
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Томми думает, что должен сопротивляться, но не находит в себе достаточно сил для этого. Он лежит на песке, звёзды скалятся над его головой, волны укрывают его, как одеяло, Дрим вливает в его кровь смертельный яд. Томми чувствует себя выброшенным, расколотым и немного — совсем капельку — мёртвым.
Примечания
!!работа о персонажах, ТОЛЬКО персонажах!!
tw: разные виды психологического насилия, побои, вынужденное голодание. Формат больше всего похож на сборник драбблов, но они связаны друг с другом и расположены в хронологическом порядке.
Фэндомное tw: изгнание Томми, некоторые отклонения от канонных событий в сторону реализма; Томми шестнадцать, он по-дружески коверкает имя лучшего друга и называет его Туббо.
Посвящение
Той, кто меня терпит;
Милой-милой Дрим;
Тому, кто меня простил.
Осколок второй
06 октября 2021, 10:22
— Мне жаль, Томми, — голос, звенящий и полный какой-то строгостью, которую не ждёшь от кого-то размера Туббо, гудел в ушах. — Мне так жаль.
Его брови сходятся и ломаются; в том, как очерчивается линия челюсти, в сомкнутых губах и в прищуре холодных глаз, в нём всём Томми видится незнакомец.
— Туббо…
— Тебе здесь не место, — он тяжело роняет каждый чеканный слог. — Дрим был прав… всё это время он был прав. Тебя не должно быть в Л’Манбурге.
— Ту…
— Уходи. Уходи немедленно.
Эти слова до сих пор стоят у Томми в ушах. Они трещат там, внутри, и отдаются эхом в черепушке, звучат в шуме ветра и в бульканье воды, они живут в треске костра и в судорожном биении его собственного сердца. Они словно всегда с ним, всегда будут и всегда были — так, словно стольких лет дружбы не существовало вовсе. Туббо выбросил его, как нашкодившего кота, и даже когда он передумает — а он точно это сделает, это же его Туббо! — это всё равно останется болью внутри.
Томми старался не думать об этом. Во всяком случае, сейчас. Он обустроил лагерь недалеко от ручья, чтобы можно было ходить за водой, но недостаточно близко, чтобы земля была сырой. Дрим оставил ему отрез брезента, и Томми смог изобразить из него, ветки дерева, камней и нескольких больших палок некое подобие палатки; спать на хвое и сухостойных травах было не очень удобно, как Томми уже вынужден был убедиться, но лучше, конечно, чем на голой земле. Не так твёрдо и сыро. Он не отморозит почки.
Дрим сказал, что он тут надолго. И Томми, конечно, ему ни капли не поверил. Но всё равно решил разбить лагерь — на случай, если Туббо задержится на пару дней; вдруг ему придёт в голову подуться или…
Томми не позволял себе думать об этом «или». Он вообще старался погрузиться в однообразную физическую работу, чтобы не допускать таких срывов, как в первый день. Костяшки всё ещё болели и иногда кровили. Заживали они плохо из-за постоянной работы руками, Томми шипел и терпел, потому что ему больше нечего было делать. Медикаменты Дрим не додумался притащить, херов придурок. А просить у этой стрёмной твари что-то Томми не собирался.
Костёр потрескивал и дымил прямо в лицо, как бы он ни пересаживался; над огнём висело что-то вроде казана — Томми не был силён в кулинарных словечках — и прямо сейчас там кипятилась вода. Когда-то давно, когда они с Вилбуром только прибыли в смп, ещё до Л’Манбурга и сражений, когда у них не было наркотиков, только Хуана в жёлтом горшке, и когда с ними ещё была Салли, и Туббо только… когда-то очень давно у их палатки всегда горел костёр; если там не готовили, то кипятили воду, чтобы не пить сырую прямо из ручья. Потом охлаждали и наполняли ей кувшин.
Томми понятия не имел, как вода вообще может быть сырой или готовой, но про необходимость кипячения запомнил. Про это говорил Вилбур, про это твердила Ники, а они оба, вообще-то, имели медицинское образование — кустарное и почти-официальное соответственно — так что Томми предпочитал верить.
Не хотелось бы какую дрянь схватить. Особенно здесь, когда он совсем один и никто не принесёт ему лекарств или зелий.
— Хоть на это тебе мозгов хватило, — вернее, почти один.
Ну да, подумалось Томми. Как без этого. Ублюдок стоял за его спиной и прожигал Томми взглядом так упорно, что начинало болеть где-то под лопатками. От него несло запахом портала, горьким и едким, и ещё гарью.
— Отъебись, — наверное, не стоило посылать человека, который развёл ему костёр и принёс казан, и брезент, и… и всё остальное. Наверное. Если бы этим человеком был кто-нахрен-угодно-другой, Томми бы переступил через себя, запихал подальше желание быть взрослым, и поблагодарил бы. Он был бы вежливым и, блять, хорошим.
Но это был ублюдок Дрим. Он смотрел на него так пристально и проводил на острове явно больше времени, чем должен был; у этого мудака ведь есть свои дела, да? Чем он там обычно занимается. Шляется со своими придурошными друзьями, ворует вещи и строит огроменные стены из-за нелепых претензий. Наверняка ему есть, чем заняться.
