Тысяча смертей Вивьен

      …Вдруг он повернул голову и теперь смотрит мне прямо в глаза — Береги свою мать и свою сестру. Не плачь. Я всегда буду рядом.       Направил ледяной пистолет к подбородку. Вот уж не могу я представить, что обыденная для нас стрельба по банкам превратилась в… В это… Да что это вообще такое? Чёрт, как подобное можно представить?! — Папа…       Какой тихий, хриплый шёпот… Мне просто не хочется верить в то, что происходит. Я до последнего отказываюсь принимать эту информацию. Он хочет застрелиться? Что за чушь? С какого хрена? Но он же только что направил пушку… Действовать? Нужно выбить её из рук?.. Чёрт, что вообще происходит?!       Выстрел. У меня гудит в ушах. Или пищит, уж не знаю. Поздно теперь что-либо делать. Но где же ударившее в голову осознание конца? Мой отец… Его тело… Тело моего любимого папы! Оно лежит на обочине забытой Богом, но не нами с ним, трассы, а серое вещество вместе с кровью растекается по асфальту багровой лужицей. У отца дыра в черепе, чёрные волосы на затылке слиплись и сосульками торчат в разные стороны. А такой знакомый мне пистолет, что всегда буквально сливался с его правой рукой, когда мы сюда приезжали, теперь из неё выскальзывает. Абсолютно уверенное и слегка наглое лицо стало… Настолько… Равнодушным?.. Где косая улыбка, поднятый уголок губ? Мой папа. Он мёртв. Мёртв. Мёртв, чёрт подери! Он — труп. Пустая оболочка некогда самого близкого мне человека. Чёрт, он был живым минуту назад! И должен был таким оставаться! Какого хрена я стою и пялюсь на тело своего отца, ничего не предпринимая?!       Дрожащими руками пытаюсь набрать 911. 60-ое шоссе. — Мой папа… Он… Он застрелился… Голос дрожит, телефон из рук выпадает. Меня трясёт. Классическая истерика. Разве что только слёз нет. Я понятия не имею, что происходило дальше. Сирены, мигалки, какие-то люди. Кто-то накрыл меня тёплым пледом. Мама… Её лицо, голос. Кажется, она меня звала? Чёрт, я не помню!

***

Три месяца спустя

***

      Кайл. На фоне красноватого заката его глаза, отражающие всё ещё холодное и серое ноябрьское небо со стороны востока, смотрятся ещё волшебнее. Всегда считала свинцовые тучи, даже молочного цвета облака красивее июльского солнца и лазури на небосводе. Ни единой тучки, ни одного облачка, лишь палящий диск и режущий взор голубой потолок. Жуть. А вот его серые глаза… Обожаю. И ещё тонкие, чётко очерченные губы, которые умудряются быть ласковыми, но при этом требовательными. Всегда. Даже сейчас, сидя на краю крыши, имея такую прекрасную возможность упасть с высоты пятнадцатиэтажного здания и сломать хребет, он резко притягивает меня к себе за талию, смахивает непослушные пряди с лица и накрывает мои губы своими. Властно их сминает, будто зная, что я уже схожу с ума. Как он это делает? Читает мысли? И уверенные руки, проводящие вдоль спины… По шейным позвонкам… Зарывающиеся в волосы… Они просто невероятно ласковые, но при этом смелые. Этот парень всегда заставляет меня постепенно выпадать из реальности. Начинает казаться, что он нарочно! Ну всё, сам напросился. Ускоряю темп и своим языком начинаю нагло его дразнить. Слегка надавливаю пальцами на затылок, углубляя поцелуй. Это месть. Твоя очередь терять рассудок. Кладу свою руку ему на шею и убеждаюсь в своей правоте: сонная артерия мне повествует о бешеном пульсе. Отчётливо слышу учащённое дыхание. Да, такая реакция заставляет меня ликовать.       И тут уже перед моими прикрытыми глазами возникает шикарная картина: два тела на асфальте, я и он. Кайлу больше досталось: я его впечатала в землю. Правая нога обеспечила парню перелом тазовой кости, шея, судя по всему, свёрнута благодаря моим ладоням. Ну а затылок, само собой, в крови. Его светлые волосы теперь тёмно-бордовые, а ещё они уродливо слиплись. Но самой жидкости, по моему, немного. А вот лицо закрывает моя копна волос, ведь всю эту картину мне представилось наблюдать со стороны. Я, очевидно, в порядке по сравнению с ним. Наверняка, своим весом я сломала Кайлу ещё рёбра.       