Острие струны

— Рыбонька, не до тебя сейчас, — Марсель качнул головой, пошевелил угли в костре, ночь была теплой, да что с того? Он поднял глаза и обомлел, — И вид то выбрала. Не прогадала. Астэра подошла, изящным жестом поправила черные волосы. Марсель отчаянно скучавший по этому жесту и по его обладателю, завороженно замер, залюбовался. Обведенные голубоватыми тенями глаза смотрели как и прежде с нежностью. Марсель тряхнул головой, слишком она была похожа! Сегодня он был пьян и хотел остаться один. В замке, да что там, во всем Алвасете все напоминало о его хозяине, о котором не первый год уже не было вестей. Думать о плохом не хотелось, многие и не думали, Марсель так точно еще надеялся и еще ходил на обрыв, смотрел, не виден ли там корабль. Сегодня он не смотрел на море, шевелил угли, думал о своем, ежился, все же было зябко, хоть и тепло. Пусть еще и случались холодные ночи, но конец Зимних Волн в Алвасете был вовсе не тот, что в Валмоне. Тем временем ведьма скинула плащ, потянула завязки рубашки. — То есть, — воззрился на нее Марсель, — Настойчивая. Она наклонила голову, глядя на него, замерла. Ждала плату? Или плата потом? Соображал Марсель уже скверно. Похлопав себя по колену, откровенно рассматривая, он позвал ласково. Может статься что и самое то настроение. Праздник все-таки и неважно, что ему сегодня печально. Ведьма вздернула бровь, в точности так, и села. Легкая, изящная, льнула к Марселю, и точно так же делала то плечом, то волосы убирала за ухо, будто была им, будто он тоже скучал все это время. Марсель знал про себя, что слаб к нежностям, чем и пользовалась эта хитрая родственница птицерыбыдуры, гладила, шептала, звала нежно. — Только чур сегодня без хвоста, договорились, милая? Она кивнула, засмеялась легко — прыснула ему в шею. Больше сдерживаться стало невозможно, но все же Марсель считал себя галантным кавалером, устроил ложе им из плащей, пока она раздевалась, даже кольца! Кольца были такими же. Страсть его захватила яростная, она даже шептала ему, успокаивая темп, Марсель уже не думал что это сказка, он видел Рокэ, он воображал его, чувствовал. Она шептала: — Не гони, не гони, твой. Твой. — Придерживала за бедра, направляла, изгибалась под ним, гнулась от жадности и от страсти, впуская глубже. Руки тряслись, поцелуи выходили короткие, жадные, Марсель ни мгновенья этой неги, этого счастья, не мог упустить. Проснулся он укрытый плащом, значит все же не так позорно был пьян, когда девочка ушла, устроился на ночлег, памятуя об осторожности, все же ночевал под открытым небом. Голова шумела, но Марсель заставил себя сесть. Кое как поднялся, в костер стоило подбросить дров, и направился набрать веток. Ноша его посыпалась из рук, стоило повернуться к своему импровизированному лагерю от куста жасмина. Марсель закрыл рот рукой и держал так, дабы не издать ни звука. Рокэ улыбался. Протянул флягу, подмигнул понимающе. — Надеюсь вы не разочарованы, виконт. — Граф. Отец умер полгода назад. — Ответил Марсель из под руки. — Мне жаль. — Алва качнул ресницами и отвел взгляд. Марсель, тот самый Марсель который за вечер мог сочинить сонета четыре для разных дам, да что там сонеты, на красноречие никогда не жаловался, стоял столбом и не знал, что сказать. Сказать, что ждал? Что знай он прошлой ночью кто перед ним, никогда не разложил бы так походя на плаще, не наставил бы синяков и с поцелуями был бы аккуратнее, не уговаривал бы, в конце концов, на третий заход! Да на первый бы не отважился! Воспоминание кольнуло сладостью, им ведь было вчера хорошо обоим! Что-то сказать точно стоило, сотни слов рвались, но граф Валмон не смог вымолвить ни одного. Взяв за ладонь, переплетя пальцы и погладив большим, как вчера с нежностью, Рокэ потянул его к себе на бревно у тлеющего костра, отнял руку Марселя от лица, повернул к себе и приник к губам, целуя. Слова были не нужны.