Butterfly

Смогу ли я поймать свою любовь? Я никогда не смогу сказать

***

Ренджун чувствовал себя великолепно. Дома и стены помогали, и воздух был особенным, и родной язык звучал традиционной музыкой, и это радовало душу, возносило и заставляло верить в себя. Омега сидел в своём кабинете, который, вообще-то, был троном на самом деле. К нему съезжались на приём так называемые наместники, которые отвечали за определённые регионы. Отец оставил небольшие заметки, кому можно доверять, а кому нет, кого проверить, а кому доверить жизнь. Список был большим, но Ренджун понимал, что это было крайне важно, поэтому он внимательно всё изучил. Включая документацию и новые независимые отчёты, до которых отец так и не добрался. Наместников омега к себе пустил и тут же приметил одного, очень красивого и высокого. Вон Юкхей был альфой видным, гораздо старше омеги, лет на пятнадцать, он входил в список отца «доверить свою жизнь», так что особой симпатией молодой Хан к нему сразу проникся. — На наших фронтах всё чисто, никаких препятствий или проблем, всё работает слаженно, как часы, — рапортовал довольно пожилой альфа, сидевший довольно близко к Хану, который краем глаза следил за понравившимся человеком. — Ваш отец позаботился, чтобы Вам было комфортно и нехлопотно… — Благодарю и Вас за долгую и честную службу. Благодарю каждого из присутствующих, — омега совсем немного голову склонил, потому что ниже кланяться было не по статусу. Остальные ниже головы склонили. — Мы оставим Вас, — заговорил вдруг впервые за вечер Вон. — Господа, думаю, нам стоит оставить нашего Хана, думаю, он устал и хочет просто насладиться компанией своей семьи, — голос у альфы был чарующим и очень приятным. Ренджун только хмыкнул и снова головой кивнул. — Великий Хан, Вы можете приказывать нам что угодно, мы — Ваш совет, — напомнил на всякий случай Юкхей, а омега взмахом руки позволил альфам встать, поклониться почтительно и начать вереницей покидать кабинет. Юкхей был одним из последних альф около выхода. Он было за ручку двери взялся, как голос Хана его остановил. — Господин Вон, задержитесь, пожалуйста, — попросил Ренджун. Юкхей же закрыл дверь, предусмотрительно повернув замок. — Вы сами сказали, что Вы — мой совет, так что я хочу доверить Вам важное дело. — Приказывайте, мой Хан, — слегка поклонился альфа. — Вы же знаете, что на востоке страны дела идут не очень. Несмотря на последние заявления почтенных господ и их радостные лица, я могу судить о настоящих успехах, — размеренно говорил омега, медленно прогуливаясь по кабинету и трогая корешки книг, которые остались от отца. Альфа молчал. Явно понимал, что врать смысла не было, потому и не говорил ничего. — Вы кажетесь мне надёжным человеком. Вы самый молодой в совете и, думаю, Вы хорошо меня поймёте. — Приказывайте своему рабу, — повторил Юкхей, улыбаясь и понимая, к чему клонил омега. Он напоминал ему лисицу. Красивую, хитрую, опасную. Он кругами ходил вокруг и специально выбрал его, Юкхея, который всех стариков совета ненавидел и готов был убивать за старого Хана. Теперь готов был за нового. — Убей моих братьев, — приказал Ренджун, глядя в глаза подчинённому и обращаясь неформально. Отец этому и учил. Быть уверенным, когда отдаёшь приказ об убийстве. Потому что кролик не может приказать убить тигра. А тигр может всё. — Всё должно быть тихо, спокойно. Их папа ничего знать не должен. Обставь это аккуратно и изящно, — попросил парень, а Юкхей улыбался. — Убийство и суицид от горя устроит? — спросил мужчина, поправляя бабочку. — Разумеется. — Я доставлю тела, как только закончу, — Юкхей поклонился. — Что-то ещё, мой Хан? — Пока