Good Little Rabbit, Open The Door

      Было очень тяжело. Так было всегда, сколько Вэй Усянь помнил. Он всегда знал, что он лишний фрагмент, который не совсем вписывается в мир других людей. Запасная, потерянная вещь, которую другие люди просто перебрасывали друг другу. Принимали, а потом избавлялись, когда всё менялось.       Это не стало неожиданностью, по крайней мере для него, когда от него отреклись и выгнали из семейного дома. И пощечина, которую он получил, не была для него слишком уж сильным ударом. И всё же Вэй Усянь никогда не забудет зрелища, которое предстало перед ним в тот день.       Мадам Юй смотрела на него со всей яростью, на какую только способна женщина. Ее ладонь покраснела от только что отвешенной пощечины. И хотя звук был громким, а в удар были вложены все силы, он едва чувствовал боль. Не потому, что это не было больно, а потому, что он все еще не мог полностью осознать это.       Цзян Фэнмянь стоял рядом с женой. Было очевидно, что он пытался скрыть свои эмоции от остальных членов семьи, просто решив позволить своей жене взять инициативу на себя. Но Вэй Усянь с того места, где он стоял, ясно видел его глаза. Они были полны разочарования, как у побеждённого, как будто он признавал свою неудачу. Вэй Усяню не нужно было быть гением, чтобы понять, что это чувство возникло из-за него. Это жгло сильнее, чем пощечина мадам Юй. Будто вся его грудь была охвачена огнём.       Цзян Чэн молчал. Он отказывался смотреть ему в глаза. На лице у него был явный страх. Даже если бы он захотел, даже если бы он мог высказать свое мнение о том, что только что произошло, не было никаких сомнений, что он всё равно поступил бы так же. Он боялся сказать хоть слово, боялся, что если выскажется, гнев госпожи Юй обрушится и на него.       Цзян Яньли, благослови ее господь, была единственной, кто пришел в ужас. Она была единственной, кто заговорил, единственной, кто поспешил промыть раны, спасти то, что ещё осталось.       — Мама, пожалуйста! — сказала она, делая шаг вперед. — Он же наша семья!       — Этот ненормальный не нашей крови, — быстро возразила она. — И я больше не позволю ему осквернять нашу семью.       Она не кричала, что делало ее еще более страшной. Ярость в ее словах, однако, не была скрыта. Ни капельки.       — Дорогая, — попытался вмешаться Цзян Фэньмянь. Вэй Усянь физически поморщился, уже опасаясь реакции мадам Юй.       — Ты всегда защищаешь его! — на этот раз она повысила голос. — Даже сейчас!       Вэй Усянь всегда был лишним фрагментом.       Вот почему он не сопротивлялся, когда его отправили собирать вещи. Никогда не сомневался, что однажды придёт время уходить.       Он не стал дожидаться, пока оскорбления станут еще более грубыми и злобными. Мадам Юй называла его «ненормальным» — это было то, что он мог бы вынести. Но если конфликт усугубится, если кто-то ещё, скажет что-то, тогда…       Вэй Усянь не был уверен, что сможет попрощаться с улыбкой.       — Я не хочу видеть твое лицо прямо сейчас!       — Мама!..       — Все в порядке, Цзецзе, — сказал он ей. — Я переночую у Не Хуайсана.       Мадам Юй послала ему свирепый взгляд. Он был полон презрения. Вся боль и ярость, которые она накопила за эти годы, вырвались из нее в одну секунду. Как будто всё, что делал Вэй Усянь — каждый раз, когда ему сходило с рук что-то, чего не делал Цзян Чэн, каждый раз, когда ему оказывали предпочтение, каждый раз, когда он слишком напоминал ей свою мать, — копилось в ней до этого переломного момента.       Она смотрела на него, как на дерьмо. И самым холодным голосом сказала:       — Прочь.       Так он и сделал.       Он проигнорировал крики Цзян Фэнмяня, умолявшего жену остановиться. Он не обращал внимания на то, как Яньли кричала ему вслед. Он даже проигнорировал единственный звонок, который получил от Цзян Чэна. Он проигнорировал все это.       Вэй Усянь прибыл к Не Хуайсану с двумя футболками, блокнотом и половиной пищевого батончика в сумке, но так и не вернулся.

***

      Его цзецзе пыталась вразумить его.       — Она не настолько зла, знаешь? — сказала она спустя месяц после его отъезда. Они сидели на скамейке в парке и впервые с той ночи разговаривали. — Я уверена, что если ты вернешься, она снова позволит тебе остаться с нами.       Яньли принесла с собой еду. За это Вэй Усянь был ей благодарен. После того, как он покинул дом Цзян, он бросил учебу. В конце концов он нашёл работу и помог Не Хуайсану платить за квартиру. Последние две недели он питался самой дешевой едой, какую только мог найти в магазине.       Приятно было снова почувствовать вкус родного дома.       — Не-а, — небрежно ответил он, покачивая ногами. — Просто будет еще одна грандиозная ссора. Так будет лучше.       Мадам Юй всегда хотела, чтобы он исчез. Теперь у них у всех была прекрасная причина поступить по-её. Вэй Усянь уже не был ребенком, он мог постоять за себя. Кроме того, учитывая, насколько традиционна была семья Цзян, было просто чудом, что его всего лишь выгнали из дома.       В конце концов, он не принадлежал к их семье. Ничего страшного, если они захотят порвать с ним отношения. Если единственной оставшейся, кто хотел его видеть, была Яньли, это тоже хорошо.       Он всегда был лишним. Никто не скучает по лишним.       Однако это не облегчило беспокойства Яньли. Он попытался отшутиться, делясь с ней глупыми историями о своей работе в кафе рядом с больницей.       — Я познакомился с девушкой, которая работает в больнице, — сказал он. — Она все еще проходит стажировку, но кажется милой!       — Правда? — спросила она, позволяя себе расслабиться. — Ты ведь не слишком ее беспокоил, правда?       — Совсем чуть-чуть! — воскликнул он. — Но она всегда устает. Однажды она чуть не потеряла сознание прямо у меня на глазах. Я позволил ей немного вздремнуть в нашей комнате отдыха.       — А так можно?       — Кто знает, — пожал плечами Вэй Усянь. — Но потом ей, кажется, стало лучше.       — Это хорошо, А-Сянь, — сказала она.       К концу рассказа Вэй Усянь покончил с едой. Его руки потянулись к маленькому десерту, который принесла сестра. Это был манговый пудинг. Один-единственный вкус вернул все воспоминания, которые он так старался сохранить под замком. Воспоминания о семье и доме.       Яньли пережидала, пока он пытался подавить рыдания.

***

      Через полтора месяца после того, как Вэй Усянь бросил учёбу, Лань Ванцзы оказался на его пороге. Или, ну, на пороге Не Хуайсана.       Видеть его было нереально. Он не ожидал, что когда-нибудь снова увидит кого-то из университета. Вэй Усянь думал, что, как только эта хрупкая связь ежедневного общения исчезнет, все просто рухнет.       После того, как его застали врасплох, Вэй Усянь изо всех сил постарался вернуться к своему веселому, непринужденному тону. С Лань Чжанем это было и легче, и трудней одновременно.       Легче, потому что рядом с Лань Чжанем он всегда чувствовал себя лучше. Это заставляло его чувствовать, что мир хорош: было легче смеяться, было легче быть самим собой. Единственная причина, по которой Вэй Усянь даже понял, что ему нравятся парни, заключалась в том, что с Лань Чжанем он позволял себе просто быть. Влюбиться было делом легким и незаметным. А оставаться влюбленным было даже проще. Было даже больнее.       И это было сложней, по той же причине. Всё было не так просто (но с другой стороны, когда оно вообще было?). Подделать улыбку было легко, когда это был всего лишь Не Хуайсан или несколько коллег, спрашивающих, в порядке ли он.       Но глядя Лань Чжаню в глаза, которые были практически переполнены печалью… Притворяться было куда сложней.       Он почти ничего не помнил из того вечера. Лань Ванцзы оставался с ним всю ночь, и они разговаривали. В одну минуту Вэй Усянь ел Орео из упаковки, пока они смотрели тупой фильм от Netflix, а в следующую он уже плакал. Он даже не запомнил, из-за чего плакал и что говорил. Все это было расплывчатым белым пятном и невнятными словами. Запах сандалового дерева, тепло руки Лань Чжаня на его плече, звук приглушенных слов, которые заставили его чувствовать себя лучше, даже если он не помнил, что ему на самом деле сказали.       Что бы ни случилось, Лань Чжань после этого никуда не уходил. Он заходил к нему на работу, приносил еду, оставался ночевать или приглашал Вэй Усяня переночевать у него. Вэй Усянь никогда не произносил этого вслух. Ни Лань Чжаню, ни Яньли, ни даже самому себе… Но в те времена, даже если он чувствовал, как мир рушился, он был счастлив. Может быть, не настолько, как следовало кому-то, кто только что потерял всё.       Но всё было в порядке. С Лань Чжанем на его стороне, ничто не пересечёт черту нормы. Все наладится, потому что они почувствуют себя лучше.

***

      — У моей кузины будет ребенок, — сказала ему однажды Вэнь Цин. Перерыв почти закончился, но кофейная чашка в ее руке была почти полна. Вэй Усянь иногда думала, что ей даже не нужен кофе — она была достаточно крута, чтобы пережить тринадцатичасовую смену без кофеина — но если это было правдой, то зачем она вообще заглядывала в кофейню? Настоящая тайна. — И она выходит замуж за его отца.       — Это здорово? — сказал Вэй Усянь, явно смущенный ее словами.       — Это значит, что мне придется искать нового соседа, — пояснила она. — И скоро.       — А, это будет трудно, — вздохнул Вэй Усянь, вытирая кружки. — Большинство контрактов заканчивается через несколько месяцев, да?       — Это может быть не так уж и трудно, — ответила она, пожав плечами.       — О? У тебя уже есть кандидат?       — Я знаю, что ты хотел переехать из квартиры твоего друга, верно? — спросила Вэнь Цин.       Вэй Усянь уронил кружку, которую держал. Она издала громкий звук, заставивший вздрогнуть всех, кто был рядом. За исключением, конечно, Вэнь Цин, которая сидела на своем стуле, не беспокоясь. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток.       — Т-ты хочешь?..       — У нас тесная квартира, — сказала она. — Мой брат тоже там живет, а время на работу и обратно ужасно. Нам едва хватает на то, чтобы сводить концы с концами. Это ужасное место для жизни.       — Насколько дешева арендная плата?       — Достаточно, чтобы оплатить работая в кофейне на полставки.       — Считай, я в деле.

