
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Она привыкла быть расчетливой и в любой ситуации сохранять холодный рассудок. Он привык быть бунтарем и нарушать все правила, что стоят на пути к его успеху. Она пишет статьи о рок-музыкантах, а он пишет музыку для подростков Америки. Как инь и ян, они притягиваются друг к другу и не могут существовать друг без друга. Все идет к тому, чтобы роман Никки и Энди разгорелся как пламя. Но у каждого свои шрамы, и любовь похожа на мрак.
Примечания
Это не будет история про хорошую девочку и плохого мальчика. Никакого перевоспитания. Эпоха остается эпохой.
Музыка:
Mötley Crüe - Too Young To Fall In Love
Mötley Crüe - I Will Survive
Ratt - Loving You Is a Dirty Job
W.A.S.P. - L.O.V.E. Machine
Poison - Bad To Be Good
ОЖП (Шалом Харлоу)
Альбом:
https://vk.com/album-93632626_281587042
Обложка:
https://sun9-17.userapi.com/impg/mn22_tnJm_E2TTCg6GeX_Mtvv5NnpXvquSjyng/DWl92mm1omw.jpg?size=1080x1080&quality=96&sign=1da1cb3469bf3afcd62a8e1e6b39ddb6&type=album
Группа:
https://vk.com/clubdubo.savanski.dupont
Глава 10. Отматывая вперед
24 ноября 2021, 08:40
Июнь 1984
— Открой дверь, черт возьми! — Никки стучал в дверь Энди, желая ее увидеть.
Он знал, что она дома: выдала себя тем, что нажала на дверную ручку, но когда увидела того, кто к ней пришел, то явно испугалась. Никки продолжал стучать в дверь, пытаясь выманить Энди из квартиры, но она оставалась непреклонной. Он понимал ее обиду, она была таким же обиженным ребенком, как он сам. Все же между ними столько общего, но для Энди это не повод для сближения. С другой стороны, Никки постоянно задавался вопросом: а нужны ли ему отношения с Энди? Ведь они с самого начала не нашли общий язык. Вернее, он пытался его найти, но безуспешно.
Никки всегда любил кайфовых девчонок, с которыми никогда не будет скучно. Энди не была сумасшедшей, повернутой на веселье, сексе, запрещенных веществах. Но было в ней все же нечто такое же мрачное, что жило и в нем. Никки знал причину, почему бегал за ней весь тур, надеясь, что она все же проведет с ним немного времени, и все равно, что потом скажет на это Лита. В любом случае их сумасшедшие отношения уже исчерпали себя, и стоило бы поставить точку. Энди нравилась ему своим сложным характером, но иногда она мотала ему нервы и бесила своей жесткой принципиальностью.
— Хочешь, чтобы твои соседи вызвали полицию? — Он не заметил законопослушности со стороны Энди, но исходя из ее жизненных установок, скорее всего, она была не из тех, кому плевать на подобные вещи. — Давай уже открывай!
Никки особо ни на что не надеялся, прекрасно зная, какая Энди жесткая и жестокая. Он был таким же. Во многом. Он был жестким человеком и порой жестоко играл с женскими сердцами. Он считал себя ублюдком, а Энди все называли сукой. Так и было. Они друг друга стоили во всем. По многим пунктам их отношения могли бы стать как созерцание себя в зеркале. Они были отражением друг друга.
Перед ним резко распахнулась дверь. Никки, моргая, минуты три смотрел на Энди, не узнавая ее. Он помнил ее тонкой, как тростинку, а теперь она поправилась, коротко постриглась, отчего глаза казались еще больше. Энди опиралась на трость, а талия была затянута в жесткий корсет.
— Говори и проваливай отсюда, — спокойно сказала она, отходя от двери.
Она все еще хромала, но было видно, что пройдет время, и в ее жизни все вернется на круги своя. Ее силе духа, как и силе преодоления Мика, можно только позавидовать. Энди получила сильную травму спины, могла вообще до конца жизни остаться прикованной к инвалидному креслу, но нашла в себе силы начать интенсивное лечение, а сейчас вернулась в профессию.