ничего, — уклончиво ответил омега. — Можешь быть свободным. Когда закончишь, я буду ждать тебя здесь. Я думаю отдать тебе центральный округ. Старику Мао давно пора уехать подальше, к чистому воздуху и природе, — поделился рассеянными мыслями омега. Он много думал об этом и ему действительно нравилась идея держать Юкхея к себе поближе. Лицо альфы же приобрело действительно удивлённое выражение. — В Корее сейчас непростые времена, скоро понадобится наша помощь. — Так это правда, — вдруг выдохнул Юкхей. — Вы там были. Вы были в банде, — Вон был потрясён, у него даже мурашки по рукам прошлись. — А Вы видели Хозяина? — он был действительно легендарным омегой. — Конечно. Я лично учился у него, наблюдал. Он очень радушный и гостеприимный, но очень мстительный и злопамятный, если на то есть причины, — уклончиво ответил он. — Юкхей, не проявляй такой интерес к другому омеге, ты можешь заставить меня ревновать, а я этого не люблю, — вздёрнул одну бровь Ренджун, который не мог рассказывать ничего о личности Хозяина. К тому же, хотелось, чтобы и его имя вызывало дрожь по спинам альф, а не только главы корейской банды. — Виноват, — альфа улыбнулся и склонился. — Уверен, Вы будете править столь же мудро, как и он. — Если ты мне поможешь, — вдруг ответил Ренджун. Юкхей в тот день поклялся в своей верности, колени преклонил перед своим новым господином. И он бы соврал, если бы сказал, что был неискренним. Он верил в него, в его силу и обещал служить ему. А ещё, кажется, в тот день он отдал ему и своё сердце, безнадёжно влюбляясь в пока даже несовершеннолетнего мальчишку, чьи документы он лично подделывал, старя на три года, чтобы узаконить вступление в наследство. Альфа вышел из кабинета с лёгкостью, окрылённый и вдохновлённый на новые убийства, лишь бы порадовать своего господина. Лишь бы он ему улыбнулся и снова по имени позвал. Потому что голос его был музыкой, глаза его были сердоликом, а аромат напоминал запах прелой осенней листвы. В Хана было чертовски легко влюбиться. И будет безумно тяжело его забыть, потому что Юкхей знал, что омега на него не посмотрит как на альфу. А Ренджун смотрел. Он смотрел вслед мужчине и видел в нём настоящего альфу, сильного и надёжного. Но в этот раз позволил ему уйти и выполнять приказ. Омега же остался в тишине своего кабинета, слушая тихое тиканье часов и глядя на единственный предмет неземной роскоши в кабинете отца. Китайский дракон, выполненный из чистого золота, с чёрными глазами из обсидиана и когтями из маленьких бриллиантов. Это было настоящим произведением искусства. Отец явно смотрел на статуэтку и воображал, будто это он. Но Ренджун себя драконом не видел. Он себе всегда больше напоминал лиса. Омега не хотел быть драконом, это было для альф. А он альфой не был и притворяться им не хотел. Хан снова задумался, крутя в руках довольно тяжёлую статуэтку.

***

— Как твоя нога? — спросил Бабочка, когда все встретились в квартире, где обитали Золото и Чанбин. Завтрак включал в себя кашу, которую готовил сам Бабочка, а Чан нарезал к ней фрукты. Чанбин каши не любил, поэтому напёк блинов и нашёл поддержку в лице своего омеги, который брезгливо отпихнул овсянку и пододвинул блины с бананом и шоколадной пастой. — Вполне сносно, но лучше не нагружать её ещё пару дней. Воспаления нет, швы заживают, — отрапортовал Золото, отхлёбывая кофе. — Давайте поедем через три дня? — Давайте, — кивнул согласно Минхо, под внимательным, цепким взглядом Чана, завтракая и намазывая маслом хлеб. Минхо постарался не обращать на это внимание, Чанбин тактично ничего не говорил, Золото и вовсе не замечал, потому что считал Чана немного придурочным, чего