Исцеление

      Как и любое другое «грандиозное событие» выпускной проходил в большом зале Хогвартса. Несмотря на то, что выпускников было до смешного мало, в зале было не продохнуть. Люди набились скопом, чтобы посмотреть на первые шаги в нормальную жизнь после случившегося в мае прошлого года.              Зеваки.              Так прозвал их Драко, как только зашёл в помещение, где воздуха на каждую персону было с неприличным количеством нулей после запятой. Он успел ещё раз пожалеть, что решился на эту затею, как и о том, что вернулся и заново прошёл седьмой курс обучения. Выпускников Слизерина можно было пересчитать так же, как чистые вещи Филча.              Малфой схватил бокал с эльфийским вином с парящего подноса и без промедлений опустошил одну треть, чтобы не показаться алкоголиком. Люди до сих пор на него смотрели как на статую ожившего старика Дамблдора. Мало кто дал ему второй шанс. А ещё убеждали, что их общество нетоксично...              Нихуя.              Оно просто очень избирательно в жертвах буллинга, чтобы не подвергнуть себя этому.              Серые глаза просканировали зал, еле различая смазанные лица. Люди просто смешались в одну блеклую, неинтересующую его субстанцию. Живое исполнение под руководством карлика-рейвенкловца уже знатно давило на его барабанные перепонки, поэтому он как можно быстрее искал то, что его интересовало.              Нежное персиковое платье с позолоченным тюлем бросилось в глаза сразу после тёмного вороньего гнезда. Он бы сказал, что она выглядела очаровательно или мило. Сказал бы о том, что ей шёл этот оттенок, и её кожа сияла не меньше, чем карие глаза на солнце.              Он бы мог это сказать, если бы его это волновало. Но не волнует. Уже давно нет. Её привычка бросать расчёску в любом уголке их общей гостиной. Волнует. То, что когда она засыпает, то у неё открывается рот, и иногда она громко сопит. Волнует. То, что её дурацкий рыжий кот спал на его кресле весь день в отместку, если ему не уделяют должного внимания. Волнует. И то, что она просто невыносимая всезнайка. Волнует.              — Вау, Грейнджер, ты оказывается можешь быть красивой, кто бы мог подумать! — он подошёл к ней со спины, чувствуя яркий аромат цитруса и сандала. Драко умолчал, что по его спине побежали мурашки, когда подкрученный локон у её виска коснулся его щеки. — Я точно не мог.              — Малфой, думать это в принципе не твоё, — она с улыбкой обернулась лицом к однокурснику. — Ты больше так не подкрадывайся, ладно? Я подумала, что мистер Филч снова «случайно» не закрыл террариум.              Драко ухмыльнулся, когда она с блеском в глазах рассматривала его. Он знал этот взгляд, выучил за год тяжёлой жизни с ней в башне старост, когда им снова вернули их должности. Так выглядел интерес Гермионы Грейнджер — светлыми крапушками на тёмной радужке.              — Не бойся: я нежен, ласков и гибок, как любой представитель змеиного факультета, — полуулыбка слабо и медленно померкла, когда за её спиной возникли два силуэта. Ещё немного, и его зрачки увидят мозг, с той силой, с которой он закатил глаза. — А вот и твои личные сторожевые псы, видимо, что-то действительно остаётся неизменным.              Гермиона вновь завертела головой, рискуя своей причёской, которая держится на ведре магического лака для волос и честном слове его производителя. Конструкция выглядела слишком шаткой, примерно, как позиция Драко, когда количество гриффиндорцев перевалило за одного на квадратный метр.              — Малфой, — Гарри здоровается первым, останавливаясь слева от Гермионы и изучая сложившуюся ситуацию одним «профессиональным» взглядом.              — Поттер, — лениво произнёс он в ответ. Рон молчал, лишь слабо кивнул головой. И для Драко это всегда служило спусковым крючком. — Уизли, на тебе тот же балахон, что был на святочном балу? Неужели не мог оставить бедную вещицу в покое, отобрал ужин у моли.              Раз.              Лицо рыжего налилось краской.              Два.              Кулаки активно сжимались и разжимались.              Три.              Поттер предупредительно сделал шаг вперёд, чтобы вовремя остановить вспыльчивый мешок гнева и бедности, именуемый лучшим другом.              Четыре.              Драко ожидал.              Пять.              Грейнджер громко вздохнула и одновременно икнула, разводя тонкие руки в стороны, преграждая путь и Поттеру, и Уизли.              Святая невинность.              — Грейнджер, отойди в сторону, я не буду прятаться за твоим прикроватным балдахином, который ты приняла за платье.              Её глаза сузились, а зубы еле слышно скрипнули. Он знал и это. Она начала закипать: стремительно и верно. Порой Драко думал, осталось ли то, что ему неизвестно? Всегда ли она открытая книга, или это он подобрал ключ?              — Малфой, погаси свой запал самостоятельно, потому что я не собираюсь тратить на тебя ни вино, ни нервы.              Гермиона сверкнула глазами, продолжая поджимать губы. Указательный палец коснулся его солнечного сплетения через ткань белоснежной рубашки. Драко медленно перевёл взгляд с искрящихся фейерверков на острый небольшой ноготь, который он почувствовал на своей коже.              Внутри взрывалась тысяча новых огней, близнецы Уизли могли лишь ему позавидовать. Такого объема пиротехники не было ни у кого и никогда, но он весь разместился в его тесной груди. Весь свет уместился там благодаря ей.              — Что он вообще делает рядом с тобой? — спросил Рон сквозь зубы, он попытался выровнять дыхание и сбросить красноту с лица. Гермионе стоило его похвалить за то, что он пытался.              Уизли заслужил косточку за хорошее поведение.              — Составляю равносильную компанию по показателю IQ, чего не могу сказать о тебе и... — Драко показательно приложил два пальца к подбородку, прищурив глаза. — Ладно, Поттер тоже не Эйнштейн.              — Откуда ты вообще знаешь про физику, Малфой? — встрял Гарри, одно дело единожды сдерживать Рона, а другое, — когда провокации продолжались.              — Вот именно поэтому компанию Грейнджер должен составлять я, — надменность играла на его лице так отчётливо, что в глазах рябило. Он бы мог сказать, что за последний год так много всего узнал, чтобы невзначай стать ближе к ней, но вместо этого вновь выбрал язвить. — Вечера с Грейнджер поистине упоительны.              — Малфой, — зашипела Гермиона, раскрытой ладошкой ударяя его по плечу. Он смеялся, так заразительно и громко, что не заметил, как по тыльной стороне предплечья Гермионы побежали мурашки, и она поспешила опустить руку. — Гарри, Рон, я знаю, что он невыносим, но он правда не так плох. Просто привык вести себя как самая настоящая задница.              Рон нахмурил брови, Гарри вздохнул. Они оба понимали, что если Гермиона Грейнджер кого-то оправдывала, то спорить бесполезно. Это не получилось ни с гиппогрифом, ни с домовыми эльфами, ни, честно говоря, с не очень приятным котом-низзлом. Теперь Малфой под защитой не хуже Гринписа.              — Он мой друг.              Гермиона перевела взгляд на каждого из них троих по очереди. Музыка как-то стихла и замерла. Или так показалось только Драко? Он буквально заметил, как всё темнело на несколько тонов. И безошибочно узнал эти оттенки, они преследовали его с конца четвертого курса до середины седьмого.              — Да, я её друг, — Малфой вынужденно улыбнулся, придавая своему выражению лица безоговорочную победу, но мир продолжал темнеть. Драко вернул пустой бокал на поднос. — Вам придется меня терпеть. Это я, между прочим, был с ней, когда она свалилась с лестницы у книжного стеллажа библиотеки.              Да, это был он. Не Поттер и не Уизли. Почему Драко был нянькой весь год для этой лохматой приманки на проблемы? Потому что спаситель всея мира и его верный конь решили, что им ни к чему законченное образование и подались в школу Аврората, где после «отборочных испытаний» их приняли.              Ну конечно, если они одолели Волдеморта, то что им стоило пустить ступефай в спину убегающему воришке-магу. Вот это герои!              Почему он вернулся? Ему эта школа нужна примерно так же, как Поттеру заклинания помимо экспеллиармуса, Уизли — режим питания, а Грейнджер — женский журнал о моде. Но он почему-то сейчас тут. В конце этого пути.              Так будет лучше.              Так будет правильно.              Слова матери звучали эхом в его голове каждое утро, которое он встречал в своей комнате старосты. Они были будильником, побуждающим его вставать и идти до конца. Изо дня в день. Нужно начинать новую жизнь, но для этого необходимо закончить старую, нужно пройти каждую ступень, не перешагивая несколько подряд.              Нужно показать, что ты хотел нормальной жизни, а не всего того, что произошло. Нужно показать, что это не было твоим выбором, это было извращённой необходимостью. И нужно показать, что ты сожалеешь, но поднимаешься на ступень выше.              Ты способен это перешагнуть, Драко.              Ты способен подняться выше, отпуская груз.              Только позволь себе.              Он не позволял.              — Потому что это ты лестницу заколдовал! — возмутилась Гермиона, вспоминая, как ступеньки под ногами исчезли, и она полетела камнем вниз.              — Я же тебя в итоге и словил, так что всё законно! — апеллировал Малфой, пряча руки в карманы брюк. — Я тебя породил, я тебя и убью. Только наоборот.              Гермиона закатила глаза, если Драко переходил каким-то образом на литературу, то проще промолчать, пока он не начал цитировать остальные произведения. Она до сих пор не поняла, как его перекинуло на славянскую культуру, но ни коим образом не возражала, потому что это было интересно.              Теперь музыка стихла для всех. Директор Макгонагалл вышла, чтобы сказать напутствие во взрослую жизнь, где её и школы не будет рядом. Драко не мог дождаться этого момента. Зал умолк в знак уважения, только его язвительный вздох разнёсся между близстоящих студентов.              — Прошу меня простить, вынужден откланяться, у меня передоз гриффиндорцев. Я рискую впасть в кому от количества самодурства и отваги в моей крови, — Малфой шутливо поклонился, направляясь в параллельную часть зала, где стояла небольшая компания Слизеринцев.              Через несколько шагов он обернулся, просто мимолётно повернул голову в её сторону. Гермиона всё ещё смотрела на него, вернее на его спину. Заметив, что её застукали за рассматриванием, она едва ли смутилась, лишь улыбнулась и сделала глоток вина.              Он улыбнулся в ответ. А потом решил, что у него передоз Грейнджер. Именно её. Он ощущал, как по венам циркулировало что-то приторно-сладкое, огненно-страстное и что-то слишком острое. Будто разбитое стекло в сахаре.              Драко стал около стены, всё ещё сжимая кулаки в карманах. Аффирмации на внутреннее спокойствие не были услышаны вселенной, поэтому его продолжало гложить изнутри. Так много чувств, что он не мог понять, в какой момент исчезла его безэмоциональность.              — Держи, — Тео протянул ему очередной бокал, и Малфой залпом его осушил, а после чуть не умер от разрыва лёгких и звёзд перед глазами. — Ты куда, блять, так огневиски глушишь, дебил?              Нотт похлопал его по спине, когда призвал рядом пролетающий поднос с водой, снова протянув ему стакан. Малфой вновь всё выпил залпом. Ничему жизнь не учит. Макгонагалл что-то вещала своим строгим голосом, но глаза её были на мокром месте.              Он прислушался.              — Многие уже не смогут закончить эту школу, поэтому то, что вы вернулись — правильное решение, — Минерва осмотрела зал, чувствуя, что тяжесть данного разговора никогда её не покинет. — Это дань тем, кто не смог этого сделать. Я благодарю каждого из вас за найденные внутренние силы для этого поступка.              Лицо Драко перекосило. Вина.              Он так долго её чувствовал, но ещё никогда она не ощущалась так сильно и рьяно. Будто он видел каждую смерть в этом месте. Будто каждый, кто умирал, проходил сквозь него, как через арку в потусторонний мир. И вся их боль проходила через него. Постоянная нескончаемая агония из лавы и раскалённых гвоздей.              Макгонагалл по традиции называла всех. Поимённо. Чтобы помнить.              Ладонь Нотта с характерной тяжестью легла на плечо Драко. Вся тяжесть мира опустилась ему на плечи. Он благодарен Тео за поддержку, но ему это не нужно. Ни от кого, помимо неё.              Малфой поднял взгляд, ища Грейнджер.              На самом деле, он её не терял. Она всегда была в поле его зрения. Приходилось наблюдать краем глаза, разворачиваться, выбирать другой угол, но он всегда стоял так, чтобы можно было её увидеть. Она должна быть под его присмотром, несмотря на то, что находилась в компании комнатных церберов. Он должен знать, что она в порядке.              Зрачки расширились, когда он увидел, что она закусила губу, чтобы не плакать, но всё равно несколько предательских слезинок скатилось по щекам. Ей больно. Малфой расстегнул верхние пуговицы рубашки, потому что невозможно дышать, когда он видел Гермиону в таком состоянии. Её слёзы — острые ножи, врезающиеся в его кровоточащее сердце.              Его ориентир сменяется, ему нужно знать, что рядом люди, которые способны её поддержать. Но им самим нужна поддержка. Уизли отвёл взгляд и сжал бокал в руках с такой силой, что он мог лопнуть, когда на весь зал прозвучало имя его умершего брата. Поттер неумело скрывал за очками глаза полные слёз. За увеличивающими линзами. Кретин. Но он узнал это. Вина. Поттер винил себя за то, что не смог спасти всех. Альтруистический полудурок.              Все молчали, отдавая должное уважение погибшим, лишь тихие всхлипы слышались из разных углов зала, в них он узнал и свой. Ему правда жаль, и он правда этого не хотел.              Флитвик вновь не спеша восстановил свою дирижёрскую деятельность с тихой спокойной мелодии. Словно мягкий тёплый плед накрыл весь большой зал. Купол из осознанности, принятия и спокойствия. Драко уверен в том, что Гермионе сейчас необходимо себя куда-то деть, поэтому решительно направился обратно к ней.              Он всегда будет возвращаться к ней.              — Могу ли я пригласить вас на танец, о прекрасная миледи? — Малфой протянул ей руку, и как только он почувствовал её пальцы, то притянул ближе к себе, уводя от стада личных баранов. — Не могу не отметить изысканность вашего макияжа! Эти подтёки туши и алый цвет лица, будто вы в одиночку дорвались до бочки сливочного пива.              Он понял, что всё сделал правильно, когда Грейнджер тихо засмеялась и положила голову ему на грудь. Его сердце, вырывающиеся из тесной грудной клетки, не дало соврать — он сделает всё, что угодно, лишь бы слышать смех и чувствовать дыхание Гермионы.       

