Пока просто морф

POV морф       Приказ показался мне странным и противным — как издёвка, но я всё же подчинился. Тем более после вкусной еды настроение поднялось, и мне было просто необходимо порадовать хозяина. Лёг на кровать, попробовал. Вот тут и начались сложности. Колечко сопротивлялось, и засунуть туда палец хоть на миллиметр не представлялось возможным. Я обслюнявил указательный — мизинчик меньше, но он слабее, вряд ли получится — и попытался расслабить мышцы. Получалось не лучше. Я ложился в разные позы, но войти так и не удалось. Через некоторое время пришёл хозяин.       — Как успехи?       В руках у него была небольшая игрушка, напоминающая член, но почему-то фиолетового цвета. Красивый цвет. Мне он сразу понравился. Брюнет тоже мне нравился. Мужественный, заботливый, в рубашке — совершенно не похож на своего приятеля не так давно заглянувшего в гости.       — Покажи, на сколько входит. Делай как можно глубже, — велел хозяин, так и не дождавшись от меня ответа.       Я старательно, но осторожно протолкнул палец как только смог — почти на весь ноготь, но отверстие не желало сдаваться и упорно выталкивало палец обратно.       — Какой послушный! — голос хозяина был довольный и какой-то жадный, — встань на четвереньки ко мне попкой.       Игрушка в его руках начала чуть слышно гудеть, но быстро замолкла, а мужчина взял в руки небольшой тюбик. Я неуклюже развернулся и принял указанную мне позу.       Щеки запылали. В члене снова появилось чувство щекотки. Хозяин приблизился, встав коленями на кровать сзади от меня. На ягодицу капнуло что-то холодное и вязкое. Я вздрогнул, но не отстранился.       — Чтобы хорошо мне прислуживать, тебе нужно разработать себя, — послышался бархатный голос.       — Разработать? — слово было мне знакомо, но вот понять его в контексте не получалось.       — Расширить проход, — почти сразу прозвучало пояснение.       Тёплая рука коснулась влажного входа, и я почувствовал давление подушечки одного из пальцев. Достаточно сильное давление, и по ощущениям весь ноготь скрылся внутри. Мышцы невольно сжались. Я ждал от мужчины дальнейших действий с нетерпением и страхом. С одной стороны, до меня постепенно начало доходить, что раз недавнему гостю было приятно, когда я стимулировал его член рукой, и хозяин хочет получить от меня те же чувства, значит пальчик, проникающий внутрь попки, готовит новое средство для стимуляции.       Кажется, это было не совсем естественно, но я старался поверить в то, что хозяин знает, что делает. Просто надо довериться, просто выдохнуть, просто расслабиться.       Почувствовав, что напряжение слегка ослабло, мужчина начал двигать рукой, попутно отвлекая меня своим голосом:       — Сколько тебе лет? — прошептал он, пока пальчик входил в мое тело туда и обратно совсем на чуть-чуть.       — Не знаю. Не уверен. Кажется. 16.       Было сложно сосредоточиться на вопросе — от этих странных действий с моей дырочкой чувство щекотки в члене едва заметно усилилось. И я начал привыкать к дискомфорту.       — Композитов можно трогать с 14 лет, я даже не нарушаю закон, — удовлетворенно выдохнул хозяин и углубился, медленно, осторожно, так, словно исследовал меня и мои реакции.       — Закон? Есть такие законы?       Я чувствовал скольжение. Мне начало даже нравится, когда палец проникал внутрь, но когда он выходил, было не приятно — хотелось самому насадиться, чтобы избавиться от этого ощущения.       — Есть, иначе вы сходите с ума, а это не выгодно власти, — прошептал хозяин, увеличивая скорость.       Я чувствовал, что телу хочется откликнуться, оно хотело движений, чтобы усилить приятные для него, хоть и странные для моего мозга ощущения, но я побоялся. В голове был лёгкий туман, а дырочка уже не сжималась рефлекторно, так что я позволил себе её не контролировать.       