греха таить. Сам альфа выяснил, что течка окончилась через четыре дня, теперь, на пятый день после её окончания, он ждал хоть каких-то признаков беременности. Разумеется, для токсикоза было рано, но он ждал отклонений в поведении, может, эмоциональности, аппетита, но… Бабочка вёл себя как обычно. Сам же омега лишь глаза закатил, но внутренне безумно умилялся. Конечно, альфа так старался сделать ему ребёнка, и самому омеге тоже не хотелось, чтобы это всё прошло напрасно. Омега предпочёл абстрагироваться от внимательных чёрных глаз и просто прошёл в спальню к Чанбину и Золоту, где теперь только омега лежал, пока альфы мыли посуду, а затем и начали спорить, в какую игру лучше сыграть на приставке, которую доставили по просьбе Золота. Он и сам играть любил. Но теперь омега лежал в спальне, закрыв дверь, чтобы альфы его не видели. Золото уже не плакал, нет. Он просто в стену смотрел, лёжа на боку. Бабочка не редко его видел в таком состоянии, а потому закрыл за собой дверь плотно и лёг рядом, чтобы друг теперь смотрел ему в лицо, а не в стену. — Ворона убили, — тихо прошептал Золото то, о чём старался забыть, но никак не мог. — Я знаю, милый, — кивнул Минхо, прикрывая глаза и вздыхая тяжело. Из соседней комнаты раздались радостные вскрики Чанбина и вопли разочарования Чана. Они уже начали играть. — Хёнджин мне уже всё написал, Феликс, — едва различимым шёпотом сказал омега. — Мин Юнги был замечательным. И Ворон тоже. — Он был бы прекрасным отцом, — Феликс всё же снова заплакал. — Знаю, Золото, — кивнул омега и прижался к своему другу близко, позволив ему спрятать лицо в изгибе своего плеча. Он по затылку ласково поглаживал и целовал, куда приходилось, просто оставляя на нём свой запах и успокаивая этим. — Я рядышком с тобой, всегда буду рядом, ты же знаешь. Я тебя больше всех в мире люблю, — шептал ласково Минхо. — И никогда тебя не оставлю. Да? Помнишь? — Да… — откликнулся тихо Золото и сам потянулся за нежным поцелуем, который тут же получил. Бабочка был больше, чем весь этот мир, он был в особой нише в сердце Золота, он был на особом месте, куда никто залезть никогда не сможет, даже Чанбин, ни один альфа. Минхо целовал его по-особому, абсолютно уникальным способом его лицо держал и нежно по волосам гладил, а ещё слёзы вытирал умело. Рядом с ним Феликс был собой, слабым, грустным, с телом, которое в таком юном возрасте уже болело, с израненной душой. Только омега все его ранки и царапинки знал, всё понимал. — Я тебя люблю, Хо, — тихо и ласково назвал его Феликс, вспоминая старые дни, когда они были совсем маленькими. — Больше всех на свете. Мы же всегда рядом будем? Правда? Честно? Со своими веснушками он был похож на ребёнка, без макияжа, который Золото так любил, его глаза не были глубокими, а сам он не казался пугающим. Он был Феликсом из Австралии, маленьким и милым, дурашливым. Он сильнее жался к Минхо, несколько раз подряд в губы его чмокал и наконец начинал улыбаться. Осторожно и едва заметно, одними глазами. — Плохо спал, Ликси? — шепнул едва слышно Минхо, когда Золото насытился поцелуями и под смех альф из соседней комнаты прикрыл глаза. Феликс положил голову на грудь Минхо. — Да. А у тебя как ночи проходили? Скучал по мне? — хитро и с намёком спросил омега. Минхо лишь глаза закатил. Они спали несколько раз вместе, но предпочитали об этом не вспоминать, удовлетворяя свои потребности с альфами в банде. Но в последнее время хотелось чаще быть в руках друг друга. — Обязательно, — серьёзно кивнул омега. — Думаю, у меня не получилось, — признался Минхо грустно, беря друга за руку и переплетая пальцы. — Скорее всего, у меня не получилось