Тринадцать способов раскаяться убийством

      "Итак, давайте знакомиться. Правда, имён и фамилий за всю мою жизнь было великое множество. Пожалуй, сейчас я буду известна вам как Лилит Торн, ведь так меня звали в первые годы моей жизни. Необычно, согласитесь? Нормального ребёнка так не назовут. Хотя я и не отрицаю, что была рождена немного психопаткой. Но об этом чуть позже, чтоб не нарушать порядок повествования моей истории.       Моя история началась первого ноября, с моего дня рождения. Иногда мне кажется, что я не должна была вообще рождаться, в принципе, моя мать считала также, просто на аборт не хватило денег. Утро выдалось на редкость солнечным и приятным, даже несмотря на позднюю затянувшуюся осень. На часах время шесть часов и тридцать девять минут.       Мой первый вздох, мой первый крик, мой первый взгляд на всё, что меня окружало. На этом хорошее в моей жизни закончилось. Сразу после родов мать написала заявление об отказе от своей дочери, то есть меня. Я оказалась сиротой при живых родителях. Лица её запомнить мне не удалось, в силу своего юного возраста. Не говорю о родном отце, потому что вы о нём узнаете, хоть и не скоро. Мне повезло, если можно так сказать – меня удочерили до исполнения моих трёх лет. Знаете, обычно от детей скрывают, что они приёмные, только не в моём случае. Меня постоянно упрекали этим, грозились сдать в детский дом. Похвалы в свою сторону я не слышала ни разу. Даже выигранные олимпиады по литературе, истории и химии не стали поводом. Главное было, что на меня не жаловались учителя – остальное неважно.       О, школа, что может быть хуже, чем идиоты одноклассники, не знающие разницы между Пушкиным и Лермонтовым? Мне же нравилось узнавать что-то новое всегда. До четырнадцати лет в моей жизни было всё как у среднестатистического подростка: школа, дом, подработка, дом. Возвращаться приходилось за полчаса до прихода приёмных родителей. Они ничего не знали о том, что я работаю в городской библиотеке. Мне были не сильно важны деньги, столько атмосфера спокойствия и наслаждения. Засев в дальний угол с новой книгой русской классики, чувствовалось – здесь я на своём месте, хотя что-то было не совсем так, как должно было быть. Я искала ответы в себе, часами погружаясь в тишину и медитацию. Нет, нет, нет! Не то, что нужно! Нет! Хотя, подождите. Ответ лежал всё время на поверхности – я не просто читатель, ищущий чего-то интересного – я прирождённый писатель. Хочу сама придумывать сюжеты, вершить суды над своими героями, быть в мире, где всё отличается от реальности. Да! Именно в тот день – третьего марта я решила посвятить себя литературе. Каждый день в толстой общей тетрадке появлялись строки небольших рассказов. Выходило очень неплохо, чем-то походило на Чехова. Конечно же, моего творчества и приложенных усилий не оценили, да и некому. Друзей-то особенно у меня никогда не было, а зачем? Люди, способные предать в один момент, разрушить всё, что было между вами, втоптать в грязь или уничтожить вашими же секретами – такие вокруг меня не нужны. На самом деле за этот год случилось многое, не только моё решение стать писателем, просто начать нужно с хорошей ноты. Поскольку для остальных хорошее закончилось, можно рассказать о том, что я посчитала для себя хорошим.       Для начала, наверно, нужно познакомить вас с моими названными "мамой" и "папой". Кажется, его звали Брайен Даркнесс, точно не помню. Да, и зачем мне вспоминать имя этого ублюдка, если хочется поскорее забыть?! К маме моё отношение было намного лучше, однако моё мнение о ней было довольно сносным - я считала её слабохарактерной, безвольной, словно куклой или марионеткой, готовой терпеть всё что угодно, лишь бы не выказывать своих эмоций и своего характера. Признаться, честно, терпеть не могу таких, если можно так выразиться, людей, которых я называю тенями. Ой, немного отошла от темы. Однако для меня она стала каким-то лучиком света, ведь она любила меня, пусть и не так сильно, как родного ребёнка, которого у неё не было.        Итак, я думаю, что вы поняли - жить в приёмной семье, где тебя постоянно тыкают тем, что ты не родная и в любой момент можешь оказаться в детском доме, явно не предел моих мечтаний. Мне казалось, будто я способна на большее, чем просто победы в различных олимпиадах, достойна лучшего. Постепенно мои короткие записи, что-то напоминающие личный дневник, стали принимать формы полноценных рассказов. С каждым разом они занимали всё больше места в тетради, которая в ближайшем будущем будет отложена мной на дальнюю полку комнаты, ведь она уже исписана. Поскольку мы сейчас живём в мире интернета, гаджетов и различных технологий, то найти конкурсы, чтобы отправить свои работы, не составило огромного труда. Приёмные родители ничего не знали, что даже играло мне на руку. Хотелось, чтоб так и продолжалось, однако судьба распорядилась немного иначе.       