Любимые омеги бесславного Принца Харольда

Белые костлявые руки Эрика с броскими синими венами, с аккуратно подточенными ногтями. Крепко обнимают голую смуглую дрожащую шею Бруно. Принц утыкается носом в темные волосы мужа со спины, смотрит исподлобья на врагов. По-королевски спокойно. Несведущий человек решил бы, что омега жмется к евнуху от страха, лишь мешает ему держать окровавленный меч в руках, по-детски ищет защиты, подвергая их обоих опасности. Верная волчица при стычке двух самцов ловко проползает под брюхом своего волка, и прикрывает телом его горло. Чужак на самку не бросится. Не посмеет. Как и белые альфы не посмеют ранить руки развратного принца. Чтобы избавиться от Бруно, им придется сперва устранить Эрика. Два напряженных измученных немолодых тела синхронно дышат и поворачивают головы. Кто в этой паре сейчас защищает другого — не ясно до конца. По мясистому лицу Княгини Ялыны растекается жирная улыбка: занятная картина. Впервые за много лет решетка умещает за собой четырех человек. Юные альфы-стражники вжались в сырые каменные стены. Ловят открытыми ртами морозный воздух, как рыбы. Огромные фигуры белых воинов в крови и мехе внушают им парализующий ужас. Бруно преграждает дорогу и к мальчишкам, стоя в дверях железной решетки. Он тоже был слабаком на войне. Он их сейчас не осуждает. Альфы глухо рычат, выводя друг друга на эмоции. Светлый подол бархатного платья Ялыны испачкан в крови. Увесистая кольчуга на тяжелой женской груди. Светлые волосы убраны в скромную девичью косу. Узкая лестница стала для женщины непредвиденным испытанием. Наконец, восстановив дыхание и закончив проклинать род королевского архитектора, спроектировавшего проклятую башню, она готова к шуткам и любезностям. — Папа, мама и двое деток… Играетесь в семью? Зачем ты отрубил руку моему писарю, Бруно? — Укоризненно качает головой княгиня, — Мне что теперь самой вести все бумаги? — Евнухам нельзя иметь оружие. Мне нужен был меч. А он не хотел делиться. — Холодный шепот из-за решетки. Ей-богу, собака. Бросился с ревом на самого слабого из княжеского окружения, обезоружил. Легкий изящный меч сам лег в его поджарые, но сильные руки. Смел с лестницы нескольких самых шустрых и наглых альф. Замарав их внутренностями без того жуткие серые стены башни. Выдохшись, пятился вплоть до последних ступенек, обороняясь. Пока Эрик не прижался к нему со спины. Устал. Годы не те. Запах омеги придавал ему сил. Но злость мешала размышлять трезво. — Ваше Высочество. Еще прекраснее, чем о Вас говорили. Если бы Ваш… — Язык женщины замер. Трудно было определить отношения, в которых состояли эти два абсолютно разных человека, — «Бруно»… не поспешил убивать моих воинов, то Вы бы узнали: я здесь, чтобы прекратить Ваше заточение. Ресницы Эрика подрагивают на плече евнуха. Он сдержанно молчит. Нездоровый стук сердца Бруно настораживает. Нежная ладонь касается его груди. Бруно рычит от несвоевременного проявления чувств, ощущая поцелуй хозяина в шею. Жестом требует Эрика отступить к стене. Омега ожидаемо не подчиняется. — Ваш враг — мой враг, Принц Эрик. Столица осталась без защиты. Сегодня мы войдем в королевские ворота, как победители. Те мучения, на которые обрек Вас родной отец — аморальны. Но сейчас Король мертв. И Вы можете ступать, куда вздумается. Но ведь Вы не бродяга, верно? Вы должны вернуться домой. В свой дворец. Эрик сдержанно улыбается, как любая перешагнувшая порог сорока лет омега, получившая комплимент от альфы. — Вам нужен заложник. Живой щит. — Мой принц! Не переоценивайте значимость своей персоны. Все люди, что готовы Вас защищать — стоят в этой грустной комнате. Кто-то рычит от ревности, а кто-то переминается с ноги на ногу в мокрых штанах. — Женщина невесело усмехнулась, окинув загнанную в угол кучку людей, — Ваше освобождение — символ благородства Севера. — Мой отец мертв. Но