***

Последние секунды в Хогвартсе Драко запомнил надолго, и не потому что он больше не вернётся, а потому что Грейнджер с ним горячо попрощалась. Попрощалась и упорхнула к своим двум ошибкам эволюции, будто без неё они сделают шаг, наступят на свои шнурки, навернутся и свернут шеи. Для такого он даже мог насильно её от них оттащить, но, кажется, они на привязи.              Малфой помнил, как лениво отвечал что-то на вопросы Теодора, пока Блейз пытался проверить можно ли языком счесать нёбо Пэнси, другого объяснения такому ярому затянувшемуся поцелую он найти не мог.              А что если поцеловать Грейнджер?              Как это — целовать её?              Он украдкой оторвался от запонки на рукаве и бросил взгляд на тепло улыбающуюся девушку. И вот, — она изменилась. На глазах. Руки врезались в точёные линии талии, а губы плотно сжались. Недовольна. Гермиона судорожно шептала, а после полезла в свою маленькую сумочку, расшитую бисером. Огромный свиток пергамента оказался в её руках.              Драко более чем уверен, что это очередной список. Вещей, планов, мелочей, фраз. Да всего, что угодно. Грейнджер ненавидела импровизацию. Ей нужно было расписать всё вплоть до секунд. Он смотрел, как она внимательно изучала содержимое пергамента, не прекращая возмущённо ворчать. И мысль проносится так быстро.              «Что будет, если...»              Что будет, если он сейчас подойдёт к ней? Подойдёт, вырвет из рук дурацкий клочок бумаги, бросая его в физиономии Поттера и Уизли. А после возьмёт её лицо в кольцо из своих ладоней и заглянет в глаза. Она знает, как красиво переливается карий цвет на солнце? Он бы очень хотел оказаться так близко к ней. Заметить в глазах вопрос, привычное сомнение и хотя бы каплю предвкушения.              А после накрыть её губы своими. Медленно, но жадно целовать её. Целовать, пока осознание не свалится им на головы обломками острых скал. Почувствовать тёплые сладкие губы, потому что она всегда носила с собой цукаты и сухофрукты, как замену сладостей. Знала бы Грейнджер, как сладка она сама... Самое сладкое, что он мог только себе представить. Ему хотелось чувствовать её, увлекать за собой в пучину наслаждения после долгого томного ожидания. Хотелось ощущать, как она нуждается в нём не меньше, чем в кислороде.              Драко покрылся липким потом, когда осознал, что действительно не то что мог, а подумал об этом. Всерьёз подумал, в здравом уме. Его, в принципе, и так дома не особо жаловали, после того, как на Рождество подарок ему принёс какой-то общипанный несуразный кроха-филин. Спустя пару минут он узнал, что Грейнджер одолжила у Уизли единственное разумное существо в их тесном тандеме, состоящего из рыжего и его птицы.              Врать бессмысленно — его это порадовало.              Как высоко подскочило его эго, когда он представил краснеющую физиономию Уизли, когда ему пришлось одолжить своего филина для того, чтобы доставить подарок. Подарок ему. Он бы заплатил крупную сумму за воспоминания Грейнджер об этом моменте. Но не менее важным было то, что Гермиона сама на это решилась. Она подарила ему подарок.              Какой-то кривой дракон из бумаги, хотя он даже на дракона не был похожим. Вроде это называлось оригами, когда Грейнджер этим увлеклась (неожиданно, в один из ничего не предвещающих вечеров), то она назвала это именно так. Половина гостиной была завалена сложенной в непонятные фигуры бумагой. Однажды он сел на её журавля... Она до сих пор его не простила за это.              И вот... На Рождество он получил презентом достаточно страшное нечто. Дракона, которого она делала, прячась по углам или в своей комнатушке. Грейнджер, наверняка, как всегда неосознанно высовывала кончик языка, когда дело доходило до особо мелких деталей, будто данное действие было индикатором качества работы. Видимо, в этот раз, как и во все остальные, качество отсутствовало напрочь, так же, как вкус и эстетика. Малфой надеялся выбросить его, пока родители негодовали насчёт невоспитанной птицы.              Этот дракон стоял у него на столике рядом с кроватью. Страшный, косой, неотёсанный... Он слишком напоминал Грейнджер. Вероятно поэтому он с ним засыпал и просыпался — привычка быть в обществе идеальных несовершенств. В её обществе. Гермиона была сплошным оксюмороном для него.              Он вернулся из воспоминаний полугодичной давности, когда Пэнси пнула его локтём под ребро и, схватив за галстук, притянула ближе. Она что-то шептала ему, но он не понимал смысла. Совершенно. Зелье, бабушка Изольда, вишневый пудинг, стразы на ногтях очень популярны, у него отстойный вид.              — Малфой, перестань делать морду кирпичом, я помочь пытаюсь, — раздражённо шептала Паркинсон, прижимаясь ближе к нему. — Стоишь, слюни пускаешь, как голодный гиппогриф на тушку куницы. Сделай вид, что тебе интересна наша компрометирующая поза.              Он улыбнулся, заглядывая ей в глаза.              — Я не играю настолько грязно, — Драко провёл по волосам пальцами, заправляя передние пряди за ушные раковины. А после аккуратно извлёк галстук из её ладони и сделал шаг назад. — Да и Блейзу явно неприятно, даже для такой благородной цели, как мой имидж.              Пэнси только хмыкнула, покачав головой, но всё же слабо улыбнулась, когда Нотт за спиной Малфоя показал ей «класс». Это сработало.              — Аккуратно подними глаза, и всё увидишь сам, — она прошла мимо друга, остановившись рядом, чтобы сказать это достаточно тихо.              Драко, словно под действием Империуса, перевёл взгляд прямо перед собой и наткнулся на Грейнджер. Она по-прежнему стояла в компании двух привычных идиотов. И что он должен был заметить, если она даже не смотрела на него? Но вот Гермиона бегло посмотрела в его сторону, её щёки налились краской. Она сумбурно и бесцеремонно вмешалась в разговор Поттера и Уизли, будто до этого в нём участвовала, изображая бурную деятельность.              И снова не смотрела.              Обижена или всё равно?              Она всегда носилась между ними тремя, словно мамочка, пытаясь одинаково распределить себя, чтобы никого не обидеть. И если кого-то это могло умилять, то его это раздражало. Драко понимал, что её друзья — это диагноз; болезнь, у которой нет лечения, но как же хотелось быть единственным. Поглотить её на все сто двадцать процентов, видеть её такой только одному.              