Но он здесь. С Томми. И его взгляд не даёт нормально дышать; что-то под рёбрами болезненно сжимается, и чем дольше они так сидят, тем сильнее оно пульсирует там, внутри, среди костей и внутренностей.
Это что-то крало у Томми воздух.
Это что-то — лёгкое прикосновение к плечу, тяжёлая перчатка доспеха, холодящая кожу сквозь тонкую футболку.
— Не смей трогать меня, урод!
— Не игнорируй меня.
— Пошёл нахуй, херов ты ублюдок, — Томми фыркнул и отодвинулся. Конечно же, ветер тут же сменил направление, и костёр снова плевался дымом ему в лицо. — Я буду игнорировать тебя столько, сколько я хочу.
— Весьма неблагодарно, Томми. Я мог бы и не помогать тебе, — небрежно заметил Дрим. — Но ты сидишь у моего костра и спишь в моей палатке.
— Она не твоя, это просто херов кусок ткани. Я её поставил!
— Скажешь спасибо за то, что не спишь под открытым небом?
— Да пошёл ты, — фыркнул Томми с нарочитым смехом, хотя ему вовсе не хотелось смеяться. Туббо всё никак не возвращался, и никто из Л’Манбурга не приходил навещать его, даже Филза или Ники, даже, блять, Гостбур, раз уж на то пошло! Чаще всего Томми видел тут Дрима, и его маска уже начинала угнетать. — Я не просил тебя ни о чём.
— Но пользуешься моими услугами.
— И чё?
Дрим хмыкнул. Легко, как будто это какая-то мелочь, перевернул вверх дном ведро, в котором Томми решил хранить прокипяченный запас; замена кувшину, стоявшему у него дома.
Разумеется, вода тут же выплеснулась; она потекла вокруг костра, замочила часть камней, из которых Томми сложил подобие очага, и даже умудрилась достать до углей. Огонь болезненно зашипел. Всё размылось, земля, теперь мокрая и разумеется от этого склизкая, хлюпнула у Дрима под ногами.
Уёбок поставил ведро вверх дном и сел так, будто это — самый лучший на свете стул.
Томми открыл рот. Закрыл. Открыл.
— Вижу, ты начинаешь…
— Что за хуйня?! — вскрикнул Томми и вскочил на ноги.
Он наклонился вперёд и потянулся к Дриму, и рука сама дёрнулась было, чтобы схватить урода за шкирятник и поговорить так, как говорят мужчины… и сама замерла.
Ублюдский смайлик смотрит насмешливо. Его глаза, спрятанные за чернотой, кажутся тяжёлыми и острыми, и они пригвождают Томми к месту.
Ладонь Дрима спокойно легла на рукоять меча. Он казался расслабленным и даже невнимательным, но Томми отлично знал, насколько это наносное. Стоит ублюдку почувствовать себя в малейшей опасности, и он выскользнет из этого мягкого, ленящегося облика, как змея выскальзывает из маленькой шкурки.
На языке собралась кислота. Томми сглатывает и старается сдержать желание плюнуть Дриму в лицо; хотя бы в поганую маску.
— Что за ёбаное дерьмо ты творишь, уёбок? — процедил Томми, сжимая кулаки. — Я на это сутки потратил, ты, ёб…
— О, Томми, — насмешливо и мягко начал ублюдок, не отводя пугающе тяжёлого взгляда. — У тебя впереди годы жизни здесь. Ты успеешь… восстановить запасы.
Его голос тронула усмешка, и у Томми побежали мурашки по спине. В том, как Дрим говорит, в чём-то неуловимом, спрятанном под словами и интонациями, было… нечто ужасное. Как будто потустороннее, но ужасно материальное и живое.
— Туббо заберёт меня. Очень скоро. Ясно тебе, ублюдок?
— Странно, — он пожал плечами. — Мне Таббо клялся, что больше не пустит тебя за стены.
— Почисти уши, тупая ты сука. Туббо не мог так сказать, ясно тебе?
— Помой рот с мылом, неблагодарный пиздюк, — голос Дрима звенел весельем.
Томми развёл руками. Грязь противно хлюпнула у него под ногами, но вода не заливалась в обувь, а это сейчас самое главное. Ему вспоминались слова Ники о том, что ноги следует держать в тепле.
— Ты, блять, видишь тут умывальник? — Дрим поднялся на ноги со своей пародии на табуретку. Рука соскользнула с рукояти. — Сначала верни меня домой, херов тупой слепошарый уродец!
— Ты чертовски громкий, Томми, — он сменил шкуру; голос Дрима едва уловимо изогнулся, Томми не понял, что именно изменилось, но отчётливо осознал, что за весельем в чужом голосе стоит что-то страшное. — Слишком неблагодарный, слишком много сквернословишь.
— Потому что ты ведёшь себя как говнюк, — с дрожью где-то под рёбрами отозвался Томми. — Я не буду тебя благодарить, потому что это всё — твоя ёбанная вина.