***

      За те восемь месяцев, что Вэй Усянь прожил у Вэней, он снова почувствовал себя лишним. Вэнь Цин и Вэнь Нин были братом и сестрой, всегда поддерживали друг друга и защищали, даже когда ссорились. Он встретил кузину Вэнь Цин и почувствовал себя еще более не в своей тарелке. Все они были одной семьей — кровной. Все они знали друг друга и рассказывали друг о друге разные истории. Истории из далекого прошлого, когда они были детьми, задолго до того, как познакомились с Вэй Усянем.       Они ему нравились, действительно нравились. Семья Вэней была тем, что осталось от империи политиков, недавно разрушенной слухами и скандалами. Кто-то покончил с собой, кто-то просто исчез из общественной жизни.       И маленькая семья, на которую он наткнулся, — вот что осталось. Без гроша в кармане, брошенные, но всё ещё крепко держащиеся друг за друга. Как будто они боялись, что прошлое отберет их друг у друга в качестве последнего наказания.       Вэй Усянь чувствовал странное родство с ними, даже если он все еще думал о себе как о лишнем в этой сцене. Вот почему он решил помочь им, несмотря ни на что.       На те небольшие деньги, что у него были, он купил Вэнь Мао одеяло для ее будущего ребенка. Она так сильно плакала в тот раз, обнимая Вэй Усяня в порыве эмоций. Возможно, ему лишь померещилось, но он мог бы поклясться, что Вэнь Цин улыбнулась ему в тот раз.       Так что, даже если все было немного странно. Даже если теперь его домом была маленькая квартирка, в которой жило слишком много людей, работавших на слишком низкооплачиваемой для выживания работе, он чувствовал себя счастливым. Не таким, как привык, но счастливым.       Он строил дом. Кирпичик за кирпичиком, но свой собственный.

***

      Вэй Усянь узнал об этом после третьего звонка сотового. Прошлой ночью он отключился, как только голова коснулась подушки. Он проснулся дезориентированным, когда голос Вэнь Цин дрожал у его уха.       — Мао сбил грузовик.       Этого ему хватило, чтобы выскочить за дверь. Его руки потянулись к телефону, и не успел он опомниться, как уже нажимал кнопку вызова. Несколько месяцев назад он бы сначала позвонил Яньли или Цзян Чэну. Это был бы второй инстинкт, искать свою приемную семью, когда он чувствовал, что все это слишком. Всякий раз, когда он чувствовал, как мир вокруг него рвётся по швам.       Однако в тот день его пальцы нажали другую кнопку.       — Лань Чжань?       — Вэй Ин.       Лань Ванцзы подбросил его до больницы. Вэй Усянь дрожал, испуганный и потерянный. Все, что он мог сделать, это протянуть ладонь, чтобы взять Лань Чжаня за руку, жалкая попытка остановить себя от полного срыва.       Когда он увидел Вэнь Цин, то первым делом обнял ее так крепко, что она не могла дышать. Она всегда была сильной, сильнее многих. Сколько бы времени ни прошло, она не позволяла себе плакать. Глаза у нее были красные, но совершенно сухие. Даже после того, как Вэнь Нин так много плакал, что в конце концов заснул на плече Вэй Усяня, или после того, как Вэй Усянь свернулся кубком в руках Лань Ванцзы в больничном закутке, чтобы скрыть, что он начинает плакать — она не плакала.       Она не заплакала, когда доктор сказал ей, что ее кузина — часть оставшейся семьи, которая у нее еще была, — скончалась. Как и её муж.       Но потом доктор сказал ей:       — Её ребенок выжил.       И её маска треснула.       Она всхлипнула.

***

      — Я не могу оставить его одного, — сказала Вэнь Цин.       — Ты этого не сделаешь, — сказал Вэй Усянь.       Они сидели на стульях в приемной. Вэй Усянь обнимал Вэнь Цин, которая была слишком истощена, чтобы попытаться освободиться. В эти мгновения, несмотря на всё, что она могла бы сказать, в дружеские прикосновения утешали.       — Я не могу просить тебя о помощи, Вэй Усянь, — сказала Вэнь Цин. — Это семейные дела. Ты нам и так помог, но на этот раз я…       — Тогда тебе не нужно просить о помощи, — сказал Вэй Усянь. — Но я все равно помогу.       Под глазами у нее были мешки, лицо было бледным, и было легко увидеть, как усталость потихоньку подтачивает её всё больше и больше. Несмотря на это, она улыбнулась, оглядываясь на друга с едва заметным проблеском надежды в уголках глаз.       — Могу я сказать что-нибудь, чтобы отговорить тебя?       Вэй Усянь одарил ее улыбкой. Самой яркой, какая у него была, надеясь утешить её, хотя у самого и не оставалось сил держаться.       — Не-а!       Она рассмеялась. Смех был сухим, но ее глаза всё же прищурились в скрытой радости.       — Спасибо.

***

      Вэй Усянь всегда чувствовал себя лишним фрагментом. Посторонним, который никогда не сможет стать частью общей картины.       Он был чужаком, когда дело касалось Вэней, особенно после смерти Мао. Было что-то, чего он никогда не мог достичь, что-то, что делало невозможным для него быть здесь.       Для семьи Цзян его всегда было недостаточно. Приёмный. Словно пластмассовая деталька, застрявшая в уже законченной головоломке. Ненужное дополнение, только причиняющее неприятности и боль.       Однако все изменилось, когда Вэнь Цин вышла из больницы с Вэнь Юанем на руках. Она устала. Переутомилась после смены и едва держала себя в руках. Вэй Усянь предложил понести его, чтобы она могла передохнуть. Вэнь Цин не колеблясь согласилось, что ясно говорило о том, насколько же она устала.       Когда он нес Вэнь Юаня, он был удивлен, насколько ребёнок был легким. Такой крошечный, укрытый только одеялком, которое Вэй Усянь подарил Мао всего несколько месяцев назад.       — Привет, А-Юань, — прошептал он. Ответа не последовало. Глаза А-Юаня едва приоткрылись, а в остальном реакция была нулевой. Все, что он сделал, это пустил немного слюны на подбородок. Так или иначе, это было все, что нужно было Вэй Усяню, чтобы почувствовать, что он должен отдать ему весь мир. — Меня зовут Вэй Ин. Теперь я позабочусь о тебе, хорошо?       Неуклюжим движением рук А-Юань потянулся к его руке. Вэй Усянь разжал кулак, протягивая палец, чтобы ребенок мог схватить его. Его рука была такой крошечной. Впервые он не был неуместной деталью. В тот момент он был частью семьи А-Юаня.       Маленькой и неполной семьи, может быть. Но она была их. И он будет хранить её. Столько, сколько позволят небеса.

