Утопия

Паша едва ли когда-то задумывался о том, что люди могут резать себя - ради удовольствия, когда не могут справится с эмоциями или чтобы просто привлечь внимание. Да и не думал до сих пор. Но ему помогало. Тогда, впервые, он поцарапался совершенно случайно - выронил бритву из рук и пока ловил, лезвие зацепило кожу. Смотря на тонкую полосу, из которой маленькими бугорками появлялась кровь, Паша не мог отвести взгляда. А что если...? Аккуратно разобрав бритву и перхватив пальцами выпавшее лезвие, что звонко стукнулось о керамику раковины - благо Сергей в это время был на работе - он поднёс его к коже запястья, только прикасаясь, не прорезая кожу. Стоит ли? Закусив губу, он аккуратно давит и тянет лезвие в бок, прорезая кожу, внимательно рассматривая как кожа расползается вслед за ним, как набухает кровь в ране, и как та скатывается по руке вниз, крупными каплями падая на белоснежный пол ванной. Было больно, руку жгло, будто раскаленными углями провели. И было легче. Он будто наказывал себя - за неправильно принятые решения, приведшие к смертям, за свою принципиальность и дурость. Одно движение, второе, третье. На тонкой бледной коже появляется все больше царапин - более глубоких, или совсем незаметных на фоне остальных, тонких. Глубокий вдох и отброшенное в раковину окровавленное лезвие. Тонкие пальцы проводят по повреждённой коже, размазывая капли крови. Паша тихо хмыкает, грустно улыбаясь. Как он вообще дошёл до такого? *** Оттягивая рукава толстовки ниже, Паша аккуратно чистит морковь, что вручил ему Сергей, пришедший не так давно с работы, и воодушевленный на готовку. Такое бывало редко - в основном Костенко приползал домой уставший и злой, один раз даже с ног до головы покрытый грязью, и его хватало только на бутерброды с чаем. Он ловит на себе взгляд мужчины и виновато опускает глаза. Неделю назад Костенко увидел его руку - впрочем, сам дурак, надо было следить, не испачкался ли. Ему на самом деле было очень стыдно - и за то, что Костенко увидел раны, и за то что поддался слабости. Но остановится не мог. Сергей теперь на постоянной основе проверял его руки - отлавливал его и в наглую задирал рукава - и, довольно улыбался ему, не наблюдая новых ран. Хорошо что штаны не додумался с него стаскивать. Вытерпеть Паша смог только два дня, а потом начал думать. Руки резать нельзя - Сергей его точно побьёт за такое. Как итог додумался до ног - все равно штаны он снимал только в ванной когда мылся. Думал ещё о ребрах и животе, но когда он спал или что-то доставал с высоких полок, одежда могла задраться. Попробовав после рук впервые порезать кожу на бёдрах он столкнулся с тем, что это было больнее - пиздец как больнее. И первые разы он рыдал от боли, разрезая тонкую кожу. Позже привык и это было уже не так мучительно больно. И он откровенно боялся что Костенко случайно зайдёт в ванную когда он там, или раны начнут кровоточить и на джинсах появятся заметные пятна - и мужчина узнает. Паша, на самом деле, не боялся что его выпорят, он в принципе не особо боялся боли. Он боялся увидеть разочарование в глазах Сергея. Боялся что тот отвернется от него, бросит и никогда больше не захочет с ним контактировать. Боялся, но остановиться не мог. * Сеансы с Петром Аркадьивичем помогали, этого Паша не мог не признать. Ну и таблетки. С психотерапевтом, которого он по началу жутко боялся, было легко. Ему можно было рассказать что угодно - конечно, не приплетая сверхъестественное - и тот не осудил бы. Только помогал разобраться с проблемой и найти решение. Благодаря ему Паша перестал шугаться других людей, не боятся выходить на улицу и, Господи боже, говорить с друзьями - спустя больше чем полгода он впервые сам позвонил Лёше и проболтал с ним почти три часа, слушая кучу новостей от друга, который быстро забил на радостях на обиду на него за такое долгое молчание. Сергей был доволен такими прорывами. И, спустя три сеанса с Петром Аркадьивичем, Паша, отводят глаза и нервно теребя рукава футболки, запинаясь рассказал ему о том, что режет себя до сих пор, и что