Несмотря на это видение, продолжаю его целовать, при том всё больше ускоряясь. Но вот он немного отдаляется, разрывая поцелуй. А в глазах то чёртики бегают. В целом, я довольна результатом. — М-м-м, дурашка. — А-а-а? — Мы грохнемся. Чуть только отдышавшись сразу начинаю подкалывать: — Да-а-а? В таком случае, я упаду на тебя. Ты ближе к краю. — И что же, тебе меня совсем не жаль?       Ох, Кайл, почему ты играешь в бейсбол, а не в театральном кружке? Милая мордашка: бровки домиком, как у ребёнка, уголки губ приспущены, а глаза немного сужены. Пепельная прядь так невзначай падает на глаз. Возбуждение постепенно улетучивается, на его месте остаётся сплошное умиление. После кратковременной паузы он добавляет: — Я бы очень хотел вернуться наконец к этому. Но явно не при шансах… Ну… Стать блинчиком на асфальте. — Ла-а-адно, сегодня я добрая: ты помилован.       Ставлю руку назад, на черепицу, откидываю голову и прогибаюсь в спине, тем самым оказываясь дальше от своего парня, но всё ещё подсознательно продолжая его дразнить. Немного полюбовавшись заревом на небе, проговариваю с некой насмешкой: — А хотела бы тебя убить — воспользовалась тогда этим.       Указываю жестом на чёрную кобуру, которая закреплена на моём поясе. Даже не знаю зачем, если честно, я это делаю. — Это его пистолет?       Хриплый, низкий шёпот. Именно им он полоснул по моему горлу, будто ножом. Ох, ну зачем, Кайл, зачем? Неужели надо испортить такой момент?.. Надо насыпать соли на свежую рану, которая ещё даже коркой не покрылась? В горле стоит ком отчаяния, но жжения в глазах, как когда подступают слёзы, я не чувствую. Только вот через пару секунд меня переворачивает с ног на голову. И вот, боль на пару со слабостью, сменяет злость. Меня просто уносит волной гнева, я в нём утопаю, задыхаюсь! Но выдаю такое же тихое: — Не начинай…       Прокашлялся. — Мы с тобой даже не говорили о твоём отце. Я считаю… — Ты просчитался!       Прерываю его. Срываюсь на крик… Как же зря ты это начал. Была ведь просто безобидная шутка, разве стоило превращать её в серьёзный разговор?! Ты же знал… Что мне будет больно. Чёрт, мой самый родной в мире человек умер, конечно мне будет больно. Почему именно сейчас?.. — Я не хочу об этом говорить. Не порть мне мой последний день в городе. Наш последний день! — Тише. Прости. Но мы так и не обсудили… Ну… Твой отец покончил с жизнью. — О-о-о. Представь себе, я в курсе! — Мы должны поговорить об этом, не думаешь? — Не думаю. — Вив. Посмотри на меня.       Поворачиваю голову словно со скрипом. Желание убивать немного поутихло, но никуда не исчезло. Я как спичка: ярко вспыхнула, обожгла пальцы, но стоило ветрочку дунуть, как я уже тухну и тлею. У него очень обеспокоенный взгляд. Это, видимо, и заглушает всю ярость. Приобнимает за плечи. — Я переживаю за тебя.       М-м-м, мило. Жаль, что мне нужно совершенно не это. Отчеканиваю сухое, автоматическое: — Не нужно. Я в порядке.       Да уж. Действительно. Я в порядке. Но в обратном. — Хорошо. Конечно. Ты в порядке. Ты очень сильная. А я слабый. И я не выдержу, если моя девушка не поговорит со мной о такой серьёзной проблеме в её жизни.       Ни один закат в мире не сравниться с закатом моих глаз. Глубокий вдох… Медленный выдох… Только не придушить бы его сейчас. И не разреветься. А ещё приложить все усилия, чтобы голос не дрожал. — Хорошо. Мы обязательно поговорим. В следующий раз.       