Любимые омеги бесславного Принца Харольда

— Я на эту цыпочку, ой, как надеюсь! — Альфа-подросток демонстративно чмокнул испуганную худую курицу в белый затылок. — А перышки какие светленькие… Будто локоны Принца Эрика! Его взволнованные товарищи рассержено загудели, обойдя водящего полукругом. Он тормозил своими причитаниями и шаманскими ритуалами их игру. К тому же, желать Принца Эрика они могли лишь по доброй традиции, по рассказам отцов. Воочию развратную омегу из молодняка никто не видел, тем более, не мог ощутить райского аромата его волос. Не могли даже представить той грани, когда человеческий запах становится ароматом самой страсти. Не подозревали, что эта грань вообще есть. Их родители-омеги в лучшем случае пахли ромашкой или горной травой. Скучными зимними вечерами молодые альфы спорили, какой аромат оставлял жених Принца Яспера на простыне? Терпкий кедровый орех? Заморский таинственный порошок, что купцы называют «кофе»? Переспелый гранат, лопающийся от собственного сока в руках? Когда состоится свадьба и во дворце появится новый принц-омега, жизнь слуг наполнится большим смыслом! Каждая их маленькая победа будет посвящена человеку, который никогда не узнает их имен. Каждый из мальчишек, не сговариваясь, будет мечтать умереть со стрелой в брюхе у ног Яхонта-Вестала, нарядившегося в свой самый роскошный наряд! Нет, лучше уж полностью обнаженного! Плачущего Господина Яхонта, горячо благодарившего смелого альфу за свое спасение. Немногие надеялись вдобавок получить посмертный поцелуй в лоб. Но пока они слишком юны и бестолковы для войны и места в королевской страже. Вечно голодны и падки заглядываться на каждый мимо проходящий хитон. Водящий наконец опускает белую курицу на снег. Мышцы птицы напряжены до предела — она готова бежать со всех ног. Мгновение. Жилистая рука, сжалившись, ее отпускает. Курица срывается с места, теряя вместе с несколькими светлыми перышками голову. Водящий отрубает ее точным косым ударом маленького топора. Обезглавленная курица уверенно бежит по снегу, минуя трупы сородичей и окровавленные следы. Молодой альфа задыхается от восторга. Эта цыпочка станет ключом к его победе. Молодняк вопит птице в след во все горло: кто-то счастливо подбадривает, кто-то грозится сделать с ней что-нибудь, если она тотчас не остановится. Отрубленная куриная башка попадает под сапоги орущих альф. Кто-то из подростков поскальзывается на жидких мозгах и падает в снег. Потенциальный победитель молчит, гордый за себя и правильный выбор. Кухарка поручила этим лентяем зарубить куриц к обеду. Шестнадцатилетние альфы придумали страшную игру. Вдруг в королевские ворота въезжает крупный всадник на взмыленной лошади. Курица замирает на месте, чувствуя топот копыт и, обессиленная падает в стоптанный снег. Подростки замолкают. Площадь у казармы усыпана трупами обезглавленных птиц. Караул, приставленный к воротам, одетый не по уставу, немного пьяный и сопливый, испуганно смотрит на Бука. Через несколько мгновений чувствует тот же мальчишечий страх с его стороны. — У меня срочное письмо к Капитану Фае от Капитана Нейба. Бук, закашлялся, спрыгивая с лошади, ощупал свои небритые щеки. Сказать им — «пропустите?» Они никак ему не припятствуют. Заезжай хоть солдат Бук, хоть Северная Княгиня, войну с которой сейчас вел Король, со всеми своими белобровыми наложницами. Подростки раздосадованного собирали куриные трупы. Всякий раз, когда Бук появлялся в обществе альф, его огромной фигуры сперва боялись, но позже приходили в ярость. Как их мог одурачить такой безобидный тюфяк своим огромным брюхом и поросячьими голубыми глазками?! Буку стало тяжело на душе от увиденного. Он не любил, когда издевались над животными. Наказать молодняк он не имел ни полномочий ни желания. При них остались Капитан Фая и сам Принц Харольд! Судя по распущенности местных солдат — никому не было до караула дела. — Капитан у себя. Завтракают. Ну сходи, попытай счастье. Может она уже опохмелилась. — Победитель грустно ответил за всех, не опуская головы. Хоть рекорд поставить не удалось, его цыпочка пробежала дальше остальных куриц. За ваше здоровье, Принц Эрик! Кем бы вы ни были и где бы не скрывались… — А младший принц? — Неуверенно уточнил Бук. — Ха! Три месяца, как носу в казарму не суют… — Подросток воткнул в свои темные волосы маленькое куриное перышко. — Говорят, все не может слезть со своей омеги… Продолжает королевский род. Бук вздрогнул и мертвецки побледнел. Этот мальчишка, разумеется, не подозревал, что говорит о его папе. Могучий воин прибыл сюда прямиком с поля боя, а стесняется таких пустяков! Бук вынул письмо из-за пазухи и направился в пустую плохо натопленную казарму.