В один момент пальцы пропали, и горячий шлепок опустился на мою ягодицу.       — Разворачивайся! — голос мужчины не был таким спокойным и нежным, как минуты назад. В нём была власть и непреодолимое «хочу».       Я просто упал и перекатился. Тело наливалось какой-то странной беспомощностью, в меня как будто постепенно заливали расплавленный металл. В глазах хозяина появился блеск возбуждения, я уже видел такой в глазах его недавнего гостя и невольно пошла неприятная ассоциация. Сердце испуганно забилось — беспомощность на всех уровнях.       Слабость в теле, невозможность покинуть эту квартиру, невозможность полноправно жить в этом мире. К глазам подступили слёзы, и я отвернул голову, чтобы не показать их. Меня потянули за руку.       — Вставай. Ты должен расстегнуть мне рубашку, — неожиданно велел мужчина и дёрнул меня снова, очевидно замечая слёзы. Блеск в его глазах стал даже более угрожающим. Я не стал сопротивляться, и силы рывка хватило, чтобы мне принять более или менее сидячее положение. Дрожащими негнущимися пальцами я принялся расстёгивать первую пуговицу, но она не поддавалась.       — Не получается, — прохрипел я, но рук не опустил. Зато опустил глаза, всё равно ничего не видно, из-за застилающих видимость слёз, — пуговицы заколдованы.       — Лучше надо стараться! — Брюнет схватил меня за подбородок и грубо поднял его вверх, — Смотри и контролируй свои пальцы.       Прохладные руки по сравнению с моей разгорячённой кожей несколько отрезвили, выводя из этого дурацкого состояния, но грубость оставила на коже боль, и спокойствия это не добавило. Я сосредоточился на пуговицах, и постепенно первая из них поддалась.       Мне показалось, что мужчина рядом со мной напряжён, как хищник, в любой момент готовый растерзать свою жертву за нерасторопность.       — Ты — моя собственность. Запомни это, — голос из злого превратился в стальной.       Хозяин наблюдал за моими действиями, как надзиратель. Каждая петелька, каждое несмелое движение моих рук — всё было под контролем. Когда наконец с пуговицами было покончено, он стянул с себя рубашку и недовольно спросил:       — Почему ты плачешь?       — Не знаю, — я постарался сказать это как можно убедительнее, быстро смахнул освободившейся рукой слёзы и уставился на сильное тело, находящееся в считанных сантиметрах от меня.       И правда, чего это я слёзы лью? Красивый мужчина заботится обо мне, спас, в конце-концов, нет ничего плохого, чтобы быть ему благодарным и доставить такое желанное для него удовольствие. А то, что мне страшно, то, что я не знаю чего ожидать — это всё детские сопли, и пора от них уже избавляться — мне ведь ничего действительно плохого не сделали.       Я попробовал проявить инициативу, вспоминая, чего от меня хотел шатен (тот, который чужак), осторожно, слегка неуверенно провёл рукой от груди хозяина по животу вниз, к тёплому выступу под ширинкой его штанов, и как можно нежнее помассировал.       Хозяин, кажется, на этот раз довольный, проследил взглядом за моей рукой, сам расстегнул ширинку, ослабляя неприятное натяжение, и задал очередной вопрос:       — Как тебе мой друг и его член?       Я невольно отдёрнул руку, прижав её к себе и поморщился — воспоминания похуже пряток в мусорке.       — Он… они оба, то есть и друг, и… член. Оба неприятные, — сформулировал наконец я.       — А я, стало быть, приятный? — мужчина наклонился ко мне, неожиданно целуя за ухом, и попутно доставая из-за моей спины оставленную ранее фиолетовую игрушку.       Я промолчал, но, кажется, мои пылающие щёки сами сообщили, что брюнет, в отличие от своего друга, не вызывает у меня отвращения. Чего уж греха таить, пока что хозяин был самым симпатичным из всех встреченных мною людей, пусть их было и до безобразия мало.       — Тогда покажи, насколько я тебе приятен. Но вот с этим.       