Кровь под кожей

      Иногда при пробуждении Китти кажется, что она чувствует ломоту в костях, как будто только что кубарем пролетела три лестничных марша. Тяжесть собственного тела удерживает в постели неподъемными объятиями мертвеца, навечно парализованного тугими, сухими мышцами, истончающимися на каменеющих костях.       Это чувство прекращается вскоре, но сегодня что-то идёт не так.       Девушка делает медленный глубокий вдох, чтобы приподняться на локтях. Левый оказывается стёртым. Вдох отдаётся резью — губа треснула.       Чешир аккуратно отклеивает одеяло от коленок. Ткань в липких пятнах крови.       Колени отбиты, ребра подвывают от каждого вздоха, и двигаться не представляется ни малейшей возможности.       Китти прощупывает рёбра, сталкиваясь с болью вновь, приподнимает край рубахи.       Вдоль ребер тянется череда ушибов, губа порвана, волосы всклочены и кровь-кровь-кровь.       Она стекает по подбородку, пачкая пижаму. Чешир медленно приподнимает корпус, опускает ноги на пол, удерживаясь ободранными ладонями за края постели, потому что в глазах потемнело от подъёма.       Что это за чертовщина? Перед сном ничего из этого не было.       Китти медленно встаёт, идёт вдоль стены к выходу, чтобы в коридоре вызвать лифт, и не надевая брюк, оказаться сразу в дверях лазарета. Будь это просто последствиями боя, она бы даже внимания не обратила, но ссадины появились как будто сами по себе.       Два варианта: у неё расстройство личности, и вторая, то есть личность, по ночам шляется где попало, либо что-то менее завязанное на психике, просто какая-то адская магия. — Тенгри, - окликает Китти, не находя лекаря в его кабинете.       Было наплевать на обнаженные по бедра ноги и то, что обувь липнет к босым ступням. Чешир какое-то время стоит в дверях кабинета, собираясь с силами. Суставы, кости скрипели, особенно колени, как будто девушка бегала за призраком всю ночь, пытаясь ходить сквозь стены, но по понятным причинам не выходило, поэтому чувство, будто кирпичом огрели по лицу, её не покидало.       Мышцы взвывают при каждой попытке сделать шаг, темпов которого Китти сбавлять не намерена. Между кабинетом и лабораториями коек пятьсот, и где-то в них лежат её подчиненные, ждущие дня, когда командующая расклеится, и наружу потечёт человеческая кровь. Им не обязательно видеть, что Чешир уже. Лет двести как, если честно.       Санитар, сжимающий губами самокрутку, выскальзывает из тени, подходит к командующей, придирчиво оглядывает с ног до головы, и не раскрывая рта ведет подбородком, призывая идти за ним.       Языческий Бог сидел в кабинете второго этажа лазарета. Его редко здесь можно было увидеть — лаборатории отведены под исследовательскую работу, на которую у Тенгри времени обычно не хватало. — Вот здесь, посмотрите, обнаружил пару недель назад у умирающего, после массового отравления в маяках на косе Мёртвого моря, - раздаётся голос лекаря из-за двери, у которой останавливается санитар. Чешир отстала от него на пару метров ещё при подъёме по лестнице. — Нам повезло, что образцы остались, обычно должны стираться в порошок, а эти...       Тенгри замолкает, когда после стука в дверь в проёме мелькает Китти. — Ты почему не в постели? - распекает он, - В чём дело? Заходи.       Чешир не заходит потому что говорил Тенгри с Шерлоком. Второй сидел за микроскопом, первый стоял над душой, склонившись, указывая в какие-то записи. Лекарь перевел взгляд с девчонки на мужчину, соображая как бы не нарваться на конфликт. — Не стой в дверях, я вниз не пойду, у тебя скрип колен из другого конца коридора слышно. Давай здесь с тобой разбираться, - предлагает он.       Собственно, не так много Чешир теряет. — Этого перед сном не было, - говорит она, опуская взгляд на собственные ноги, - И остального тоже.       Мужчина осматривает руки, локоть девушки, говорит идти в подсобку, чтобы там осмотреть рёбра и спину, которая, как позже выяснилось, была поперек рассечена. — Не было значит, - Тенгри прощупывает рёбра Китти, - А вот тут больно? Вот это как будто ободрала о кусок железа или... Может арматуру... — Это арматура, - раздаётся голос Холмса, стоящего в тени, в дверях подсобки.       