***

— Табачок есть, солдатик?. До первого своего похода Бук носил в карманах сахар и хлебные крошки, а не курево. На грубом деревянном столе в комнате Капитана лежала не карта движения войск Короля, а омега с широко раздвинутыми ногами. Пару мгновений назад он собирал из окровавленных куриных перышек, залетевших вместе со снегом в открытое окно, маленькую копию птички. Облизывал обрывок бумаги и клеил на слюну тонкий куриный пух. Приближаясь к нужной двери, альфа то и дело чесал нос. Запах сладкого красного перца, будто на кухне готовили восхитительный наваристый чили. Спелый хрустящий плод, мокрый от чистой воды из огородный бочки. Такой большой, что едва умещается в ладошку маленького альфы. Бук высовывает язык, пытаясь незаметно от папы сорвать его с лунки. — Не смей! — Грозил Лог, заметив, что шестилетний сын обхаживает невысокий куст. — Я перец на соленья сажал! Найду хоть один надкусанный… — Впервые вижу, чтобы ребенок любил овощи, а не сладкие яблоки или груши! — Засмеялся дядя Лир, облокотившись на соседский забор. — Так он ни от чего не откажется! Тырит урожай, как ежик! Хоть бы не зря! Авось большим вырастет. Маленький Бук густо покраснел, пряча руки в карманы детских штанишек. Лог не без улыбки трепал его волосы. Сегодня он был как никогда голоден. Ночь и раннее утро провел в седле. Пережевывая сухую солдатскую кашу на привалах, вспоминал сладкий перец, а не папину выпечку или жареное мясо. Детство и летнюю свежесть. Нервно сглатывал подступающую слюну, вежливо стучась в двери Капитана. Заставлял запинающийся язык повторять: «Срочное письмо от Капитана Нейба! Срочное письмо.» Бук никогда бы не подумал, что бывают омеги с запахом спелых овощей, а не цветов или фруктов. Никому бы в пьяной казарме не хватило умений, чтобы приготовить его любимый чили. Да и откуда взять свежий перец в декабре? Слюна брызнула на губы Бука, потому что этот Эмпти раздвинул ноги слишком широко. — Срочное… Письмо… Капитану… Фае. — Чужим голосом выдавил из себя альфа. — К Фае? Славненько! Я ведь тоже ее здесь жду… — Омега, выдохнул горький дым, все же сдвинул колени и плотнее прижал ткань хитона к коже. Костлявый такой, явно питающийся от случая к случаю, но прокуривший к восемнадцати годам все легкие. Давно немытые жидкие русые волосы отдают уличной рыжиной, губы ярко накрашены, серые серьезные глаза криво подведены углем. Зимой Эмпти трудно поддерживать гигиену и следить за собой. К домам терпимости не пристраивают бани. Сердце Бука бешено стучало в груди, чудилось, будто ребра трещат под слоем жира и кожи. Он умолял себя отвести с омеги пристальный взгляд, отвернуться, выйти за дверь, прочь из казармы, прыгнуть в седло и долго скакать в пустую снежную неизвестность. Рухнуть тучным телом в сугроб, который тут же растает. Ибо щеки Бука предательски покраснели. Впервые он был так рядом с омегой. Впервые почувствовал себя альфой в этом самом неудобном смысле… Но ведь это была проститутка, точно такая же, каких снимали его товарищи на улице. От них Буку хотелось убежать, забиться глубоко под кровать, не спускаться вниз, пока папа не позовет к ужину. К этому Эмпти хотелось прикоснуться и даже… попробовать его на вкус. Желудок Бука громко заурчал. Альфа почувствовал, как у него отнимаются ноги от стыда и отчаяния. Омега громко и весело рассмеялся, все