На берегу в синем платье

***

— Вы спасли самого дорогого для меня человека и я не знаю, как вас отблагодарить. Мне сказали, что денег вы не возьмете ни при каком раскладе, — статный мужчина с бородой стоял перед коллективом отделения неотложной хирургии и говорил так размеренно и тихо, будто произносил что-то запрещенное. Толпа врачей удивленно уставилась на него, пытаясь определить, насколько значимы эти пациенты, что их отвлекают от работы в разгар напряженного трудового дня. Больше всех пассивную агрессию выражало лицо Куликова — в смотровой его ожидала интересная незнакомка и её переломы. — Не стоит. Мы просто выполняем свою работу, — улыбнувшись, произнес заведующий, рассчитывая этим и завершить диалог. Кривицкий, который находился во главе отделения всего несколько дней, подобно Николаю II, был слишком мягок для руководителя. Этому коллективу и творившемуся изредка в нем хаосу нужна была твердая рука и холодный разум, как Российской империи когда-то в неспокойные дни строгий и жесткий правитель. — Рады помочь. Всего хорошего. Нам нужно работать, — плохо скрывая раздраженность от усталости и отсутствия отдыха, отчеканила Павлова. Кроме того, просыпаться каждое утро и осознавать, что ты рядовой хирург без собственного кабинета, без былого авторитета и без счастья в личной жизни — трудное испытание судьбы и дерьмовый её подарок для женщины. — Подождите, я не займу много времени. Понимаете, мы с женой не москвичи, живём в Сочи. Занесло сюда по делам и спасибо вам, что вынесет обратно целыми. Мы владельцы отеля на берегу Черного моря. И в благодарность за спасение я хотел бы пригласить вас погостить у нас. Уголки губ Ханиной заинтересованно поползли вверх. Лазарев, явно оценив уровень благодарности, присвистнул. А Ирина Алексеевна вдруг вспомнила, что последний раз видела море в 99-м: «В прошлом тысячелетии, получается, какой кошмар…» — Мы же не можем так просто бросить отделение, — вклинился в разговор Хромов. — А я могу, — повеселел Брагин, — отличная затея, я считаю. — Да-да, я понимаю. Можете приезжать хоть на три дня, хоть на неделю, когда вам будет удобно. Дорога, питание и проживание — всё за наш счёт. Мы будем рады видеть вас в нашем отеле. — Спасибо за предложение, но мы должны подумать, — Кривицкий начал всерьез рассматривать возможную поездку как единственный шанс отдохнуть, — Ниночка, проведи товарища и запиши его номер телефона, — обратился заведующий к Дубровской, — а теперь извините, нас ждут пациенты. — Буду ждать звонка, — мужчина повернулся, чтобы пожать руку Кривицкому, — ещё раз спасибо. Когда они с Ниной вышли из ординаторской, Брагин взял на себя ответственность выразить общественное мнение: — Геннадий Ильич, все уже хорошо подумали, а вы давайте решайте, желательно — в нашу пользу. Не Турция, конечно, но тоже ничего. — Обязательно. А теперь — за работу. Жду вас в конце дня на пятиминутку, — заведующий махал руками куда-то в сторону двери, выгоняя коллег. Павлова выходила предпоследняя и, едва ступив в коридор, ощутила прикосновение чьих-то рук. — Ирина Алексеевна, зайдите ко мне с отчетами о последних операциях, как будет свободная минута. Пожалуйста, — как ни в чем не бывало Кривицкий обратился к женщине, чуть дольше положенного задерживая ладонь на её спине. Она закатила глаза и легким движением плеча назад показала неприязнь от мимолетного прикосновения. — Обязательно, Геннадий Ильич.

***

— Могу войти? — тактично спросила Павлова, но уже переступила порог кабинета, как некогда делали все коллеги, когда здесь были её владения. — Ира, я же говорил, что ты в любое время дня и ночи можешь приходить в этот кабинет без стука. Кривицкий отложил в сторону какие-то папки, поднялся из-за рабочего стола и жестом указал Павловой на диван. — Щедро. Зачем звали, Геннадий Ильич? — она осталась стоять около двери, прижимая к груди толстую стопку печатных листов. — Присядь, пожалуйста. Отчеты твои мне не нужны, я знаю — они безупречны. — Геннадий Ильич, ваше поведение настораживает меня. — Ира, хватит играть спектакль, я прошу тебя. — А кресло моё не жмет вам играть ваш спектакль? — с укором сказала она, сделав акцент на слове «ваш», и опустилась рядом на диван. Не так давно в этом кабинете бушевали далеко не театральные страсти. Ей было до невозможности обидно, что именно он поступил с ней так. Её когда-то близкий человек. А он по глупости или по неосторожности сказал что-то о несправедливости. Сказал и не подумал, что несправедливость и идиотская случайность — это его нахождение в этом кабинете. Кабинете его когда-то самого близкого человека. — Я не намерен ссориться с вами, Ирина Алексеевна. Лишь хотел посоветоваться по поводу предложения о маленьком путешествии в Сочи. — Разве я вам советчик, Геннадий Ильич? Смотрите плановые операции, смотрите графики дежурств, смотрите, кто может поехать и кто останется, учитывайте особенности сезона и возможные непредвиденные ситуации. Учитывайте специфику нашего отделения, — она вновь выделила притяжательное местоимение и искусственно улыбнулась. Невзначай напомнила ему о том, как непросто здесь справляться с делами. — Конечно, конечно, — так же искусственно согласился он, понимая её фарс, — но лучше скажи мне вот что: ты поедешь? Она подперла подбородок кулаком, подняла взгляд к его глазам и рассмеялась. — А как это повлияет на ваше решение и судьбу наших коллег? Нервы Кривицкого сдали, но внешне он остался невозмутим. Глупо было бы сорваться на эту женщину. — Ира, я преклоняюсь перед твоим талантом вести разговоры… Но ты можешь просто ответить на мои вопросы?! — Гена, просто — не для нас с тобой, так ведь совсем не интересно, — продолжая смеяться, она похлопала его по плечу, успокаивая. — На самом деле я не брала отпуск три года, как-то незачем было… Павлова не стала упоминать, сколько конкретно лет её глаза не видели моря. Пусть думает, что она жила весело, радостно и беззаботно. — Это означает, что ты поедешь? — Это означает, что я подумаю над тем, с какой частотой твоя физиономия будет маячить передо мной в Сочи и с какой вероятностью все наши поездки, прогулки и выходы в свет будут совместными. Подумаю и сообщу на пятиминутке, — Ирина небрежно поправила челку и улыбнулась мужчине во все тридцать два. — Я постараюсь, чтобы это было как можно чаще, — Кривицкий собрал остатки самообладания и поддержал её игривое настроение. Она усмехнулась, но оставила его слова без ответа и вышла из кабинета, не оборачиваясь. Ещё несколько минут он будет смотреть в пустой след и о чем-то думать, ощущая едва уловимый шлейф её изысканных и знакомых духов, прежде чем вернется к заполнению какой-то бессмысленной документации.