живы мои дети. — Произносит омега твердым голосом, — Яспер не должен мстить за меня, но за своеволие нам обоим держать ответ перед новым Королем. Вы остерегаетесь гнева моего сына. В противном случае, со мной бы не церемонились. Спустили бы за волосы и швырнули лицом в снег. Заставили бы чистить Ваши сапоги, Княгиня Ялына. — И пустили бы по кругу всей дружиной? — Усмехнулась альфа, воины вторили ей улыбками. — Ну, это могло бы мне даже понравиться. Бруно, позабыв об опасности, оборачивается к принцу здоровым глазом. Смотрит куда-то сквозь, пытаясь угадать шутку в его словах. Для него несмешную. Ялына хохочет, аж груди дрожат с лязганьем железа. — Что за веселая, жадная до жизни омега! Принц Эрик! Я планирую зимовать во дворце Короля! Не хотелось бы плутать, в поиске винных погребов и нужников. Вы, как радушный хозяин, покажете нам свой дом? Из представителей правящей династии в столице остались только Вы. Ха… У Вас нет выбора. Губы омеги подрагивают в выученной лучистой улыбке. Бруно неуверенно опускает меч, дыхание его выравнивается. Смирился. Проиграл! Эрик любовно убирает окровавленные волосы евнуха со лба изящными тонкими пальцами. Бруно наклоняется к мужу чуть вперед. Женщина-альфа красноречиво морщит нос. Как такой красавец не брезгует коснуться больного уродства? В этих нежных движениях оба без слов на что-то решаются. Привыкли к взглядам посторонних. — Мне нужно одеться, княгиня. Альфа рассеяно кивает, не ожидая подвоха. Зима. В рубище Эрик точно околеет снаружи. — Вы двое. — Оборачивается Бруно к робеющим юным стражам, — Принесите сундук из чулана с провизией. Тот самый. И подготовьте для Его Высочества хитон. Княгиня закрывает полные губы мясистой ладонью, ее паучьи глазки следят за привычными невозмутимыми движениями евнуха. Мальчишки-альфы рассматривают белоснежный пыльный хитон с меховой оборкой: проверяют на наличие дыр от моли. Происходящее за решеткой им неинтересно. Либо молодняку хватает ума и дрессировки, чтобы туда не смотреть. Ялына пользуется положением хозяйки бродячего цирка, не скрывает вульгарного любопытства и легкого ужаса. Словно подковывая породистую кобылу с твердым сосредоточением во взгляде, Бруно надевает на Принца Эрика пояс верности. На родине Княгини такие пытки уже не применялись даже к альфам, что под влиянием гона или скуки, насиловали омег на улице. Громоздкая железка на трех замках хранилась, как реликвия в башне все эти годы. Задрав подол рубища, Эрик демонстрирует белоснежные рубцы на худых бедрах- эта штука оставила шрам на его красивом теле. Скрипит, как несмазанная дверь в фамильном склепе, тянет к земле, как балласт. Бруно ныряет ему под юбку, как плотник под сломанную телегу. Кивает — готово. Эрик ощупывает себя. Требует затянуть туже. Чтобы не болталась при ходьбе. Чтобы выдержала наверняка… — Я, право, не знаю, какие байки ходят о моем народе в Королевстве. Но я — Княгиня Ялына —сопровождаю Вас лично. Любой безумец, что захочет прикоснуться к Вам — умрет на месте. Я в состоянии обеспечить Вашу безопасность, принц. Бруно пропускает слова женщины мимо ушей. Заботливо поправляет шерстяные носки на щиколотках омеги. Прячет ключи от пояса во внутренний карман. Эрик сладко целует евнуха в дрожащие губы. Не бойся. Ты поступаешь правильно. Добродушно кивает Княгине из-за решетки. Белые идиоты. — Я плохо контролирую свои импульсы. Это не для моей безопасности. Это для вашей. Рассеянный взгляд принца скользит по недоумевающим лицам северных альф. Им вдруг становится резко не по себе. Смешная угроза, Ваше Высочество! Евнух Бруно вынимает из сундука железную цепь. Дотошно и бережно проверяет каждое, из связанных между собой колец. Внимательный человек заметит спаянные следы на нескольких звеньях. Цепь рвали. Эрик ловко вплетает в золотые локоны голубую ленту. Нужно пользоваться моментом, пока свободны руки.