так же сидя на столе. Буку отчего-то не было обидно. Он неуверенно ответил улыбкой на улыбку. — Извините… — Так что насчет табачка? — Повторил просьбу Эмпти. — Так вы же прямо сейчас курите. Зачем вам еще? — Пауза, — Извините… Нет, у меня… — Так я и спрашиваю про запас! — Улыбнулся омега правой половиной лица. — Когда еще Боги пошлют щедрого альфу грязной блуднице? Приходится делать нычки на черный день! Угощать подруг, давать в долг. Издержки рабочей этики. Дым ненадолго перебивает запах гостей. К тому же всегда приятно засыпать, зная, что у тебя есть табачок на утро? — Вы похожи на моего папу. — Правда? — Эмпти вскинул круглые брови, чуть наклоняясь навстречу к Буку, — Интересно, чем? Он тоже грязная блудница? — Нет! Извините… — Бук делает шаг назад, хватаясь за переносицу. От аромата сладкого перца начинает болеть голова. В комнате Капитана холодно, а Бук чувствует, как пот бежит по спине. Эмпти внимательно смотрит альфе в глаза. Ждет ответа — он заинтригован. Бук ведь сморозил глупость: Лога и эту омегу нельзя сравнивать. Эмпти не больше двадцати лет, его волосы заметно темнее, глаза хитрые, лисьи, а не злые, как у папы. Рост небольшой, черты лица и тела заостренные, поджарые. Вовсе не мягкие и рыхлые. Если эту омегу раздеть… Урру Великий! В уме ли ты, Бук? Если эту омегу раздеть и прижать к себе, большие пальцы упрутся в глубокие промежутки между крепкими выступающими ребрами. Утыкаясь носом в его волосы, придется приложить большое усилие, чтобы не чихнуть. Сладкий красный перец… Лето. Роса на зеленых листьях и красном плоде. Единство пряности, кислоты и рождения новой жизни. Буку бы хватило силы вжать омегу лицом в капитанский стол и снять с него несвежее белье. Эмпти приветливо ему улыбается. Может, будет этому только рад… Не в обиду папе, этот омега гораздо красивее. — Ты пускаешь на меня слюни, солдат. — Простите! Я не понимаю, что со мной… — Голос Бука дрожит. — Ты — альфа, я — омега. Такое бывает, приятель. Мне даже льстит. — Со мной раньше этого не было… — Бук сглатывает сопли. Не хватало еще разреветься. Он всего лишь хотел доставить письмо, а не потерять последний рассудок от гона. Того хуже — от любви… — Тебе страшно? — Губы Эмпти выпрямляются из слащавой улыбки. — Я не хочу причинить вам вред. Мне очень стыдно. — Я могу помочь твоему горю… — Нет, пожалуйста! Мне это не нужно! Это неправильно! — Бук вжался плечами в серую стену, грудь его бешенно вздымалась и опускалась. Омега аппетитно затянулся дотлевающей дешевой папиросой и плотно сжал губы. Густой дым повалил из-за левого плеча. Бук не сразу разгадал этот несвоевременный фокус. Но когда понял глухо вскрикнул и присел на пол. У Эмпти была огромная дыра в левой щеке. Из-под рваной зарубцевавшейся кожи торчали желтый язык и мелкие зубки. Возбуждение вытеснил ужас. Бук почувствовал на лбу холодный горький пот. — Сифилис. — Омега подмигнул здоровой частью лица, — Обычно проваливаются носы. А у меня загнила щека. Я попал к хорошему лекарю. И он спас мне жизнь. Хотя к чему она Эмпти, если ты остался уродом? Хозяйка прогнала меня на улицу. А раньше ко мне ходили благородные альфы, я принимал их на шелковых розовых простынях. Ей-богу, на розовых! — Он глубоко вздохнул, сдерживая слезы и улыбаясь, — Под хитоном все еще хуже. Я похож на пегую уличную псину! Ха-ха! Бук