зачать, — и глаза прикрыл. — Хо, у тебя вся жизнь впереди, ты сможешь, — ворковал Золото, теперь сам утешая и целуя в лоб ласково. — У тебя обязательно получится. Скоро новая течка наступит и вы сможете попробовать снова. К тому же, ты пока не знаешь, получилось или нет. Пока тебе даже тесты ничего не скажут, так что живи спокойно. Знаешь, просто визуализируй. Думай о том, что ты уже беременный, — посоветовал Феликс. — Я буду вести себя так с тобой, ладно? Будущий папочка, — и ухмыльнулся довольно. — Буду тебе застёгивать куртку и делать какао. — Неужто и огромное пузо целовать станешь? — Минхо прижал к себе омегу поближе и засмеялся. — А вот и буду. Как мы назовём козявку? — Даже не знаю. Может… Минчан? — предположил омега и покраснел густо, заставляя Феликса рассмеяться. Имя было идеальным, Золото был с этим согласен. У этих двоих ребёнок должен будет получиться просто невероятной красоты, сочетающий все хорошее от обоих родителей. Золото ненавидел читать книги о любви, терпеть не мог смотреть фильмы о счастье, но он обожал лежать в объятиях Минхо и строить воздушные замки, в которых им никогда не доведётся побывать. Было что-то такое в этих моментах, очаровательное и счастливое, даже в их жизнях. Феликс положил маленькую ручку на низ живота друга, искренне надеясь, что там зародилась жизнь. Омега действительно плохо спал ночью, так что быстро отрубился, убаюканный родным запахом. Минхо вскоре присоединился к нему, измотанный очередным ночным кошмаром. Альфы в соседней комнате и не заметили, что омеги давно затихли, начав шептаться. Они доиграли партию и только теперь прислушались. Чан же тихо приоткрыл дверь, чтобы проверить парней и застал невероятно милую картину. Они спали, обнимаясь и выглядя при этом невероятно мирно и уютно, будто Бан сам рай лицезрел. Он тихо подозвал друга и тот тоже улыбнулся. — Такие хорошенькие, — вздохнул Чан. — Как котята, — и подпёр рукой голову, садясь за стол. — Восхищаюсь их дружбой… — У них что-то куда более глубокое и… не совсем здоровое, — тихо заметил Чанбин. — Я видел, как они целовались. — Да ладно, я тебя тоже год назад в щёку поцеловал, — махнул рукой Чан, не воспринимая слова друга всерьёз. Но тот головой покачал. — Погоди, они прямо целовались?.. Вау. — Картина в голове Чана была однозначно мило-горячей, и он не знал, как реагировать. — Думаю, это нормально, — после недолгих раздумий выдал альфа. — Они нечасто могут с кем-то откровенно поговорить, даже обняться, так что для них эта связь важна, — вздохнул он тяжело. — Они всё равно милые котятки. Никто не спорил с этим. Альфы до вечера просидели в гостиной за тихими разговорами и сидели бы так ещё до середины ночи, если бы в комнату вдруг без стука не вошёл тот, кого они увидеть не ожидали. Сам Пейзаж вплыл в комнату, сопровождаемый, как и всегда, молчаливым мрачным Чикаго, чьё злое выражение лица тут же пропало, стоило двери закрыться. Чан и Чанбин тупо смотрели на парня, который сам заглянул в спальню, а потом и бесцеремонно влез на кровать прямо между спавшими омегами. Те, конечно, проснулись, но с кровати не встали, лишь оплели с двух сторон Пейзаж и удивительно синхронно чмокнули в щёки с двух сторон. Чикаго не вошёл в комнаты, потом за шкирки оттащил от двери и альф, а дверь за собой закрыл. — Не трогайте их, когда они вместе, — дал наставление он и тут же бесцеремонно, прямо как и его омега, залезая в их холодильник и доставая оттуда остатки супа, который он тут же начал есть холодным, получая не меньшее удовольствие. — Из самого Сеула ехали, я поесть не успел, ничего личного. — Да бога ради, — махнул рукой Чанбин, подсаживаясь за