Чешир бы прикрыться, хотя бы запахнуть расстёгнутую рубашку, но что в корне это изменит? Если застесняется, значит есть чего. Если нет, есть шанс сохранить видимость безразличия. — Откуда знаешь? - уточняет лекарь. — Если я прав, у неё стёрт левый локоть, синяк в районе шестого-седьмого ребра тоже слева, и рассечение на спине по диагонали от лопатки до поясницы, - сухо отвечает он, - И очень болят колени, не так ли?       Китти неосознанно накрывает локоть ладонью. — Я не знаю, а помню, - продолжает мужчина, - Это было, когда мы вынужденно разбили количество дел отдельно на двоих, и тебе досталось во время погони, ты пришла домой поздно, двигалась вдоль стены, надеялась, что я не замечу, - он обращается уже Чешир, - Я помню эти раны. Я сам их обрабатывал... После.       А Китти думала, что крышей едет она. — Ты о чём? - с нервным смешком переспрашивает она, - Какая погоня?       Холмс делает шаг вперед, Тенгри поднимается с колен, оставляя ссадины на ногах Чешир в покое. Давая им обоим пространство.       Сыщик сидел с суровым выражением лица, когда командующая вошла в лабораторию, будто отчитывал её за поведение в последние пару недель, но с уже ощутимым безразличием ко всему произошедшему. Он был довольно холоден до этого, но сейчас смягчает выражение лица. — Ты почему всегда такая несчастная?       Он говорит это особым тоном. Тем, которым не говорил с ней при посторонних, потому что было это слишком по-дружески, по-свойски.       Что-то щёлкает в голове, Китти ещё не знает что, но оно заставляет чувствовать себя как будто вырванной из одного времени, и грубо вшитой в сейчас. — Неужели нельзя просто побыть, разнообразия ради, послушной, обработать раны, и лечь спать — время уже не детское, - продолжает Шерлок, повторяя за самим собой, говорившим это много лет назад.       Просыпаясь, сон не помнишь. Какая-нибудь мелочь в течении дня может напомнить об отдельном моменте. В памяти всплывает клочок собственной кожи, накрытой губами Холмса. — Что тебе снилось перед тем, как проснулась? - говорит Тенгри, разрезая воздух пополам, как нарыв, и дышать становится легче. — Вот то самое и снилось, - заключает за неё Шерлок, возвращаясь на своё место в дверном проёме, - Погоня, году в шестнадцатом была.       Чешир снилась не погоня, а та ночь после неё. Холмс в самом деле обрабатывал эти раны. Прежде угробили всякую невинность кресла, на котором Китти сидела у Шерлока на коленях, пока тот зацеловывал её увечья, а после обработал ссадины. — Подожди, значит это уже было, так? Вот эти раны были у тебя при жизни, они приснились тебе, и теперь ты снова в них? - проясняет Тенгри.       Холмс закуривает.       Чешир неуверенно кивает. — Так, сегодня ночуешь у меня, - начинает лекарь, - Попробуешь спорить, запихну в дурку, там церемониться с тобой не станут. Ночуешь либо здесь, либо я на своё усмотрение ставлю к тебе дежурных, будут сидеть над тобой, и бдеть, чтобы если в следующий раз сон был о пулевом ранении, тебя сразу везли ко мне. Не доползёшь же.       Он был прав. Проблемы начали всплывать пятнами крови на её теле. Это могло кончиться как угодно. — Ставь дежурных, я не хочу спать в лазарете, - с минуту помолчав, соглашается Чешир, - Да и места тут нет. — У нас серия отравлений по всем регионам, причём не пищевых, легионеры мрут, Белиара утром привезут сюда на реабилитацию, его чуть не убило, - отвечает Тенгри, устало потирая глаза, - Просто солдат или санитаров приставить к тебе нельзя, нужны свои люди. Левиафан у меня не появляется второй месяц, разыщу, и сразу приставлю к тебе, чтобы не шлялся где попало, но его мало — он не сможет быть здесь еженощно. — Почему? — Помнишь наш корабль взорвали? Так вот мы не единственные, саботировать пытались всех, - продолжает лекарь, - Левиафан возглавляет поисковые работы по водоёмам, он всё же