Тысяча смертей Вивьен

            

От лица Эрла

      Чертовщина какая-то! После такого меня, наверняка, не будут выпускать из дома без перцового болончика. Он, само собой, поможет только в успокоении нервов родителей и мне нужен, как тесле бензин. Как вообще объяснить произошедшее? Я не хочу, чтобы сердце матери "вырывалось из груди, будто вольная птица из клетки"! Наверное, лучше сказать, что я ничего не знаю и слышал мельком. Кстати, это частичная правда: я даже понятия не имею, кого убили. Хорошо, что дома никого нет: я успею подумать над словами. Ну, не должно быть ещё. Дом, милый дом с видом на лес! Наконец-то!

***

      В прихожей темно, но я нащупываю выключатель за доли секунды, скидываю с ног кроссовки и плетусь на кухню. На белом кварцевом столе валяется крохотная записка с маминым почерком, которую я замечаю по чистой случайности.       Нас с папой вызвали в Хьюстон. Я позвоню, когда долетим. Целую.       Ох, мама такая... Мама. Немного сложно с родителями-врачами, особенно когда мало что понимаешь в естественных науках. А вот, приходится. Так, стоп. Вызвали? Из Сентфора? Это как-то странно... В нашем городе родители, безусловно, лучшие, да и единственные, онкологи. Но разве в Техасе специалистов не нашлось? Помнится мне, что туда работать уехала тётя Авель — папина сестра. В этом дело? Она помогла? А так можно? Как я понял, она — хороший кардиолог. Ей достался пациент... С раком сердца? Так, меня это мало должно волновать, верно?       Выкладываю книги из рюкзака прямо на кухонный стол и плюхаюсь рядом на чёрный металлический стул. А что? Могу себе позволить! Никто даже бурчать не будет. —О священный шкаф, хранящий самое великое, что у нас есть — еду, повеливаю: откройся!       А, да. У нас же обыкновенный дом и холодильник — тоже. Придётся опять вставать. Ха-ха, как тяжела жизнь! Я же только устроился поудобнее. Ох, тугая дверца! А теперь давайте творить! Вот он мой шедевр — бутерброд обыкновенный. И ничего мне больше не нужно, честно. Хотя нет, чаю заварю ещё.       Умостившись напротив окна со своим кулинарным творением и чашкой чёрного индийского, я ловлю дзен, витающий в атмосфере тишины. Слышишь, Эрл? И я нет! Ничего, кроме собственных мыслей. А, ну ещё ветки по стеклу стучат, когда ветер дует. С них срываются ржавые листья, прямо в недосохшие лужи. Небо цвета грязи всё темнеет и темнеет, затягивается тяжёлыми тучами. Не люблю я осень: хандру нагоняет на меня. А Кейли в любую погоду счастье разносит... Маленькое солнышко, доверие которого я так тупо посеял. Из-за чего вообще? Что я хотел доказать Маршалу, напившись до потери пульса? Я ведь даже не помню большую часть произошедшего! Зато он помнит. И, наверняка, кто-то ещё. Спасибо хоть за то, что перед всей школой не опозорил. Может, из-за того, что случилось, она меня прсотит? Ей ведь и чужое горе как своё... Интересно, что вообще произойдёт с городом? Лет пятнадцать-двадцать ничего подобного в Сентфоре не было. Я и мои однолетки знаем про "тёмное время" только из рассказов родителей. Многие даже не слышали об этом. И вдруг... Убийство подростка... Прямо в школе! Р-р-р, ну и не люблю же я осень! Да-да, именно в ней все проблемы!       О, какие-то два придурка бегут в сторону леса. А ну, стоп... Подпрыгиваю ближе к окну и проверяю свою догадку. Ну нифига. Нет, к тому, что Шейн вдоль этой дороги новую протаптывпет почти каждый день, я привык. Но... Кто это с ним? Псих обзавёлся друзьями? Поразительно. Так, я должен это лицезреть!       Запихиваю в себя оставшееся от своего шедевра, а каплю чая на дне кружки трогать не буду. Кроссовки! Неуклюже их натягиваю, заламывая пятку. Ну ничего, главное — быстрее. Обойдусь без куртки. Выскакиваю из дома, движемый одним лишь любопытством. Ура, не всё потеряно: в трёхстах футах от себя вижу две чёрные спины и бегу за ними. Второе пятно чуть тоньше, изящнее... Я начинаю волноваться. Шейн заставил пойти с собой какую-то девушку? Он ей угрожает? Нет, ну не могла же она по своей воле пойти с ним в лес? Кстати, кто это? Мне всё ещё плохо видно, но подходить ближе нельзя — могут заметить, а это лишнее. Рыжая. Что, новенькая? Я других рыжих не знаю. Разве что с двенадцатого, но она сразу отпадает. Странно, мне эта девушка отбитой не показалась! Псих её шантажирует?       Они добегают до леса и задача немного усложняется: ребят хуже видно, а под моими ногами трескаются ветки, шуршит опавшая листва. Хотя их, кажется, не очень то и волнуют постороннее звуки, потому я остаюсь незамеченным. Среди деревьев мелькает просвет и я замираю. Озеро! Придурок, ты её утопить собрался? Вроде, стоят тихо и, пока что, никто никого не толкает в воду. Ну-ну, посмотрим, что дальше будет.       А дальше прогремел гром и засверкала молния, сорвались тяжёлые капли, быстро набирая силы и скорость. Твою мать, почему эти психи стоят возле берега?! Я прячусь за низкими деревьями, не обращая внимания на оставленные ветвями ссадины, где-то в полумиле от края, а Шейн ведёт девушку куда-то вправо от меня. Да и плевать на них, я грозы боюсь! — Думай, идиот...       Снова сверкнула молния. — Раз, два, три...       Дыхание сбивается, но я стараюсь считать правильно, несмотря на ледяные капли, бьющие по лицу и спине, защищённой только футболкой и листвой. Четыре. Если не в слух — так хоть про себя. Пять... — Шесть, семь, восемь...       Пока тихо, но может прозвучать в любой момент. Девять, десять... А если следующая попадёт в меня?! Вспоминаю вселяющую в меня ужас цифру — температуру молнии: 54 000° по фаренгейту. — Одиннадцать, двенадцать, тринадцать.       Оглушающий раскат грома. Закусываю нижнюю губу и крепко зажмуриваю глаза. Думай, сейчас некогда бояться! Тринадцать... Это... Это две мили. Две с половиной. А нужно? Девять? А-а-а!!! В меня вполне себе может шарахнуть! И в этих придурков — тоже. Мы сгорим заживо. Они думают хоть о чём-то?! А я? О чём я думаю?! Что я должен делать?! Сколько времени прошло?! Я сбился...       Ещё одна убийственно яркая молния. Считай, дебил! Раз, два... Сглатываю подступивший к горлу комок ваты. Меня ещё глубже затягивает липкая и холодная паника. — Три, четыре, пять, шесть...       Стараюсь медленно и размеренно дышать. Семь, восемь, девять, десять... У меня дрожит голос? — Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать...       Ещё не прогремело! Шестнадцать, семнадцать... Какое тёплое облегчение: гроза отходит. — Восемнадцать.       И вот он, раскат грома. Мне кажется, он чуть тише двух придедущих. Ну или я пытаюсь себя успокоить. Три с половиной мили. Гроза отдаляется! Нет, пока не досчитаю до сорока — не выйду из-под этой низенькой сосны. Плохая идея — залезть под хвою, но альтернатива не лучше: дубы. Только теперь я понимаю, где стою — среди широких, изумрудных лап и иголок, царапающих кожу. Только теперь осознаю, что до костей промок и начал замерзать. И только теперь до меня доходит, что вышел я из тёплого, уютного, безопасного дома из-за двух больных, которые сейчас невесть где. И мне нужно их найти.