***

Тяжелые звериные челюсти капканом смыкаются на бедре сэра Рональда. Рыжий альфа удивлен. Не привык столь ярким физическим ощущениям. Он не боялся волков ребенком. Ужас на него наводил их обрюзгший крикливый пьяный дворник. Мужлан, своими грязными руками сминающий бесценные карты, что маленький Рон старательно выводил под свечей. Единственный человек в этом мире, позволивший себе повысить на сына главного казначея голос. Урру Великий свидетель: мужчина старался держаться от него подальше до сих пор. Молодая женщина-альфа с бритой головой и хищным оскалом золотых зубов отрубает голову серому волку железным топором. Рон ощупывает мокрое от крови зверя лицо и сдержанно стонет: в ноге осталась пара желтых клыков. Багровая кровь топит мягкий снег, как как горячий шоколадный сироп мороженное. Бархатная смуглая кожа Яхонта-Вестала медленно зеленеет. Он нехотя утыкается носом в напряженную грудь Шестипалого Гюнтера. Если уж стошнит, то лучше на полушубок стражника, чем на собственное дорожное платье. Юный альфа сидит на сосновой ветке, крепко держит омегу под грудиной, словно застрявшую на вершине кошку. В сугробе визгливо ржет от боли раненная вороная кобыла. Под стволом мертвая волчица со стрелой в спине. Попал! Гюнтер слышит булькающую икоту Господина Яхонта, быстро снимает шапку с макушки. Омега не брезгует воспользоваться ей, как ведром. Запах мокрого меха и пота альфы совсем не смущает, лишь провоцирует новую волну рвоты. Гюнтер преданно продолжает держать омегу, брезгливо закатывая глаза. Хоть узнает, чем кормят этих принцев! — Развалины! Старая пара волков! — Женщина-альфа отпинывает мохнатый обезглавленный труп сапогом, — Видать, отделились от стаи и доживали свой век. Голод делает зверя и человека глупым. Попались бы вам на пути молодые волки, мой хозяин не успел бы прийти на помощь! — Рон густо покраснел, накладывая на рану жгут из дорогого кожаного ремня. В битве с диким зверем он был бесполезен. — Слезайте с елки и падайте ему в ноги! Ха-ха… Яхонт молча вытер губы краем шапки, глубоко вздохнул и грубым жестом потребовал альфу убрать руки от его тела. Гюнтер, фыркнув, разжал объятия. Схватился за деревянный лук. Омега осторожно приземлился ногами в мягкий мокрый снег, так что края его одежды коснулись холодеющих лап волчицы. Сглотнул последний рвотный позыв, низко поклонился белым спасителям. Высокая воительница уверенным широким шагом движется навстречу, скидывает капюшон с маленькой аккуратно причесанной головки притихшей омеги. Яхонт не поднимает дрожащих ресниц. Он зол на себя в это мгновение. — Раздевайся. — Приказывает женщина, глядя на юношу сверху вниз. — Нет. — Яхонт-Вестал качает головой, в его голосе чувствуется твердость. — Мы не варвары, Гуля! — Напоминает о себе Рон позади, — Я тебе не позволю. Гюнтер, рыча, натягивает тетиву, направляет стрелу в грудь лысой воительницы. Та с улыбкой качает головой, золотые кольца в обвисших ушах звенят. Шестипалому безразличен Яхонт. Северных захватчиков он ненавидел инстинктивно. — Только тронь его, сука. И я скормлю твое белое мясо королевским свиньям… — Шипит Гюнтер с дерева. Альфа громко смеется, поблескивая зубами. — Защитнички! Сдалась мне эта смуглая задница! Он ведь чернее трубочиста! Фу! — Гуля скривилась, представляя мерзкую вязку с южанином, — Шуба. Норка или соболь?! Новая? Богатенький сукин сын! — Ты позоришь себя и свою родину, женщина! — С чувством вступается моралист Рон, — Разве тебя недостаточно кормит Княгиня Ялына?! — Достаточно! — Огрызнулась она, — Но и от добавки я не откажусь! Раздевайся, омега! Я не воровка, а честная душегубка! А если его жизнь так же дорога, как эта шуба, пусть добровольно рассчитается со мной! Я пропью ее за твое здоровье, хозяин! — Эту шубу на меня надел мой жених — Король Яспер, когда уезжал. Ему ее и снимать. — Сверкнул черными глазами омега. Женщина скептически вскинула белесые