***

      Вэй Усянь уставился на спящее лицо А-Юаня. Под солнечным светом, который падал через окно, он мог видеть сходство. Слабое, но оно было. Та же форма глаз, та же манера поджимать губы во сне. Детский жирок с его щек почти исчез, что было настоящей трагедией. Вэй Усянь любил тискать их, когда А-Юань был совсем маленьким.       Он не смог сдержать улыбки, когда ветер из окна больницы начал трепать волосы А-Юаня. Это было знакомо, но так ново и сюрреалистично.       Мальчик заснул, пока они разговаривали. Его голова и часть туловища покоились на коленях Вэй Усяня, в то время как в остальном он сидел на одном из стульев для посетителей рядом с кроватью. Хорошо, что он еще не чувствовал ног. Ничто так не разрывало бы сердце Вэй Усяня, как потревожить по неосторожности этого спящего подростка, так он устал.       Только услышав звук открываемой двери, Вэй Усянь оторвал взгляд от А-Юаня. Однако то, что он обнаружил, заставило его снова улыбнуться.       — Ты ничуть не изменилась, цзецзе, — сказал Вэй Усянь.       Яньли улыбнулась ему. Она была напряженной. Случаи, когда маска его приемной сестры соскальзывала, были редки. Обычно она была достаточно сильной, чтобы ее улыбка и смех казались искренними, несмотря на боль, которая множилась в ее сердце.       То, что ее усталость была заметна, говорило о многом. Хотя, это было также из-за того, что Вэй Усянь был ее младшим братом. Он видел, как она плакала из-за своего жениха Цзинь Цзисюаня, еще в школе. Он смотрел старые драмы и ел с ней мороженое после того, как их помолвка была расторгнута. И если и был кто-то, на кого Яньли могла положиться, когда они росли, то это был Вэй Усянь.       Если и был кто-то, кто мог видеть следы слез и то, как покраснели уголки ее глаз, так это он.       — Я уже не так молода, как тринадцать лет назад, А-Сянь, — ответила она. Вэй Усянь заметил большой блокнот, который она держала в руках, когда шла к стульям. — Как у тебя с памятью?       Вэй Усянь попытался утешить ее дерзкой яркой улыбкой. Может быть, она и не была такой широкой, как ему бы хотелось, но это не имело значения, не так ли?       — Лучше! Я все еще не могу вспомнить некоторые вещи, но доктор сказал, что это нормально, — сказал Вэй Усянь. — Они приходят и уходят по частям.       — Это хорошо, — сказала она. Оказавшись рядом с А-Юанем, она положила ладонь ему на голову. Ее рука слегка взъерошила его волосы. — Он еще не уехал?       — Он говорит, что не хочет уходить, — весело фыркнул Вэй Усянь. — Он упрямый.       — Напоминает мне кое-кого, — сказал Яньли. Ее глаза озорно блеснули, заставив Вэй Усяня нервно рассмеяться.       — Определенно Лань Чжаня, — ответил он.       Когда это имя было произнесено, Яньли словно ударило током. Все тело одеревенело, руки крепко сжали блокнот. Она медленно села.       — Я должна перед ним извиниться, — сказала она вслух. — Сразу за несколько вещей, на самом деле.       — Перед Лань Чжанем? — спросил Вэй Усянь, склонив голову набок.       Яньли вздохнула.       — Возможно, я что-то неправильно поняла, — сказала она, опустив голову. — Относительно А-Юаня и…других вещей тоже.       — А-Юань? — спросил Вэй Усянь, поворачивая голову к парню. — С ним что-нибудь не так?       — Нет-нет, — поспешила сказать она. — Лань Ванцзы… замечательный отец… — сказала она. Ее плечо слегка опустилось, а губы сжались в тонкую линию. — Но когда я его увидела… Я думала, Лань Ванцзы женился.       — А, — Вэй Усянь знал, что он должен что-то сказать. Он знал, что заставит сестру беспокоиться, если ни один звук не покинет его рта.       Прошло уже 13 лет. Это ведь нормально, что Лань Чжань женился, верно? Создание семьи… Лань Чжань действительно сказал, что хочет этого, когда А-Юань был еще младенцем. Ну, не прямо. Но Вэй Усянь заметил, как сильно он любит А-Юаня. Он всегда предлагал свою помощь Вэй Усяню, как будто это было не слишком уж сложно — заботиться о ребенке.       Вэй Усянь догадался, что Лань Чжань хочет собственного ребенка.       — Я перепутала А-Юаня с ребенком от этого брака, — сказала она. — Представь мое удивление, когда я узнала, что он все еще холост, и что А-Юань оказался ребенком, о котором А-Сянь заботился когда-то…       Вэй Усянь моргнул. Слезы, скопившиеся в его глазах, упали на простыни, но за ними больше не скрывалось боли.       Лань Чжань… не женился?       Это было безумием! Как такой человек, как Лань Ванцзы, мог оставаться холостяком целых тринадцать лет?!       — А еще я думала, что он пренебрегает бедным мальчиком, — вздохнула Яньли. — Я имею в виду, он был таким тихим и застенчивым… А его родителей никогда не было дома. Он молчал во время еды и всегда казался таким грустным, когда говорил о своем доме! Его семейная жизнь казалась такой строгой, что я думала, его родители причиняют ему боль!       Услышав это, Вэй Усянь фыркнул.       — А-Сянь!       — Прости, прости, — с улыбкой извинился он. — Это просто… Лань Чжань причиняет боль А-Юаню? Я даже представить себе не могу, как это должно выглядеть!       — Я серьезно, — сказала она, глядя на него с искренней тревогой. — Его отец так много работал, что я думала, что за ним никто не присматривает.       Руки Вэй Усяня потянулись погладить А-Юаня по голове. Когда Вэй Усянь только проснулся, мальчик едва не проговорил ему уши насквозь. Казалось, все эмоции, которые он сдерживал в себе, лопнули, стоило только Вэй Усяню оказался рядом.       — Лань Чжань не умеет говорить, — сказал Вэй Усянь. — Но ты бы удивилась, узнав, насколько он заботлив… Цзе-Цзе, ты помнишь, когда А-Юань был ребенком?       Яньли рефлекторно вздрогнула, когда Вэй Усянь упомянул прошлое. Это было больно, но она все же кивнула.       — А-Юань подхватил лихорадку, — сказал Вэй Усянь, и глаза его погрустнели. — У нас с Вэнь Цин и Вэнь Нином едва хватило денег, чтобы купить лекарство. Черт возьми, нам повезло, что Вэнь Цин была врачом, иначе мы не смогли бы позволить себе больницу.       Яньли почувствовала внезапный стыд в своих венах. Это было, должно быть, через два года после того, как Вэй Усяня выгнали из дома. Яньли тогда готовилась к свадьбе, и ее мать потратила столько денег на подготовку. Центральные элементы, приглашения, платье… В то время, как её брат с трудом оплачивал лекарства для больного ребенка.       — Лань Чжань видел нас, — вспомнил Вэй Усянь, и на его губах появилась легкая и мягкая улыбка. — Как только он увидел, что у А-Юаня жар, он купил лекарство. Думаю, это его очень напугало.       — А?       — Увидеть, как мы мучаемся из-за денег, — пояснил Вэй Усянь. — После этого он начал покупать всякие вещи для А-Юаня. Он никогда не умел разговаривать с ним, но он был здесь. Он выпустился первым из своих одногруппников, потому что хотел помочь нам. Понимаешь? Заработать деньги, которые мы могли бы потратить, если бы он снова заболел… Я думаю, именно поэтому он так много работает.       Яньли так и подмывало поговорить об этом еще. Сказать Вэй Усяню, что это не важно. А-Юань рос практически в пустом доме.       Но она слишком хорошо знала, что это эгоистично.       Лань Юань вырос в пустом доме, потому что у него было не так уж много. У него не было двух родителей. Его семья была неполной. Она только недавно услышала о разрыве между Ланями после того, как Лань Ванцзы решил усыновить ребенка. И как даже сейчас у Вэнь было всего несколько членов семьи, разбросанных по всей стране. Вэнь Нин и Вэнь Цин жили хорошо, но у них была своя жизнь. Не могли же они все время вращаться вокруг А-Юаня. Они принадлежали сами себе.       По правде говоря, близкой семьей А-Юаня были только Лань Ванцзы и он сам. Это была очень маленькая, очень неполная семья. В которой отец изо всех сил старался отдать все до последнего, что у него было. Потому, чем крепче она сжимала в руках блокнот, тем чётче осознавала боль, которую, должно быть, испытывал Лань Ванцзы.       После пожара он потерял всё. Это было чудо, что он все еще мог стоять, когда боль в его сердце, должно быть, была слишком сильной.       И где тогда были Яньли и остальные члены ее семьи?       Они пытались помочь, но было уже слишком поздно. Все, что у них осталось, — это тело, которое они не хотели отпускать.       Яньли разозлилась, когда Лань Ванцзы перестал посещать больничную палату Вэй Усяня. Она подумала: «Ты сдаешься, да?». В момент собственной слабости она подумала, что те, кто сохранил память о Вэй Ине — это они. Оплачивающие больничные счета в надежде, что это вернет их А-Сяня еще раз.       Но это были не они.       Это был Лань Ванцзы.       — Мне очень жаль, — сказала она очень слабо. — За все.       Вэй Усянь улыбнулся сестре.       — Все в порядке…       — Нет, это не так! — она повысила голос. Слезы, которые собирались более десяти лет, потекли по ее лицу. Пятнадцать лет она держала эти слова при себе, не в силах даже прошептать. Но однажды она чуть не потеряла брата, и больше она его не потеряет! — Возвращайся домой, А-Сянь!       Жемчужные капли падали на простыни. Плечи Яньли задрожали. Она чувствовала, как по ее венам разливается мужество и решимость. Но это не заставило ее тело подчиниться. Будто поток эмоций, который она сдерживала в течение тринадцати лет, внезапно вырвался наружу.       Вэй Усянь вздохнул.       — Цзе-Цзе, ты же знаешь, что мадам Юй…       Что-то внутри неё взорвалось.       — Ей всё равно! — она повысила голос, несмотря на все свои намерения оставаться невозмутимой. — Она была зла и горда, она не хотела, чтобы ты уходил! Никто из нас не хотел, чтобы ты уходил! Папу, А-Чэна, даже маму это не волновало! Мама думала, что ты накричишь на неё в ответ или вернешься через несколько недель…       Но ты так и не вернулся.       Яньли никогда не любила ссориться, никогда не любила открыто демонстрировать свои эмоции, потому что ничего хорошего из этого не выходило. Более того, держать обиду, по ее мнению, было бесполезной тратой энергии.       Однако на целый месяц она вступила в холодную войну с собственной матерью. Все в доме чувствовали напряжение, повисшее в воздухе. Яньли знала, что Вэй Усяню нравятся парни, возможно, даже дольше, чем он сам себе представлял. (По крайней мере, когда Вэй Усянь смотрел на Лань Ванцзы, этого нельзя было отрицать. Истинная любовь приходит во многих формах, но она твердо верила, что их любовь — самая чистая из форм). Она приняла его еще до того, как он принял себя.       Боль, которую испытывал А-Сянь, стыд и страх, она пережила все это вместе с ним. Это было единственное, в чем он не доверился А-Чэну. Она все понимала. Но когда правда выплыла наружу, Цзян Чэн этого не сделал. Ему было так больно, что брат утаил от него нечто столь важное.       — Мы должны были быть одной командой, — сказал он.       Его отец пытался дождаться, пока гнев мадам Юй утихнет, чтобы поговорить с ней. Но из-за того, что Вэй Усянь действительно мгновенно выскочил из дома, она была в ярости.       Яньли потребовался месяц, чтобы простить свою мать, потому что только через месяц стало ясно, что Вэй Усянь не вернется.       Ни в их дом, ни к их семье.       И впервые в жизни Яньли увидела вину в глазах матери.       — Скажи этому бесполезному мальчишке, чтобы вернулся, — сказала она ей.       Но Вэй Усянь этого не сделал.       Никто не знал, что делать, поэтому никто ничего не делал. Яньли пыталась помочь ему, но вскоре после этого она была обручена. Её внимание переключилось с брата на собственную свадьбу, потом на ребенка. Тогда они все знали…       Пожар.       Мадам Юй была единственной, кто оплачивал все медицинские расходы. Она боролась с персоналом, требуя, чтобы они вернули Вэй Усяня.       Но они опоздали. Он не вернется.       По крайней мере, так им говорили.       И все же он был здесь. Вэй Усянь снова улыбнулся ей. И на этот раз она хотела все исправить.

