Posttraumatic boy

      На часах было далеко за полночь, но уснуть все никак не удавалось. Альдерик почти протрезвел, сотню раз перебрал в памяти детали вечера, будучи пьяным даже помыл посуду (ничего при этом не разбив!), но сон упорно не хотел приходить.       Мужчина встал и пошел на кухню. Открыл форточку и закурил. Сразу стало прохладнее. Аккуратно уложила сигарету на край пепельницу и достал из холодильника недопитую бутылку виски, и хотел было надпись, но счел это плохой затеей — ему казалось, что ему станет еще хуже и он уж точно не уснет. Докурив сигарету, Бренн выбросил окурок в стоящую на подоконнике банку из-под маслин, почти полную окурков и, прикрыв форточку (закрывать полностью не стал, так как в квартире было душновато), поплелся в спальню. Собравшись с мислями, он вскоре уснул.       Бетон под берцами — первое, что он почувствовал. Он стоял в берцах на бетоне. До боли знакомые ощущения. То самое зловещее место. Он снова здесь, с автоматом в руках, смотрит на немые поля вдали, откуда когда-то в него стрелял снайпер.       Но на бетоне не было ни гильз, ни луж крови с битым стеклом. Просто старый бетон, остатки старой заправки, чуть поодаль какие-то цеха, еще какие-то нежилые здания, отдаленно похожие на склады. А может быть, это были и не склады вовсе. И словно медная пуговица большое заходящее солнце над заправкой.       Брен осторожно ступает вдоль заправки и не верит собственным ушам — стоит мертвая тишина. Ни выстрелов, ни взрывов. Никого на горизонте нет. Нет и малейших следов засады, как и следов нахождения здесь его сослуживцев, нет и их бронетранспортера. Его будто бы бросили здесь одного. Медленными шагами он идет в сторону, откуда по нему стреляли, управляемый неведомой силой.       Альдерик, неудачно спустившись, плюхнулся лицом в траву. Быстро поднявшись, краем глаза заметил черные по обе сторону от него. Он не успел опомниться, как один ударил его в челюсть, а второй выбил из рук автомат, и через секунду его уже под руки волочат по траве. Альдерик дергался, изо всех сил пытался вывернуться из хватки, не желая знать, куда его тащат, но все было тщетно. Все что он мог — это безвольно смотреть в траву, по которой его волочили под руки. Он попытался закричать, но лишь молча открыл рот, словно голосовые связки ему вырезали до этого. По щекам начали стекать капли слез, падая в траву они на мгновение давали отблеск. Наконец, они остановились, и Альдерик поднял голову и увидел, как зловещий куст, из которого по нему стреляли, вдруг зашевелился — и Бренн увидел, что это и не куст вовсе, а снайпер в гили*, в котором он казался огромным и оттого еще страшнее. Медленным шагом он приближался к Альдерику, сжимая в руках снайперскую винтовку. Бренн машинально выхватил из кобуры пистолет, но снайпер ударом ноги выбила оружие из рук и уже через секунду мужчина увидел перед собой ствол винтовки, в котором он мог посчитать нарезы. Альдерик вскрикнул от перепуга и вновь попытался вырваться, но ослабить хватку было нечем. И сколько бы он не всматривался в завешенное гили лицо снайпера, разглядеть его не получалось.       Он физически мог ощущить чужой палец на спусковом крючке винтовки, и оттого вскрикнул, пытался нащупать ногами землю, а затем ощутил, как земля вдруг сделалась мягкой до безобразия, и он начинает проваливаться в неё, а силуэты врагов размываться. Через мгновение он вновь был в своей пустой квартире, барахтающийся в постели и вспотевший от страха. Попытавшись подняться, Альдерик запутался в одеяле и валился на пол, по привычке прижавшись и быстро заморгав, дабы глаза привыкли к темноте. Несколько секунд всматривался в интерьер квартиры, потому что хотел быть уверенным в том, что он действительно дома. Затем встал и ладонью вытер с лица проступивший пот. — Неужели я стал путать реальность со сном?..       Альдерик пошел на кухню и все же хлебнул немного виски, но возвращаться в постель не спешил — боялся, что кошмар повторится. Бренн включил телевизор на холодильнике, но в эфире не было ничего толкового. Сел за стол, налил себе еще немного виски и закурил. — Хоть бы новости какие, или документалку, чтобы на фоне говорило, — сказал он, переключая каналы. Затем безнадежно вздохнул и пригубил стакан с виски. Но на одном из каналов все же было что-то стоящее: повтор интервью с президентом, который после вопроса о ущемление сексменьшинств на госуровне вдруг заерзался на стуле, подбирая слова. Затем, улыбнувшись, выдал, — вы понимаете, здесь не все так просто… — Каждый кроме своего горя ничего не видит и не слышит, — грустно конститировал Альдерик, переключая каналы, — вот тебе и сплоченность нации.       Хмыкнув, мужчина допил бутылку. Тяжело вздохнув, осмотрелся. Гнетущее чувство одиночества постепенно овладевало им. Больше всего ему сейчас хотелось простого человеческого общения, на уровне базовых мелочей, по типу обсуждения погоды и прочего. Немногочисленных его друзей война либо серьезно покалечила, либо вовсе унесла на тот свет, и в итоге их пути разошлись. — Нахуя я вообще это затеял, — вслух задумался Бренн, щелкая зажигалкой, — и чем я, блять, занимаюсь?       Альдерик повертел в руках, под лучами света уличного фонаря пачку сигарет с большой желтой надписью «Мильтер» на ней и контуром республики. Была ли его жертва оправданной? — этот вопрос в последнее время мучал мужчину. Почему-то его разум поставил этот вопрос ребром именно после посещения психиатра. В ее незнании и его попытках объяснить ситуацию возникла еще одна изощренная пытка разума. Но, к его счастью, он настолько устал, что единственной мыслью, которая его сейчас беспокоила, была мысль о сне. Страх засыпать не исчез, но деваться было некуда: завтра важный день, и нужно было выспаться. Альдерику оставалось лишь надеяться, что сегодня кошмаров больше не будет.       Он проснулся в шесть сорок пять, почти сразу же закрыл глаза и уснул на пять минут по старой армейской привычке. Он до сих пор не мог отвыкнуть от этого — от жизни, расписанной поминутно, когда тебе все время говорят, куда нужно идти и что делать, и у тебя даже нет минуты, чтобы подумать сделать что-то самостоятельно, а не по указке. Нет ни времени, ни возможности.       Он понял, что уже вряд ли уснет, поэтому встал с кровати и быстро оделся (по привычке, в форму). Затем задумался, и решил переодеться в гражданское. В шкафу он нашел старые джинсы, которые он носил невесть когда, и серую футболку. Из обуви не было ничего, кроме пары зимних ботинков, поэтому после завтрака он надеялся прикупить себе какую-то обувь.       Все шло гладко. Альдерик купил себе кроссовки, в магазине в такое время покупателей можно было счесть по пальцам, покупка его всецело устраивала. Но возвращаться той же дорогой домой было странно, будто бы он впервые здесь. Альдерик сделал глубокий вдох, но почему-то разнервничался после этого еще сильнее. Он стоял на широкой тропе, до дома было рукой подать, но с каждым шагом чувство беспричинной тревоги нарастало. Альдерику начинало казаться, будто за ним наблюдают много-много глаз, ожидая удобного момента, что напасть. Ладонь правой руки расжалась сама по себе, и пакет с кроссовками упал на землю. Тот час правая рука рефлекторно потянулась к ремню за магазинами, а парень встал в позу для стрельбы. — Что за хе…       В окне многоэтажки блеснул на секунду отблиск, и прежде чем он понял, что это кто-то всего лишь открыл окно, его вновь ввергли в ужасно страшное и такое страшное состояние, когда сквозь тело сквозь пропустили ток, перед этим обколов обезболом. Поле, бензоколонка, засада, блеск оптического прицела из кустов. Указательный палец судорожно дергается, но отстреливаться нечем. А воспоминания постепенно ускоряются, пока и вовсе не улетучиваются. И вроде бы отпустило.       Бренн очнулся в траве справа от дороги, плотно прижавшись всем телом к земле, нервно дыша. Он вилял головой со стороны в сторону, боясь подняться, ожидая выстрела снайпера, и уже думал обходить через пустырь, но постепенно осознанная деятельность вытесняла инстинкты. Он на секунду приподнял голову, глянул на дома и вновь пригнулся. Затем снова поднял голову, уже на две секунды. Постепенно, Альдерик поднимал голову все выше и на дольше, потому что встать и пойти не хватало смелости — от одной мысли об этом тело намертво сковывало. Через минута подобных «обрядов» он снова стоял на дороге, как пару минут на назад, и смотрел на помятую траву. Вместе с осознанием пришел страх — насколько же это все серьезно. Покачнувшись, Бренн прикрыл левой рукой лицо, и, присев на корточки, заплакал.       День тянулся неумолимо долго. Альдерик курил, безразлично щелкал каналами по телевизору. Парень банально не знал чем себя занять, не было какого-то занятия, которое могло отвлечь его от гнетущих мыслей. Все оказалось гораздо серьезнее, чем он мог себе представить. Он — псих. Псих. Как странно теперь звучит это слово. Теперь оно начинает играть совсем другими красками. Где бы найти те силы внутри себя, чтобы продолжить бороться?..