Через месяц после исполнения мне четырнадцати лет "папа" попал под сокращение на работе. Начальство уволило его без задней мысли, ведь, между нами говоря, не такой он ценный сотрудник. Как только случилась вся эта ситуация, то я поняла - до этого было всё спокойно или, как говорят - просто цветочки. Недели две всё было как-то ещё стабильно, затем спокойная и привычная обстановка разом рухнула, упав ниже плинтуса. "Отец" сильно запил: каждый день он выпивал неразбавленную бутылку водки, по выходным даже две. Иногда приходили его такие же друзья, которые часто дебоширили, ругались с соседями. Мама никогда не возражала и не противилась такому их поведению, даже когда они напившись грубо обращались с ней или могли распускать руки. Каждый синяк она с усердием замазывала огромным количеством тоналки, однако это не сильно помогало. На мои извечные вопросы: "Как ты?" или "Всё в порядке?" - следовал один и тот же ответ: "Не переживай. Всё хорошо.", причём таким жалобным голосом с нотками отчаяния, что иногда хотелось плакать, только не мне, ну, или на крайний случай избавиться от "папы", что тоже было вполне неплохо. Знаете, я никогда умела правильно выражать свои эмоции - не умела плакать, сострадать, поддерживать, верить в лучшее. Да, и как тут поверишь, если с самого детства ты видишь всё худшее, видишь гнилых людей, которых вправе считать отбросами общества. Как тут можно поверить во что-то хорошее?! Именно сейчас по закону всех шаблонных героев книг у меня должна скатиться вниз по щеке слеза. Только этого не случится - не дождётесь. На самом деле я б бесконечно могла рассуждать о не одном порочном поколении, но моя история будет в разы интересней, чем мои никому не нужные пространственные монологи...       С каждым днём всё становилось хуже, чем могло быть. Он стал распускать руки, маме доставалось особенно сильно. В такие моменты мне приходилось сидеть в своей комнате, делая вид, что меня не существует, однако даже это не всегда помогало. Синяки на моём теле заживали слишком медленно из-за моей чувствительной кожи. В школе было наплевать на всех, пока они не задевали мою гордость. Хотя никогда идиоты - одноклассники не были ровней мне. Пока остальные дети наслаждались беспечными детскими буднями, не задумываясь о будущем, я училась и самореализовалась, старалась быть лучшей во всём: в спорте и учёбе - удавалось вполне неплохо. Сначала я была расстроена, что приёмные родители не знают о моих успехах, однако немного позже я убедилась в правильности скрытия всей правды от них. Теперь каждый день мне приходилось надеяться, чтоб они и дальше прибывали в неведении.       Так продолжаться больше не могло, в один день "папуля" сам распорядился своей судьбой, подписав свой приговор и поставив, наконец, точку во всех ситуациях, происходивших в этом доме за последний год. Тогда мне уже исполнилось пятнадцать, впрочем, никого сильно такое событие не волновало. Мой день рождения никогда никем не отмечался, родители, в частности "отец" не был в курсе, когда я родилась, хотя это не столь важно сейчас. Тот день двадцать пятого ноября запомнился очень хорошо, ведь стал из самых переломных в моей жизни. Сначала ничего не предвещало беды, даже в школе всё было вполне спокойно и мирно – никаких оскорблений и гадких слов в мою сторону не следовало, что не могло не радовать. К тому моменту я больше не подрабатывала в библиотеке, однако всегда ходила туда по понедельникам, средам и пятницам. Нечётные дни недели у меня выдавались особенно продуктивными или как говорят окружающие счастливыми. Между нами говоря, я никогда не верила в удачу и счастье, считала, что они добиваются лишь усилиями, работой и иногда жертвами, может, даже чужими. Так иронично видеть людей, не готовых ничего делать, которые постоянно твердят: "Ой, вот парень из нашего города уехал и стал уважаемым человеком в столице с хорошей работой и любящей его семьёй. Повезло ему очень. Удача на его стороне была". Глупцы. Как они не понимают: он усердно работал - годами ждал того самого повышения, месяцами ухаживал за девушкой, чтоб она просто сходила с ним погулять, и с самого переезда налаживал различные знакомства практически с каждым человеком в городе. Разве это просто везение?! Или какая-то капелька удачи?! Диванные критики, не достигшие ничего в жизни, за исключением грыжи, искривлений в позвоночнике или прочей болезни. Опять немного увлеклась. Возвращаясь к моменту нашей истории. Тогда в календаре стояла среда, почему-то я посчитала важным находиться дома в то самое время, а не как обычно в библиотеке, обсуждая с тётенькой новую прочитанную главу. Она всегда была ко мне добра, даже больше чем нужно, хотя такое отношение вполне объяснимо, ведь не многие взрослые, не говоря уже о подростках, редко посещают библиотеки в век технологий и многой ненужной информации. Придя домой в тот день, как обычно закрылась в своей комнате, чтоб не мешать "отцу", которого, на моё сильное удивление, не застала дома. Бросив рюкзак в дальний