***

      — Это твое… Я подумала, что это поможет тебе вспомнить.       Вэй Усянь держал в руках блокнот, который принесла Цзян Яньли. А-Юань проснулся от шума, но Вэй Усянь заставил его снова заснуть. Яньли восприняла это как сигнал, что пора идти. Но перед самым уходом она протянула ему альбом.       Его так и подмывало спросить, что это такое, но впервые в жизни он промолчал. В конце концов, скорбный взгляд, который она бросила на него, был достаточным намеком на то, что, что бы это ни было, оно важно.       Он перелистывал страницы, не зная, что найдет. А потом это было словно короткое замыкание, когда он увидел фото. Все они были из его школьных дней, и все они были связаны с Лань Чжанем. Румянец на лице Вэй Усяня стал таким сильным, что стало больно.       Да, он помнил это! Это был дурацкий альбом для вырезок, который он сделал, чтобы подразнить Лань Чжаня!       Он был почти уверен, что велел сестре избавиться от него, и вот он здесь! Обвиняюще уставился на него, напоминая о прошлом, как стрела в голову.       — Это твой способ отомстить мне, цзецзе? — спросил он вслух, снова переворачивая страницы. Билеты с конкурсов Лань Чжаня, чеки с тех времен, когда они ходили выпить в кофейню чуть ниже по улице, даже засушенные цветы из тех, что он подарил Лань Чжаню.       Всё это было там. Жгучее напоминание о том, что он считал простой платонической нежностью, теперь ясно, как вода, что это было не так.       Вэй Усянь был настолько наивен, что считал, что его увлечение Лань Чжанем — не более чем желание подружиться. Но в любом случае, даже тогда его чувства были болезненно очевидны.       И его цзецзе сохранила все это! Словно его забывчивость смотрела на него, как бы говоря: «Ты действительно думал, что ты натурал, да?»       Вэй Усянь был толстокожим, но это даже заставило его покраснеть.       — Вэй Ин.       Вэй Усянь быстро закрыл альбом и спрятал его под одеялом.       — А, Лань Чжань! Я не заметил тебя, — сказал он, изо всех сил стараясь сдержать румянец. — Что привело тебя сюда?       — Я пришел забрать Лань Юаня, — объяснил он.       При упоминании о подростке вся нервозность в теле Вэй Усяня испарилась. Он обернулся и увидел мальчика, все еще крепко спящим.       — Было бы жестоко разбудить его сейчас, не так ли? — спросил Вэй Усянь.       — Часы посещений почти закончились, — сказал Лань Ванцзы.       Вэй Усянь рассмеялся.       — Да ладно тебе, Лань Чжань, — сказал он. — Пусть остается!       — Это против правил, — сказал Лань Ванцзы.       — Ай-я, ты же знаешь, я не люблю правила, — сказал Вэй Усянь. — А мы не можем оставить все как есть?       Лань Ванцзы уставился на него, явно сомневаясь в своем решении.       — Пожалуйста? — спросил Вэй Усянь. — Ради меня?       Лань Ванцзы вздохнул.       — Вэй Ин, — сказал он.       — Он устал, — объяснил Вэй Усянь. — Он столько времени плакал… Я думал, он меня помнит, понимаешь? Ты говорил с ним обо мне?       Лань Ванцзы слегка замер. Если бы Вэй Усянь не знал его с незапамятных времен, он, вероятно, и не заметил бы.       — Не слишком много.       — Хм, тогда интересно, откуда он столько всего узнал, — задумчиво произнес Вэй Усянь. — Он сказал мне, что не помнит ничего из того, что было раньше, и я подумал, что, может быть, ты ему рассказал.       — Я должен был, — сказал Лан Ванцзы.       Вэй Усянь повернулся к Лань Ванцзы. Выражение его лица оставалось таким же стоическим, как и всегда. Но по некоторым маленьким признакам Вэй Усянь понял, что тот скрывает печаль. Его глаза слегка щурились. То, как он стискивал кулаки, словно сдерживаясь, чтобы не протянуть руку. Даже то, как его веки начали краснеть, словно он сдерживал слезы.       Это был Лань Чжань. Его Лань Чжань. Тот самый человек, который тринадцать лет назад помог ему построить подобие дома для А-Юаня.       — Это не важно, Лань Чжань, не кори себя за это, — сказал Вэй Усянь, пытаясь облегчить вину Лань Ванцзы.       Однако, как только эти слова слетели с его губ, Лань Ванцзы поднял голову. В его глазах была паника, чистый ужас, как будто то, что было перед ним, было призраком.       — Вэй Ин, это важно! — сказал он более высоким, чем обычно, голосом.       Сердце Вэй Усяня ёкнуло.       — Баба? — Услышав громкий звук, А-Юань начал просыпаться. Вэй Усянь опустил руки на голову мальчика.       — Баба говорит, что ты можешь еще немного поспать, — сказал Вэй Усянь. С мерцающими глазами, полными надежды, он повернулся к Лань Ванцзы. — Верно, Лань Чжань?       Несмотря на то, что он сказал раньше, Лань Ванцзы кивнул.

***

      Забота об А-Юане не входила в их планы. Никто из них не знал, как правильно ухаживать за ребенком. Вэй Усянь старался иза всех сил, они все старались.       Вэнь Цин была самой занятой и никогда не могла проводить в доме больше нескольких часов в неделю. Ее зарплата стала немного лучше, но это означало, что и время, которое она проводила в больнице, стало больше. Вэнь Нин был тем, кто нянчился с А-Юанем большую часть времени, но он всегда нервничал, боясь причинить ребенку боль.       Таким образом, большая часть забот легла на Вэй Усяня. Жонглирование работой и основными потребностями А-Юаня стало его второй натурой. Не обошлось, конечно, и без множества его ошибок.       Он узнал, что дешевые подгузники — это большое «нет», и что смесь не должна быть слишком горячей, иначе у ребёнка заболит живот. Он научился менять подгузники, ходить на прием к педиатру, научился делать стульчик для кормления. Он научился воспитывать ребенка.       И даже тогда его работа оставалась, мягко говоря, небрежной.       Большая часть одежды А-Юаня была поношенной или слишком большой для него, чтобы он мог носить её по крайней мере пару месяцев, так как они не могли продолжать покупать вещи каждый раз, когда он перерастал их. И, к сожалению, в первые же ночи им пришлось использовать в качестве колыбели картонную коробку, выстланную одеялами. Его первая ванна была бетонной раковиной, которую они использовали для стирки.       Несмотря на это, А-Юань был счастливым ребенком. Вэй Усянь только хотел бы, чтобы у него было больше денег, чтобы купить ему игрушки. Хотя, казалось, он был доволен плюшевым кроликом, купленным ему Лань Чжанем.       Без сомнения, среди всех людей, которые пытались позаботиться об А-Юане, Лань Ванцзы был единственным, у кого были реальные деньги, которые он мог потратить. Вэй Усянь был бесконечно благодарен за это. Лань Чжань помог ему купить хорошие подгузники. Те, которые не вызывали высыпаний у А-Юаня, потому что он был слишком неопытен, чтобы понять, что подгузники — это важно, они не могли быть дешевыми.       Но ещё, Лань Чжань купил единственную приличную игрушку, которая была у А-Юаня. После того, как он напугал Лань Ванцзы, сказав, что этот ребенок его, он пришел с мягкой игрушкой. А-Юаню едва исполнилось полторы недели, но он вцепился в плюшевого кролика так, словно это была его самая любимая вещь на свете.       Вероятно, так оно и было.       Он кусал его уши и плакал, если оставался один, когда наступало время сна.       — Он, наверное, любит эту игрушку больше, чем меня, — шутил он.       — Это неправда, — отвечал Лань Ванцзы.       — Нет, он определенно любит его больше, — продолжал говорить Вэй Усянь. Для него это была шутка. В конце концов, среди всех людей, которые заботились о нем, А-Юань, вероятно, даже не узнал в нем ничего, кроме тени среди других.       — Он плачет, если кто-то другой держит его, — сказал Лань Ванцзы.       Это было неправдой. Вэнь Цин от природы была страшной и не проводила слишком много времени с А-Юанем. Естественно, он плакал, когда она обнимала его. Вэнь Нин, с другой стороны, проводил с ним гораздо больше времени. Конечно, он немного плакал, но обычно успокаивался через несколько секунд.       Но он не плакал, когда Лань Чжань нес его.       — Он, наверное, знает, что я его мама, — сказала Вэй Усянь, широко улыбаясь. — Не так ли, А-Юань? Мама, зови меня мамой!       — Смешно, — фыркнул Лан Чжань.       Их жизнь была беспокойной, полной движения и дэдлайнов. Но это также породило так много воспоминаний, которые Вэй Усянь держал близко к сердцу.       Время шло, и А-Юань рос. Он начал ползать, вызывая кучу предсмертных переживаний для сердца Вэй Усяня. Как в тот раз, когда он чуть не налетел на стол, и Лань Чжань решил защитить каждую поверхность в доме. Или когда А-Юань обжегся, попытавшись встать используя включенную духовку в качестве опоры.       К тому времени, когда А-Юань стал достаточно взрослым, чтобы ходить, Вэй Усянь был готов к переезду. Их дом был небезопасен для ребенка. Квартира была тесной и едва ли годилась для игр и взросления. У них даже не было занавесок, из-за чего солнце всегда било им в лицо ровно в 8 утра.       Первым просыпался Вэй Усянь, все еще свернувшийся калачиком в своей постели, а рядом с ним спал А-Юань. Кровать была маленькой, едва способной вместить их обоих, но А-Юань был еще достаточно мал, чтобы бояться спать всю ночь в одиночестве.       Воздух был влажным, солнце жгло глаза, А-Юань давил своим весом на легкие. Было уже слишком поздно, чтобы Вэнь Цин была дома, а Вэнь Нин, вероятно, ушёл за продуктами. Они были единственными в квартире, и в комнате стояла мертвая тишина.       Вэй Усянь пошевелился и понял, что плюшевый кролик А-Юаня упал ночью. Он поднял его, держа одной рукой и улыбнулся.       — Хм, мой маленький кролик проснулся? — позвал Вэй Усянь, щекоча плюшевой игрушкой А-Юаня по носу. Бедняжка был уже таким грязным. Вэй Усянь пролил на него кофе, пока работал, а А-Юань ждал рядом. Их мыло было дешевым, так что оно не могло избавиться от пятна. — Хм? А-Юань? А-Юань?       Мальчик не ответил. Озорная усмешка расплылась по лицу Вэй Усяня.       — Белый кролик, белый и белый, — пропел он по-китайски. Он продолжал двигаться, подталкивая мягкой игрушкой лицо А-Юаня, заставляя мальчика медленно просыпаться. — Два уха стоят торчком. Любит редиску, любит овощи. Прыгает, прыгает…       А-Юань медленно открыл глаза. Его губы шевелились, пытаясь подпевать песне Вэй Усяня. Хваткими руками А-Юань протянул руки, чтобы схватить игрушку. Вэй Усянь еще раз тыкнул им А-Юаня в щёку, отчего тот разразился хихиканьем.       Вид такого счастливого А-Юаня наполнил сердце Вэй Усяня чистой радостью.       — Сянь-гэгэ! — сказал А-Юань сквозь смех. — Я встал, я встал!       Вэй Усянь продолжал петь.