чудовище, охват больше, чем водолазы могут себе позволить, нужен хотя бы кто-то ещё. — Ты? - предлагает Чешир. — Не наглей, у меня работа. — Вар или кто-то из египтян. — Друзей из военных верхушек можно даже не предлагать. После Великого поста, святоши как с цепи сорвались. Мы в состоянии повышенной бдительности, патрули на каждом углу, генералы и академики пытаются выяснить как, чем и кто нас травит. — Я мог бы, - подаёт голос Шерлок, - Мне сон не нужен. — Исключено, - отмахивается Чешир. — Не исключено, - Тенгри отталкивается от подоконника, идёт к стеллажам, вытаскивает оттуда тройку книг, - Пока будешь надзирать, пробегись по диагонали по вот этому, тут о патологиях сна, может найдёшь что-то, что ускорит выяснение обстоятельств с твоей дамой... — Я не..., - хочет возразить девушка. — Цыц, - пресекает лекарь, - Если что, дам направление в библиотеку, поищите, я пока присоединиться не могу, у меня проблем по горло. Значит так, пока адмирал не найдётся, Холмс, ты приставлен к Китти, с режимом сна сами разбирайтесь, если найдётся время ещё раз посетить лаборатории, я всегда на месте. Аптечка у тебя есть, золотце, - теперь он обращается к Чешир, - Подлатаешь коленки самостоятельно, и обязательно ложись спать, до подъема ещё часа три, нам срывы иммунной системы от недосыпа сейчас не ко времени. По любому поводу бегом ко мне.       Они сговорились. Сговорились! Сговорились! Сговорились! — Люцифер надоумил? - с презрительным смешком уточняет Китти.       Сатану по имени практически не звали. Оно было личным. Собственностью неприкасаемой. Его так звали возлюбленные, отец, его семья. Друзья использовали это имя только наедине, когда иначе до Дьявола было не достучаться.       Тенгри зеркалит её выражение лица — искривлённые губы, смеющиеся злые глаза, подходит к двери, взглядом даёт Холмсу понять, что собирается закрыть дверь, запирая Чешир в крошечном пространстве, в котором запах разложения бумаги сладок настолько, что начинает подташнивать. — Я не знаю что ты там себе напридумывала, - начинает он.       Языческий бог этим тоном отчитывает Левиафана перед тем, как затянуть ремни на его горле и конечностях. Вполголоса, общаясь практически одной вибрацией угрозы в голосе. — Князь рассказал мне про твою выходку перед отбором. Он не задушил тебя, милая, и я не собираюсь. Мне будет проще отравить тебя.       Тенгри стоит к Чешир вплотную. Он никогда ей не угрожал прежде. Прежде, впрочем, ей и не светила смерть во сне. — Я уложу твоё парализованное тело в своих лабораториях рядом с адмиралом, замучаю ночными кошмарами похуже твоих собственными, если не прекратишь эту свою дурь.       Ладонь в дюйме от плеча Китти готова сжаться на её плоти, если девчонка решит бежать. — Ты думаешь мы здесь подыхаем от желание поиздеваться над тобой? Итак своих людей не хватает. У нас выбора нет — ты сдохнешь или из-за собственного подсознания, или от того, что мы приставили к тебе не того человека, а нам сейчас нужны любые союзники, и ты в том числе, - цедит Тенгри, - Прекращай истерики, ты солдат, а не наследная принцесса, сама это выбрала. Будь добра, подчиняться.       Чешир видимо начинает казаться запуганной, если выражение лица языческого божества смягчается. — Ничего он тебе не сделает. Посидит за дверью, будто его и нет, будет заходить проверять тебя, когда ты уже будешь спать, - продолжает мужчина, - Ты нам сейчас очень нужна. Живая. Я не знаю чем нас травят, и если доберутся до Люцифера или кого-то из верхушки, помочь сможешь только ты, пока я не разберусь с этим.       Ладно. Ладно. Это звучит разумно. Китти кивает, начиная застегивать на себе рубашку. Тенгри кладёт ладонь ей на плечо, снимая очки, устало потирая переносицу. — Спокойной ночи, - прощается Чешир в открытых дверях, и идёт к выходу из лазарета, волоча военными ботинками по полу.       