***

      Грёбанный дождь и не думал прекращаться, он продолжает несчадно бить по моей коже. Страх помог забыть об этом на некоторое время, только вот он уже утих. Самое ужасное — позади. Теперь надо найти Шейна и ту девушку. Вивьен, вроде? Мне необходимы люди, любые. Даже эти психбольные.       Я помню: парень потянул её куда-то вправо. В ту сторону я и выдвигаюсь, всё ещё ловируя между деревьями. Лес мешаный, поэтому я то и дело царапаю кожу о тёмную хвою. Иголочки причинают несильную боль, но частую. От этого постепенно начинает гореть лицо. В целом, ветки с пожелтевшими листьями ненамного милостливее. Вдруг я понимаю, что мои ноги где-то по щиколотки в размокшей грязи. Мерзко, но не смертельно. Дома ототру. И всё же, мышцы устают размешивать эту несъедобную, липкую кашицу.       Среди достаточно низких деревьев веднеется какой-то одноэтажный дом. Что? В этом лесу был дом? Серьёзно, мать вашу?! Выглядит старовато, но в него ни разу не шандарахнуло молнией. Так какого хрена я тут морожусь?! С другой стороны... Получается, Шейн всё время приходил именно сюда. И сейчас он с новенькой, наверное, там. Невольно мелькает вопрос: а я им не... Помешаю? Ещё где-то с минуту я стою в нерешительности, пока дождь пытается пробить дыру в моей спине. Я без куртки, промок до костей и замёрз. И я не нахожу ничего лучше, чем просто постучать. Несколько секунд ничего не происходит и я начинаю в отчаянии колотить ногой, а потом кулаками по деревянной двери. Ещё секунда, и я начну биться об неё головой! Дверь внезапно открывается и я по инерции налетаю на... Выставленный в мою грудь пистолет!