— Наверное, давно стоило сказать, что мне жаль, — начал Никки, подумав, что лучше бы выпил перед тем, как перешагнуть порог ее квартиры.
— Да иди ты к черту. Ты ни разу не навестил меня и даже не позвонил. Уж Док мог тебе сказать, где меня искать. — Энди оперлась рукой о светлую стену.
Ее квартира была полна света. Здесь все было просто и лаконично. Энди не стала заморачиваться, как это часто делали в Калифорнии, предпочитая глянцевые полы, дорогие ковры и странную мебель, назначение которой вспомнишь, наверное, только если напьешься. В холле был стеллаж с обувью и сумками, у Энди пусть и не была внушительная коллекция, но было очевидно, как она любит баловать себя новой парой босоножек или лодочек. В гостиной книжные стеллажи были заставлены книгами, а стопки журналов лежали у окна. Нетрудно было догадаться, что у нее простая спальня и очень уютная кухня, где Энди вряд ли готовила.
— Я боялся…
— Боялся, — повторила она, садясь на диван в гостиной. — Он боялся. Ты спихнул меня с лестницы, наверное, нормальные люди и вправду боятся, а то вдруг я тебя засужу.
Док спустя три дня сказал, что Энди не собирается подавать на них в суд, как и «Роллинг Стоунз» не имеет никаких претензий к группе, менеджерам, и вообще все улажено. Только спустя неделю прошел слушок, будто бы Док выписал чек Энди. Док и Шарон. Пусть и ее страховка покрывала недешевое лечение. Кажется, она приняла деньги. Да, Энди гордая, но не настолько, а еще она умная и прагматичная. Но только сука могла поступить так, другая бы на ее месте совершила иной поступок — не взяла бы такие деньги, ведь ее пытаются купить.
— Черт, я не толкал тебя с лестницы. Ты упала сама. — Никки знал, за какую спасительную соломинку ему схватиться, чтобы не потеряться в море боли Энди. — Ты сама виновата.
— То есть я виновата, что ты втянул меня в весь этот балаган? — зло произнесла Энди. — Вообще-то я упала из-за тебя, а знаешь почему? Я презираю тебя всей душой.
В ее голубых глазах полыхала настоящая ненависть. Она чувствовала то, что говорила. Не пыталась придать выражению своего лица именно такой оттенок. На минуту Никки стало немного не по себе. Он знал: будь Энди чуть подвижней, она уже бы кинулась к нему, пытаясь расцарапать ему лицо, но ее холодное молчание сейчас было страшнее всего.
— Тебе не кажется, что это высшая награда для такого ублюдка, как я? — Она подняла на него глаза, полные слез. И он не понимал, как ненависть могла быстро смениться на излишнюю чувствительность.
— Что?
— Твоя ненависть ко мне.
— Не думай, что я из тех, кто любит снимать маски с чудовищ. — Она скривила губы. — Я не из тех, кто превращает уродов в прекрасных принцев. Я вообще не верю в то, что чувства способны менять людей. Я не верю в то, что ты сможешь стать другим.
— Я знаю, — согласился Никки. — Слушай…
— Иди уже отсюда! — хрипло сказала она, неловко поднимаясь на ноги.
— Я не уйду. — Никки подошел к ней, беря за плечи и аккуратно поднимая на ноги.
Он давно хотел сделать это и сделает, что бы Энди сейчас ни сказала. Он поцеловал ее властно и очень грубо, и она стала сразу же сопротивляться. На миг он оторвался от нее, и Энди успела залепить ему увесистую пощечину.
— Еще раз дотронешься до меня — исполосую тебя, — прошипела она.
— Давай! — Но вместо этого она сама поцеловала его.
Никки торжествовал, пусть и знал, как может переменить свое решение Энди. Она не была из тех, кто гнул свою линию до конца, по крайней мере не в их отношениях. Открыв в ней чувственность, способность наслаждаться сексом, он выпустил демона из бутылки.