Холмс в двух шагах справа от неё. Китти знает, что он хмурится, и знает как выглядят её отношения со всеми вокруг. Его это не то, чтобы касается, но злорадство вперемешку с раскаянием бултыхаются на дне желудка. Чешир сглатывает. — Я буду сообщать обновленные номера вызова лифта в мои комнаты раз в неделю, - начинает она чуть неровным голосом, - Я ложусь к полуночи, можешь приходить позже, чтобы отмечаться в казармах на отбой. Старших офицеров предупредят, что Тенгри взял тебя в качестве помощника в лабораториях, но легионерам не обязательно знать, что ты торчишь где-то по ночам. Особенно это не должно коснуться меня.       Китти колотит. Опять, как колотило всегда, потому что она строит мир, прячется на его задворках, пытаясь выдохнуть хоть на мгновение, но и этот город-призрак смывает волной океана. Сколько бы раз Чешир не пробовала, вал обрушится, пронизывая собой всё, во что девушка вкладывала, как это всегда кажется, остатки сил и рассудка.       Шерлок здесь. Не этого она хотела? Чтобы он оказался жив, без дыры в теле, которая проела его насквозь, изнутри, пока смерть не добралась до мозга. Чтобы ничего этого не было.       Чтобы всё было как прежде. — И как прежде не будет, - продолжает командующая, вышагивая по коридорам, игнорируя боль до самой лестницы. — Ну, конечно, - скептично отвечает он, подхватывая девушку под локоть, когда у той колени на ступеньках подгибаются.       Дальше Чешир практически волокут по лазарету, на ходу заворачивая в лабораторный халат мужчины. — Номер, - нетерпеливо требует Холмс, разворачивая девчонку к себе лицом на выходе.       Что у всех за манера дёргать за руки и обращаться с ней, как с вечно виновной в чём-то?       Китти вызывает лифт, при Шерлоке набирает номер, зная, что он запомнит. Когда створки расходятся в стороны, Чешир выпутывается из халата, суёт мужчине в руки, и выходит одна, не позволяя сегодня остаться здесь.       Отлично. Добегалась.

***

      Шерлок сказал, что ему нужно будет занять стол в жилище Китти. Собственно, поэтому она сейчас разбирает всё то, что за годы неиспользования рабочего места по назначению, осталось на нём. Многовато каких-то бумажек с тайными записками и мелкими поручениями, артефакты, лишенные жизни и всякого волшебства, книги, которые девушка уже даже не помнит кому должна вернуть.       Чешир работала в собственном кабинете, а покои покоями и были — девушка тут только спала, а от того их размер был не оправдан.       Наверняка до Китти здесь жил кто-то, кто оргии устраивал, потому что иначе отсутствие прихожей, кухни и наличие двух ванн, какого-то мало пристойного количества диванов и кресел, подушек на целую казарму и большой, нет, огромной кровати, трудно объяснимо.       В первые месяцы Чешир понемногу, если оставались время и силы, разбирала угол в гостиной, чтобы ей установили маленькую кухоньку.       Дальше изменений жилище не претерпело. Всё было в цветах специй. Это теплее, чем Китти привыкла, но вдруг ей показалось симпатичным то, как выглядел этот будуар-бордель. Хоть это и чёрт знает что.       Девушка одергивает тёмную гардину, вышитую около-восточным орнаментом, чтобы пролить немного света на тот бардак, что копился здесь до неё, и копится до сих пор.       Резиденция заговорена таким образом, что пыли здесь быть не могло — у военных на уборку было мало времени, но кое-где под софой или в ножках стола стояла пустая посуда. В последние пару месяцев у Чешир не было времени и сил даже свет включить. Она доползала до первой горизонтальной поверхности, у которой у девчонки отказывали ноги, и засыпала прямо там, не снимая формы.       До кровати Китти доходила раз десять за это время.       На столе осталась стопка чистых листов бумаги и лампа. Чешир смотрит на наручные часы. У неё есть ещё пятнадцать минут обеда, чтобы свалиться куда-нибудь в ворох текстиля и призраков ароматов эфирных масел, и попритворяться, будто её нет ни здесь, ни где-либо вообще.       Ещё одна причина по которой Китти менять своё жилище не стала — оно так отличалось от всех прежних, таким было отдалённым от войны, что казалось будто Чешир может побыть кем-то помимо себя самой здесь. Хотя бы пару часов ночью.