скрывает это от Сергея. Мужчина выслушал его, не перебивая, и следующие пол часа они пытались найти альтернативу подобному - Пётр Аркадьевич предлагал попробовать попользоваться обычными концелярскими резинками, которые часто применялись в терапии неконтролируемой агрессии, постепенно снижая тягу к самоповреждению. И признаться Сергею. - Я боюсь, - дрожащим голосом произносит Паша, чувствуя как по щекам скатывается слезы, - Я не хочу чтобы он бросил меня. - Не стоит волноваться об этом. Самое главное в любых отношениях - это честность. Если Сергей узнает это от тебя лично, он не будет сердится так сильно, как если узнает об этом случайно или от кого либо другого. И не стоит волноваться, он не оставит тебя. Разве человек, который так много делает для тебя, может отбросить тебя, как что-то неважно, только из-за этого? Паша понимал что он прав. Нужно признаться. Но страх от понимания никуда не девался. И сейчас, стоя перед кабинетом Сергея в их квартире, Паша нервно молился - как только умел - чтобы мужчина хотя бы позволил оставаться рядом. Он не хотел его потерять. Сергей же не выгонет родственную душу? Правда ведь? Глубоко вдохнув, Паша открыл дверь кабинета дрожащий рукой и вошёл внутрь комнаты, тут же натыкаюсь на задумчивый взгляд Сергея, который смотрел прямо на него. - А я то думал, сколько ты там простоишь, - мягко усмехается мужчина, с явным весельем рассматривая покрасневшиеся щеки Паши. Паша поджимает губы, кидая недовольный взгляд на полупрозрачную дверь, и падает на кресло перед столом, скрещивая руки на груди и упираясь взглядом в стоящий на столе ноутбук. И абсолютно не обращая внимание на вопросительно смотряшего на него Костенко. - Паш, что-то случилось? - мягко подталкивает его мужчина. - Д-да, - Паша поднимает на него взгляд, смотря прямо в голубые глаза, - Я режусь. Я соврал тебе. И наблюдает как темнеют глаза, а светлые брови съезжаются у переносицы. Сергей недовольно кривит губы и встаёт со своего кресла, обходя стол и присаживаясь на корточки напротив Паши. Прямо как тогда. Паша чувствует как глаза начинают слезиться и протягивает руки вперёд, дрожащими пальцами обхватывая ладони Сергея, - Я не смог остановится, но боялся рассказать. Ты так разозлился тогда, и я... И не выдерживает темного внимательного взгляда, наклоняясь вперед, не сдерживая рыдания, - П-прости пожа-пожалуйста, я постараюсь бо... Я постараюсь больше не резаться... Он чувствует как Сергей аккуратно высвобождает свои ладони из его пальцев и громко всхлипывает, обнимая себя руками за плечи. "Вот и все". Он готовится к тому что его выгонят из комнаты, возможно из квартиры и скажут убираться и не возвращаться. Ведь он подвёл, соврал, не оправдал доверия и... Крепкие руки заставляют его встань на ноги и обхватывают, прижимая к горячему телу. Сергей мягко водит ладонями по его спине, тихо шепча на ухо, - Все хорошо, Паш, спасибо что рассказал. Мы что-нибудь придумаем, только не плачь, прошу. У меня сердце разрывается. Паша громко всхлипывает, высвобождает прижатые чужим телом руки, и обнимает Костенко в ответ. - Прости, прости, прости, - начинает причитать, насилу пытаясь успокоится. - Чшш, все хорошо, - он чувствует как Сергей ведёт рукой выше, вплетая пальцы в его волосы и мягко массиря кожу головы, притягивая ближе. Теплые объятия, мягкие поглаживая и ласковый шепот быстро сводят на нет истерику. Тихо всхлипывая, Паша отстраняется от мужчины и виновато смотрит на него, открывая рот, но тот его прерывает. - Ещё хоть одно извинение и я тебя реально выпорю, - строго говорит Сергей, заставляя его закрыть рот, - Пойдём в спальню. Я завтра закончу, не хочу тебя сейчас одного оставлять. Костенко лишь на минуту отходит от Паши, чтобы сохранить документ на ноутбуке и выключить его, и тянет в сторону спальни, где помогает переодеться - обычно Паша делал это в ванной после душа - и с недовольством рассматривая израненные бедра, пока Паша натягивал штаны. Но промолчал. И так же молча потянул его в кровать, помогая удобнее улечься и мягко притягивая к себе. - Спи, Паш, я рядом.