Малфой ни в коем случае не хотел посадить её под замок со словами «Так не доставайся же ты никому!». Никому, кроме него. Но тёмная часть его души насмешливо шептала, что это, на самом деле, всё, чего он хотел. Её. Только для себя.              «Ты так и не видела, как я люблю тебя...»              В тот день слишком обрывисто и быстро всё закончилось. Драко не заметил, как оказался дома в долгих объятиях матери. Он с трепетом положил ей голову на плечо, наклоняясь. Нарцисса гладила его по голове, как в детстве, и счастливо шептала, что чай с его любимым лакомством уже ожидали его.              Он дома.              Там, где был сделан кардинальный ремонт. У его матери настолько глобальные планы, что отец еле остановил её от того, чтобы разрушить и заново отстроить Мэнор, если никто не хотел оттуда переезжать. Так много всего здесь произошло, что это не отпускало до сих пор. Груз вины следовал за ним по поместью гирей на цепи. Каторжник.              Драко сослался на усталость, целуя мать в висок, он обязательно выпьет с ней не одну чашку её любимого чая с жасмином, но не сейчас. Ему действительно не помешало бы принять душ, отоспаться и принять осознание. Осознание нового этапа за стенами башни старост.              Спальня встретила его знакомой прохладой и лёгким хвойным запахом, Малфой слабо улыбнулся Дракону из бумаги, который неизменно стоял на столе. Он не разрешал к нему прикасаться даже эльфам. Малфой стянул одежду по дороге к ванной комнате, ощущая, как цепь рассыпается кольцо за кольцом. Он больше её не увидит.              «— Он мой друг.        — Да, я её друг».              Магглорожденная умнейшая ведьма своего поколения, спасшая весь ебаный мир от погибели и гнусный трусливый Пожиратель Смерти, толкающий этот мир в бездну. Им не быть даже друзьями.              Возможно, это было к лучшему. Два сломленных подростка остались в стенах школы, вместе со всеми умершими там студентами. Они отдали дань уважения, оставляя себя там.       

***

      — Сын.              Драко отвлекся от книги, когда услышал голос отца. Сильнейшее желание притвориться глубоко погруженным в чтение, чтобы не отвечать ему, затопило сердце. Детские обиды на отца. Внутренний ребёнок тыкал пальцем и издевательски шептал: «Ты слаб». И Драко не сопротивлялся.              — Да? — он положил раскрытую книгу себе на грудь, поднимая глаза на отца. Холод обид и непонимания просочилось сквозь призму, повисшую между ними.              Чёрт с ним, пусть ему поставят ещё двести меток, пусть заставят по десятому кругу убить Дамблдора и стать предателем в глазах всех учеников школы, впуская Пожирателей Смерти в Хогвартс. Пусть его калечат, унижают и мучают, но он скорее умрёт, чем позволит, чтобы с головы матери свалился хоть один снежный локон.              Драко готов был умереть, а Люциус — нет.              В этом вся разница.              — Твоя мать больше не может терпеть наш разлад и отправила меня за тобой. Она накрыла стол на летней веранде, — Люциус увидел в глазах сына потепление, когда услышал волшебное слово «мать», а после издёвку. — Не она, а эльфы накрыли стол на летней веранде.              Вот в это Малфой верил охотнее. Он аккуратно захлопнул книгу, потоком магии отправляя её обратно на полочку. Воздух ощутимо нагрелся в комнате, поэтому юноша поспешил её покинуть, чтобы сделать вдох и не обжечься. Драко собирался пройти мимо отца, но остановился. Поравнявшись с ним, он повернул голову в сторону строгого профиля Люциуса.              — Ты же понимаешь, что этого не будет? — раздосадовано хмыкнул он. — Мы не больше чем соседи с одной фамилией. Да и то, при первой удобной возможности я сменю её на Блэк, заберу мать, и больше ты нам жизнь не испортишь.              Драко вышел из библиотеки не дыша. Обида обидой, но говорить такое было сложно даже ему. Он никогда особо не пёкся о том, какой вес имеют слова, сказанные им кому-либо. Малфой младший всегда предполагал, что имея подушку безопасности в виде знаменитой фамилии и богатств, можно говорить первое, что придет в голову, не задумываясь о последствиях.              Когда именно эта фамилия и погубила его, представляя изощрённую возможность хлебнуть всего того дерьма, о котором он раньше и представления не имел, он понял одну вещь. Он не знал всего этого дерьма, потому что сам был им всё это время. Не то, чтобы ему жаль Уизли, или он побежал извиняться перед Поттером, нет, но он понял, что не прав.              Пока этого достаточно.              Он не планировал отращивать крылья и возводить из света нимб над головой.              Тем более, что рога отлично подчёркивали его внешность.              Натянув улыбку, он появился на веранде, отодвигая тонкую ткань тюля. Нарцисса сидела к нему спиной с чашкой чая в руках и расфокусированным взглядом. Она смотрела прямо перед собой: дальше их сада; дальше всей территории поместья; дальше горизонта.              — Добрый вечер, Мама, — его ладони мягко легли ей на плечи, а сам он оставил лёгкое прикосновение губ на её затылке.              — Драко... — миссис Малфой слабо вздрогнула, попытавшись скрыть тень испуга за улыбкой, она перебросила вес чашки на одну руку, а другой — накрыла его ладонь на своём плече. — Мы так давно с тобой не пили чай вдвоём.              Парень нахмурился, но после отпустил плечи матери и шагнул к креслу напротив неё, естественно, вернув свою улыбку на место. Он внимательно осмотрел её, изображая как можно более ленивый и беспечный взгляд, чтобы не пугать её, но он беспокоился.              — Думаю, что сегодня именно такой вечер, — Малфой сам налил себе чай, не желая тревожить домовиков. — Не думаю, что Люци... отец к нам присоединится.              — Вы снова поругались? — вздохнула женщина, её кристально чистые голубые глаза покрылись слабой мутной пеленой. Она выглядела усталой. — Драко, я понимаю твои чувства. Ты знаешь, что, как мать, я пойду на всё, но не забывай, что ты такой же его сын, как и мой. Он тоже делал всё возможное.              Драко криво усмехнулся.              Защитная реакция.              — Я до сих пор не понимаю, почему ты с ним, — он сделал глоток чая, облизывая обоженные губы. — Мне было шестнадцать. Шестнадцать, мама. Я был ребёнком, а он позволил меня заклеймить, как бездомного пса, а после отправил убить человека и подвергнуть огромное количество детей смертельной опасности. Детей. Я осознаю, что огромная часть вины на мне, потому что это я должен всё был сделать. И сделал.              Нарцисса отвела взгляд в сторону, на её бледном безэмоциональном лице блестела дорожка из редких слёз. Малфой выдохнул и закрыл глаза. Он знал, что для мамы это больная тема — страдания ребёнка, но если бы он в пример привёл её, а не себя, то это не дало бы такого эффекта. Она должна открыть глаза.              — Прости, мам, — он потянулся через весь стол, чтобы взять её за руку. — Я всего лишь хочу сказать, что тебе не нужно терпеть. То время прошло и теперь я сам способен о тебе позаботиться.              — Руки со стола, молодой человек, — миссис Малфой смахнула слёзы и наигранно строго посмотрела на сына. — Я не зря всё детство обучала тебя этикету.              Больше они об этом не говорили. Драко вскользь рассказывал о своих планах на будущее, ведь одного образования Хогвартса недостаточно. Он хотел пойти в высшее магическое учебное заведение, хотел получить степень зельевара и заняться этим. На крайний случай — пройти отборочные в команду по квиддичу, но без дела не останется.              Малфой умолчал пока о том, что уже в скором времени он найдёт себе источник дохода, чтобы не зависеть от сбережений рода, от грязных, покрытых кровью, галлеонов отца. Найдёт работу, поменяет фамилию, заберёт маму от этого стервятника, отмоется от тонны липкой грязи и начнёт жизнь заново.              Ему уже не стать ни добродушным хаффлпаффцем, ни храбрым гриффиндорцем, слава Салазару, но своё достоинство он ещё в состоянии спасти. Ему надоело корить себя за все смертные грехи и через силу терпеть металлический стержень в позвоночнике, чтобы держать спину ровно, не важно кто его родители — поднятая голова не дрогнет.              Не дождутся.              Время так быстро пролетело, он очнулся только когда Нарцисса рассказывала ему то, как она на днях выбралась в Косой переулок, чтобы прикупить некоторые приятные и полезные мелочи. Размеренная, грамотно поставленная речь матери всегда действовала на него успокаивающе. Когда он был маленьким, то часто забирался в соседнее кресло в библиотеке и засыпал в нём под голос миссис Малфой. Она могла читать абсолютно всё, он не вникал в суть, ему хватало одного лишь голоса.              Драко призвал домового эльфа, чтобы убрать практически нетронутый чайный сервиз, пирожные и пустой заварник. Нарциссу била лёгкая дрожь, поэтому она послала поток согревающих чар на сына, а после — на себя. Драко понимал насколько эта разлука была для неё болезненной, так что он лишь улыбнулся на приглашение прогуляться по саду перед сном.              Этот год, который он провёл практически весь в раздумьях, переоценивая каждую частицу истины, что была в его крови. Она подобно венам — покрывала всё тело изнутри тонкой россыпью фраз. Фраз, приравнивающихся к заповедям божьим у магглов. Не дай Мерлин ослушаться или оступиться.              Вы когда-нибудь видели дождь из ложных истин?              Драко видел.              Множество слов в одно мгновение обрушилось ему на голову. По его груди стекало «Ты должен, ты — Малфой!». Не спеша, словно слеза по щеке, бежало «Не забывайся, мне ничего не стоит отобрать у тебя всё». Драко резко вскинул голову и с его волос посыпалось так много слов....              «Это для твоего же блага, мальчишка!»              «Не смей плакать!»              «Ты должен сказать мне спасибо»              «У тебя ничего нет, всё это — моя заслуга»              «Больше никто не собирается с тобой нянчиться»              «Соберись и будь мужчиной, это всего лишь грязнокровка!»              «Позор!»              «Предатель крови!»              С него хватило слов, слишком шумно и громко. Ему нужна тишина. Тишина, которая бывала рядом с ней. Уютная, спокойная и ничего не требующая взамен. Иногда Грейнджер замечала его в подобном состоянии. И он всегда подготавливал для неё запас неприятных колких словечек, чтобы она отстала, но Гермиона ничего не спрашивала.              Она просто садилась рядом и молчала. По мере того, как Драко расслаблялся в её присутствии, девушка подсаживалась ближе, но продолжала молчать. А после она медленно касалась подушечками пальцев его тыльной стороны ладони. Рваными движениями, будто она либо сейчас обожжется, либо он отдернет руку и вновь закроется от неё.              Драко всегда это забавляло. То, с каким трепетом и осторожностью она пыталась к нему подступиться. Малфой этого не говорил, но он это ценил. Это же Грейнджер! Она скорее не сдержит свой патлатый нрав и заставит всё рассказать силой, а если этого не случится, то будет психовать и с грохотом покинет помещение. И её попытки узнать его — бесценны.              А ещё прикосновения... Её кожа словно выделяла рекордное количество опиума. Болеутоляющее вперемешку с наркотическими свойствами просачивалось в кровь через эпидермис. Тёплые, слегка влажные, пальцы, слабо сжимающие его руку в качестве поддержки. В один из таких моментов перед его глазами пронеслась мысль. Мысль, которая испугала его настолько, что он резко высвободил руку и молча умчался в свою комнату.              «Я бы мог завоевать весь мир одной рукой, если бы она держала меня за вторую...»              С тех пор он вёл счёт каждого её прикосновения. Драко решил, что это закончится, как только цифра перевалит за сотню, но ему заведомо было известно, что если она достигнет отметки «девяносто девять», то... зависнет, застынет, замрёт, но с места не сдвинется. Он не сможет позволить.              Малфой готов держать её руку даже если она будет обмотана колючей проволокой, если из неё выступят шипы или острие ножа. Осколки, яд, раскалённые угли. Что угодно.              Он. Не. Отпустит.              Но грудь сдавливало от одной единственной мысли — ей это не нужно. Ей не нужен он. Да, она конечно поддержит, поможет и простит, это же святой Гриффиндор! «Слабоумие и отвага»... Но это больше подходило Уизли и Поттеру, на каждого по качеству. Грейнджер, к его собственному разочарованию, превзошла все возможные ожидания.              Она делала это потому что не могла пройти мимо.              Потому что она всегда оставалась светом, а он — её тенью.       