— Язык, Томми.
— Ты что, сраный демон? — он не видел выражения лица Дрима; но оно определённо изменилось. Что-то изменилось в нём всём, может, это было перекатившееся под широкой зелёной туникой напряжение, или что-то иное… наклон головы, какой-то жест, что-то за пределами телесности — Томми не знал. Но ему стало отчего-то очень жутко.
— Может быть, — просто сказал Дрим. — Может быть.
Они стояли по разные стороны костра — каким-то чудом ещё горевшего — и тонули в липкой грязи, и земля была сырая, противная, прямо как у самой воды.
Страшная маска Дрима как будто сияла в огненных отблесках. Опускался вечер. Всё гасло быстро, едва уловимо, и воздух наполнялся холодом. Томми едва сдерживал желание обхватить себя за плечи; да хоть что-нибудь сделать, чтобы унять внутреннюю дрожь.
— Может быть, — снова повторил Дрим.
— Заклинило, сучка?
— Знаешь, Томми, — он пространно махнул рукой. — Мне не нужен умывальник, чтобы хорошенько промыть тебе рот, я думаю.
Ремень его перчатки щёлкнул, потом другой, и Дрим убрал её в пространственный карман — вот сука! — совсем бесшумно. Потом сделал шаг вперёд, и ещё один, и ещё — через костёр, через ёбаное кипящее пламя!.. Оно лизнуло подошву его сапога и зашипело, отпрянув от воды и от термостойкого незерита.
— Что ты!.. — Томми отпрыгнул назад. — Что за хуйню ты творишь?! Отвали!
И Дрим снова стал тенью, злейшим его врагом; и в пламени костра он выглядел так же, как в день, когда взрывал дом Томми и убивал его близких.
Рука на рукояти меча; языки огня, лижущие обувь и не рискующие подняться выше, туда, где болтается равнодушное белое лицо, пустое и страшное.
Нет только крохотной комнаты с сундуками. И кнопки тоже нет.
— Знаешь, Томми, — вторая рука ухватила его за шейный платок и крепко сжала, утягивая вверх. Томми пришлось встать на носки, и он тут же подумал о том, что это поражение — его положение было слишком неустойчивым для драки. Но было поздно.
Он мог только вцепиться посильнее в руку, не спрятанную под холодом доспеха.
— Древние люди использовали вместо мыла глину. Мыли ей вещи, стирали одежду… — слова упали между ними с пугающей значимостью. У Томми поледенело внутри, потому что он знал, к какой дряни Дрим ведёт. — Думаю, я мог бы помыть твой рот хорошенько.
— Ты ёбаный фрик! — Томми попытался оттолкнуть мужчину; под одеждой у него, конечно же, оказалась кольчуга, ранее незаметная. Вывернуться из цепкой хватки не получалось, и Томми приготовился рвать платок. Нужно было только сделать это правильно, как учил Вилбур… так давно.
— Тебя нужно научить уважению, Томми.
— Я не буду жрать землю, урод.
Голос Дрима стал довольным и улыбающимся.
— Ты будешь, — с ужасной лёгкостью сказал он. — Я не спрашиваю, Томми.
В этот момент Томми правильно дёрнулся. Ткань затрещала вокруг его шеи, натянулась — и осталась в бледных пальцах бесполезным лоскутом. Томми едва удержал равновесие на скользкой земле, но удержал всё же — и тут же бросился бежать со всех ног.
Если Дриму моча ударила в голову, это, блять, не значит, что Томми будет это терпеть! Он не просил помощи у этого ублюдка. Никогда бы не попросил. И если ему не перед кем выёбываться, то какого хрена от этого должен страдать Томми?!
Нужно было бежать подальше от реки. Глина обычно находилась там; и хотя Томми не совсем понимал, как Дрим хочет заставить его жрать песок — и вообще хочет ли — но ему не хотелось проверять, на что способна фантазия этого ублюдка.
Фрик. Изврат. Мудак херов.
Томми знал, что драться с ним бесполезно; Дрим был в полной броне и с оружием, он не смог бы дать ему отпор. Но он мог убежать, и…
Не смог.
Шаги раздались совсем близко, и на вороте футболки сомкнулись пальцы, так, что вывернуться бы не вышло — да и ткань футболки была в разы плотнее. Томми забрыкался и закричал, даже понимая, что его никто не услышит.
Никто не приходил к нему. Никто не забрал его до сих пор.
— Завались.
— Отпусти меня, тупая ты сука! Донимай своими сраными фетишами своего блядского очкастого ёбыря, а не меня!
— Завались, блять! — рявкнул Дрим и схватил Томми за волосы, больно наматывая пряди на пальцы. Дёрнул куда-то вбок, повёл, как на поводке — блять, лучше бы это был настоящий поводок, чем этот пиздец. Томми заскулил, когда Дрим дёрнул слишком сильно, и постарался поцарапать его запястье. Намеренно спотыкался и пытался заставить Дрима споткнуться, как-то вывернуться… сделать что угодно!
Но Дрим упорно тащил его к реке.