Она сделала осторожный шаг назад, и Никки понял, что так она ведет его в спальню. Он следовал за ней, ведь Энди знала свое жилище лучше него, наверняка могла в темной комнате найти все. Они уперлись в закрытую дверь, и Никки быстро открыл ее, аккуратно держа Энди за талию.
Они оказались в бежевой комнате, где был беспорядок. Очевидно, именно здесь Энди работала над статьями и проводила ленные вечера, никуда не выходя из дома. В открытом огромном шкафу виднелись разноцветные пятна одежды. На полу перед кроватью валялись открытые журналы, а на туалетном столике был дикий беспорядок.
Никки осторожно положил Энди на кровать. Она не сопротивлялась, решив сдаться на его милость. Он поцеловал ее в шею, вспоминая, как Док рассказывал, что стряслось с Энди. Это случилось за неделю до того, как они приехали в Нью-Йорк, чтобы начать новый тур.
— У нее дела идут к черту. Конечно, редакция напечатала ее материал, а зрители и не заметили, что она в кресле была какое-то время. Но ее карьера журналистки пошатнулась. — Док закурил. — И ты во всем виноват, Никки. Ты настоящий засранец.
— Я не пихал ее с той чертовой лестницы.
— Ты вообще должен быть благодарен, что она осталась жива, иначе бы тебе уже сидеть на нарах, а не вечером весело тусить и жарить каждый день разных девиц. — Док посмотрел на него. — Ты чуть не угробил одну из лучших журналисток нашего времени.
— Эта сука писала статьи в разные журналы, разнося всякие противоречивые слухи про нас. Обещала нам, что снимет в своем «Цирке», но при этом выложила репортаж о гастрольной жизни.
— А разве вам не хорошо от этого? Антиреклама еще лучше обычной рекламы. Теперь девицы осаждают ваши дома, караулят на Сансет-стрип, ищут возможность провести с вами время, а подростки так и жаждут попасть на ваше дикое шоу. Разве это плохо? Как по мне, она сделала больше для продвижения вашей группы, чем ты, когда создавал ее.
— Да пошел ты, Док. Я стою больше, чем ее гребаные слова о том, что низкопробная музыка компенсируется прекрасным шоу на сцене и вне нее! — вспылил Никки. — Почему-то другие журналисты говорят другое.
— Ну тогда в чем дело? Зацепило, что девица не смотрит на тебя с придыханием и не считает, будто самое лучшее, что могло случиться с ней, это то, как ты отжарил ее хотя бы один раз? Я тебе сразу сказал, что она не из тех, кто будет трахаться с тобой, и вообще изменит свое мнение о тебе и твоей банде.
— Тогда зачем она была тут? Придется нам уволить тебя.
— Валяй. — Док встал. — Я не призывал демона. Редакция прислала ее сама, а уж чего хотел ее бывший любовник, я не знаю и знать не хочу.
Никки помнил, что говорил Док, когда Энди еще не появилась в их рядах. Он сразу же для всей группы возвел журналистку в ранг священной коровы из разряда «смотреть можно, но трахать нельзя». История знала немало случаев, когда писаки и музыканты сходились на время в страстном порыве, и Никки решил: почему бы и нет, в его постели много кто уже побывал, и много кто еще мог там оказаться, так почему бы Энди не стать еще одной. Винс сразу же решил выйти из игры, ведь ему совсем не нравились такие занозы, как Энди, пусть и он временами подкатывал к ней, но это было не всерьез. Томми хотел отжарить девушку, но уступил ее Никки, решив, что такая дикая кошечка нужнее другу.
Дикая кошечка — это вообще очень громко сказано. Он знал одну кошечку, а Энди — это было что-то совсем другое, и ему очень сильно хотелось ее раскусить, понять, что в ее бедовой голове. И он нашел ее слабое место, а сейчас упивался ее некой беспомощностью. У него было преимущество перед ней — секс. В нем он был прекрасен, по крайней мере, никто еще не жаловался. А Энди пусть и таскалась с парнями по улицам, но была похожа на девицу, что только недавно лишилась девственности.