брови, приподняла юношу за маленький гладкий подбородок. Взглянула с интересом. Тот вздрогнул от неожиданного прикосновения, но за хлыст на поясе не схватился. Гюнтер не опускал заряженной стрелы. — Гонор и самолюбие. Ничего больше. Ни запаха, ни красоты. — Заключила Гуля с улыбкой, — Предавались здесь греху, сопляки? Порочили королевское имя? — Чтобы изменить жениху мне не обязательно морозить зад в лесу. Достаточно открыть понравившемуся альфе дверь. — Яхонт ударяет крохотной ладонью женщине по пальцам. Хромающий, успевший смыть кровь с лица, Рональд осторожно кладет Гуле руку на плечо и отодвигает женщину в сторону. Как воспитанный дворецкий среди бурых стен-сосен в снежных чехлах, рыжий альфа низко кланяется с жеманной улыбкой. Протягивает ухоженную веснушчатую ладонь хмурому Яхонту. Ладонь, держащую цветные бутыльки с западными ароматными маслами в хрустале и резные княжеские печати. Ладонь, что без колебания потянулась к оружию, когда альфа услышал детский крик и звериный вой среди леса. — Мой отец слишком скуп, чтобы нанять мне достойную прислугу. Простите за развязность и жадность Гули, Господин! Никто из дружины не хочет брать ее в напарники. Гуля воровала золотые кольца с их пальцев во сне… — Женщина отвернулась, обиженно фыркнув, — Я испытываю к Вашему жениху самые теплые чувства! Небеса позволили нам с молодым Королем познакомиться прошлой зимой! — Мне ревновать? — Пожал плечами Яхонт, всматриваясь в лицо альфы исподлобья. Сэр Рональд осекся, неловко встал на раненную ногу и ойкнул. Гуля бессовестно скалила зубы. Их одежда с «хозяином» сильно разнилась. Драповое, выбранное не по погоде пальто и белые перчатки мужчины, контрастировали с медвежьим полушубком, бусами из звериных когтей и мягкими чунями женщины. Комнатный аристократ в плену у дикой девицы! Гюнтер с улыбкой соскочил с ветки: если Яхонт-Вестал язвит, значит оправился после нападения и красочной волчьей казни. О раненной лошади слез не лил, а шубу снять отказался. Мерзкий мальчишка. О том, что могло бы случиться, урони он принца в зубастую волчью пасть, альфа старался не думать. — Сэр Рональд к Вашим услугам! — Вновь тряхнул рыжими волосами северянин, — Могу я узнать, куда направляется омега самого Западного Короля? — В христианский монастырь. Навестить младшего брата. — Путь не близкий! Без экипажа? Без охраны? Без документов? Самонадеянно. — Покачал головой Рон, осматривая содержимое порванного вещевого мешка на земле. Книги, альбом для рисования и масляные краски, разбитая банка вишневого варенья. Шоколадные конфеты, вдавленные в снег во время битвы. — Я ведь не собирался жить в монастыре! — Злился Яхонт, — Не выношу духовников. Я всего лишь хотел поцеловать брата, которого не видел много месяцев… Сэр Рональд. Если Вы действительно друг Яспера, то помогите мне добраться до чертового монастыря! — Дитя, — Просиял улыбкой северянин, мысль, что его посчитали другом молодого Короля, очень льстила, — Именно из-за уважения к Вашему жениху, я отвезу Вас во дворец в целости и сохранности. Война! Омегам не стоит путаться под ногами у воинов! — Таким, как ты, тоже не стоит. — Рыча бросил Яхонт-Вестал, приближаясь к лежащей в снегу кобыле. Черные ухоженные волосы гремучими змеями извивались на плечах разъяренной омеги. Рональд смирехонько поджал обветренные губы. Зашипел, когда Гуля сжала жгут на его ноге. Солнечные зайчики играли в ее золотых, но давно не чищенных зубах. — Волчок Серый Бочок укусил, хозяин? Вреда от раны все равно, что от собачьей. Но волки всякую дрянь переносят! Мертвечину жрут. Загниет нога — отрежут! Снимай штаны, хозяин! Мочой нужно укус промыть! У меня как раз скоро через край польется. — Какая мерзость, Гуля… — Рональд, скривившись, заковылял к своему породистому спокойному коню, которого до сих пор шугался. — Хозяин — дурак. — Вздохнула женщина, крутя между пальцев золотую монетку, украденную из его кармана.