Он подтянул меня за лодыжки, заставляя лечь на спину и расставить пошире ножки. Игрушка коснулась своей мягкой поверхностью моего колечка мышц.       — Подвинься сам, чтобы он вошел в тебя, — приказали мне.       Я замешкался всего на несколько секунд, не зная, как отнестись ко всему этому, но понял, что я не просто заложник, не просто подневольный, мне хотелось, чтобы хозяин был мною доволен, и я подался бёдрами к нему навстречу.              Игрушечный член, не смотря на размер и обилие смазки, с трудом вошёл, и я замер, пережидая вспышку парализующей боли. Когда она утихла, я смог сосредоточиться и посмотреть на мужчину, ожидая реакции.       — Какой послушный щенок, — прокомментировал он мою покорность и нажал на незамеченную мною ранее кнопку игрушки. Она завибрировала во мне, а спина выгнулась без моей на то воли, я даже не сразу осознал, что происходит.       Тело свела странная дрожь, а член налился горячей тяжестью. Я вжался спиной в кровать, постепенно чувствуя, как снизу живота по телу расходятся приятные волны.       — Удовольствие? — едва слышно прохрипел я, собрав немного мозгов в кучку. Голос тоже не слушался.       — Да. Тебе нравятся, как я с тобой играю?       Хозяин потянул меня за поясницу к себе ближе, заставляя сесть на попку, расставляя ноги в позе лягушки. Давление усилилось, и, кажется, я изнутри чувствовал, как мягкая головка упиралась в мои внутренние органы.       — Этот вибратор теперь твоя игрушка. Он должен находиться в тебе столько, сколько мне потребуются.       Он снова на что-то нажал, и к вибрации внутри добавилась вибрация у основания. Она была сильнее и волны пошли по самому входу. Я вцепился ручками в простыню и закусил губу. Тело жило собственной жизнью, мозги отказывались думать о чем-либо, но мне хотелось продолжать эту немыслимую и приятную пытку.       — Отсоси своему Ангелу, Тёма, — прошептал хозяин, забираясь коленями не кровать и стягивая брюки на бедра, — ты же знаешь, что такое минет?       С трудом сосредотачиваясь, я отрицательно помотал головой — слово было мне действительно незнакомым. Освободив измучившийся теснотой член, мужчина погладил его от основания к головке и пояснил:       — Я хочу, чтобы ты облизал его.       Я застыл в нерешительности: ещё свежи были воспоминания вонючей липкой спермы чужака на моём лице, но сейчас, с этим мужчиной, в этой обстановке я не ощутил отвращения. Через несколько секунд я принял решение — хозяин не давал повода не доверять ему — и осторожно кончиком языка провёл по головке. Брюнет издал чуть слышный стон и опустил руку мне на голову, не давая отдалиться.       — Смелее, но контролируй зубы.       Я облизал ствол, но уже не кончиком язычка, а как бы охватывая снизу им член. Это не только не вызвало у меня никаких неприятных ощущений, но и усилило напряжение внизу живота. Я снова облизал, не закрывая ротик. Как такового вкуса я не ощутил, только мягкая бархатная кожа и одновременно твёрдая мышца врезалась во впечатление моего первого минета.                    Чувствительный язык невольно очерчивал каждую венку, и у меня кружилась голова от степени возбуждения этого властного мужчины.       Контролю зубов я оказал особое внимание, тут же понимая, чего опасается хозяин, и, кажется, тот был доволен моей работой. Он погладил меня по волосам и надавил на затылок, отдавая мне следующее указание:       — Расслабь горло, возьми глубже, — он подавил стон и продожил, — этот член сделает тебе приятно, если ты будешь хорошо ему служить.       Я постарался расслабиться, но стоило члену пройти чуть глубже, как я едва сдержал рефлексы. Слёзы брызнули из глаз, но я старательно продолжил аккуратно проходится язычком по стволу. Мне показалось, что член стал больше. Мужчина стал гладить меня по щеке, придерживая голову за шею, иногда отпуская, иногда без выбора надевая на член, который скользил всё естественнее, и я чувствовал, что мне всё больше это нравилось, и хозяину, видимо, тоже.       — Хороша шлюха, — прошептал он, тяжело дыша, — поработай быстрее, ты должен заработать мою сперму.       Эти слова меня смутили, но мозгу было уже всё равно, и я послушно ускорился.       В какой-то момент я почувствовал крепкую хватку на своих волосах. Мужчина не дал отодвинуться от себя. Головка вошла в горло и горячая сперма выстрелила внутрь. Хозяин выгнулся, и с его губ сорвался продолжительный стон.       Сперма была очень вязкой, и я никак не мог сглотнуть. Тем более, что член всё ещё был у меня во рту. Он пульсировал, и делал это даже интенсивнее при моих попытках глотать. «Сейчас всё закончится» — подумал я с облегчением и сожалением. Я пытался убедить себя, что облегчения больше, но это было совсем не так.       Мужчина отпустил меня, выходя и выключая вибратор.       — Молодец, — похвалил хозяин, откинувшись на подушки и блаженно выдыхая.       В голове звенела пустота. Я не слишком представлял себе, что дальше. И не представлял, что теперь делать с моим членом — он заметно вырос и потяжелел. А ещё он был горячим, и я физически ощущал потребность прикоснуться к нему, совершая те же самые движения, что и с недавним гостем. Но мне не хотелось делать этого перед кем-либо. Не знаю почему, но это казалось неправильным.       — Иди сюда.       Хозяин подтянул меня за талию к себе и взял мой член в руку, начиная тут же двигать плоть. Я застонал в голос, сам же испугавшись изданного горлом невольного звука. Ощущения были такими, словно я полдня ужасно хотел в туалет и наконец смог туда попасть — по телу пробежала волна дрожи и только повысила температуру части тела, находящейся сейчас в сильных руках.       — Будешь кончать — предупреди и не залей спермой кровать, — услышал я над ухом шёпот. Рука хозяина ускорилась.       Внезапно меня отпустило — все странные, новые ощущения перестали так сильно отзываться в моём теле. Я почувствовал странный укол какого-то неприязненного чувства. Обиделся? Я сам не знал, на что или не помнил. Те же самые движения, прикосновения перестали приносить удовольствие. А ещё я устал. Как-то раз — и я уже без сил. Член всё ещё был горячим, но он уже явно стал не таким твёрдым, как был. Интересно, это мои мозги так умеют управлять телом? Те два члена, которые доводилось мне видеть за свою короткую жизнь, уменьшались только после того, как выстрелят спермой. Моему этого не потребовалось.       — Что такое? Мы обиделись?       Мне казалось, что хозяину всё равно, но видимо это было не совсем так. Он развернул меня и положил на спину, нависая сверху. При этом его рука ни на миг не остановилась.       — Я хочу наградить тебя удовольствием, позволь мне это сделать, — прошелестел горячий шёпот, лаская мои губы. Я машинально облизнулся.       — Зачем Вам это? — спросил я еле слышно.       Член не спешил вставать по стойке смирно по первому ласковому слову, но предательски встрепенулся.       — Ты хорошо себя ведёшь, слушаешься меня весь день, мне это приятно. Поэтому и тебе должно быть приятно. Согласен? — мужчина спустился губами по шейке и поцеловал пульсирующую венку, — Доверься своему Ангелу.       Я растаял под этими мягкими, но властными губами, пусть и не сразу, но растаял. Постепенно странные чувства вернулись, и я расслабился, отдавая себя во власть признанного и телом и мозгом хозяина.       — Можно я поцелую? — спросил я нерешительно, даже точно не понимая, зачем мне это, но сделать так сейчас казалось отчего-то важным. Он вернулся к моим губам и лизнул нижнюю. Ещё лизнул и поцеловал. Сразу по взрослому, с языком, мокро, требовательно.       