***

Июль проходил совершенно по-разному. Блейз с Пэнси купались в солнечных лучах на вилле Забини в Италии. Нотт был в Америке, он решил, что ему не помешают путешествия, в связи с тем, что его отца посадили в Азкабан, а больше родственников, как таковых, у него не было. Миссис Гринграсс вместе с дочерьми перебралась во Францию и позвала Нарциссу погостить у них.              Так что Драко остался наедине с Люциусом и домовыми эльфами. Через несколько минут после отбытия матери из поместья, он был уверен, что это далеко не случайность. Малфой усмехнулся и повёл плечами, в этом огромном замке невозможно на кого-то наткнуться, если не преследовать данную цель. Люциус находился под строжайшим домашним арестом, ему была выделена небольшая часть поместья, которую он не мог покидать. А также он не мог ни с кем разговаривать помимо семьи, дабы не разжечь мятеж и поднять никому ненужное восстание. В общем, для своего же блага. Даже библиотека была поделена на доступную и недоступную для него секцию.              Малфой решил воспользоваться свободой действий, поэтому пока его друзья отдыхали и искали приключений, а мать наслаждалась родными видами на французские пейзажи, он будет искать работу и подаст прошение в отдел регистрации волшебников о смене фамилии. Драко настроен действовать решительно. Если потребуется, то он вгрызётся зубами в нормальную жизнь, но не отпустит возможность начать с чистого листа.              Отражение в зеркале забавно подмигнуло, когда Драко пытался оценить свой внешний вид для встречи с министерскими крысами. Раз в несколько месяцев ему приходилось появляться на подобных мероприятиях, где он должен клясться в том, что очень сожалеет. Отчасти так и было, но он скорее откусил бы себе язык, чем в этом признался.              Когда зелёное пламя его поглотило и «выплюнуло» в знакомом ему атриуме, то он сразу поспешил в кабинет в конце коридора по левой стороне. Желание побыстрее всё закончить и заняться своими делами определённо зажигало его мотивацию, стимулируя пережить это как можно спокойнее и не наговорить гадостей работникам министерства.              Спустя утомительных полтора часа, он закрыл за собой тёмную дверь и выдохнул. Заряды электрического тока клокотали по всей нейронной сети, требуя всплеска, который их освободит, но Малфой терпел. Самоконтролю он обучен с детства, если бы ещё приступы агрессии не подрывали все его старания прихотью разнести всё вокруг в щепки.              Драко поднялся на нужный ему уровень, прошел несколько поворотов, прежде чем найти нужный ему отдел. Он выглядел... Посредственно. Но он давно пытался себя отучить судить и выносить вердикт только на основе визуальной оценки.              Небольшое помещение в серо-голубых тонах, где сидела секретарь немного отталкивало от себя, но выбора не было, поэтому Малфой медленно побрёл к стойке, чтобы обозначить своё присутствие. Женщина лет сорока оторвала суровый взгляд от бланков, когда заметила над собой тень.              — Чем могу помочь? — голос скрипучий, безучастный. Таким обычно проводят в последний путь.              Драко посмотрел на табличку с именем на стойке и попытался быть максимально вежливым.              — Добрый день, миссис Пратт, — манера речи, которая была у каждого, кто относил себя к аристократии — растянутая, спокойная, располагающая. — Я бы хотел подать прошение о смене фамилии. В какие сроки его рассмотрят?              Миссис Пратт громко фыркнула и с нескрываемым презрением на него посмотрела. Когда он спокойно перенёс её взгляд, то женщина ещё раз показательно хмыкнула и вернулась к своему занятию.              — На смену фамилии требуется весомая причина, — отрезала она, больше не удосуживая его взглядом. — Не думаю, что вы собрались выходить замуж.              — Миссис Пратт, — Малфой скрестил руки в замок и облокотился ими на стойку, наклоняясь ближе к женщине. — Я может не имею специального образования и вероятно вам неприятен, как вы дали уже понять, но поверьте, то, что я имею право на смену фамилии по собственному желанию — я знаю. Также я знаю, что за такое халатное пренебрежительное отношение к посетителям на основе субъективных суждений может грозить вам увольнением за нарушение субординации и невыполнение прямых рабочих обязанностей.              Женщина подняла голову и на её пухлом и слегка морщинистом лице проступила краска. Глаза сузились, а губы слабо дрогнули. Она отвернулась от него, а после протянула небольшой бланк.              — Заполните заявление, — миссис Пратт толкнула бумагу, которая заскользила по стойке и оказалась рядом с Драко. — Ваше прошение будет рассмотрено в течение двадцати рабочих дней. Если оно будет отрицательным, — она усмехнулась и сразу же продолжила говорить:— то вы получите письмо, если положительным — вам изменят фамилию на желаемую и пришлют извещение о смене реквизитов.              Малфой обворожительно улыбнулся, забирая бланк. Внутренняя злость съедала его живьём, он буквально был готов достать палочку из кармана и превратить эту мерзкую старуху в жабу, а потом раздавить подошвой тяжёлого ботинка. Министерские крысы.              После заполнения формы, он проследил, чтобы его прошение было принято и подшито к остальным. После того, как все процедуры были соблюдены, он покинул отдел регистрации волшебников, даже не попрощавшись. Драко всерьёз опасался, что вместо «Прощайте!», у него вырвется «Круцио!».              В этой клоаке ему больше нечего было делать, поэтому он направился к повороту, за которым скрывается Атриум и камин. Люди. Так много людей. Они все говорили, галдели и кричали. Драко невольно словил очередной триггер, потому что с недавних пор стал не переносить большое скопление незнакомцев.              После окончания битвы он выбирался на улицу несколько раз, потому что знал, что либо он убьёт, либо убьют его. Ведь нельзя просто пройти мимо молодого сгнившего изнутри Пожирателя Смерти. Это приравнивалось к антипатриотизму. Большинство невоспитанного быдла, только спустившегося с пальм, считало своим долгом плюнуть ему в спину, оскорбить его, его семью, толкнуть или ударить, про заклинания в спину тоже стоило упомянуть.              Малфой уже собирался исчезнуть в зелёном пламени, как услышал знакомый возмущённый визг. Кто бы сомневался. Он скрыл улыбку и пошёл на излучение ультразвука. Грейнджер стояла недалеко от стойки обращения в случае возникновения вопросов. Напротив неё возвышался сальный мужчина в мантии ещё отвратительнее, чем у Уизли.              — Грейнджер, убавь звук, я тебя из Мэнора услышал, — Драко подошёл к ней со спины, заглядывая через плечо в кипу документов в её руках. Они были слишком мятые и торчащие в разные стороны. В школе девушка успевала следить за состоянием пергаментов чуть ли не всего потока. Так что это явно не её рук дело. Малфой поднял глаза, натыкаясь на плоское, блестящее от пота лицо. Он начинал злиться. — Что произошло?              — И тебе привет, Малфой, — Гермиона всё ещё кипела, она преисполнена чувством справедливости и возмездия. Девушка обернулась и скинула ему в руки документы. Никакого воспитания. Это точно его Грейнджер. — Я была на встрече по поводу своего проекта, и на обратном пути этот не очень приятный мужчина сбил меня с ног и сделал виноватой.              Драко сжимал документы в руках. Ну наконец-то он отыграется. Люди будто сговорились злить его и портить настроение, но теперь его очередь. Никто не имел права цеплять Грейнджер. Никто, кроме него.              — Грейнджер, — он попытался вернуть ей её бумаги.              — Не сейчас, — она отмахнулась от него и посмотрела в глаза своему обидчику. Он узнал этот взгляд, она смотрела так на него шесть лет подряд. — Если моё место дома, на кухне с поварёшкой, — Гермиона угрожающе надвигалась на мужчину, — то ваше место в загоне, а потом на бойне, но вы не волнуйтесь, я приготовлю из вас прекрасное жаркое!              Драко взорвался смехом. Это определённо его Грейнджер. Он подошёл ближе к ней, перебрасывая документы под правую руку, а левой взял её за локоть, притягивая к себе. Её брови сведены на переносице, а взгляд одновременно хмурый и обозлённый. Если он её не отведёт, то она постоит за себя в полной мере, ему ли не знать. След её ладошки на щеке после стычки на третьем курсе не проходил весь вечер.              — Грейнджер, он всё понял. Успокойся, ты уже собрала весь Атриум зрителей, — шептал он ей в макушку, и слова, кажется, дошли, когда она рассеянно оглянулась. — А ты, — он перевёл взгляд на мужчину, который всерьёз залил воротник мантии потом, — никогда не думай, что женщина слабее мужчины, особенно, если она разгневанная волшебница. Не успеешь оглянуться, как тебя вернут в изначальный вид свиньи и забьют, чтобы приготовить жаркое.              Драко, до сих пор державший Гермиону за локоть, потянул её в противоположную сторону через толпу зевак, расталкивая их плечами. Будто у них дел нет, не работать же им в самом деле. Волосы Грейнджер после стычки ещё больше стали похожими на отдельный живой организм, который грозился поглотить всех и каждого.              Они остановились около самого дальнего камина. Малфой быстрым нехитрым заклинанием вернул документам первоначальный аккуратный вид и передал их обратно владельце. Наконец её лицо немного расслабилось, и она с благодарностью на него посмотрела. Даже если девушка способна за себя постоять, то всё равно приятно, если за неё вступится близкий ей человек.              — Всё, киборг-убийца? Простым гражданам больше ничего не угрожает? — он улыбнулся краем губ, пряча руки в карманы брюк.              — Я... Он сам виноват! Я только справилась с дискриминацией по чистоте крови, а на меня следом свалилась дискриминация по половому признаку! Это неслыханное невежество! — Гермиона снова вспылила, а потом потупила взгляд в пол, когда вспомнила, что Драко Малфой больше не такой. Не заносчивый магглоненавистник, задира и женоненавистник. — Спасибо, что вступился... Но у меня всё было под контролем!              Кто бы сомневался, Грейнджер, кто бы сомневался.              — Думаю, что одним этим действием я очистил карму на несколько сотен лет вперёд для своего рода, — сарказм в его голосе слышался так отчётливо, но никто не обижался, ведь в нём не было ни капли злости или яда. — Снова пыталась протолкнуть свой К.А.Л на законодательный уровень?              — Сам ты кал, Малфой! — она ударила его стопкой документов по плечу и сдула волосы со лба. — Это Г.А.В.Н.Э!              — Не дуйся, сейчас лопнешь. К сожалению, у меня по расписанию ещё одна встреча, поэтому может встретимся на днях? Заодно и расскажешь, какие очередные гениально-безумные планы засели в твоей косматой головушке? — Драко выглядел расслабленным, будто он уже озвучивал это тысячу раз. Будто не расстроится, если она откажет. Сердце готово было остановиться под конец его предложения.              — Оу... Да, конечно, с удовольствием, — Гермиона перебросила документы в другую руку и улыбнулась, переведя взгляд на наручные часы. — У меня тоже есть кое-какие дела сейчас.              — Не находи приключений на свой тощий зад до нашей встречи, ладно? Это видимо у гриффиндорцев заразно, — он зашёл в камин, оттягивая за края пиджак вниз. Малфой заметил, как Грейнджер вновь злостно поджала губы. — Не скучай, скоро увидимся.              Пламя поглотило молодого человека, а Гермиона всё неотрывно смотрела в одну точку. Она вздрогнула, прижимая к груди документы, а после повела плечами, будто сбросила наваждение. Её ждут дела.              Драко оказался в родных стенах, но дышать от этого легче не стало. Он чувствовал себя сопливым подростком, который впервые делал шаги в сторону девушки. Это действительно так, потому что у него не было отношений. До третьего курса ему не была интересна тема чувств. Гермиона выбила у него всё желание смотреть на девушек. На четвёртом курсе Пэнси, скрывающая чувства к Блейзу, пошла с Драко на бал, чтобы заставить Забини ревновать. А все последующее курсы он был занят задачей под кодовым названием «Как бы не сдохнуть».              Естественно, что он ловил на себе явно недвусмысленные взгляды самой младшей из Гринграсс, но не рассматривал это серьёзно. Малфой не хотел обидеть или оскорбить Асторию своим отказом, но он относился к ней как к младшей сестре, которой у него никогда не было. Ему приходилось вести себя снисходительно и нейтрально в её компании, чтобы не дать ей ни одного неправильного намёка, но и не разбить хрупкое девичье сердце.              Все его встречи с Гермионой помимо башни старост проходили исключительно под предлогом случайных столкновений. Он никогда не признает, что однажды сорок минут околачивался недалеко от заново отстроенной хижины Хагрида, потому что Гермиона решила навестить полувеликана, ведь ему так одиноко после ухода из школы Поттера и Уизли.              Как случайно уже был в библиотеке, когда она, уставшая, тащилась за очередным томом литературы для написания лучшего эссе. Он умолчал, что давно его написал, когда она предложила свою помощь. Драко видел, что для неё это было важно — быть нужной. Когда шесть лет сознательной жизни в тебе кто-то нуждается, практически как в кислороде, то потом очень сложно осознавать себя отдельным человеком.              