***

Эрик незаметно смахивает свободной рукой горячую слезинку с замерзшей щеки. Когда его нога миновала последнюю ступеньку и опустилась в мягкий снег, принц не почувствовал ничего. Сон, не более. Эрик так часто воображал побег из заточения, что внутреннее спокойствие, с которым он покинул стены башни, где провел четырнадцать лет, его потрясло. Пожалуй, кусочком серого небушка принцу и не дали насладиться вдосталь. Тут же усадили в тесные сани и наглухо закрыли резную дверь. Четырнадцать лет он находился в статичном дремлющем мире. Само движение саней по снегу, мельком доступный ему меняющийся пейзаж за окном, живые новые люди рядом, морозный воздух могли напугать узника и спровоцировать оправданную истерику. Но Принц Эрик сдержанно сидит напротив Ялыны, а мрачный, не чувствующий холода босоногий Бруно отсчитывает пульс на его запястье. Двумя руками сжимает ладонь мужа. Их связывает лежащая в ногах железная цепь и любовь. Попытки Княгини завязать разговор хоть на какую-нибудь тему по дороге во дворец не увенчались успехом. Где-то в глубине души она даже начала испытывать к этой притихшей супружеской чете сострадание. Тяжелый взгляд Бруно обращен к цепи. Любой резкий выпад со стороны женщины — и железка узлом завяжется на ее коровьей шее. Ялына евнуха не боялась. Но лишить Принца Эрика последнего дорогого человека в ходе нелепой дорожной потасовки было бы жестоко и глупо. Время от времени Княгине казалось, что взгляд Эрика обращен на нее. Что побуждало женщину выпрямить спину и лишний раз не ковыряться в зубах. Ялына была хозяйкой Севера, но для любой омеги оставалась некрасивой раскабаневшей альфой. Альфой, от которой добровольно не захочется родить дитя. Ялына отдавала себе отчет, что все ее наложницы улыбались ей из страха или лести. Зеленые глаза развратного принца пытаются ухватить фрагмент заснеженного пути сквозь ее силуэт. Ответил бы он, положа руку на сердце, с кем бы Его Высочеству хотелось провести ночь? С кастрированным одноглазым уродом или с ней? Не спросит. Ответ может ранить заплывшее жиром сердце. — Я никогда не думал раньше, что даже небо над нашим Королевством может быть таким разным. — Шепчет Принц, медленно оборачиваясь к мужу лицом. — Не думал, что снова его увижу. Хрустальная слезинка падает Бруно на сжатый смуглый кулак. Ялына плотно сжимает влажные губы, отворачиваясь. — Я никогда не замечал, что нас окружает столько острых граней. Ты можешь поранить руку, истечь кровью и умереть. — Голос евнуха нехотя оседает по шепота, — Эрик, обещай мне, что… Омега не присоединяется к мрачным опасениям мужа. Счастливые мгновения не созданы для громких клятв. Щеки принца вспыхивают против его воли. Вдалеке сияют позолоченные макушки дворца. Зимнее серое небо — несвежая скомканная простынь. Из мрачных домов один за другим выходили на площадь траурные хитоны. Омеги всех возрастов и статусов тревожно переглядывались, всматриваясь вдаль. Не сговариваясь, чувствовали одно и то же. До чьих-то ушей дошел слух, что армия Княгини Ялыны приближается. По чердакам и чуланам попрятали детей и последнее золото, в сараях запирали отощавшую скотину. Другие почувствовали запах и кровь альф еще за лесом. Как в наваждении покинули постели, непричесанные выходили на улицы. Умом понимали, что их настигает враг, убийца их мужей и детей. Но были готовы, как в древнем брачном обряде опуститься на колени и снять с него сапоги. Ненавидели себя за омежью слабость. — Они будут кланяться не Вам, Княгиня. Они будут кланяться мне. Ворота в столицу открылись без сопротивления. Молодые альфы-всадники на белых игривых скакунах, северными порывами ветра влетели в оцепеневший побежденный город. Они горячи и бедны. Молодым альфам трудно объяснить, что быть первыми не всегда значит произвести правильное впечатление. Зрелые воины в мехах и серебристых кольчугах никуда не