***

      — Прыгает и прыгает — это очень мило.       Лань Юань открыл глаза, услышав знакомую песню. Солнце ударило ему в лицо, когда он открыл глаза, и первое, что он увидел, была чёрная тень.       Это был не сон.       — Мой маленький кролик проснулся?       Лань Юань выпрямился так быстро, как только мог, щеки его пылали. Он почувствовал на щеке остатки высохшей слюны и быстро вытер ее. Сянь-гэгэ рассмеялся в его сторону, не заботясь о том, насколько он заставляет А-Юаня потерять лицо.       — А-Юань все еще ребенок, а? — сказал Вэй Усянь, шурша волосами.       А-Юань почувствовал, как упал его дух, лицо его потемнело. Это было новое ощущение — быть ребенком в чьих-то глазах. Все остальные взрослые в его жизни относились к нему с уважением, как к ещё одному маленькому взрослому, который может сам о себе позаботиться. Было мало случаев, когда над ним ворковали и обращались как с ребенком. Особенно с тех пор, как он стал подростком.       Ему нравилось думать, что он не был особо чувствительным, но в такие моменты все подростки чувствовали бы себя неловко.       Вэй Усянь улыбнулся, протягивая руки, чтобы стереть остатки сна с лица А-Юаня.       — Все в порядке, — сказал он. — Ты не должен так стесняться меня. Я менял тебе подгузники, знаешь?       Это не помогло!       — Ай-яй, — с усмешкой сказал Вэй Усянь. — А тебе никто не рассказывал о том времени, когда ты был маленьким?       Часть разума Лань Юаня была любопытна. Истории из его детства не были чем-то привычным. По крайней мере, с тех пор, как он был ребенком. Это заинтриговало его.       — Например, когда ты называл Лань Чжаня «богатым гэгэ»?       Но эти истории были смущающими!       Теперь Лань Юань понял, почему Цзинь Лин всегда останавливал свою мать, когда она начинала рассказывать истории из далекого прошлого. Как он мог сказать такое своему отцу?! Его отец, которого Лань Юань так уважал и отчаянно хотел, чтобы он им гордился?!       — Или когда тебя стошнило на Лань Чжаня! Ты тогда был очень маленьким, мы не могли поверить, что столько может выйти из такого крошечного рта!       — Не надо, не надо! — воскликнул Лань Юань, ярко-красный от шеи до кончиков ушей. — Все в порядке! Мне не нужно это слышать!       Вэй Усянь рассмеялся. Его смех звучал так знакомо. Как призрак, он не смеялся так много, и А-Юань не сохранил большую часть воспоминаний о прошлом. И все же это был, несомненно, его Сянь-гэгэ. Громкий и полный жизни, словно эхо в лесу.       — У всех должны быть неловкие истории из детства, — сказал Вэй Усянь.       А-Юань улыбнулся, несмотря на румянец.       — Спасибо, — сказал он. — Жаль, что папа не рассказал мне их побольше.       — Вероятно, он не хотел смущать тебя, — хмыкнул Вэй Усянь. — Не волнуйся, я никогда не опозорю тебя, А-Юань!       Лань Юань почувствовал напряжение в своей улыбке.       — Я не уверен, что это то, чего он хочет, он никогда ни о чем не говорит, — признался Лань Юань. — Я никогда не знаю, о чем он думает, и… может быть, он хочет, чтобы я тоже молчал.       Вэй Усянь хмыкнул, поправляя выбившуюся прядь волос на голове Лань Юаня. Его пальцы начали распутывать её, пока он говорил.       — Это совсем не похоже на Лань Чжаня, — сказал он.       — Но так и есть, — сказал Лань Юань. — Он не говорит о том, что его беспокоит, и я никогда не знаю, могу ли что-то сказать ему. Если я пытаюсь, я чувствую, что не могу сказать это.       — Да, Лань Чжань плохо владеет словами, — сказал Вэй Усянь, медленно заплетая его волосы. — Но это не значит, что ему все равно. Он просто… показывает это по-другому.       Лань Юань знал это. Отец любил его и проявлял это в мелочах. Быть на родительских собраниях независимо от того, сколько много было работы, и позволять ему спать на своей кровати, пока А-Юаню не перестанут сниться кошмары.       — И это касается не только любви, — продолжал Вэй Усянь. Лань Юань поднял глаза и увидел, что Вэй Усянь пристально смотрит на косичку, которую пытался сделать. Он выглядел слабым на белом больничном фоне, но в то же время был таким ярким. Как будто даже болезнь не могла лишить его света. — Когда ему больно… он тоже об этом не говорит.       А-Юань угукнул.       — Твой отец, — Вэй Усянь произнес эти слова мягко, с такой заботой и с таким выражением в глазах, которое просто кричало о любви. — У него большое и доброе сердце. Большее, чем у большинства. Сердце, которое может лелеять и заботиться даже о людях, которые этого не заслуживают. Преданное до снисхождений ко всем ошибкам, если хочешь знать моё мнение. — Он улыбнулся и ткнул А-Юаня свободной рукой в нос. — Говорят, это общая черта семьи Лань!       А-Юань покраснел. Эхом зазвучал смех Вэй Усяня. Это был такой приятный звук. Услышав его наконец так живо и реально, Лань Юань подумал, что видит сон.       — Такое большое сердце легко разбить, — сказал Вэй Усянь. Он опустил глаза. В то время как улыбка оставалась яркой и веселой, в глубине серых глаз А-Юань мог видеть тень беспокойства. Слабый проблеск, но вполне реальный. Его пальцы запинались в своих движениях. — Когда твое сердце такое доброе и чистое, боль становится еще сильнее. Лань Чжань… Я не могу себе представить, как ему было больно, когда ты чуть не умер.       Лань Юань слегка нахмурился. Вэй Усянь думал, что его отец беспокоится из-за того, что А-Юань в опасности?       — Я думаю, он скучал по тебе, Сянь-гэ, — сказал А-Юань.       — Скучал по мне? Хм, может быть, — сказал Вэй Усянь, пожимая плечами. — Лань Чжань всегда был таким добрым. Я не сомневаюсь, что он чувствовал себя плохо, но, думаю, он беспокоился о тебе.       — Обо мне? — спросил Лань Юань, поджав губы.       — Ты был один и тебе было больно, — объяснил он. — После пожара, я уверен, ты был у него на первом месте, А-Юань. Он любил тебя до безумия, когда ты был маленьким. Теперь, когда ты вырос, он любит тебя еще больше.       А-Юань снова покраснел.       В дверь постучали. Они оба обернулись и увидели отца А-Юаня, стоявшего в дверном проеме.       — Приемные часы закончились, — сказал он.       Лань Юань так хотел возразить, что ему стало больно. Он не хотел уходить, не сейчас. Ему все еще казалось, что существует целый океан вещей, которых он не знает. То, что он хотел сказать Сянь-гэгэ, и то что тот сказал бы в ответ. Он хотел, чтобы это прекратилось, потому что все еще боялся, что Сянь-гэгэ может никогда не вернуться.       Почувствовав его тревогу, Вэй Усянь бросил быстрый взгляд на Лань Ванцзы. То, что он обнаружил, почти заставило его рассмеяться. Лань Чжань был таким же парализованным и нервным, как и его сын. Вероятно, ни тот, ни другой не знали, что сказать, и оба были слишком переполнены чувствами, чтобы говорить.       В такие моменты он благодарил свою толстокожесть.       — Это нечестно! — заскулил он, нарочно стараясь, чтобы его голос звучал как можно громче, чтобы он мог оторвать эту парочку от их кружащихся мыслей. — Но если тебе нужно идти, то приходи завтра, хорошо?       Лицо А-Юаня мгновенно просветлело. Его глаза мерцали, как светлячки в ночном небе, и дрожащая улыбка осветила его лицо.       Он повернулся к Лань Ванцзы, словно спрашивая разрешения. Лань Чжань, однако, не двигался. Вэй Усянь заговорил снова.       — Верно, Лань Чжань? — спросил он. — Пожалуйста?       Наконец, последовал легкий кивок. Вэй Усянь радостно вскрикнул.