И хоть Грейнджер ворчала, ругалась и кричала, когда два полудурка просили у неё списать, просили помочь на контрольной работе или просили найти выход из той задницы, в которую они обязательно втянут и её. Она привыкла быть востребованной, привыкла думать о ком-то помимо себя. Поэтому Малфой с удовольствием давал ей это чувство. Чувство нужности.              Если бы она только знала, как она нужна ему за пределами книг, чернил, пергамента и тонн ненужной информации.              Драко выдохнул, ему не стоило так много думать о Грейнджер. Он сходил с ума из-за неё. Малфой воспитывался в едва тёплых уважительных отношениях, поэтому и подумать не мог, что можно ощутить такое изобилие чувств. Юноша с детства был готов к тому, что свою будущую супругу он будет уважать, тепло относиться, как к близкому человеку, он будет делать всё для семьи. И возможно, что он влюбится в свою жену со временем, но не полюбит её.              А тут в его стенающее холодное сердце со своими горящими глазами ворвалась Грейнджер. Она была кладезем, кладезем всего того, что он был обязан ненавидеть. Ненавидеть яростно, без права на апелляцию, без единого шанса на другой исход. Как учили с детства.              Ненавидеть, а он полюбил...              Так сильно, что это приносило ему физическую боль. Ведь они априори разные, априори по разные стороны. Разные не так, чтобы притягиваться, а так чтобы отдаляться и никогда больше не приближаться. О, Мерлин, как же его тянуло... Словно магнитом. И он не в силах этому противостоять.              Он мог встать перед отцом, Поттером, Уизли. Перед любым из Пожирателей и перед Волдемортом. Без палочки. Он мог противостоять им, но не ей. Если за их спинами Драко заметит знакомый силуэт, который просто поманит его своим тонким пальцем — он пойдёт. Под вспышками заклинаний, по головам, пойдёт с ясным взглядом, ломая все преграды.              Стоило ей только поманить.              Но этого не происходило.              Она сохранила ему жизнь против его воли.              Малфой не знал, что с этим делать, но он более чем уверен, что он не должен в этом признаваться. Им просто не быть вместе. И дело не в мнимой чистоте крови, не в продолжении древнего аристократического рода. Дело в том, что она заслуживала лучшего.              Да каждый заслуживал лучшего, чем того, кто вызвал только горечь, обиду и слёзы. Ей нужен кто-то вроде Уизли и его большой семейки, которая позаботится о ней. Кто-то лёгкий, недалёкий и, Салазар, прости — добродушный. Простой, как пять сиклей, чтобы она, наконец, рядом с ним отдохнула.              Что может дать его семья Гермионе? Отец магглоненавистник, первый вытравит его с семейного древа, а после прогонит взашей. Сдержанная и прохладная мать, которая, несмотря на установки и многогодичные толкования лжеистин, примет со временем его выбор, лишь бы он был счастлив. Он-то будет, а Грейнджер...? Что он сможет ей дать?              Он будет не богаче Уизли на первом курсе. Нежелательное лицо в обществе, в котором, казалось, крутился с момента рождения. Зачем ей отброс с кучей психологических проблем, у неё их у самой предостаточно. Всё, что он хотел — это чтобы она была счастлива. Не важно — карьеристкой до мозга костей или домохозяйкой с кучкой детей. С ним или с кем-либо другим. Лишь бы была счастлива.              Ебаная ложь.              Правда звучала не менее болезненно, чем признать невзаимность.              Ему хотелось быть с ней.              В Мэноре — среди роскоши и лоска. В съёмной однокомнатной квартире — среди тесноты и минимализма. Быть с ней погруженной в работу всей кудрявой головой или забирать у неё из рук кучерявого платинового блондина, пока она принесет из спальни их маленькую сероглазую принцессу с копной прямых каштановых волос.              Ещё ничего так не грело его мёртвое сердце, как дети с их общими чертами. Драко клянётся — они были бы шедеврами, произведением искусства, обладателями лучшего набора генов. Ему бы очень с ними повезло. Со всеми ними — женой и детьми. И, возможно, это не то, о чём должен думать девятнадцатилетний парень, но мысли — это всё, что у него есть.              Он поднялся с кресла, на которое упал сразу, как вышел из камина. Мэнор без матери совсем казался пустым, нежилым и очень холодным. Даже просто находиться тут сложно, ни о каком комфорте и речи быть не могло. Как жаль, что его не было, когда Нарцисса хотела развалить этот особняк по камешку, — он бы с удовольствием помог.              В глубинах коридора возник из воздуха домовик, поклонившись. Его белая чистая наволочка была единственным светлым пятном среди этого хмурого серого интерьера. Голубые глаза оторвались от пола и с неисчерпаемым уважением разглядывали Драко.              — Молодой хозяин, вам пришло письмо, пока вас не было, — эльф костлявой, слабо подрагивающей рукой, вынул из самодельного кармана конверт, протягивая его Малфою. — Тилли угостил птицу крекером и отпустил обратно, потому что вас долго не было.              — Спасибо, Тилли, ты можешь быть свободен, — он благодарно кивнул, рассматривая письмо.       Печать Хогвартса бросилась в глаза.              О нет.              Что от него хотят в этот раз? Вернуться на несуществующий восьмой год обучения?              Драко дошёл до своей комнаты, не выпуская конверт из виду, будто он мог исчезнуть, хотя это было бы одним из лучших развитий событий. Он любил, когда проблема решала себя сама и не требовала его непосредственного вмешательства. Но бумага до сих пор ощущалась между пальцами.              Малфой присел на край кровати и ещё раз покрутил клочок бумаги в руках.              Вдох-выдох.              Открыл.              «Летний лагерь «Исцеление» наконец открывает свои двери для волшебников через год после Второй Магической битвы»...              Драко наткнулся на заголовок письма, без сомнения узнавая почерк Макгонагалл. Он вздохнул, не решаясь читать далее, — ему уже не нравилось. После долгой расфокусировки взгляд снова настроился на отточенный почерк.              «Приглашаем вас, Драко Люциус Малфой, стать вожатым младшей группы в качестве успешного вложения в будущее.»              Драко опустил письмо на колени и посмотрел перед собой. Из него хотят сделать бесплатную няньку, он правильно понимал? Или старуха Макгонагалл возомнила, что если он не называл её так публично, то они теперь лучшие друзья? Да перо гиппогрифа ей в задницу!              «Вложение в будущее», — какое будущее? Чьё будущее? Детей? Так ему кристально посрать на них. Неужели, из-за того, что он нашёл общий язык с Грейнджер его записали четвёртым в квартет гриффиндорцев? Поцелуйте его в солнечное сплетение, как бы не так.              С чего вообще Макгонагалл решила, что его это может заинтересовать?