угол, я упала на кровать, слегка подпрыгнув на старых скрипучих пружинах. Мой взгляд был прикован к плохо проштукатуренному сырому, по вине соседей с верхнего этажа, потолку. Неужели, я проживу так всю жизнь? Ни за что! Полежав несколько минут на кровати, размышляя о ближайшем моем будущем, я услышала, что домой вернулся мой неугомонный "папаша". Даже через закрытую дверь почувствовался резкий запах алкоголя, который мной вообще не переносился на дух. Он тихо промямлил какие-то слова, а затем чётко, вот это чудо, проорал моё имя, из-за чего мне пришлось покинуть свою комнату. Поверьте, я представить не могла, что услышу, как он назовёт меня по имени, ведь ни одного разу за двенадцать лет такого не случалось. Оказавшись в сером коридоре прихожей, передо мной предстала интереснейшая картина: он стоял, облокотившись на одну из стен, в порванной, неизвестно кем, куртке. Как же сильно несло спиртом. У меня заслезились глаза, отчего я запрокинула голову и до боли прикусила нижнюю губу. Хорошо, что слёзы не полились, иначе это стало бы большим кошмаром, чем могло бы быть. - Чё так долго шла? - с трудом он выдавил из себя, после чего чуть не упал, но успел схватиться за тумбочку.       На его идиотский вопрос от меня ответа не последовало, ведь что бы я тогда не сказала с его стороны воспринялось словно агрессия или оскорбление. Иногда даже от здравомыслящего не понимаешь, чего ожидать, а тут совсем иное. Кто же знает, как может повести себя человек в таком состоянии? Поэтому я не стала рисковать и просто проигнорировала. Однако не рассчитала, что случиться в следующую секунду: он резким жестом схватил меня за горло, прижимая к стене, и злобно сквозь зубы процедил: - Живя в этом доме, ты, мерзавка, обязана слушать меня и отвечать на мои вопросы. Ты здесь никто!       Воздух с каждым вдохом всё меньше поступал в лёгкие, я начинала постепенно задыхаться. Голосовые связки издавали, возможно, последние хрипы. Слёзы от мерзкого запаха алкоголя обжигали лицо, оставляли небольшие покраснения на щеках.       Что удивительно - мне не было страшно, ничуть. Очень странно, правда? В глазах медленно темнело пятнами, уши до боли заложило, я погружалась в смерть, встречая её достойно, словно давнего друга, хотя на душе было что-то такое неоднозначное, будто мной не было осуществлено половины моего действительного предназначения на этой планете. Только почувствовала, что мой трагичный финал жизни близко, как его рука также резко отпустила меня, отчего я рухнула на пол, периодически откашливаясь кровью. Бурые капельки стекали с моего лица, а затем падали и впечатывались в деревянный пол. После нескольких минут без полноценного дыхания воздух, наконец, стал поступать в лёгкие, однако вдыхать его было невыносимо больно. В глазах плыл весь коридор, лишь некоторые его очертания были различимы. "Папа" повернулся ко мне спиной, видимо слегка протрезвевший, пробубнил: - Не хочу марать о тебя руки... А, может, стоит?       Я за эти двенадцать лет натерпелась от него разного, но говорить мне такое лучше не стоило. У меня было одно правило: люди могли высказываться в мой адрес любыми словами, но ставить мою авторитетность и силу характера под сомнение никто не мог. Сказавшие что-то в этом роде одноклассники должны были получать от меня в первую очередь, только в таких ситуациях меня что-то сдерживало или останавливало, как будто моя еле живая совесть, ну, на крайний случай - закон. Учителя за мои успехи в олимпиадах, заслуги в стенах школы и, может, из жалости не сообщали родителям о происшествиях, которые, к моему счастью случались, не слишком часто, так как ученики понимали опасность, которую я могу представлять их здоровью, поэтому оскорбительные нападки начались так же быстро, как и закончились, такой исход сильно радовал. Ветер задувал окна на кухне, распространялся по всем комнатам, дошёл до коридора. Почувствовав его, у меня по коже пробежали лёгкие мурашки. В ушах до сих пор звенело, а в голове внезапно возникло странное чувство какой-то несправедливости, поглощающее меня изнутри полностью. Оно затуманило разум, заставило улыбаться, словно хищник, загнавший жертву в угол. В тот момент я ощущала себя охотницей, отчего на душе становилось легче. Контроль над собой был полностью потерян, я стала безумно смеяться, "папочка" ничего не слышал. Слишком долго терпела, теперь он подписал себе приговор. Резким движением я подскочила на ноги, пошла за ним на кухню и вытолкнула его в открытое окно. Он даже не успел что-либо сделать или о чём-то подумать: всё произошло слишком быстро. Теперь рассудок вернулся, постепенно осознание стало приходить. В мыслях всплывало страшное слово - убийца. Стали трястись руки, однако на душе не чувствовалось вины, только облегчение. Наконец, вдохну чистым, не испоганенным никем в этом доме, воздухом. Выдохнув полной грудью, я посмотрела вниз на его бездыханное окровавленное тело. Он умер, получив заслуженную смерть..."