Запускаю тощую руку в его шёлковую копну волос. Успокаивает… Меня всегда поражало: как у человека, который с утра фигачит шевелюру тридцатью тремя средствами для укладки, могут быть такие мягкие волосы?! Я даже немного завидую. Придвигаюсь ближе, устраиваю свою голову у Кайла на плече и втягиваю носом сладковатый одеколон. Он нежно обнимает меня за талию и целует в макушку. Я окончательно закапываю в недра сознания накатившую истерику. Ведь… По-моему, это что-то идеальное: высота дарит чувство свободы и вид на алую зарю, что уже начинает блекнуть и синеть. На небе появляются первые звёзды и будто бы делятся частичкой своей… Магии? Своего волшебства? В любом случае, это невероятно. И глупо тратить такие моменты на злость, слёзы и истерики. А человек рядом излучает мягкое тепло. Ох, сказал бы мне кто-то два года назад, что этот смазливый парниша и впрямь станет мне важен — я бы ему громко рассмеялась в лицо! На тот момент меня в Кайле ничего, кроме репутации и красивого личика особо и не привлекало. А очень зря, между прочим. Каким же чутким и внимательным он впоследствии оказался… О-о-о, и стоит признать: целуется великолепно. А, да. Ну и это единственный, наверное, парень, который не будет крутить у виска на просьбу девушки «поехать со мной пострелять». А в ответ спонтанной вылазке на крышу неизвестного мне заброшенного здания он ответил просто восхищённым взглядом и немного сумасшедшей улыбкой. Из размышлений меня вырывает телефонный звонок. — Алло-о-о — Ви, ты утопила моего брата в Атлантическом океане вместе с телефоном? — Хах. Нет, Айрис, у меня не настолько богатое воображение.       Хотя последнее время именно настолько.       Но я бы, скорее, поработала б ножом над его горлом. Будь я столь зла, как пятнадцать минут назад. Ну а если учесть холодный расчёт — это точно пуля в голову. Да… Эта мысль снова задевает меня: отец ведь продырявил черепушку именно так. Разумно. Быстро, безболезненно, холодно. Хотел всё поскорее закончить? Не хотел мучаться? В любом случае — явно не пытался себя наказать. Значит, чувство вины отпадает. Но что же тогда, папочка?! Упорно комкаю и впихиваю новую жгучую воспоминаний волну куда подальше. — Ну так какого хрена он не отвечает на звонки?! — Сама спроси. Сую Кайлу телефон и теперь уже слышу только его реплики и обиженное бурчание из трубки: — Да? Оу… Это очень мило, сестрёнка… Ну прости, мы скоро будем. И вот обращается он уже ко мне: — Ну всё, слезаем. Айрис испекла твоё любимое имбирное печенье.       Да-а-а… Я люблю имбирное печенье. Возможно, это выглядит странно на фоне предыдущих моих действий, но меня это мало интересует! Печенье. Уже представляю себе его запах. Ох, размечталась. И самый крепкий напиток, который я пью — кофе. Алкоголь мне доводилось пробовать (да, мой папочка позаботился о том, чтобы первая пьянка дочери была под его присмотром), но особых впечатлений у меня это не вызвало. Чтобы радоваться жизни мне совершенно не нужны какие либо жидкости, порошки или таблетки. Мне нужен адреналин. Единственный мой наркотик. Но ещё мне переодически нужно затишье — имбирное печенье и кофе с корицей! И плевать, что не рождество! — У тебя ужасно милая сестра! Или это только потому, что я уезжаю завтра утром? — Даже не знаю. Знаю вот только, что она нас ждёт. — Окей, окей. Спускаемся.       Оказавшись внизу я мигом запрыгнула на свой мотоцикл. Да… Когда-то близкие меня просто убьют за то, что я езжу без шлема, но только не сегодня. Кайл уже пытался меня за это отчитать, да вот толком ничего не вышло. Киваю головой за свою спину. Уселись наконец. Выезжаю на трассу и меня накрывает, буквально. Это просто непередаваемое ощущение! Когда ветер бьёт в лицо, дышишь полной грудью… Ты чувствуешь, что ты свобо-о-оден. Что может быть лучше?! Лучше запаха ветра, ночи, дождя (пусть его сейчас и нет)? Это всё — запахи сво-бо-ды. А скорость умножает их на три! Я и дня не проживу без этого ощущения. И ускоряюсь всё сильнее. Видимо, мой наркотик уже действует. Кровь активно приливает к голове, она будто закипает. Смесь счастья со… Страхом? А от него разве бардовая жидкость не леденеет? В любом случае, мне это нравится! Нравится, нравилось и всегда будет нравиться. Я гоню как сумасшедшая (а может так и есть), но мой кайф обламывает голос Кайла. — Эй, притормози. Не гони так, это же действительно опасно. Вив, мне страшно!       Конечно же я протягиваю: — Ну-у-у ты и зану-у-уда       Но скорость снижаю. От части он прав. Мы всё ещё не одни на дороге и такой разгон ни к чему хорошему не приведёт, как бы мне не хотелось получить очередную «дозу».

