Закончить игру может только победитель

Никто не мог усомниться в храбрости Атоса – в драке или на поле боя хладнокровие ни на миг не покидало его, а удары его были неизменно точны и уверенны. Но как влюбленный Атос представлял собой жалкое зрелище. До этого он был влюблен лишь единожды, и эта влюбленность закончилась трагически: сердце его было растоптано, а чувства – опорочены, и сознательно отказавшись тогда от любви, теперь Атос просто-напросто не умел быть влюбленным. Конечно, будь Арамис дамой, все было бы значительно проще – он мог бы дарить ей цветы, подавать руку, когда она выходила бы из экипажа, говорить искренние комплименты, не заботясь, что его услышат, целовать ее руку, и никого бы это не смутило – и прочее, и прочее. Но Арамис не был дамой, и это все усложняло – особенно для такого неискушенного в любви мужчины как Атос. Он решительно не знал, как себя вести, а с каждым днем упрочивающаяся влюбленность делала его положение невыносимым. С того дня на постоялом дворе, когда он признал в себе нежное чувство к Арамису, которое выходило за рамки дружбы, Атос стал испытывать волнение, находясь подле него. Все, на что он отваживался – это отправлять в сторону объекта своих воздыханий тоскливые взгляды, когда тот не видел, и периодически находить повод дотронуться до его нежных рук или просто коснуться его – и это при том, что Арамис не выказывал неудовольствия хотя, после того неловкого комплимента, вырвавшегося само собой из чертога мыслей и желаний Атоса, он не мог не догадаться о тех чувствах, что его вызвали. Редкие касания не были пределом мечтаний Атоса, но он решительно не понимал, как ему действовать дальше, и мог ли он вообще рассчитывать на что-то. Арамис был все так же нежен и прекрасен, но его совершенство теперь пугало Атоса – он казался себе слишком самонадеянным, чтобы ожидать, что тот изменит своей постоянной страсти к женскому полу, чтобы принять его любовь. Это, положительно, было просто глупо, и оттого он никак не мог перейти Рубикон, чтобы объясниться или, по крайней мере, сделать хоть что-то более смелое, чем простое, хоть и замечательно чувственное, прикосновение к рукам Арамиса. Но однажды судьба смилостивилась над робким влюбленным и сама бросила Арамиса в его объятия – это произошло на тренировке, когда пересекая поле в погоне за мячом, Арамис неудачно поставил ногу и стал падать назад. Атос, который удачно был с ним в команде в этом сете, успел подхватить его, прежде, чем тот коснулся земли. Ощущать Арамиса в своих руках было неизъяснимым блаженством, и он не торопился расстаться с ним, даже после того, как Арамис уже снова твердо стоял на ногах, и продолжал обнимать его со спины слишком долго – так, что их друзья уже глядели на них с недоумением. - Это уже неловко, - шепнул ему тогда Арамис, и пожал его руку. Когда, опомнившись, Атос послушался и отпустил его, тот развернулся к нему лицом. На щеках Арамиса розовел все тот же очаровательный румянец, который придавал чувственности его возвышенному облику. Их лица были совсем близко, и если бы Атос отважился, он мог бы положить ладонь позади шеи Арамиса и, придерживая его голову таким образом, поцеловать в его красивые и нежные губы, сейчас так соблазнительно приоткрытые. Не имея возможности спутать направление взгляда Атоса и, соответственно, поняв направление его мыслей, Арамис покраснел еще больше и улыбнулся ему тихою секретною улыбкою. - Приходите сегодня в десять, - сказал он, чуть опустив глаза, окаймленные длинными ресницами. Но Атос, поглощенный манящим обликом объекта своих желаний, не был готов к такому удачному повороту и, вместо того, чтобы обрадовать, это предложение озадачило его: - Зачем? – тупо спросил Атос, и только потом осознал смысл фразы Арамиса. Арамис сильно смутился, когда услышал вопрос, и облегченно улыбнулся, когда лицо мужчины прояснилось, словно он не верил своему счастью. *** - Вы очень пунктуальны, - сказал, улыбаясь, но без какого-либо волнения Арамис, открывая ему дверь. Он встретил Атоса в каком-то совершенно воздушном халате голубого оттенка – в таком, который больше походил на халатик хорошенькой женщины, чем на мужской домашний. Но, надо признать, шел он ему необыкновенно, придавая волшебную легкость его и без того изящной фигуре. - Где Базен? – спросил Атос, заметив, что слуги нет. - Уехал в монастырь по одному делу, - ответил Арамис и жестом пригласил его в комнату, - Прошу. Атос не верил, что все происходит так стремительно. Когда он только вошел и увидел Арамиса в тусклом свете свечей, такого прекрасного и такого хрупкого в его тонкой одежде, его охватило желание подойти и тут же заключить его в объятия, но тот держался с какой-то церемонностью и на расстоянии от него, и его пыл был бы неуместен. Теперь же Арамис спокойно вел его в спальню, словно выполнял какое-то задание, а не собирался предаться с ним любви, как его понял Атос тогда на поле для игры в мяч. Холодность Арамиса и голубой халат, под которым если и было что-то, то не более, чем сорочка, сбивали его с толку, но он не задавал вопросов, зная, что ответы он и без того на них вскоре узнает. Войдя в комнату, он увидел посередине стол, колоду карт на нем и два стула по разным сторонам. Удивленно подняв бровь, Атос посмотрел на Арамиса, тот улыбнулся и пригласил присесть. - На что вы хотите играть? – спросил Атос, садясь и поднимая карты. Тогда Арамис в своем воздушном халатике слегка боком занял свое место за столом и, закинув ногу на ногу и приосанившись, принял самую заманчивую позу: - Вы можете представить, что в таком виде я собираюсь играть с вами на деньги? – и взглянул на него из-под густых ресниц. Атос почувствовал, что дыхание у него сперло, а во рту пересохло. - Надеюсь, что нет, - с трудом произнес он. - Совершенно верно, тем более, что я беден и играю из рук вон плохо, - ответил Арамис и лукаво посмотрел на него. - Тогда какая будет ставка? – спросил, испытывая волнение, Атос. Арамис дотронулся до своих красивых губ указательным пальцем: - Поцелуй, - ответил он и слегка покраснел, когда увидел, как зажглись глаза Атоса, - но если проиграете, вы ничего не получите. - Ничего? – улыбнулся тот недоверчиво. - Ничего, - улыбнулся в свою очередь Арамис, - а теперь раздавайте.