоточен, как будто не парней сортирует, а деловые предложения просматривает. На экране брюнеты сменяют блондинов, двадцатилетние чередуются с пятидесятилетними, кто-то выглядит как потасканный жизнью водитель маршрутки, кто-то — как завсегдатай элитных фитнес-центров. Арсу, такое впечатление, что равным образом плевать на всех, и становится совершенно уже непонятно, с хера ли он вообще сюда полез. Антон выдыхает, чувствуя, как смущение его отпускает, и на его место выдвигается легкая скука даже — ну сколько можно. Он разглядывает флаконы и бритвы, бегает взглядом по ванной, но ничего интересного, по-прежнему, не обнаруживает. Вернувшись к Арсу, он видит, что тот снова завис. И во второй раз не может понять, чем какой-то парень с вполне заурядной славянской внешностью привлек Арсово внимание. Разве что… Антон склоняет голову на бок. Под ложечкой начинает ныть, и он понимает, что все — вот это пиздец. Это из головы уже никуда не выкинешь. Арс смахивает вправо. ** Антона выкидывает так же резко, как и вкинуло. Оказавшись на твердой земле, он снова сгибается пополам и дышит, широко открыв рот. Блядское блядство. — Что ты там увидел? — с беспокойством спрашивает Арсений. Он сидит около него на коленях и взгляд у него на редкость тревожный, брови заломлены, а руки вцепились Антону в куртку. Антон распрямляется, с усилием потирая глаза и пробует прокашляться. Он не понимает, на каком он свете, и — главное — откуда тут взялся Арс? — Что ты видел? — Я… ничего… — хрипит Антон. — Нет уж, — Арсений с неожиданной яростью дергает его за руку, — хуета, так не выйдет. Баш на баш. Я тебе тогда сразу сказал! Антон не понимает, к каким последствиям приведет его ответ. Но в любом случае, у него нет выбора. Он не сможет соврать сейчас, слишком во взорванном состоянии пребывает все его существо. — Я видел, как ты выбирал парней в гриндере. Арс белеет. Скукоживается, становясь будто уже в плечах, и отнимает руку. — Я не… — голос его срывается. — Это было один раз всего. Разве в этом дело — хочет закричать Антон. Дело же не в этом. Экспериментировать-то все горазды. — Ты откуда взялся, Арс? Где ты был? — Тот же вопрос тебе, — не глядя на него, отвечает Арс, — я тебя сутки уже ищу. Пришел сюда, отчаявшись. А тут ты… валяешься, глаза закатил. Господи, я сначала решил, что у тебя припадок, что ли… Потом увидел шкатулку и понял. — Ты такой же валялся, с глазами белыми, когда по моей голове гулял. Антон поднимается с земли на ноги. Арсений остается стоять на коленях. На нем рюкзак, но Антон точно видел, что второй их рюкзак остался под завалами. У Антона начинает нехорошо сосать под ложечкой. — Ты где, говоришь, был? Как ты меня потерял? — Проснулся вчера, а тебя нет, — убито бормочет Арс. Если Антона злило залезание в его голову без спроса, то как это должно ударить по чемпиону мира по скрытности, трудно даже представить. Если конечно, это действительно он. — И с тех пор?.. — Да хожу, говорю, сутки уже, тебя ищу. Везде был. Все проклял, решил, что это конец. Это какой-то следующий уровень чертовщины. — В нашей компьютерной игре, похоже, сбои, — говорит Антон медленно, — в моем понимании ты исчез прямо из кровати, пока я умывался, а потом звон разнес наш дом к ебеням. — То есть дома больше нет?.. — В моем понимании, — повторяет Антон, — твой рюкзак, скажем, тоже лежит там, под обломками. — А это другой, — говорит Арс, — я что-то без своего рюкзака ушел, крышу снесло, не соображал ничего. Я потом взял запасной у стоунхенджа. Антон выдыхает. В ближайшей к стоунхенджу маленькой локации они держат запас вещей на всякий случай, если что-то случится с основной. Оказывается — не зря. — Ладно, по крайней мере, вещи у нас не двоятся. Но какой-то морок точно был, я же тебя не видел, когда бросился искать, и ты меня, получается, тоже не видел. — Да, — Арсений растерянно поправляет очки и встает на ноги тоже, — Антон, послушай. Я… — Позже, — обрывает Антон, — давай найдем себе сначала пристанище. Есть хочется, пиздец. ** Они приходят в свой запасной склад у стоунхенджа, бросают одежду и оружие у двери, и Арсений сразу принимается открывать консервы. Остались только рыбные, но выбирать не приходится. Антон падает на стул. Кроватей и диванов тут нет, и приходится довольствоваться тем, что доступно. Едят они торопливо, Арс морщится от вкуса горбуши, но никак еду не комментирует. Антон жует механически, хотя желудок и сводит от голода. — Пить хочешь? — спрашивает Арс, когда они доедают. Голос у него какой-то робкий, и Антон в очередной раз думает — господи, что с ним стало. Где самоуверенная нахальная личность, которую Попов транслировал в любое время суток и в любом окружении. Где готовность выдать каламбур или подкат, не приходя в сознание. Где склонность к