***

      Ну вот. Я в доме Тёрнеров. Два этажа плюс чердак. Классика. Светлые тона, деревянный паркет… Мне очень знакома гостиная, плавно пересекающая в кухню. С порога меня встречает долгожданный аромат моего любимого имбирного печенья и кофе с корицей. Айрис, ты всегда знаешь, что мне нужно. Не успеваю ступить и двух шагов, как эта девчонка сбивает меня с ног своими объятьями! — Ви! Я так соскучилась!       Смеюсь и слегка похлопываю её по плечу. — Но мы же вчера-а-а виделись? — Тебя уже с утра не будет в городе! Я бы хотела провести вместе весь день! — Ну прости. Я то точно не могла поехать с тобой к вашей бабушке. А в отсутвие родителей это кто-то до-о-олжен был сделать? — Ну да… И вчера Кайл ездил… — Ага, ездил. Я тут, если что. Меня то ты совсем не рада видеть, что-ли?       Ох, та же расстроенная и милая мордашка, что и на крыше. — Не переживай, я тебя каждый день вижу. Будет тебе внимание, ещё и надоесть успею. А Ви, между прочим, вот-вот уматывает в какую-то дыру! — Но сейчас-то я здесь, я вот она. Пошли пить кофе. И я ужасно хочу попробовать твоё печенье!       Я прошлась по гостиной и ногами, и взглядом, но, не найдя особых изменений с предыдущего моего здесь перебывания, переключилась на кухню. Усевшись за продолговатый стол с будто бы чёрно-мраморным покрытием, я сразу же схватила с тарелки печенье. О-о-о, просто великолепный вкус. Да, кулинарные способности Айрис не всегда меня восхищают, но в этот раз она постаралась на славу! — М-м-м, Айрис, это божественно! — Правда? Я рада, что тебе понравилось. Чашечку кофе?       Белоснежная, искренняя улыбка. За неё, наверное, я и полюбила эту милашку. — Ну ты ещё и спра-а-ашиваешь?       Всё с той же лучезарной улыбкой протягивает мне долгожданную кружку с излюбленным напитком. Не представляю свою жизнь без трёх вещей: мотоцикла, пистолета и кофе. В первую очередь вдыхаю его аромат. Он и так шикарен, но в дуэте с корицей запах становится ещё восхитительнее. Волшебство какое-то. Такое мягкое, уютное волшебство. Делаю первый глоток и тепло разливается по всему телу. Домашнее, родное. Нужно мне хоть иногда что-то такое же тихое, но надёжное, как кофе с корицей и имбирное печенье. — Ну а что за глухомань, в которую вы едите? — Сентфор. В соседнем штате, совсем рядом. Приезжать каждые выходные не буду: бензин нынче дорогой.       О, Кайл наконец проснулся? — Ха-ха, и то правда.       А вот его сестру такой ответ не устроил: — Бензин-бензин… Бе-бе-бе. Я скучать буду, между прочим! — Я тоже. Но, к огромному сожалению, мама не одобряет… Вождение чего-либо, кроме маши-и-ины. Ску-у-ука. Лишних денег на топливо мне уж точно не подкинут. — Мы будем тебя ждать! Ну на Хеллоуин ты приедешь?       Айрис… Как такой мордашке отказать? — Я постараюсь. Честно.       Кайл встал со стула и теперь уже обвивает мою шею своими руками. И тихо шепчет на ухо, пока я сижу на стуле и жую печенье: — Прошу тебя, будь осторожнее. Я ведь даже не буду знать о твоих выходках. — Я буду тебе составлять еженедельный отчёт.       В ответ лишь фыркает. Тут же на нас налетает Айрис, не желая оставаться в стороне. Что ж. И её радушно приму. Только вот наши коллективные объятья нарушает звонок в дверь. Айрис, как и положено хозяйке дома (в отсутствие старших), кричит через всю гостиную: — КТО?! — Я пришла за своей блудной дочерью!       Цокаю языком и закатываю глаза. Всей компанией встречаем мою маму на входе. — Каролина, здравствуйте. Не хотите для начала присоединиться к нашему чаепитию?       Кайл просто светится от возможности лишний раз пообщаться с моей матерью. И построить из себя джентльмена, разумеется. Отвешивает ей пригласительный поклон и салютует рукой в сторону кухни. — Да, благодарю.       