***

— Ты-ы-ы? — Округлённые синие глаза рыжульки начинают блуждать по моему "великолепному" образу и постепенно сужаются, принимая естественное положение. В тёмном помещении их цвет напоминает чёрный. А я не могу и рот открыть. — Ты Эрл, да? Эрл Браун, кажется?       Я могу ответить лишь кивком головы. Твою мать, что я здесь делаю?! Нахрена-а-а??? Ну вот, с меня хотя бы убирают пушку. Радует. Я не полезу обратно под дождь и, раз меня уже не пытаются застрелить, можно пройти внутрь? — Проходи-и-и... Наверное...       В доме темно, я вижу только диван и стол. И Шейна. Я знаю его со средней школы. Он всегда ведёт себя странно, как-то скрытно, почти не говорит о себе, разве что поверхностно. На моей памяти, парень всегда один. Когда я попытался с ним впервые заговорить, он отвечал односложно, что-то записывал в блокнот. Я попытался посмотреть, что именно, и... Шейн хлопнул им прямо перед моим лицом, поднял голову. Осмотрел меня с ног до головы и спросил "Как поживает Вегас?" Меня в холод бросило. Вегас — мой пёс, лабрадор. Он умер за день до того, как я услышал этот вопрос. Я никому не рассказывал в целом о своём псе и тем более о том, что его вчера сбила машина: у меня было много знакомых, но ни одного друга, что меня, к слову, напрягало. Только кузен Зак, сын тёти Авель. Он и Кэли знали, что у меня была собака. С тех пор я побаиваюсь этого психа. Он что, следил за мной?! И ещё эта грёбанная улыбка... Самодовольная, что-ли. Или он упивался моим ужасом?       Этот парень почти каждый день пробегает, проходит или проезжает на велике мимо моего окна в сторону леса. Я понятия не имею, когда он возвращается. Шейн всегда один и никого в свои планы не посвящает. Мне кажется, отсутствие людей вокруг его полностью устраивает. Я не придавал этому значения, а теперь узнаю, что в лесу был дом. Псих всё время приходил сюда, хотя свой у него наверняка есть. Куда его родители смотрят? Я их, кстати, ни разу не видел!       А теперь, чёрт подери, он сидит как ни в чём не бывало со своей спокойнешней физиономией! Как будто так и надо. Его спокойствие раздражает. Мне страшно: я боюсь грозы. В каждого из нас могла попасть молния. Дом деревянный и хорошо горит. Рядом озеро. В конце концов, я в одной комнате с психом, который за мной наверняка следил! Он сейчас испытывает хоть ЧТО-ТО?! — Псих, это... Это что?       Девушка устроилась возле дверного проёма, будто ожидая представления. — Начнём с того, что психически я полностью здоров. А теперь конкретизируй свой вопрос, чтобы я понимал, как на него ответить.       Клянусь, ещё одно подобное выражение, и я подправлю ему челюсть! — Ты в лесу. — Да. — Шейн выжидающе на меня уставился. — Тут была гроза! — Да-а-а. И? — Он что, серьёзно не понимает?! — И ещё тут озеро! Молния часто бьёт в воду или рядом! — А, ты об этом. — Он отвечает как-то слишком небрежно. — По твоему, почему я здесь, в доме, а не на улице? — Потому, что ты псих! — Ответ не верный. Потому, что дом находится дальше от озера и низок? — Шейн вскидывает брови. — Потому, что в пятистах футах от восточной стены стоит высокое дерево и, если шандарахнет, то в него? Потому, что если оно загорится, то огонь не успеет перейти к дому и остальным деревьям? — Снова эта улыбка. Наглая? Самодовольная? Наслаждающаяся моим замешательством? — Потому что, в конце концов, пока этот дом был жилым, в него при всех грозах ни разу не ударила молния? Или, быть может, потому что я сам тут пересидел не одну непогоду? Как считаешь? Разумно, или наоборот — безрассудно? — Поднимает взгляд куда-то вверх и кривит губы, изображая тяжкий мыслительный процесс. — Я... — ...