— Я могу прекратить, — вдруг прошептал он.
— Нет. — Энди подставила ему губы для поцелуя. — Нет.
— Слушай…
— У меня все еще болит спина. — Энди взяла его лицо, как чашу, смотря в его зеленые глаза.
— Тогда тихо.
Она не понимала, куда делся его эгоизм, его резкость и желание как можно скорее удовлетворить свои потребности. Энди ничего не понимала. Она просто прикрыла глаза, пока он возился с крючками на корсете. Никки сдерживал себя: может быть, потому что ощущал вину перед Энди, а может быть, просто она и вправду нравилась ему.
Губы скользнули от ее шеи к животу, Энди ничего не делала. Она и не умела быть пылкой любовницей, такой, чтобы мужчина полностью сошел с ума. Она была похожа на христианку из Средних веков, которая о сексе не слышала ничего хорошего и, разумеется, ничего не умела, а в том мире существуют опытные мавританки, которые знают все о том, как ублажать своего любовника. Любой мужчина после того, как переспал с мавританкой, вряд ли захочет христианку. С ней просто будет скучно. Ну, если только не по большой любви. Кажется, другой причины нет, чтобы менять страстную любовницу на убогую жену.
Энди ничего не делала, но, кажется, Никки считывал все ее реакции, чувствовал, какие эмоции бушуют внутри нее. Она легко ему поддалась, позволила развернуть халат и стянуть с нее всю одежду, словно была рождественским подарком, которые Нене всегда оборачивала в яркие упаковки, считая, что беспросветную жизнь нужно хотя бы раз в году делать веселой. Энди не смотрела на Никки, только слышала, как он раздевается, медля, словно давая ей возможность одуматься.
Он искал пальцами шрамы на ее спине, не зная, что именно делали с ней врачи. Искал свидетельства былой ссоры, оставившие отметины на Энди, наверное, уже навсегда. Мик говорил, что боли в спине — это самое худшее дерьмо, что вообще с ним могло случиться. Вроде ты молод, а в твой позвоночник словно залили бетон, и никуда уже не двинуться. Он был не самым подвижным в мире гитаристом, все эти пробежки по сцене, трение о вокалиста — не его история, но его дикость и желание двигаться дальше, а не тратить время на очередную поганую группу, подкупили Никки. Кто знает, может, нечто подобное переживала и Энди — вечную борьбу со своим телом, не дающую нормально жить?
Никки нашел пару рубцов. Энди лежала на спине, он изучал ее руками вслепую. Она выдохнула ему в шею, и на миг показалось, будто он делает что-то не так. Он собрался отодвинуться от нее, но Энди обхватила его руками, не давая сбежать или передумать. Никки усмехнулся и опустился ниже, раздвигая руками ее бедра.
Она знала, что сделает. Уже подобное переживала, ощущая себя словно на волнах калифорнийского берега, осиянная лучами жаркого солнца. Это было так же, как с Трикси, или даже лучше. И сейчас, раскидывая руки в стороны, упираясь ногой в край кровати, Энди ощущала его губы там, где, казалось, нет ничего интересного — в середине женского естества.
— Мне прекратить? — Она и не поняла, как его лицо оказалось напротив. Никки лежал рядом, смотря за тем, как вздрагивают, словно бабочки, ее веки.
— Нет, — выдохнула она.
Энди снова поддалась ему, отдаваясь потоку эмоций. Всего лишь одно движение навстречу к Энди, и Никки уже размеренно двигался в ней, понимая необычность ситуации. Это было как трахать хрупкую вазу, но при этом ощущать ее тугие мышцы, сжимающие его член. Странный контраст. Безумное сравнение.
Закрыв глаза, Энди полностью отдалась во власть Никки, ощущая, что завтра точно пожалеет.
А пока…
К черту все!