спешили. Их породистые кони-тяжеловозы степенно вышагивали по заснеженному бордюру. Из-под увесистых лисьих шапок в побледневшие омежьи мордочки всматривались серьезные голубые, серые, синие, зеленые и даже желтые глаза. Выискивали самые красивые и юные лица. Подмигивали из седел, вгоняя Крейтеров в краску и радуя наглых Эмпти. Будто жужжание улья по улицам загудел разноголосый омежий шепот. Но в миг оборвался, когда из деревянных княжеских саней, не дожидаясь услужливых рук северных альф, на площадь вышел Принц Эрик. Ветер взмыл вьющиеся золотые локоны к небу. Тот образ Эрика, что каждый так или иначе держал у себя в голове растворился перед живым оригиналом. Его узнали по исполинскому для омеги росту. По влажным зеленым глазам королевской потаскухи. По аскетичной худобе. По белоснежному праздничному хитону, несвоевременному предмету роскоши для дня сдачи города врагу. Он, как зримое омежье божество, перешагнул рубеж сорока лет и не лишился красоты и запаха. Перешагнул жизни пятерых своих мужей. Перешагнул волю покойного Короля Валена и вернулся. В сопровождении Княгини Ялыны. Грешный и до сих пор прекраснейший из омег столицы. Как воплощение самых громких баек альф и самых мерзких и потаенных желаний омег. Эрик осматривает свой невеселый народ беглым раскаявшимся взглядом. Закрывает малиновые губы ладонью, на которой висел не золотой изящный браслет, а железная, тяжелая, собачья цепь. Эрик понял бы, если бы в него полетели камни, горожане окатили бы помоями из открытого окна. Тогда бы он позволил омегам излить на свою красивую голову весь гнев. И где-то в глубине души перестал бы чувствовать себя виноватым. Хоть на мгновение. Но омеги встретили развратного принца едва слышным звериным урчанием. Помедлив и укрепившись в своих чувствах, один за другим опускали головы в неумелых поклонах. Эрик вытирал горячие слезы тонкими дрожащими пальцами. И всем вдруг показалось, что если он сейчас встанет перед людьми на колени — омеге простится все. И город захочет присягать на верность Принцу Эрику. Если сын короля пожелает подчиниться Ялыне — Королевство смиренно ляжет под белых альф. Если попытается бороться, они подожгут себя, но честь мужей и отцов не предадут. Сильное и поэтичное мгновение. Проебано. — Какая лошадка! В пятнышку! Я таких раньше не видел. — Эрик восхищенно вздыхает, протягивая руки к сконфузившемуся всаднику на пегом коне-тяжеловозе. Омега уверенным шагом приближается к северным альфам, железная цепь, как проклятье, как грязный слух ползет следом по снегу. На губах Бруно застывает любимое имя. Ялына с улыбкой умиления, следит за тем, как плененный принц радуется диковинной зверюшке, как дитя. Всадник польщен вниманием, но не привык, что на него смотрят столько человеческих глаз. — Эрик хочет лошадку? — Так по-простецски интересуется Ялына сквозь усмешку. — Эрик хочет лошадку. — Соглашается принц, оборачиваясь к Княгине своим сияющим в нимбе из золотых волос очаровательным лицом. — Можно? Пожалуйста! Женщина-альфа облизывает губы, прислушиваясь к розовому аромату омеги. — Слезай. — Быстро приказывает своему воину. Всадник любит коня. Но свою голову любит больше. Нехотя похлопывает пегого тяжеловоза по макушке и спускается с седла. Зеленые глаза Принца Эрика загораются от восторга. Сработал один из первичных рефлексов королевских отпрысков: он всегда получает желаемое. Совсем уж забывшись, принц срывается с места, чтобы как можно быстрее погладить нового любимца и дать ему имя. Но Эрик падает в снег под всеобщий сдавленный крик. Нога Бруно стоит на его цепи. Малиновые губы омеги подрагивают. Не то чтобы ушибся, испугался больше. Не ожидал. Глазное яблоко у евнуха осталось одно. Но слезы градом текут из обоих глаз. Ему не нужно слов. Эрик, не моргая, стряхивает грязь с хитона и со скулежом провинившейся блудливой суки возвращается к мужу.