Не могу смотреть на твою самодовольную рожу! — Боюсь грозы. —Произношу очень тихо, почти шёпотом. Почему-то мне становится даже стыдно на несколько мгновений. И тут я понимаю... — Да нахрена вы вообще сюда припёрлись?! Ну ты — понятно. А девку за собой потащил зачем? — Кхм-кхм. Затем, что я захотела. — Так вы знакомы? — Я в этом просто уверен. Никто же не согласится идти с незнакомцем в лес, верно? — Ага, сего-о-одня познакомились. Насыщенный день, понимаешь ли. — Произносит рыжулька с ноткой иронии.       Я смотрю на неё и откровенно не понимаю почему. Зачем? Хотя... Если у тебя при себе оружие — почему бы и нет? Бояться ведь нечего. Но вот зачем девушке в целом оружие?! У многих оно есть? У многих оно было раньше. Родители мне рассказывали про Сентфор 80-90-ых, когда каждый третий спал "с пушкой под подушкой" и ходил "с ножом под стелькой". Тогда ещё тут банда орудовала. Чёрные драконы — просто легенда. Выдержать двадцать лет и потом так глупо друг друга перестрелять... Но было и ещё кое-что: в середине восьмидесятых начали пропадать и умирать люди. Взрослые, дети, подростки. Нашли всего один труп, ну и подозреваемый в убийстве был найден мёртвым в камере. Ещё — четверых детей, живыми, что многих обрадовало. Словом, с тех пор всё изменилось. Банда распалась, полиция начала работать, а не халтурить, всякая "Сентфорская дичь" прекратилась и город стал просто маленьким, обычным, спокойным. Я вырос в таком Сентфоре. В котором видел людей с пистолетами раз в пол года — полицейских. "Старый" Сентфор мне был известен только по рассказам родителей и тёти Сары — матери моей девушки. Бывшей девушки. Замечательная женщина, если честно. И муж её — мужик классный. И ни у одного нет пистолета!!! А у этой, казалось бы спокойной девушки, он есть. — Да ты кто вообще?! — Вивьен. Вивьен Хьюз. Я думала, ты запо-о-омнил. — Я не об этом! — Наверняка, я сейчас говорю слишком резко. Особенно для общения с девушкой. Вот только мне плевать! — Девушка с пистолетом. В доме незнакомого ей парня. Стоит уточнять, что сам дом в лесу, или этого достаточно? — Вивьен закатывает глаза. — Ага. Девушка, с оружием и без тормозов. И я делаю то, что умею лучше всего — нахожу проблемы на свой очаровательный зад. — Она улыбается точно так же странно. Шейн — точно не её брат? — А этот незнакомый мне парень — мой в этом помощник, с которым я теперь расследую убийство. — Она осеклась и, кажется, пожалела о своих словах. Звучит, как бред сумасшедшего. Но через секунду она выдавливает из себя довольно правдоподобную улыбку. Удивительная девушка. Сумасшедшая, но удивительная. — Хах. Ну и что вы узнали? — Убитый — Стив Миллер. Ученик десятого класса нашей с вами старшей сентфорской школы. — Отвечает мне уже Шейн. При упоминании имени убитого во мне что-то ёжится, но я не понимаю от чего.— Был убит посредством пересечения обеих сонных артерий ножом в школьной подсобке, где его и нашли. Где-то между вторым и третьим уроками. Скрыть преступление убийца не пытался, ну разве что дверь за собой закрыл. Он был один и орудие убийства забрал с собой. — Мгм, мы это всё знаем, господин следователь. — Не без сарказма произношу я. — Подозреваемый был задержан. — Продолжает он как ни в чем не бывало! — Том Патерсон, член шахматного кружка нашей школы. Только вот осмотр фотографий с места преступления исключает его, даже если не брать в расчёт того, что они не были знакомы, соответственно мотив отсутвует. — Вы труп сфоткали?! — Я вспоминаю визг Кэли. Этот ужасный звук отпечатался в моей голове. Наверняка, труп выглядел ужасно. И... Они его сфотографировали... — Тебе настолько нравится играть в копа? — Порез был нанесён слева направо под наклоном вверх, как будто убийца был выше и орудовал правой рукой, — Продолжает уже Вивьен, — а подозреваемый — левша. Так ещё и с тремором рук. — До этого оба человека казались мне бесчувственными, безучастными психопатами, но её следующее предложение... — Не тот... Не тому человеку ломают жизнь. Её уже сломали! — Кажется, девушка злится — Он теперь в системе. Абсолютно незаслуженно. — Я поглядываю на Шейна. Псих, кажется, тоже начал чувствовать и отчаянно пытается это скрыть. Он отвёл взгляд в сторону и теперь невероятно увлечён ковырянием носком ботинка половицы. — У меня есть желание изменить хоть что-то и я буду пытаться всеми силами, даже если не смогу. — Голос звучит уверенно. Это либо безумство, либо геройство. Впрочем, разница невелика.       