Я замер, не очень понимая, как надо действовать, но потом попытался повторить действия мужчины, хотя получалось довольно робко и не слишком умело. Хозяин ласкал моё голое тело одной рукой и мой член другой. Каждая моя клеточка реагировала на эти прикосновения, не давая ни на чём сосредоточиться. А Ангел, похоже, наслаждался этой отзывчивостью.       Напряжение в члене нарастало, и я вдруг почувствовал, что мне очень нужно в туалет, и весь сжался, не давая своему телу устроить мне сюрприз.       — Доверься, всё так и должно быть, — прошептал хозяин, смотря мне в глаза, — расслабься.       Он погладил шелковую головку пальчиком. Я тоже смотрел в его глаза, но не понимал, почему он говорит, что всё хорошо, потому что я боялся расслабиться, но мне хотелось этого очень сильно — настолько сильно, что ещё чуть-чуть и будет больно. Только бы не шевелиться, а то рискую потерять контроль. Мне на бедро лёг член хозяина, снова налившийся после разрядки.       Мужчина взял в руку оба наших органа, прижал их друг к другу, провел рукой и сделал последний выстрел в мою больную голову:       — Ты же мой котик, а котики любят ласку. Расслабь ножки.       Не знаю, что сыграло роль, то ли эти прикосновения, то ли слова, возможно, просто я уже начало привыкать к подчинению, но я расслабился, и по телу словно прокатилась взрывная волна, выстреливая горячей спермой мне на живот.       Мужчина схватил меня, прижимая к себе и не давая испугаться. Сперма попала и на него. А я доверчиво прижался к хозяину. Это было приятное состояние, хотя я почти не чувствовал конечностей.       — Да, вот так, — Ангел осторожно отпустил меня и стёр полотенцем сперму с наших тел, — сейчас придёшь в себя.       Он говорил тихо, не вставал, наблюдая за мной. Я же уткнулся носом ему в плечо, желая спрятать раскрасневшиеся щёки, и зажмурил глаза.       — Ну как тебе? — задал вопрос хозяин, — Дети от этого не появятся, но это ли не счастье?       Очевидно, что ответ не требовался, и я даже не стал осмысливать сказанное. Мне было хорошо, я чувствовал себя в безопасности, в тепле и уюте. Да, мне было хорошо. Только вот в голове поселилось чёткое осознание: теперь мой мир зависит от настроения этого мужчины — захочет унизить меня, сделать больно, и у него это получится без малейших усилий, захочет, чтобы я получил удовольствие — мне только что любезно показали, каким оно может быть.       — Что будет, когда я Вам надоем? — я сказал «когда», а не «если», потому что игрушки рано или поздно оказываются либо в руках другого ребёнка, либо на помойке.       — Не знаю, — ответ убивал своей честностью, — продам или заморожу тебя, видно будет.       Я моментально отпрянул и едва не зашипел. Я предполагал, что меня могут продать, но заморозка… Заморозка пугала меня больше смерти. Я будто снова почувствовал себя в капсуле для композита, снова почувствовал это неподвижное сумасшествие, отзвуки голосов появились в моей голове.       — Нет, не надо заморозку, нет, пожалуйста, не надо, только не…       Почему-то стало трудно дышать, горло сдавливал странный спазм, я замолк, но губы мои ещё шевелились — ну конечно, хозяин сделает как захочет. Я не смотрел на него — слова не были адресованы никому, но я всё равно повторял, уже беззвучно, — не надо заморозку, я не выдержу. Мужчина встал с кровати и объявил приговор:       — Жизнь херовая штука, сегодня я хожу, завтра меня подстрелили на задании, и привет инвалидное кресло. Сегодня тебе хорошо со мной, завтра тебя заморозят. Живи здесь и сейчас, никогда не будет в итоге так, как ты хочешь. Но сейчас ты можешь взять от жизни то, что я тебе даю. Не стоит тратить это на истерики и мысли о будущем.       Я хотел перебраться к себе в клетку, но почему-то тело так ослабло, что только встав с кровати я тут же осел рядом и просто обхватил колени руками. Губы всё ещё шептали мою собственную мантру, как защиту от безумного сна, но в голове началась борьба разума с паникой, и в ней я проигрывал по всем фронтам.       