***

      Возвращаться домой было неловко. А-Юань не ожидал, что отец придет за ним, особенно после вчерашней вспышки. Конечно, А-Юань уже извинился, и отец позволил ему еще раз прийти туда, но…       Просто было что-то. Что-то, что не давало А-Юаню успокоиться, как бы хорошо все ни выглядело. В попытке разрядить атмосферу, он заговорил.       — Когда старший Вэй вернется домой?       А-Юань заметил, как напрягается отец, когда он говорит «Сянь-гэгэ», так что пока решил использовать более формальное обращение, по крайней мере, в присутствии Лань Ванцзы.       Однако вместо облегчения, стало только труднее дышать. То, как отец сжал руль, было явным признаком того, что он не был счастлив. Ни в малейшей степени. Хотя догадаться, какие эмоции охватили его, Лань Юань пока не мог.       — Через пару дней его выпишут из больницы, — сказал он. Пауза. — Но он не пойдет с нами.       Услышав это, А-Юань заметно вздрогнул.       — Что?! Почему нет?!       Обычно он старался держать свои эмоции под контролем. Как и его отец, притворяться, что всё ему как с гуся вода. Единственное явное отличие состояло в том, что он скрывал это за улыбкой, а не за бесстрастным выражением лица. Однако при этих словах эмоции А-Юаня вспыхнули с новой силой.       — Дом Вэй Ина не с нами, — объяснил отец. Он выглядел спокойным. А-Юань знал, что это притворство, но его тело словно не слушалось. Он по-прежнему злился, чувствуя, как гнев растекается у него под кожей. — Он с семьёй Цзян.       А-Юань сжал кулаки. Ему хотелось спорить. Хотелось вопить и кричать. Выкрикнуть, со всем воздухом, который был у него в легких: «Сянь-гэгэ — это не мама Цзинь Лина! Он не должен идти к ним, он должен вернуться домой!»       Но это было бы ребячеством. Гораздо больший позор, чем просто то, что Сянь-гэгэ вспоминает такие истории из его детства. Не важно, сколько раз А-Юань мысленно называл Сянь-гэгэ своей «мамой», произносить это вслух было бы странно. Он не мог заставить себя сказать это. А если он не мог, как он мог утверждать, что они были семьей? Как он мог даже сказать тогда, что дом семьи Лань был домом и Вэй Усяня тоже?       За всю дорогу он не произнес больше ни слова.

***

      То, что Лань Чжань был рядом с ним во время воспитания А-Юаня, было благословением. У Вэй Усяня и Вэней было не так уж много денег. Они могли бы наскрести достаточно на еду на троих и на молочные смеси, но по мере того, как накапливались расходы на ребенка, дела шли все тяжелее. Вот тогда-то Лань Чжань наконец и вмешался.       Ну, если честно, он пытался вмешаться гораздо раньше. С тех пор, как родился А-Юань. Но если не считать того случая, когда А-Юань покрылся сыпью от ношения дешевых подгузников, а Вэй Усянь слишком устал, чтобы самому идти за новыми, Лань Чжаню запретили что-либо покупать. Вэй Усянь не хотел, чтобы деньги Лань Чжаня были потрачены впустую на детское питание и одежду.       Но примерно в то время, когда А-Юаню было полтора года, Лань Чжань вмешался с финансовой помощью. Вероятно, слишком устал видеть, как Вэй Усянь борется каждый конец месяца.       Все началось обычно.       Покупка игрушек, которые А-Юань хотел, но Вэй Усянь не мог себе этого позволить. Потом дело дошло до покупки детского питания, потом подгузников, пока Вэй Усянь не обращал на это внимания, потом одежды, потом…       Когда Вэй Усянь понял, что происходит, было уже слишком поздно. Лань Чжань помогал ему оплачивать почти все расходы А-Юаня. Мало того, он еще и оформил документы для детского сада, а это значило многое, поскольку в то время законным опекуном А-Юаня была Вэнь Цин.       (На самом деле детский сад был выгодой от работы Лань Чжаня учителем в частном учреждении. Так что на самом деле он, в каком-то смысле, платил и за это.)       Вот почему А-Юань так привязался к нему. Часть Вэй Усяня немного завидовала. Он потратил столько труда и усилий, чтобы вырастить А-Юаня в первый год его жизни, и почему-то Лань Чжань нравился ему еще больше!       Хотя он не мог винить его.       У него самого была дурная привычка больше любить Лань Чжаня. Вполне естественно, что малыш так сильно его любит. Вэй Усянь тоже очень его любил.       — Тебе стоит жить со мной.       Эти слова Лань Чжань произнес однажды днем, когда А-Юаню было уже два года.       Они были в квартире Вэней. Это место разваливалось на части. С гнилым деревом и пылью, которая скапливалась независимо от того, как усердно все они пытались ее убирать. А-Юань играл на земле, у большого коробчатого телевизора, который у них был. Это был старый и неуклюжий кусок мусора, которым никто, кроме А-Юаня по утрам, не пользовался. В другом конце комнаты стоял Лань Ванцзы. Он сидел в импровизированной столовой, которая представляла собой просто складной стол с тремя деревянными стульями и пластмассовым стульчиком вырвиглазных цветов.       Вэй Усянь находился в кухне, которая ничем не была отделена от гостиной, с чашкой недавно сваренного кофе в руке. Было еще рано, слишком рано. Восемь утра, если говорить точней.       (Ну, для Вэй Усяня было еще рано. Для Лань Ванцзы и его миниатюрной копии, в которую превратился А-Юань, было уже довольно поздно. Он встал только потому, что А-Юань разбудил его, весь взволнованный, потому что Лань Ванцзы остался ночевать, и он хотел провести больше времени с двумя своими любимыми взрослыми. У Вэй Усяня не хватило духу сказать ему «нет»).       Эти слова долго обрабатывались в мозгу Вэй Усяня. Он сделал еще один глоток кофе, позволяя кофеину подействовать. Почти полминуты ему казалось, что он спит. Это ведь не может быть реальностью, не так ли? Не может быть, чтобы Лань Чжань, в которого он влюблён вот уже почти восемь лет, спрашивал его об этом, верно? Должно быть, это сон, должно быть…       Когда изображение перед его глазами не исчезло, Вэй Усянь поперхнулся кофе.       — Что?       — Приезжай жить ко мне, — ответил Лан Чжань, и в его глазах не было и намека на то, что он шутит. — Обратно в Гусу.       — Лань Чжань, я не могу, — было первое, что вырвалось у Вэй Усяня. — Мне нужно позаботиться об А-Юане, а Вэнь все еще нуждаются в помощи. Я не могу просто… взять и уйти вот так.       Был миллион причин, почему это не было хорошей идеей. Не только из-за А-Юаня, но и из-за самого Вэй Усяня. Как отреагирует его бедное сердце на то, что рядом с ним будет Лань Чжань 24/7? Он уже начал думать о том, сколько раз Лань Ванцзы оставался ночевать в квартире и как часто они виделись из-за А-Юаня. Вэй Усянь не выживет, если будет жить в одном доме с Лань Чжанем. Он, наверное, ослепнет от того, что каждый день видит кого-то настолько красивого, верно?       Разумеется, он не высказал вслух ни одного из этих опасений.       На секунду Вэй Усянь подумал, что это все. Разговор затих, больше добавить было нечего.       — А-Юань тоже может переехать, — сказал Лань Чжань. — Для него это будет лучшая учебная среда.       А это уже раздражало.       Может быть, это было сочетание бессонницы, дешевого кофе без кофеина и головной боли, которая, казалось, раскалывала его мозг на части, но это чувство усилилось в десять раз меньше чем за секунду.       — А, так ему плохо здесь жить? — спросил он. Вэй Усянь пожалел о своих словах, как только они вырвались наружу. Лань Чжань выглядел таким обиженным, таким неподдельно обиженным. Он никогда не должен был делать такое лицо, но вот оно. Вэй Усянь, как всегда, всё испортил. Он вздохнул. — Я знаю, что это не так уж много, Лань Чжань… Но мы все стараемся изо всех сил. Скоро я найду приличную работу. Обещаю.       «Я не это имел в виду», — хотел сказать Лань Ванцзы.       Но, возможно, он не смог, потому что это была бы ложь. Он эгоистично хотел позаботиться о Вэй Усяне, даже если это было не то, чего желал этот человек. Вэй Ин страдал от того, что остался на улице ни с чем, его семья бросила его. Вполне логично, что он хотел восстановить все, что потерял, самостоятельно.       И все же Лань Ванцзы не мог перестать желать помочь.       — Я знаю, — сказал он. — Вэй Ин может всё.       За это Лань Ванцзы был вознагражден улыбкой. Той самой живой, вечной улыбкой, сияющей сама по себе. Это был тот тип улыбки, такой чистой и светлой, что при виде неё вы не могли бы не почувствовать, как тепло разливается по вашей груди.       В этой улыбке было столько Вэй Усяня, что она физически ранила.       — Спасибо.       Вкус того утреннего кофе никогда не покидал памяти Вэй Усяня.

***

      Пожар случился по его вине. Он почти ничего не запомнил, кроме ссоры.       — Я же сказал, что не могу! — голос Вэй Усяня прозвучал громче, чем он хотел. День клонился к вечеру, и его голос эхом отдавался в стенах квартиры.       Он как раз готовил ужин, когда Лань Чжань прервал его. Его предложение переехать жить к нему оставалось в силе.       — А-Юань тоже может переехать, — повторил он.       «Он нам не доверяет», — говорила усталая часть мозга Вэй Усяня. Он работал сверхурочно, чтобы оплатить расходы на А-Юаня, а также покрыть расходы на новую аренду квартиры. Его мозг работал на половине топлива, и постоянный стресс заставлял его становиться все более угрюмым.       — Дело не в этом… — начал он, но мысль о том, чтобы разбудить А-Юаня, остановила его. Он вздохнул. — Давай поговорим снаружи.       Он выключил плиту. Он был в этом уверен. Но его мозг не работал должным образом, так что не было бы ничего странного, если бы он тоже забыл об этом. Этот день, в частности, был тяжелым. Вэй Усянь больше всего на свете хотел закрыть глаза и отдохнуть. Предпочтительно на груди у Лань Чжаня, под звуки мультфильмов А-Юаня на заднем плане. Но, похоже, этому не суждено было случиться.       Они вышли. Он не помнит, как долго, но помнит, что они кричали. Много. Оглядываясь назад, он понимал, что это было глупо. Потому что Вэй Усянь очень хотел жить с Лань Чжанем.       Но это было не единственное, чего он хотел. Он хотел, чтобы Вэни были счастливы, он хотел, чтобы А-Юань тоже сблизился с ними, он хотел, чтобы Лань Чжань любил его еще больше, он хотел построить что-то своё. Но не хотел использовать в своих интересах Лань Ванцзы, а тот, похоже, не понимал намеков.       Больше всего на свете он хотел иметь дом.       И если у него его снова отнимут, если Лань Чжань заскучает или он ему надоест, или разозлится на него и уйдёт…       Если он бросит его так же, как Цзяны, то…       И тут он понял, что начался пожар.       Плита.       Это была его вина.       Он поспешно сунул свой сотовый в руки Лань Ванцзы и просто сказал:       — Вызови помощь.       Лань Ванцзи сделал, как ему было велено, а Вэй Усянь поспешил в квартиру. Потому что А-Юань всё ещё был там. И он скорее умрет, чем потеряет его.       Потому что А-Юань был последним. Идеально подходящая недостающая часть чего-то, что Вэй Усянь всегда искал.       И он защитит ее, несмотря ни на что.