Несколько секунд я неотрывно смотрю в её синий взгляд, который мне по-прежнему плоховато видно в темноте комнаты, хоть глаза и немного привыкли, а после выпаливаю будто без собственного согласия: — Чёрт с вами, я в деле. — Тогда тебе нужно знать... — Подал голос Шейн, оторвавшись от своего увлекательного занятия. Теперь он смотрит мне прямо в глаза. — В его карманах был тёмно-фиолетовый цветок. Называется "чёрный морозник".       Я будто весь немею. Мне вспоминаются губы Сары, произносящие это. Чёрный морозник. Я слышу её слегка охрипший голос в своей голове и ощущаю на коже задумчивый, вспоминающий взгляд. Этой женщине пятьдесят лет, но на лицо ей не дашь больше тридцати пяти. Возраст Сары Никсон выдают только лишь её руки и взгляд. Благодаря нему я наверняка знаю: она повидала много ужасных вещей. Про чёрный морозник она рассказывала на одном из ужинов, на которые меня вытаскивала Кэли. В больших дозах цветок может вызвать остановку сердца... Именно это я слышу от Шейна сейчас, будто через толщу воды. Я его вижу как-то размазанно. Вдруг кто-то подходит и кладёт лёгкую ладонь мне на плечо. Меня выдёргивает из состояния транса. — Ты чего-о-о? — Слышу слишком чёткий голос Вивьен. Он бьёт мне по ушам, словно пытаясь олгушить. — А? А, да. Морозник. Чёрный морозник. —Наверное, я говорю немного заторможенно. — Давайте завтра продолжим? Мне чего-то не по себе. — Вероятно, из-за мокрой одежды? — Предположил Шейн. Если честно, не напомни бы он об этом — я бы и не заметил. В комнате теплее чем на улице, но теперь я чувствую, что мне холодно, мокро и мерзко. — Да. Я продрог до нитки. И дам тебе совет: либо проведи тут электричество, либо хоть свечки купи. — Пытаюсь пошутить. — Слушаюсь, сэр. — Наигранно-серьёзный тон. Ты что, умеешь быть человеком? Умеешь шутить?! Какое количество открытий за день. Для меня — слишком много. — Я хочу домой. Дождь стих, можно идти. Давайте завтра продолжим? — Я что, повторяюсь? — Коне-е-ечно. — Кивнула и расплылась в настоящей, тёплой улыбке девушка. — Тебя провести? — Да, пожалуйста.       На самом деле мне не хочется компании, но если я упаду возле обочины— кто-то хоть скорую вызовет.

***

      Я оказываюсь дома, отправив Шейна и Вивьен по домам и отвесив им по поклону, и осознаю, что у меня нет ни сил, ни желания обдумать один простой вопрос: что я творю и какого хрена? Или это два вопроса? Да плевать, если честно. Я бреду на второй этаж, в свою комнату, и каждая ступенька кажется мне тяжёлым препятствием. Дверцы шкафа — будто титановыми, а одежда — сотканной из золота. Нет-нет-нет, она просто мокрая, тебе кажется. Путь вниз даётся немного проще. А вот чистка обуви — дело гиблое. После неё у меня абсолютно нет возможности постирать вещи. Я вновь прохожу лестницу-препятствие, из последних сил открываю дверь и валюсь на кровать. Мне плевать, если я проснусь завтра утром. Плевать, что завтра только среда, а я не открывал ни один учебник. Плевать, что я сплю в одежде и пойду в школу в ней же. Или, может, не пойду. Мне плевать абсолютно на всё, я отключаюсь, как-то голова касается подушки. Кажется, где-то внизу звонит телефон. Но мне, опять таки, плевать. Плевать-плевать-плевать. Крупицы сознания окончательно ускользают от меня в царство Морфея.