***

      Альдерик пришел вовремя. Юлия ждала этого сеанса целый день, и ее надежды оправдались. Он не побоялся, он не струсил, и все же набрался смелости придти. Почему-то Шовкун была рада этому, хоть ее и не покидали мысли, что с этим человеком предстоит преодолеть многое.       Бренн тихонько постучал, вежливо спросил, можно ли войти. Вместо униформы — джинсы и курточка, вместо берцев кроссовки. — Добрый вечер. Как поживаете? — Как сказать, — парень сел на стул напротив психиатра, — на материальном фронте все хорошо; государство оплачивает мое лечение, у меня есть своя квартира, есть немного сбережений. — А на духовном? — Сдвиг по фазе. Полнейший. Кошмары во сне и наяву. — Наяву? — Сегодня заглючило. Ужас. — Что случилось? — Для начала, — Бренн встал и достал из-за пазухи коробку конфет, — я бы хотел извиниться перед вами. Я повел себя вчера как свинья. Каюсь. — Я понимаю, вы были пьяны, и… Они что, с ликером? — Так точно. — Это вам Даша сказала? — Даша?.. — Моя подруга. Бармен. — Признаться честно, да, — Альдерик, заметив, как забегали глаза психиатра по коробке, засмеялся. — Она слишком хорошо меня знает. Что же, спасибо. Я польщена. Я не злюсь на вас, Альдерик. — Приятно слышать. — Предлагаю без лишних церемоний начать сеанс. Что же с вами сегодня произошло, Альдерик, — Шовкун перекинула ногу на ногу, зажав ручку между зубами.