***

      Шерлок редко, даже при жизни, задавал удушающе неудобные вопросы, вроде "Как день прошел?", и Китти была ему благодарна. Они встретились в её кабинете, девушке оставалось внести кое-какие правки, поэтому минут семь мужчина сидел напротив неё, уперев подбородок в кулак, молча ожидая, когда командор закончит.       Вдруг такой расклад показался Чешир правильным. Он молча наблюдает за ней, она молча подпитывается ложным ощущением жизни, которое конечно же не должно исходить от мертвеца. Но по правде говоря, Китти впервые за долгие годы почувствовала — не вспомнила, а ощутила как это — молчать с кем-то, с кем ты прожил много лет, кому нет смысла даже лгать, потому что он знает что в точности значит тот или иной твой вдох-выдох.       Лифт вызывает Шерлок, набирая цифры. Кабина плавно трогается с места. Трудно было определить — движется та вверх, вниз или в сторону. Китти смотрит себе под ноги. Волосы растрепались, пряча часть лица от мужчины. Должно быть в этом есть свои плюсы. — Дверь могу открыть только я или тот, кому я сказала, что он может. Ключа нет. Рун или чем там остальные пользуются тоже нет, - с ходу начинает девушка, когда они оказываются перед двустворчатыми дверьми, - Кое-что из канцелярии есть в шкафу, центральная дверца, - продолжает она. — Выглядишь сонной, - перебивает её Холмс, проходя к окну, чуть отодвигая гардину, чтобы посмотреть на пропасть за стёклами. — Что, прости? — Сонной, - отвечает он не оборачиваясь, - Но ты мертва, тебе не нужно спать, так почему ты выглядишь сонной, Китти?       Мужчина не называл её по имени сколько? Несколько месяцев? Пару десятков лет? — Видишь ли, я ещё пока жива, - сообщает командующая, начиная отстёгивать ремешки портупеи, - Я же говорила, что много путешествовала до тебя. — Путешествовала? — Да, Шерлок, - отвечает она, будто не о жизни и смерти сейчас говорит, а о том, что небо голубое, - Это ещё одно место, и мне в отличии от тебя, богов и демонов приходится спать, как бы я не хотела обратного.       Девушка продвигается к другим большим дверям. — Но ты в загробном мире, Китти, ты не можешь быть живой.       Да, не может. А Шерлоку здесь не место, и он так уместно выглядеть в доме Чешир не может, но когда его это останавливало? Так вот пусть после этого попробует предъявить ей ещё что-нибудь. — Вон там плита, можешь варить кофе, если понадобится, - игнорирует тему Китти.       Она проскальзывает в узкую щель, и задвигает двери спальни наглухо. За окном ночь, но звёзды и луна достаточно яркие, чтобы не включать свет, не зажигать свечи.       Не было смысла закрывать двери — Шерлок зайдёт сюда через полчаса, когда Китти заснёт, а затем будет заглядывать каждые пятнадцать минут, будто Чешир смертельно больна, и вот-вот растает, как морская пена.       Командующая как правило начинает раздеваться ещё у себя в кабинете, потому что между ним, и собственной спальней она никогда никого не встречает, но сегодня и впредь этого делать не получится.       Китти выпутывается из слоёв военной формы, подвязывает балдахин к столбикам, потому что иначе Холмс придется его раздвигать всякий раз, когда нужно будет проверить Чешир.       Потому что кровь не всегда проступает, ей же может присниться удушение. — Спокойной ночи, - глухо, вполголоса, явно думая, что девчонка не услышит из-за двери, говорит Шерлок, а затем, судя по тихим звукам, начинает раскладывать всё, что принёс, на рабочем столе.       Ну, да. Ночь ведь будет спокойной, разумеется, что ей ещё оставалось?       И Китти на удивление ничего не снилось, а если и так, она не помнит. Было... спокойно. Не из-за Шерлока, естественно, просто вдобавок к надзору, Тенгри выписал ей какие-то успокоительные. Не транквилизаторы, после которых было всё равно — жив ты или уже нет, а какую-то мешанину, из-за которой Чешир подумала, что не настолько Верье раздражающе упрямый баран, каким был до начала приёма лекарств.       И с Холмсом девушка чувствовала не настойчивую панику, а глухое постукивание его голоса о стенки её черепной коробки. Будто он снова так глубоко в памяти девчонки, что больше и не страшно. Шерлока вшили поглубже — так, что он больше не может пустить свои ростки вверх, наружу, в стороны.       Это было успокоением.