А разве можно будет меня вновь заморозить? Я ведь беглый композит. Меня должны убить, отправить на органы, да и заморозка — это дорого. Но паника не отступала, почему-то я был уверен, что так и будет — хозяин не умрёт, но я уже окажусь в капсуле один на один со своими кошмарами.       — Идём в душ, станет легче.       Мужчина протянул мне руку, но видя, что я не обращаю на неё внимания, просто нагнулся и поднял меня без особых усилий на руки. Осознавать окружающий мир я начал, только почувствовав на коже струйки тёплой воды. Она стекала по коже и дарила успокоение. А голос хозяина вновь возвращал в реальность:       — Ты должен учиться самостоятельности. Поддерживать в доме чистоту, готовить, создавать уют и комфорт. А ночью, если я захочу, заниматься со мной сексом. Я не думаю, что твоя жизнь так плоха, что надо впадать в состояние ужаса и апатии.       Я почувствовал себя виноватым. Мне не хотелось устраивать истерики, не хотелось выглядеть перед хозяином истеричкой. Просто, кажется, мне не приходилось себя контролировать раньше, и я абсолютно не понимал, как это делается.       Хозяин помогал мне смывать мыльную воду, когда в дверь заскрёбся Собака. Мужчина вышел из ванной на пол, и я разочарованно сел на бортик голой попой.       — Гулять надо.       — А кто с ним гуляет, пока Вас нет? — задал я вопрос, наблюдая за тем, как мужчина обтирает мокрую кожу.       — Я в это время уже прихожу, — ответил он, — Я скоро. Найди себе полезное занятие.       Я кивнул — не хотелось доставлять хлопот. Как мне было сказано… чистота в доме, еда, уют и комфорт? Как только это делается?       Я смывал пену с волос, когда свет во всём доме погас, и хлопнула входная дверь. Я кое-как закончил и осторожно вылез на кафельный пол, на который тут же натекла вода. Нужна была тряпка, но видно ничего не было.       Я не знал, можно ли мне включать свет, и проблема была в том, что я понятия не имел, где и как он включается, а потому занялся изучением стен огромного жилья. Но в темноте и одиночестве голоса в голове начали набирать силу. Отгородиться от них не получалось, контролировать их становилось сложнее.       Скорее бы хозяин вернулся… POV Руслан       — Блять! — выругался я, когда зашёл в квартиру и понял херню со светом. Я хорошо подумал, когда решил оставить композита одного без привязи, но абсолютно не заметил, что он остался в темноте, и моё воображение тут же нарисовало пару жутких моментов из фильмов ужасов о морфах. А он же вроде морф? Не стоит об этом забывать. Одна из сцен — нападение морфа из темноты.       Я тут же врубил освещение и огляделся. Кажется, никто не нападал. Зато Собака шумно полетел по коридору за угол, снося от радости на пути табурет и заставляя меня вздрогнуть и выругаться снова.       Проехали, не напал. Дальше. Сцена вторая: морф пожирает домашнюю кошку. Кошек у меня нет, и слава Богу, да? Я постучал по тумбе и позвал:       — Артемий.       От входа и дальше вдоль стены царил основательный беспорядок. Все вещи на полках и столиках были расставлены чёрт знает как. Было полное ощущение, что парень сначала всё свалил, а потом кое-как поднял вслепую.       Когда я поправлял перевёрнутую верх ногами статуэтку, в тишине раздался скулёж пса. Так, кошки нет, но имеется собака. И это был знак не очень хороших дел, поэтому я поспешил за угол коридора.       Когда я увидел разбитую вазу и лужу крови под коленями морфа, весь мат, который я знал, возник у меня в голове в соревновательном моменте. Смекнуть, что мальчишка напоролся на осколки мне ума хватило. Я схватил с крючка халат и подхватил его, поднимая на руки. Оглядел порезанные руки, кровавые коленки и лапки.       — Соба! В спальню!       Собака скрылась с глаз, чудом не задев осколки. Парень смешно моргал и морщил нос, пытаясь привыкнуть к свету и понять, что происходит. Я занёс его в ванную и сел на бортик, устроив композита полулежа на руках.       — Покажи ногу.       Из правой лапки текла кровь, колени пострадали значительно меньше. Ими решил заняться потом. Парнишка опустил глаза и только сейчас увидел красные ноги. Взгляд наполнился неподдельным ужасом, а сам он оцепенел.       Я включил в ванной теплую воду, нервно прокрутив краны, и подставил кровящую ножку под струю. Багровая вода стекала в трубу, и мальчик смотрел на неё во все глаза. Внезапно он дернулся в моих руках, что я от неожиданности чуть не выпустил его. Он упёрся ручками мне в грудь и пяткой больной ноги в стену, доставляя себе больший дискомфорт.       — Артём, — строго позвал я его, пытаясь утихомирить, — Артём!       Это не помогало, поэтому я схватил его двумя руками, прижал к себе и зашептал на ухо:       — Слушай меня. Мой голос. Со мной ты в безопасности.       Сердечко морфа бешено колотилось, рваное дыхание вырывалось с хрипами. Он закрыл глаза и через несколько мгновений ослабил сопротивление.       — Постарайся не дёргаться, мне нужно вытащить осколки.       Парнишка неожиданно кивнул, и я понял, что его психика с нами. Я психолог, ёпта. Я сжал его пальчики на ноге, причиняя дискомфорт, чтобы боль не была такой неожиданной, и выдернул небольшое острое стеклышко из лапки. Он поморщился, но не дёрнулся.       — Прости, это я виноват, — честно признался я, промывая колени и, наконец, ладошки. В них осколков не было.       — То, что я разбил… это что-то очень ценное, да? — тихо спросил мальчишка.       — Хуй его знает, коллеги подарили в прошлом году.       — Простите, я не хотел, — перебил он меня, — я хотел включить свет.       Я прищурился и чуть улыбнулся.       — Попроси прощения ещё раз.       Он открыл глаза, чтобы тут же захлопнуть их, смутившись.       — Простите, я постараюсь быть аккуратнее в следующий раз.       — Не прощаю, попробуй иначе, — донесся мой тихий голос.       Мальчишка насупился, пытаясь понять, в чём его ошибка.       — Я всё склею как было, — предпринял ещё одну попытку, более робко, чем предыдущие, зато с самой серьёзной (не считая закрытых глаз) рожей.       Я улыбнулся:       — Не сможешь.       Я выключил воду и, сняв с крючка рядом банное полотенце, завернул непутёвого композита в него, не испытывая особых усилий. Мы только вышли в коридор, а мальчик уже уснул. Оставив его на кровати, я на скорую руку бросил в клетку почти детский матрас, соорудив постель для своего питомца. Переложив его в клетку и накрыв одеялом, я запер его за решёткой на ключ и наконец расслабил булки.       Я упал на кровать, и куча мыслей сразу обрушилась на усталый мозг. Я постарался их приструнить, но всё, что мог — поставить в очередь и каждой уделить время. Самые яркие из них требовали размышлений.       Морф — не морф. Глубокомысленно, правда? Но это важно. Он — обычный композит, с закидонами, с тараканами, но не морф. А это значит, что я могу его воспитать. Это хорошо.       Идём дальше. Ответственность. Тупая мысль. Думать в эту сторону не хотелось, но надо было. У меня есть Собака — это тоже ответственность. Справляюсь? Вполне! Погулять, покормить, послать. К этому — те же пункты, только ещё и полезный. Если по дому ходить научится, ничего не сшибая. Справлюсь, не маленький.       И, наконец, — я теперь хозяин. Медаль мне в студию, мать его. Но тут сложнее. Хозяин композита — это не хозяин собаки. Если этот парень кого-то убьёт, сяду я. Если этот парень что-то украдёт, сяду я. Нет. Ещё сложнее. Он у меня нелегально. Если его найдут, сяду я.       Продаю. Надо искать нелегального покупателя, это разумнее всего: морф-неморф будет не важно, ответственность уйдёт, а хозяином побыть успею: дату продажи устанавливаю я. С ощущением, что вляпался по самые помидоры, я отрубился прямо так, без подушки, поперек кровати, свесив ноги.