***

      Вэй Усянь закрыл альбом, как только услышал, что дверь открывается. Он спрятал его под подушку, надеясь, что тот никому не попадется на глаза. Он расслабился, когда увидел, что это Лань Ванцзы. Удивление больше не валило его с ног.       Может, так и было бы, пару дней назад, когда он впервые проснулся. Но теперь уже нет. Они выглядели так похоже, совсем как в их прошлую встречу. Может быть, став чуть старше, с большим количеством морщинок вокруг, чем он мог насчитать в последний раз, но они все еще были теми же. В мире, столь отличающегося от того, в котором он заснул, эти глаза были константой, дающей опору.       — А-Юань сказал, что видел тебя, — сказал Лань Ванцзы. — Как призрака.       Вэй Усянь рассмеялся.       — Он, наверное, все выдумал, — сказал он пренебрежительно. — Дети так делают, правда? Когда они напуганы.       В эту историю почти невозможно было поверить. Призраки… Это ведь всего лишь детские сказки, не так ли? Кроме того, если бы его время истекло, Вэй Усянь не стал бы сопротивляться. Воскрешение из мертвых — это на него не похоже. Он не сделал бы ничего подобного, даже будучи призраком.       Единственная возможная причина, по которой Вэй Усянь попытался бы сделать что-то настолько странное, заключалась бы в том, что кто-то в живом мире все еще нуждался в нем. Если бы это было так, Вэй Усянь сражался бы изо всех сил, чтобы помочь тому, кто в нем нуждался, даже если бы он был мертв! Но учитывая, чем все закончилось, это казалось маловероятным. Особенно после того, как А-Юань сказал ему, что он не очень хорошо помнит время, проведенное с Вэй Усянем.       — Он рисовал картинки, — настаивал Лань Чжань.       Вэй Усянь посмотрел на него с недоуменным любопытством.       — Лань Чжань, только не говори мне, что ты ему веришь? — Он, наверное, видел фотографию!       — А-Юань не лгал, — сказал Лань Ванцзы, не глядя на Вэй Усяня. — Он обещал, что не будет.       — И ты ему веришь? — это был не вопрос.       Лань Ванцзы кивнул.       Вэй Усянь издал глубокий вздох.       — Если он говорит, что не лгал, я в этом уверен, но… — удивился Вэй Усянь. — Я действительно этого не помню. И, для начала, разве это не звучит безумно?       — Хм.       Вэй Усянь почувствовал, что расслабляется.       — Лань Чжань.       — Хм.       — Я скучал по тебе.

***

      Лань Юань не подслушивал. Нет. Это противоречило правилам, которым научил его отец, пока он рос. Так что он определенно, абсолютно, честно, не подслушивал.       Но так вышло.       Его отец был бы очень разочарован…       Это не входило в его намерения. Он только что вернулся после разговора с Вэнь Цин и случайно наткнулся на сцену за дверью. По какой-то причине, услышав этот вздох, он почувствовал, что вмешивается. Инстинктивно он спрятался прежде, чем кто-либо заметил его присутствие, что, казалось, было легко, поскольку они смотрели только друг на друга. Полностью потерявшись в своем собственном мире, где посторонних не существовало.       А-Юань внимательно слушал.       — Я тоже по тебе скучал.       А-Юань сжал руки над грудью. Его недавний разговор с Вэнь Цин был все еще свеж, запечатлённые в его сознании слова всё звучали и звучали.              — Мой отец просто невыносим.       Они сидели в кафетерии, пока у Вэнь Цин был перерыв. Она выглядела так, будто не обращала на него внимания, ни на кого, кроме А-Юаня. Его Цин-цзе впитывала каждую крупицу информации, но никогда не высказывалась, пока не имела ясного представления о происходящем. Отчасти именно поэтому ему нравилось с ней разговаривать. Он мог позволить своему сердцу кричать и вопить столько, сколько хотел, и у нее всегда был ответ.       Может быть, иногда не тот ответ, в котором он нуждался, но, по крайней мере, это был один из них.       — Я знаю, что его семья — Цзян, но это не значит, что он не наша семья. Сянь-гэгэ болен, ему нужна помощь, а баба ведет себя так, будто это не наша проблема, — сказал он Вэнь Цин. — Как будто ему все равно!       — Ему не все равно, — просто ответила она.       Его Сянь-гэгэ сказал то же самое.       — Он заботится обо мне, но как насчет Сянь-гэгэ? — спросил он. На больничной койке Вэй Усянь казался таким уверенным, что отец не скучал по нему, что он забыл его. Это звучало неправильно, но… — Он никогда не говорил о нем, никогда не упоминал о нем… Пока я рос, Сянь-гэгэ был не более чем призраком. Я бы даже не знал о его существовании, если бы не…       Мгновение тишины.       — Лань Ванцзы, — сказала она, ставя на стол свою чашку кофе. Ее жесткие глаза напряженно смотрели на теплую жидкость внутри. — Любил Вэй Усяня больше, чем звезд на небе.       Лань Юань не был уверен. Конечно, по взглядам украдкой, которыми как он видел, они обменивались друг с другом, казалось, что им не все равно, но…       — Я бы даже сказала, что никогда не видела человека более безумно влюбленного, чем твой отец, — её тон был непоколебим, уверенность сквозила в каждом слове. — Он сделал бы для него все, что угодно, и это даже не преувеличение. Лань Ванцзы был на это готов.       — Тогда почему он его забыл? — спросил Лань Юань.       Вэнь Цин ослабила хватку на ручке своей кружки.       — Это не так, — сказала она. В ее голосе слышалось легкое напряжение, словно он вот-вот сорвется. — Я уверена, что каждый день, когда твой отец просыпался, он думал о нем.       — Но он никогда не говорил об этом.       — Люди прикасаются к шрамам на своем теле, потому что они зажили, — ответила Вэнь Цин. — Но могли бы они прикоснуться к открытой ране, которая все еще кровоточит?       А-Юань покачал головой. Вэнь Цин тихо вздохнула.       — Лань Ванцзы никогда этого не показывает… Но за все тринадцать лет отсутствия Вэй Усяня не зажил ни один шрам. Чем больше ты любишь кого-то, тем больнее, когда ты его теряешь.              Отец скучал по нему. Его отец скучал по Сянь-гэгэ. Так оно и было, как и сказала Вэнь Цин.       — Ай-я, не говори так серьезно, Лань Чжань, ты заставишь меня краснеть, — сказал Вэй Усянь, рассмеявшись.       — Это правда, — сказал он. Пауза. — А-Юань тоже.       — Как я слышал, — сказал Вэй Усянь. — Он действительно смотрит на тебя снизу вверх, Лань Чжань. Я ревную!       — Лань Юань плакал, когда кто-то другой держал его, — сказал он. Еще одна пауза. — Он все еще плачет.       А-Юань услышал шорох простыней. Он собрал все свое мужество и заглянул в щель двери. Вэй Усянь придвинулся ближе, чтобы посмотреть Лань Ванцзы в лицо.       — Ты не делаешь ничего плохого, Лань Чжань, — сказал он. Его улыбка была доброй, нежной, как весенний ветерок, который проносился мимо подоконника.       А-Юань широко раскрытыми глазами смотрел, как чужая рука коснулась руки его отца. Она была маленькой и хрупкой, рукой больного, едва касающейся чужой. Его отец так много работал, что его руки огрубели, были полны мозолей.       Лань Юань снова и снова видел, как та же самая мозолистая рука успокаивала его. Одеяло, которое приносило ему покой даже в самую темную ночь. И все же теперь это его успокаивали. Прикосновение Вэй Усяня было нежным. Оно не сжималось и не давило.       А его рука просто была там, как будто одно это прикосновение было всем, чего когда-либо ждал его отец.       И, возможно, так оно и было.       А-Юань подумал, не ждал ли он тринадцать лет того, чтобы Вэй Усянь снова коснулся его руки.       Возможно, он ждал даже больше.       — Боже, боже, что здесь делает этот маленький заблудившийся кролик? — раздался шепот сбоку от его уха.       А-Юань напрягся. Он повернулся и увидел рядом улыбку Яньли. Она слегка опустилась на колени, чтобы видеть то, что видел он. Ее рот округлился.       — Честно, эти двое никогда не изменятся, — сказала она и вздохнула.       Любопытство жгло А-Юаня изнутри.       — Миссис Цзян, — позвал он. Яньли повернулась в его сторону, слегка наклонив голову. — Они… они влюблены?       Ее глаза расширились от удивления. Этот вопрос застал ее врасплох. Хотя, не потому, что это был сумасшедший. Но потому, что ответ был настолько очевидным.       «Горячий кофе — горячий?» — вот на что был похож этот вопрос.       Тем не менее, Яньли сложила губы в свою самую мягкую улыбку и собрала всё терпение, которое она выковывала в себе шестнадцать лет, наблюдая, как ее младший брат прыгает вокруг своей очевидной влюбленности в Лань Ванцзы, полностью забыв о своих собственных чувствах.       — Любовь — это сильное слово, понимаешь? — сказала она. Потом хихикнула. — Да.       Целую минуту А-Юань не мог оторвать глаз от этой сцены. Это был первый раз, когда Лань Юань увидел, как они оба смотрят друг на друга, совершенно одни. Трепетное ощущение, будто там было что-то еще, что-то неслыханное и невысказанное. Что-то, что никто, кроме Лань Ванцзы и Вэй Усяня, не мог видеть и слышать. Сделав глубокий вдох, он почувствовал, как его наполняет ностальгия. Он уже видел это раньше. Много лет назад. Еще когда был ещё ребенком.       Он не мог не думать: «Я нашёл это».       Задыхаясь, он повернулся к Яньли со звёздочками в глазах. Слова слетели с его губ прежде, чем он успел подумать дважды.       — Госпожа Цзян, я хотел бы попросить вас об одолжении, если вы не возражаете, — сказал он.       Яньли узнала это выражение глаз. Она видела его когда-то давно, скрытое во взгляде Лань Ванцзы. В самом деле, этот парень слишком сильно походил на своего отца.       «Хотя он никогда ничего не говорит… Ах, он похож на них обоих», — подумалось ей.       Ее улыбка прорвалась наружу.       — Можешь рассчитывать на меня!