разборкам, образы ловеласа и сучки, обожаемые поклонницами — это все где? — Арс, прости меня. Он сам не знал, что скажет это, но слова сами вылетают у него изо рта. — За что? — тихо реагирует тот. — Я наорал на тебя. Позавчера. Ты мне жизнь спас, в очередной раз, а я выебывался. — Ты устал тогда. Я понимаю. Антон морщится. Это — снова — не похоже на Арса. Арс не говорит так, не думает такими категориями. Не в такой момент. Не с Антоном. — Ну что с тобой такое? — не выдерживает он. — Почему ты такой? Я же реально проебался, почему ты не орешь, не закатываешь мне скандалов? — Я тебе кто — барышня кисейная или… — Нет, ты Арсений Попов, — горячо перебивает его Антон, — ты специалист по доебам. По обидкам. Да блядь, Арс, ты мстительный, пиздец, я же тебя сто лет знаю… — Ничего ты не знаешь, — Арс вдруг садится рядом с ним и смотрит — так, как давно уже не смотрел, — что ты там знаешь? — в его голосе, наконец, прорезываются родные истеричные нотки, и да простит его господь, Антон рад их слышать — потому что готов все сейчас сделать, чтобы Арс не держал себя больше в своих ежовых рукавицах. — Ну так скажи мне! — Да меня наизнанку вывернуло уже, — Арсений все-таки отводит взгляд, закрывает лицо руками и говорит теперь глухо, из-за ладоней. — Я просто не могу, по всему оно проехалось, по всему! — Антон, кажется, перестает дышать — боится спугнуть. — Сначала меня забрасывает в этот мир — из всех людей — с тобой! Да не потому что, блядь, я ненавижу тебя, а потому что… Ладно, ну, ну… — Подожди, Арс, — Антон волнуется — трогает его за плечо, ему почти физически больно за него, — дыши, ты чего? Он немножко, конечно, понимает — чего. Он не может не понимать, после того, что увидел в Арсовом воспоминании. Но эта мысль такая дикая, что она не уложится в его голове, пока Арс не скажет что-то сам. Арс послушно делает несколько глубоких вдохов и выдохов, отрывает ладони от лица и продолжает, чуть замедлившись: — Я тебе говорил, что у меня давно ощущение возникло, что я всю карьеру построил вокруг тебя. Вокруг того, что фанаты думают о нас с тобой. И это… ну пиздец же, и я осознаю это прекрасно. И я все пытался как-то вывернуть из этой ямы последнее время, особенно когда тнт нас послал. Ведь карьеру свою надо самому строить, а я, как еблан, цепляюсь за что-то такое, чего нет, и… — Погоди, Арс, ну, — перебивает Антон, нахмурившись, — я тебе и в прошлый раз начал это говорить, но ты мне не дал тогда сказать, — он вздыхает, медлит, но Арс не встревает, позволяет ему сформулироваться, — мы все работаем благодаря вот этому самому, о чем ты говоришь. Это не один ты такой ебнутый гонщик за гомохайпом, просто… просто так сложилось, что у Импровизации такая аудитория. И среди них неплохие люди есть, ты сам знаешь, — Антон внезапно перестает понимать, к чему ведет, и меняет тон, — ну нравится людям что-то там представлять, ну и ладно — мы сколько раз со Стасом все это прогоняли, ну? — говорит он просительно. — Уже Сережа даже унялся давно. Приспособились как-то! Рейтинги держим, наезжать ни на кого не наезжаем. Почему ты себя так винишь-то во всем этом, я не пойму? — Да потому что, Антон, — грудь у Арса начинает ходить ходуном, — потому что, — он кусает губу и, кажется, прокусывает ее до крови, Антон ежится в сочувствии. Арс переводит дух и начинает заново, — Ладно, я все-таки попробую… понимаешь — мне эта вселенная швырнула в еблет самое стыдное, что у меня в голове только было. Зависимость от тебя, которая вот таким образом — как будто в насмешку — стала реальной, апокалиптической зависимостью, где мне не выжить без тебя — уже буквально. — Ты, вообще, меня слушал? Я же тебе говорю, что ты не один такой… — Да один я, один! Не знаю, Антон, ты пойми, я, может, не так как-то говорю, непонятно выходит. Но я пытаюсь объяснить… уродская эта вселенная сначала мне выдала тебя как постоянное напоминание о моем ебанизме. Потом завела меня в твою голову. Потом тебя отобрала, и я подумал, что просто, нахуй, с ума сойду тут за эти сутки. Но этого ей показалось мало — она и тебя всунула в мои воспоминания, и еще в какие — я-то, дурак, думал, там тоже что-то лайтовое будет, ну ссору с Аленой какую-нибудь тебе подсунет — так нет же. Ну вот они и дошли до этого самого момента. Антон смотрит на Арсения, на его знакомое до малейших мелочей лицо, и видит, как ему страшно. Это застилает все — убирает все собственные страхи Антона, его желание закрыться и отвертеться от неудобных тем, горечь по поводу несправедливости всей их ситуации. Остается только желание успокоить. Пообещать что-то. Но что Антон может пообещать? — Арс… — Тот мальчик, — говорит Арсений тихо, глядя в пол, — из гриндера. Он пришел ко мне домой, и у меня крышу снесло. Я расстался со своим мужиком из-за этого.