Вальяжно прохаживается, элегантно усаживается на стул и расплывется в широкой улыбке. Мама, ты всегда такая... Ты. Следую её примеру, но вдобавок ухватываю золотистую, ароматную печеньку в форме сердечка. Ближайшие минут… Десять? Обсуждают мои выходки. Пейзаж, уже ночного, неба меня интересует гораздо больше, если честно. Звёзды… Они кажутся такими маленькими! Но собираясь вместе они завораживают, гипнотизирует, притягивают и манят своей красотой, вырисовывая замысловатые картины. Звёзды, космос — они такие… Вечные. Время и пространство им ни по чём. На земле рождаются и умирают люди, где-то идут войны и где-то строятся новые города, кто-то вытянул свой счастливый билет в жизнь и кто-то только что потерял всё. Кто-то стал «самым счастливым человеком в жизни» и кто-то планирует, как безболезненно уйти из жизни. А звёзды красуются в небе, их не касается наше, мирское. Они выше этого. В прямом и переносном смыслах. Из размышлений меня вытягивает извечное мамино — Не сутулься.       Возвращаю ей абсолютно непонимающий взгляд и только секунд через пять до меня доходит смысл таких простых слов. Вытягиваю позвоночник и свожу лопатки. Вижу будто во сне довольное лицо своей матери. О чём они там говорили? О моих грехах? О перепадах настроения, вроде бы. Но это неточно. Да и неважно. Дальше до меня долетают обрывки фраз и я еле улавливаю, что мы идём домой. Окончательно выхожу из своих мыслей о вечном лишь на улице. — Я... Поеду отдельно, припаркую мотоцикл. — Хорошо. Но завтра он поедет в прицепе, а ты — на заднем сидении нашей машины, вместе с сестрой. Ты же это понимаешь? — О-о-о бо-о-оже, не напомина-а-ай...       Всем своим видом пытаюсь вызвать жалость, но именно сейчас Каролина Рут Хьюз непреклонна. Довольно редкое явление, кстати.        Доезжая до своего двора я оставляю своё сокровище в нашем гараже. Еле-еле плетусь в дом. Мне повезло: сестра уже спит, видимо. Нет ни одной другой причины, по которой её может быть не слышно. Желаю маме спокойной ночи и волочусь в комнату. Прямо в джинсах и клетчатой рубашке, не переодеваясь и не заходя в душ падаю каменной статуей на кровать. Лёжа на спине складываю руку в районе солнечного сплетения. Да-а-а, люблю чувствовать себя Дракулой.       Дракулой... Что спит в гробу. Может, я тоже скоро сменю простынь и подушку на гроб, а тёплый плед — на его крышку? Ведь помимо прекрасного графа-вампира таким ночлегом пользуется мой папа. Значит, мне есть к кому идти. Веская ли это причина? Причина... Повод... А какая была у него? Серьёзно, какая? Он же любил маму и нас с Амандой, у него были деньги. Чёрт, папа! У тебя были ещё и друзья! А твой брат?! Всё у тебя было, всё! Ты же был счастлив с нами... Со мной, папа! Так нужен ли для смерти повод?! По-моему, нет. Зато для слёз — да. И у меня он есть. Причина есть, а слёз нет, хоть убей. Мысли о его... Суициде... Они вызывают ком в горле, заставляют колени слабеть и подгибаться, руки — трястись, голос — дрожать. Но такая очевидная реакция, как слёзы, у меня почему-то отсутвует! И я себя за это ненавижу.       Мысли и рассуждения всё больше путаются, внутренний диалог превращается сначала в бред пьяного, позже — в невнятное гудение, похожее на звук, исходящий от осиного гнезда. Вскоре он и вовсе затихает и я проваливаюсь в пустоту. Всё, что мне остаётся — блуждать по темноте и остаткам пространства, проваливаясь в него. Я бегу! Но ничего вокруг не меняется. Падаю, но не замечаю этого. Я вижу своего папу! — Когда ты держишь оружие, твои руки не должны дрожать.       Что-то чёрное и вязкое затягивает меня с головой, а его образ отдаляется и искажается. Я абсолютно не могу этому противиться! Или не хочу?.. Начинаю захлёбываться, тонуть. Даже не пытаясь вырваться. Я же знаю, что это бесполезно. Возникает липоке ощущение дежавю. До этого я пыталась не дышать, но мои рефлексы безотказны. Окончательно зхлёбваюсь, запуская воду в лёгкие. И сразу же просыпаюсь.        Утро, моя мягкая кровать. Белый потолок. О, моё любимое окно и тёмно-серые шторки. Через тонкое стекло видна красная полоска рассвета и медленно, незаметно для моего глаза, поднимающийся яркий, золотой диск солнца. На этом всё. Начинаетая новый день, а вместе с ним — новая жизнь. Я должна встать, обязательно переодеться и уехать из этого чёртового города. Хватит терпетьтот ужас, пора терпеть новый.