***

      Вэй Усянь не был уверен, что это то, чего он хотел. На самом деле это было логично. Он провел так много времени, желая вернуться в дом Цзян. Хотя бы навестить их. Провести ночь, может быть, две, поприветствовать его цзецзе и еще раз подразнить Цзян Чэна. Но когда Яньли сказал, что мадам Юй хочет, чтобы он вернулся, всё, что он смог ответить, было:       — Я подумаю об этом.       В глубине души он чувствовал, что это неправильно.       Конечно, он хотел вернуться, но… Вернуться к чему?       Но у него не было другого выбора. Каждый жил своей жизнью, каждый строил свой собственный дом. Вэнь Нин и Вэнь Цин переехали на другой конец города и не смогут помочь ему в выздоровлении. У Яньли теперь были дом и ребенок, которого нужно было растить, а Цзян Чэн переехал больше десяти лет назад.       Это было единственное оставшееся ему место. И чувствовать себя не на своем месте и заброшенным в доме, которому он никогда не принадлежал, было лучше, чем медленно осознать это в доме другой семьи.       Его подвезла цзецзе. Улицы были другими, так что он едва успевал за сменой обстановки. Он предпочел игнорировать это, вместо того болтая с ней, пока она не остановилась на подъездной дорожке какого-то места, которое, Вэй Усянь был на 90% уверен, не было домом их родителей.       — Где мы, цзецзе? — спросил он.       — Возле дома, — сказала она, выключая машину. — Твоего дома.       В этом не было никакого смысла. У Вэй Усяня не было дома. Не было печально и не одиноко. Просто констатация факта, утверждение, которое не причиняло боли и не оставляло чувства, что он может расплакаться в любую минуту.       — Что?       — Ты помнишь историю А-Юаня? — спросила она.       — Ту, где он сказал, что я призрак? — спросил он. Она кивнула. — Он был ребенком, цзецзе, ты ему веришь?       — А ты знаешь?       Вэй Усянь нахмурился.       — А-Юань сказал, что он не лгал.       — Я все думала, — ответила она, глядя на затянутое тучами небо за окном машины. — Если ты действительно призрак, зачем возвращаться к нему?       Вэй Усянь тоже не знал ответа. То, что он помнит до происшествия, было минимальным. Он помнит, как хотел, чтобы А-Юань был счастлив, а Лань Чжань заботился о нем. Вэй Усянь был уверен, что он никогда не вернется в виде призрака. У него не было дома, где он мог бы укрыться, не было никого, кто нуждался бы в нем, или причины остаться. Никто не будет скучать по нему, никто не будет умолять его остаться, верно?       Единственная возможная причина, по которой он останется, если кто-то в нем нуждается.       — И в конце концов, — продолжала она, не переставая улыбаться. — Я подумала, может быть, на то есть причина. Может быть, я сделала что-то не так много лет назад, но так и не удосужилась это исправить.       — Ничего такого, цзецзе, — попытался сказать он. Вэй Усянь никогда не хотел, чтобы его сестра чувствовала себя так, будто причинила ему боль, потому что это было неправдой.       — Мне очень жаль, — сказала она. — Ты никогда не должен возвращаться туда, где тебе больно.       Она открыла машину.       — Давай отведём тебя домой, А-Сянь.

***

      В дверь позвонили. Сердце А-Юаня подпрыгнуло в груди, стуча так, что казалось, вот-вот выпадет. Не теряя ни секунды, он повернулся к отцу. К своему большому удивлению, вместо обычного строгого лица он обнаружил счастливое.       — Думаю, это тебя, — сказал он.       А-Юань взволнованно кивнул и бросился к двери. Он глубоко вздохнул и распахнул входную дверь.       — Сянь-гэ!       — А-Юань? — спросил он. Взгляд метнулся с А-Юаня на дом, на людей внутри. — Ч-что это? .       — Вечеринка, — сказала Яньли, похлопав брата по спине и проходя мимо него. Вэй Усянь застыл на месте, не в силах среагировать. — Поздравляю с выпиской из больницы.       — Думаю, это может быть и новоселье, — сказала Вэнь Цин. Рядом с ней был Вэнь Нин. Взгляд Вэй Усяня упал на её руки, держащие гигантскую бутылку. — Я принесла вино.       — Мама! — крикнул Цзинь Лин с другого конца комнаты. Павлин тоже был там. И хотя он все еще не был полностью на стороне Вэй Усяня, он был вне себя от радости, увидев, что его цзецзе так комфортно быть с ним одной семьёй.       Мадам Юй и Цзян Фэнмянь разговаривали в углу, а Цзян Чэн спорил с Не Хуайсаном в другом. Зазвучала музыка, бодрая, подходящая для танца. В воздухе витал запах стряпни цзецзе, пока болтающие группки перемешивались между собой.       На стене висел плакат. Это была ручная работа, способ написания символов был очень характерным, храня в себе подсказку. Он был аккуратным и чистым, но мазки краски кое-где были неровными. По бокам тоже были пятна.       У Вэй Усяня перехватило дыхание.       Его рука потянулась к руке А-Юаня. Хватка была крепкой, как будто в страхе, что он исчезнет. А-Юань еще крепче сжал его руку.       — Сянь-гэ, разве это не удивительно? — спросил А-Юань. — Раньше не было столько людей в нашем доме.       — Да, — сказал Вэй Усянь, задыхаясь. — У А-Юаня большая семья.       — Да, — ответил А-Юань. Его сердце затрепетало в груди. Счастье, подобное этому, ощущалось как порыв, несвязанный и свободный, как будто взрывался фейерверк. Это было так странно, что никто не мог этого видеть. Его руки отказывались отпускать руку Сянь-гэ. — Самая лучшая семья в мире.       Вэй Усянь ахнул.       — Подожди, цзецзе! Это очень мило, но где я буду жить?       — Вэй Ин.       Вэй Усянь замер. А-Юань позволил себе улыбнуться и медленно отошел.       — Лань Чжань, — сказал он. — Я… мне очень жаль, Яньли ведь пошутила, верно? Я не могу вот так вмешиваться!       — Ты можешь остаться здесь, — сказал Лань Ванцзы. — Если не против.       — Я не могу! Лань Чжань, я не могу так пользоваться твоей добротой!       — Можешь, — сказал он. — Вэй Ин всегда мог.       — Если ты о том времени, когда мы были подростками, я уже сказал, что сожалею о…       — Вэй Ин, — сказал он. — Пожалуйста. Переезжай ко мне… Оставайся.       А-Юань наблюдал, как вся решимость Вэй Усяня рухнула за долю секунды.       — Как я могу сказать «нет», когда ты так смотришь на меня, Лань Чжань? — спросил Вэй Усянь, положив руку на щеку Лань Ванцзы. — Ты так несправедлив.       А-Юань просто смотрел.       Это было так нереально — иметь то, о чем он всегда мечтал, прямо перед собой. Иногда давние желания разбиваются о реальность, А-Юань всегда боялся, что это может случиться и с ним. Но, может быть, это было цветущее счастье в его сердце, или звук музыки, такой громкий, что он едва слышал свои собственные мысли, или то, как знакомо и правильно выглядело происходящее…       Все это просто слилось воедино.       Лань Юань снова почувствовал детское удивление. Он чувствовал себя ребенком, который снова может смотреть только на Сянь-гэ. Слезы начали накапливаться на его лице, и он почувствовал, что ему больно. А-Юань понял, что он улыбается. Широко, без стеснения, свободно каждым дюймом своей кожи чувствуя щекотание крыльев бабочки.       Он рассмеялся. Наружу вырвался всхлип, который быстро перешёл в рыдание. Он не переставал улыбаться. Сердце вмещало столько эмоций, и в следующую секунду сердце А-Юаня переполнилось чистой радостью.       Как можно позволить кому-то чувствовать столько счастья? А-Юань чувствовал, что нарушает тысячу правил, просто чувствуя себя так.       — А-Юань, — позвал Вэй Усянь. А-Юань поднял взгляд, только чтобы увидеть протянутую ему руку. — Иди сюда.       А-Юань не протянул руки в ответ. Вероятно, это было против всех правил, но он встал между Лань Ванцзы и Вэй Усянем, крепко обняв их.       Вэй Усянь весело рассмеялся. Солнце в цветочном поле. Так тепло и знакомо. Тяжесть руки Лань Ванцзы, лежащей на его голове, словно утешала его. Все было так, как он помнил. Точно так же, как говорили ему обрывки его памяти.       — Я дома, А-Юань, — сказал Вэй Усянь. — Твоя мама нашла дорогу домой.       А-Юань не мог перестать плакать, крепче прижимаясь к своей семье.       — Мой добрый маленький кролик, не плачь, — сказал он.       — Хм! — кивнул А-Юань, не в силах перестать смеяться от чистого блаженства.

***

      На обеденном столе в рамке стояла картинка, которую А-Юань нарисовал в детском саду. Поверх стекла был приклеен стикер, с красной маркерной надписью неуклюжим почерком       «Семья А-Юаня»       А рядом — фотография.       Свадьба.       Звук ключей, открывающих дверь.       — Баба! Папа! Я дома!