стол. — Приятного, — кивнул Чан и даже поставил на стол перед альфой рис, который недавно он сам сварил и который всё ещё был на плите. Альфа кивнул с благодарностью. — Чикаго, а что между ними происходит? — тихо спросил Чан, наклоняясь над столом. Чикаго внимательно посмотрел в глаза обоим альфам, которые так хотели узнать ответ на вопрос. Альфа их пальцем поманил ближе к себе, те же приблизились, в ожидании огромной тайны. — Любовь, — тихо произнёс альфа очевидность, которую уже альфы и до того знали. Знали, но не могли в это уверовать и принять окончательно. Потому что это было странно. Это было необычно и в их мире неправильно, но всё же это не очень удивляло в контексте, так что Чан и Чанбин просто приняли это. Они сели рядом с Чикаго и заварили кофе. — Что вы вообще тут делаете? — тихо спросил Чанбин. — Какое-то дело? — Пейзаж хотел кое-что показать Бабочке и Золоту, — пожал плечами альфа. — Думаю, я могу показать. Альфа поднял с пола пакет, из которого тут же достал нечто в плотной упаковке. Она тут же оказалась снята осторожно, а на столе расположилась вещь по-настоящему удивительная. У Чанбина дар речи пропал, а Чан выдохнул поражённо. Золотой дракон с чёрными глазами стоял величественно на видавшем виды столе. Со осмелился пальцем провести по восхитительной статуе, от головы и до самого кончика хвоста. Чистое золото, начищенное до блеска, сияло. Чан позволил себе потрогать одну из утончённых лап. Сказал самому себе, что на удачу. Возможно, дракон исполнил бы его желание?.. Альфы не успели ничего спросить, потому что на кухню вышли омеги, все трое. Двое заспанные, один очень бодрый и взбудораженный. Зевания и болтовня Минхо и Феликса оборвались. Они молча уставились на дракона. Бабочка вдруг улыбнулся широко. Золото захлопал в ладони и рассмеялся низко. — Что такое? Это типа значит, что вы богаты? — спросил Чанбин, дёргая Золото за руку, но тот лишь сильнее рассмеялся, а Чикаго с Пейзажем поддержали и разразились хохотом. — А чего смеяться-то? Не объяснили ничего, — обиделся Со и забурчал. — Это значит, дорогой друг, — начал Бабочка, беря в руки увесистую вещь, — что мы станем сильнее в нашей борьбе и уничтожим южную часть. Китай с нами. Новый Великий Хан протягивает Хозяину руку дружбы. Это свидетельство мира и сотрудничества. Обычный день для двух альф, которые увидели нечто прекрасное и необычайно важный день для всей банды, которая теперь поднимет свою гордую голову ещё выше и станет ещё сильнее. Потому что дружбой они дорожить умели. Потому что Хозяин своих друзей любил больше жизни. Чан смотрел на Бабочку и испытывал нежность. Он понимал, что глаза у омеги горели от жажды мести, что он уже представлял, как будет убивать тех, кто предал и сокрушил его людей, но альфа видел в нём ангела. Бан понимал, что он идеализирует его, возводит на пьедестал и, как капризный ребёнок, закрывает уши, не желая слышать голос разума. Разум говорил, что Бабочку любить будет очень больно. Душа нуждалась только в нём. Одна его улыбка сбивала с ног и заставляла на колени опускаться. И, Чан был уверен, что когда настанет время прощаться, когда закончится, их лето, он будет цепляться за его ноги и целовать следы, лишь бы не уходил. — Мы выстоим, — кивнул Золото, усаживаясь на колени к Чанбину. — Когда было по-другому? — хмыкнул весело Пейзаж, подходя со спины к Чикаго и начиная массировать его плечи. — Если только вы будете рядом, другого и не надо, — Бабочка улыбнулся нежно, переплетая пальцы с чановыми. Минхо погладил золотого дракона по голове. Статуя в ту же ночь отправилась в Сеул вместе с Пейзажем и Чикаго. А днём блистала в лучах солнца на столе Хозяина.