замер. Коричневый плащ Эмпти держался на одной единственной пуговице. Никакого белья на нем не оказалось. Пришел он сюда, явно продрогнув до костей. Тело покрывали частые зарубцевавшиеся бордовые язвочки. Действительно смахивающие на пятна животных. Бук впервые видел омегу без одежды. — Что здесь, черт возьми, происходит? Капитан Фая окинула комнату соколиными черными глазами. Молодой альфа на полу ждал для себя незамедлительного наказания. Женщина вздрогнула, узнавая в проститутке свой интимный секрет. — Ты… Бук слышит громкую пощечину, не смея поднять глаза, медленно встает на ноги. Фая ощупывает лицо. Эмпти дрожит от гнева и злобной радости, его пальцы помнят жесткость удара. — Выйди, солдат. И Бук счастлив это услышать. — Ты удивлена, что я остался жив! — Удивлена, что тебе хватило смелости и наглости прийти сюда, Бон-Эмпти. — Твой караул зря получает хлеб. — Фыркнул омега. — Отцвела моя краса? Ранехонько… Ты виновата, альфа. — Шлюха. Ты обвиняешь меня в том, что заболел поганой болезнью? Меня? — Капитан глухо смеется. — Я хоть и шлюха, но свое дело знаю. Верил тебе, что ты чистая. Вон зубки у тебя еще белые. Рубашка накрахмалена. Шуба соболиная, перстень золотой с руки Короля. А под бельем — гниль! Я теперь здоров. Выгнали из номеров за уродство — пойду торговать собой на улицу. С голоду не сдохну… А ты, Фая? Старика Капитана Нейба отправили воевать, а ты здесь за главную! Кто из вас переживет эту войну?. — Бон! — Бон-Бон! — Непристойная бордельная кличка омеги. — Замолчи. Все сказал? Уходи. — Фая нахмурила черные брови, — Хочешь золота? Или может мне жениться на тебе? Знай себе цену, омега. Ты еще хорошо отделался. Ты будешь жить. Бон-Эмпти презрительно встряхивает волосами, запахивается в свой хитон и уходит из комнаты прочь. — Эй, мальчишка? Спасибо! Ты, здоровяк! К тебе обращаюсь! Бук медленно отрывается от злополучного мятого письма. Встречается взглядом с улыбающимися серыми глазами обезображенной омеги. — Приятно почувствовать себя хоть ненадолго снова красивым! Коричневый хитон исчезает из стен казармы. Черные глаза Капитана Фаи прожигают Бука насквозь. Его зовут Бон… Простое имя из трех букв. Интересно, сможет ли «Бон-Бон» сегодня достать себе обед? Угостят ли его табачком старые подруги?. — Забудь все, что видел и слышал здесь, солдат. — Да, Капитан! — Молодому альфе эти сведения ни к чему. Последнее, что захочется Буку — собирать сплетни. — Зачем прибыл в штат? — Срочное письмо от Капитана Нейба, Госпожа Фая! Женщина рывком выхватывает бумагу из его рук. Она явно не довольна состоянием документа и гонцом. Еще больше недовольна тем, что какой-то щенок знает, что она умирает от сифилиса. Фая несколько мгновений смотрит на письмо, затем на Бука. Взглядом возвращается к написанному, грубо сминает и швыряет альфе прямо в лицо. — Сам читал, что привез? — Нет, Госпожа… — Руки Бука дрожат. Что он сделал не так? — Грамоте не обучен? — Ка-капитан запретил! — Ну, читай… Давай! Давай! Вслух! быстрее! — Женщина-альфа топает ногой. Буквы на бумаге расползаются. Бук не в силах уловить их смысл. — «Фая! Это… единственный мальчишка Шоны. Забери его к себе, я за него ручаюсь. Силы ему не занимать, но нрав — мухи не обидит… Парень на войне первым погибнет. Помрет ни за что. Жалко… Тетушка Шона многому нас научила! Ее мы потеряли, а