***

Яхонт-Вестал сжимает в смуглой детской ладони ключи от пояса верности. Прикоснуться к своей омеге евнух во дворце позволит только ему. Не в силах найти оправдание глупому утреннему побегу, юноша прижимает их к груди и удаляется в покои Принца Эрика под укоризненный не моргающий взгляд Бруно. Расхлябанный Гюнтер шипит, вжатый в стену. Не привык к оплеухам от взрослых. Евнух крепко держит мальчишку за волосы. — Я знаю таких, как ты. — Качает головой Бруно, — Хотел понравиться омежке. И подверг его жизнь опасности. Яхонт не мог покинуть дворец без сопровождения. Он даже кобылу свою кормит под надзором. Ты предложил ему отправиться в монастырь. Гюнтер красноречиво закатывает глаза. Ведь все закончилось хорошо! Зачем сердиться? — Он не твоя омега, ублюдок. Забыл из какой ты семьи? Забыл сколько пальцев на твоих руках? — Молодой альфа слышит хруст одного из них, — Ха… Будь Король Яспер здесь, тебя бы голого привязали к столбу и позволили сожрать комарам. Очень скучная, долгая и мучительная смерть, Гюнтер. А вслед за тобой отрубили бы голову Яхонту… Ты достоин только тифозной Эмпти с Черного рынка. Мой тебе совет. Ешь с той полки, до которой дотягиваешься. Шестипалый сверкнул темными глазами. — Чья бы корова мычала… Пощечина сбивает Гюнтера с ног. Из носа хлещет кровь. На языке альфы застревает череда самых страшных угроз и проклятий. — Не сравнивай этого сопляка с Эриком. — Грустно усмехнулся Бруно, — Не сравнивай себя со мной.

***

Рыжий дружелюбный огонь любовно обнимает языками пламени жестяной чайник. Азир снимает с костровища пузатый сосуд, купленный им у старухи на улице. Начищенный песком и снегом до блеска в стенах полуразрушенного храма. С улыбкой разливает по глиняным чашечкам кипяток. Придирчиво выбирает ароматную траву из потасканного карманного мешочка. Гораций вопит на лежанке из сена. Азир нехотя уступает ему ложечку сахара. Ослик смахивает языком из широкой ладони альфы сладкий песок. Неумело ластиться к хозяину. Князь крутит на пальце деревянные четки. Тщательно вымытые и высушенные после всепоглощающего желудка Горация. От неожиданно сдавившего грудь одиночества, Азир начинает читать не претендующее на гениальность стихотворение, придуманное им на досуге. Речитатив делает альфу невнимательным к шороху за спиной. — Не надо жалобно скулить, марая руки тёплыми слюнями. Украшенное ямочками щеками, лицо твое, мне проще разрубить, чем целовать…

Нелепый черный пес желает поиграть. Побои от хозяина прощая, Хвостом обрубленным виляет предо мной. До роковой минуты той. Я и не знал, что крепко так сжимает Рука моя дубинку. Головой Я понимаю, что убив собаку, Расстрою я хозяина само собой. Он ноги греть привык о теплую собачью шкуру. Начнет носить нелепые носки и заскучает без родного лая. Но в общем то, беду переживет. Я гладил в подворотнях брошенных щенков, О своей псине даже не мечт…

— Помоги… В объятия Князя Азира падает евнух Бруно собственной персоной. Без волчьего хвоста. Но с отравленной стрелой под лопаткой.