***

Президент Ан был чрезвычайно занят. С раннего утра он был на ногах и вынужден был изображать благосклонную улыбку. Встреча с послом арабской страны забрала много нервов и времени, затем пресс-конференция по этому же поводу, далее банкет, на котором нельзя было расслабиться. Теперь ещё и дела внутренние, более насущные, которые требовали личного вмешательства. Мужчина устал. Ему скоро должно исполниться шестьдесят семь лет, у него безумно болели колени и стопы, он хотел лишь прийти домой и проспать следующий год или вовсе умереть. Но он не имел права на отдых. Он управлял страной, этой огромной машиной, которая легко могла пойти ко дну. У него всегда было много причин для головной боли, однако банда, всё более популярная и влиятельная стала главным поводом для мигреней. Хозяин был молод, но уже имел крепкие острые зубы и мощную хватку, выбраться из которой было невозможно. Омега был умён и знал тонкости большой игры. Восставший из пепла, он казался настоящим чудом, а старый альфа вздохнул спокойно и счастливо подумал, что с ним будет легче иметь дела, ведь его отец был довольно сложным человеком. Боги, как же он ошибался. Президент всё ещё вспоминал эти свои мысли и смеялся над своей глупостью. Ему казалось, что он видел в этой жизни всё и перестал удивляться, но он удивился, когда по улицам его страны потекли реки крови. Люди прозвали это «эпидемией маньяков». Хозяин назвал эти мероприятия «дератизацией» и настоятельно рекомендовал не вмешиваться. — Надо же, я думал, что тигра убили три года назад, но на его место пришёл сам Сатана, — покачал головой альфа, рассматривая бумаги в своих руках. «Уважаемый Президент! Предприятие благодарно Вам за содействие в наших мероприятиях. Мы надеемся на плодотворную работу в будущем и выгодный оборот сделок, которые заинтересуют обе стороны. Мы счастливы делить с Вами наш хлеб» Хозяин издевался изысканно и тонко, намекая на ничтожность налогов в сравнении с оборотом грязных денег банды. В качестве подачки был приложен чек на перевод двадцати миллиардов вон в фонд строительства детской больницы, которую государство обещало гражданам ещё пять лет назад. Это был грандиозный плевок в лицо, который господин Президент стерпел с достоинством. Однако Хозяин не успокаивался. Омега лез усиленно в дела государства, постепенно подстраивая под себя экономику, рынки, даже общественное мнение. Люди любили их компанию и доверяли ей, а любые упоминания банды исчезли, будто бы вместе с ней самой. Но Президент Ан знал, что она процветала, всё так же перевозя наркотики, оружие, медикаменты и драгоценности. Теперь они хорошо прятались, отменно заметали следы и всегда выходили сухими из воды. Любая попытка вмешательства или контроля оканчивалась обидным показательным провалом и насмешливым письмом от Хозяина. С этим надо было что-то делать, причём срочно. Поэтому альфа принял решение. — Доставьте ко мне Пак Джинёна. Президент не испытывал никакой радости, когда этот человек впервые оказался перед ним и сел за стул у его стола. Смотрел самодовольно, с вызовом. Он тоже был не молод, ему было ближе к пятидесяти, он внушал страх своим цепким взглядом, будто решал, каким образом лучше будет убить. Но Президент не боялся его. Альфа холодно окинул взглядом мужчину в синей тюремной робе и наручниках. Тот не выглядел благополучно, но отвечал не меньшим презрением. Оба друг друга ненавидели. — Чем же я заслужил такое внимание к моей скромной персоне? — заключённый первым нарушил тишину и брякнул оковами. — Есть любопытная сделка, которая тебя заинтересует, заключённый Пак, — лениво ответил альфа. — Я знаю, за что тебе дали пожизненное, прекрасно помню твоё дело. А ещё очень рад, что за короткий срок твоего пребывания в месте заключения с тобой ничего не случилось. Я был бы разочарован, потому что ты сейчас можешь быть очень полезен. — Внимательно слушаю, — Джинён склонил голову, приподнимая бровь. — Мне известно, что ты был среди предателей, которые в ночь пришли домой к прошлому главе и расстреляли всех, — начал тихо Ан Гончоль. — И мне известно, что ты предатель в квадрате, трусливый и мелочный, — старый альфа рассмеялся, а у Джинёна желваки заходили от злости. — Сначала натворил дел в молодости и ушёл от правосудия в банду, а когда нагадил там, подняв руку на босса, сдался закону, предав тех, кто кровью смыл своё предательство. Для меня загадка, как ты выносишь присутствие самого себя, но это лишь твои грехи, мне до них дела нет. Однако есть должность, которую я могу тебе предложить. Я хочу закончить то, что вы начали несколько лет назад. Я хочу убрать банду навсегда, всех до единого. — Ну и зачем я? — расхохотался искренне Пак, поднимая руки, чтобы утереть воображаемые слёзы. — Ты возглавишь новую банду, которую я буду спонсировать лично. Так началась история Южной банды, которая не имела официального названия, но имела длинную историю развития и спонсирования. Президент Ан действительно постарался, а ещё он действительно надеялся, что ему удастся убить Хозяина. Этот омега был корнем его проблем, он был самим Дьяволом и Ану казалось, что убив его, он решит все проблемы. Возможно, он был прав. Пак Джинён поставил свою подпись на договоре и теперь он стремился доделать хотя бы одно дело до конца. Никто больше не посмеет назвать его предателем. Он убьёт всех, кто имеет право его так называть.