если и Бук помрет — ее род на нем и закончится… Твой товарищ — Нейб.» Бук ловил губами воздух. — Смешно получилось! Долго сочинял? Дезертир! Не каждый до такого додумается! — Я ничего не знал… Я думал это приказ или… — Единственная слезинка все же брызнула на небритую щеку альфы. — Поздравление с днем рождения? Сопляк! Сукин сын… За побег с поля боя тебя будут судить. Фая и Шона родились альфами, но оставались женщинами. Ревностно относились к присутствию друг друга. Никогда не были подругами, их связующим звеном оставался Нейб. Старуха правильно сделала, что уступила Фае лавры главной воительницы. А когда она отдала концы, Капитан поднимала за упокой ее души не одну кружку эля. Нейб пожалел ее щенка! Старина, что с тобой сталось? Отцовство и череда семейных бед сделали тебя тюфяком. Такой откормленный боров обязан служить их Королю. Иначе у него нет права на то, чтобы плодиться. — Эхе-хе-хе. С какими страшными рожами здесь омеги ходят! У меня аж сердце сжалось! Нашим пацанам не хватает жалования на здоровую суку? Фая злобно шипит. Еще один некастрированный кобель. Позорит и без того опозоренное имя Принца Эрика. Харольд замирает на пороге с глупой улыбкой и грецкими орехами за щекой.

***

— Я правда ничего не писал, принц. — Бук делает глоток из кувшина с кислым вином, сидя на засаленном табурете. — У меня бы и ума на это не хватило… — Что правда, то правда! — Принц лежал в куче несвежего постельного белья в своем углу казармы и продолжал жевать орешки в сахаре. — Тебе повезло, что я проходил мимо, дружок. — Мне… Мне там действительно было плохо. Голод, дорога все время, убивают… Почему Капитан отправил сюда именно меня? Я настолько хуже других?. — Он же черным по белому пишет — потому что ты сынок Шоны! — Харольд делает из письма кособокий кораблик. — А тех, кто не сын моей матери ему не жалко? Остальным, значит, можно умирать? — Горько усмехнулся Бук. — Ты задаешься ненужными вопросами, большой парень. Нейб дал тебе вольную, потому что ты сын Шоны. Король дал мне место в тылу, потому что я его внук. Я заступился за тебя, потому что сплю с омегой, что тебя родила. Мы семья! В отчимы я тебе не гожусь, но на правах старшего брата и друга могу позаботиться. — Харольд мурлыкнул от удовольствия, — Хочешь орешек, Буки? Не знаю, как их Лог жарит — объедение! — В медовом сиропе жарит… — Отозвался альфа, допивая вино, — Точно! Что же я папе скажу? Он так гордился, когда я уходил воевать! Как мне теперь дома появиться? — А ты не появляйся! — Харольд поднял голову с подушки, — Мы Логу ничего не скажем! Твоя служба продолжается, но только здесь! Научи местных придурков не переводить королевских куриц и жарь мне орешки по папиному рецепту! Фая тебя не тронет. Весной, вместе со всеми вернешься домой. — Папа догадается… Ты знаешь его дотошный характер. — Вздохнул Бук. — Не до тебя ему сейчас. — Почему?. — Он снова ребенка носит. — Харольд улыбается, — Злой как собака. Капусту соленую жует, да до ведра проблеваться бегает. Будет у тебя еще одна сестричка или братик! — П-поздравляю Вас, принц… — Бук зажмурился. Столько всего в один день! Харольд улыбнулся сахарными губами. Принесла же этого тюфяка нелегкая посреди зимы! Ему с двумя соперницами, готовыми перегрызть друг другу глотку, под одной крышей жить нельзя. Забота старшего брата, понимаете?