***
Ты говоришь, что наша любовь Похожа на взрывчатку. Разуй глаза, Ты и я как огонь и лед. Ты убиваешь меня, Твоя любовь режет, как гильотина. Почему тебе просто не оставить меня в покое? Слишком молод для настоящей любви, Я слишком молод. Слишком молод для настоящей любви, Я слишком молод. Слишком молод для настоящей любви. Мы бежим куда глаза глядят, Мы оба святые и грешники. Ты не женщина, ты шлюха, Я могу просто тебя возненавидеть. Я убиваю тебя, Смотря, как твое лицо бледнеет. Я еще не мужчина, Просто шарахающийся по улицам панк. Никки не сразу понял, что напевает Энди. Лишь спустя минуту он пришел в себя. Это была его песня. Его слова. Он не готов любить. Он готов трахаться. А чего хочет Энди, что ей надо? Она не производила впечатления той, кому нравилась его музыка. Казалось порой, что она считает ее новомодным мусором, но вроде бы это не так? Или Энди снова водит его за нос? — Зачем ты так? — Не знаю, просто пришло в голову, — спокойно сказала она. — Но это так и есть. — Думаешь, я готова к этому? — Она аккуратно села. — Найди мне корсет. — Думаю, что это не выбирают. — Нет, это многие ищут. Видел, как Шарон с Оззи друг на друга смотрят? — Никки подал ей черную полоску ткани. — Это уже другое. — То, что они нас старше, не значит, что нам этого нельзя узнать. — Энди стала застегивать корсет. — Ты сказала, что не веришь в это. — Я действительно не верю в это, — согласилась она. — Слушай, мы бы могли… — Нет, Никки, — отрезала Энди. — Мы бы не могли. Ты живешь в Лос-Анджелесе, а я здесь. — Ты можешь переехать. — Никки стал искать в ее спальне сигареты. — Нет, — повторила она. — Послушай, да, ты первый мужчина, с кем я не чувствую себя ущемленной, фригидной и пустой, но на этом все. — Ты все еще зла. — Я все еще не могу понять, что ты тут делаешь. — Она посмотрела на него. — У нас тут концерт… — Никки только спустя секунду понял, что сморозил глупость. — Да, просто так ты бы не приехал, — отметила Энди. Ее голос был спокойным и тихим. Она не злилась, не пыталась обвинить его во всех грехах. Она просто оставалась собой, какой он помнил ее по редким минутам. Это были те мгновения, когда они вместе дурачились. В туре они редко находили общий язык, скорее всего, Томми быстрее понял, что делать с Энди, чтобы она оказалась на твоей стороне. «Чувак, это же так легко. Она любит хороший юмор. И самое важное, не надо показывать размер своего самомнения». Но Никки было тяжело следовать словам Томми. — Откуда ты знаешь? — У тебя все на лбу написано. — Мне уйти? — спросил Никки. — Да. — Она нашла халат и быстро надела. — Я уже говорила, что думаю про все это… — Да-да, я животное… — Нет, не это. — Энди закурила. — Я думаю, что нам не по пути. Вот и все. — Тогда чао, крошка! — В его голосе сквозила злость. — Ты мне еще спасибо скажешь. — Ага, размечталась. Никки ушел, в нем клокотал гнев. А вообще, и хрен с ней! Не хочет — не надо! Энди Томпсон не последняя женщина на земле и не самая лучшая. Сегодня будет концерт, там будут девочки. Он отжарит пару из них и станет счастливым, хотя бы на миг так заполняя пустоту. Энди смотрела, как Никки выходит из дома, садится в арендованную машину. У нее екнуло сердце, но она быстро успокоилась. Не стоит продолжать то, что причинит ей боль, да и верно — слишком они молоды для любви. Она включила радио, а там играли «Мотли». Впервые за столько времени она не переключила станцию. Ей не все равно. Но и ненависти уже нет. Никки забрал у нее и это. Главное — душу при себе оставить и не позволить ему добраться до ее сердца, иначе все пропало. Энди стряхнула пепел с сигареты, набрала номер Тони Плежант, бывшей порноактрисы, подружки Пола Стенли и теперь режиссера фильмов для взрослых, желая узнать, кто сегодня в городе тусуется и где выступают «Мотли». Тони всегда все про всех знала. Кажется, пора выбираться из своей конуры.