***

Хозяин проверял свою почту и удивлялся тому, насколько хороши были его ребята. Конечно, он бы им жизнь свою доверил, но чудеса, которые они творили, постепенно подбираясь к Президенту. Теперь омега был уверен в том, что это был он. Некоторые документы на это указывали. — Докладывай, Пейзаж, — кивнул мягко Хозяин, а омега уселся рядом, снова погладив по золотой голове дракона. — Всё доставили, Монстр уже на месте, всё зачистил, южная часть, как бы это смешно ни звучало, чиста, там только наши… — омега улыбнулся, а Хозяин прикрыл глаза. — Ворона похоронили, как и остальных. Его омега родил, но… — Пейзаж умолк, глубоко вздохнув. Хозяин нахмурился. — Ребёнок не выжил, к сожалению. Схватки были раньше срока, так что малыш умер на второй день в инкубаторе. Омега в тот же день вскрылся в ванной, — Хёнджин опустил голову. — Мы должны были следить за ним лучше… — В том нет твоей вины, — успокоил его Хозяин, беря за руку. — Тогда чья же это вина? — у Хёнджина заблестели глаза от невыплаканных слёз. — Мин Юнги знал, на что шёл, когда кровью расписывался и соглашался вступить в банду. Он клялся в том, что братья отныне здесь, что его жизнь принадлежит им. И мне, — Хозяин головой дёрнул, будто избавился от назойливой мысли. — Его жизнь уже была моей. Не его омеги, и не его ребёнка, но это не значит, что мне не жаль. Очень жаль. Каждого. Позаботься о сыне Янтаря. — Уже, — сухо ответил Пейзаж, не считая нужным добавлять ещё что-то. — Их жизнь принадлежала им самим… — прошептал он, поднимаясь. — Пейзаж, умоляю… — Хозяин поднялся и взял друга за руку, заставляя посмотреть в глаза. — Не взывай к моей совести и не стращай геенной огненной, вы все со мной туда пойдёте, — и глубокими чёрными глазами в душу заглянул, кажется, под кожу забираясь и душу читая. Хозяин умел так делать. Одного его взгляда хватало, чтобы встать на колени и забыть обо всём. Он был невероятным, а ещё понимающим. Омега читал лица, чуял ложь на животном уровне и мог глубоко зубы вонзить в больное место и сломать человека моментально. От него пахло опасностью. Однако Хёнджин его всё равно любил беззаветно, всё равно его целовал и жить без него не мог. Они все друг без друга не смогли бы уже. Слишком глубоко пустили корни в одну почву, переплелись вместе и росли. Хозяин не ответил. Только руки на затылок Хвана переместил и надавил на него, сокращая между ними расстояние и наконец смакуя полные вкусные губы друга. Пейзаж всегда был приятным и очень вкусным, он любил сладкое и жвачки, поэтому каждый раз был свежим и восхитительным. Главный омега банды был без ума от этих губ, он слегка прикусил нижнюю и тут же поцеловал, извиняясь. К тому же, он понимал, что Чикаго не будет очень рад, обнаружив чужие следы на своём омеге. Но альфе ничего не оставалось, кроме как смириться. Чикаго всё знал, всё понимал и видел. Он видел, как Пейзаж улыбался, когда говорил с Хозяином на сторонние темы, слышал тихий чмок в конце разговора и скромное «я тоже». — Я тебя люблю. — Я тебя тоже.

***