Одал

Проснулся Василий во второй половине дня, напился водицы колодезной, привычно подкрепился соленьями да вареньями, уселся на кухне и стал ждать. Не по себе было ему, что один он в избе, а Митрофан даже записки не оставил, куда ушел и когда воротится. Ждал он Митрофана, ждал Ивана, да только все никто не шел к нему, а ему надобно было с кем-то обсудить произошедшее. Он даже подумал пойти к Ивану в гости и уже вышел на крыльцо, как вдруг смутился своей навязчивости и передумал. Сел на ступеньках и стал смотреть по сторонам в надежде лица знакомые увидать. Да только пустынны были каменные тропы, тих был Одал, словно спал послеобеденным сном. Посидел Василий еще немного на ступеньках, поглядел по сторонам, поднялся и пошел в сторону базарной площади — авось хоть там какую живую душу встретит. — Добрый молодец, — окликнул его знакомый голос. Миколка сидел на лавке под окном опрятной избушки и мотал босыми ногами туда-сюда, то и дело низкую траву задевая. Василий робко улыбнулся и остановился напротив, тайно радуясь, что встретил его. Идти на базар он тут же передумал. — Прошлый раз вы со мной не разговаривали, — напомнил он. — Не с тобой, — ответил Миколка и приглашающе похлопал по лавке рядом с собой. Василий неуверенно поглядел на него, будто тот мог кусаться, но все же присел рядом. — Вы случайно Митю не видели? — спросил он. — Не видал, но знаю, где он, — Миколка разглядывал его с бесцеремонным, почти наглым любопытством, точно впервые встретил. — И где же? — Василий нервно поерзал, но не отодвинулся и взора не отвел. — Там, где ты его не найдешь. — Вы любите говорить загадками, — тихо усмехнулся Василий и поглядел в сторону. — Я говорю, как есть, тебе только понять меня, добрый молодец. — Почему вы зовете меня добрым молодцем? Я Василий Львович, — Василий снова посмотрел на Миколку. — Потому что ты добрый молодец, — Миколка удивленно вскинул брови. Василий смотрел на него и думал, что тот говорит бестолковые вещи, но отчего-то бестолочью ощущал себя самого. — Может, вы все-таки скажите, где Митя? Я бы поискал его, — без особой надежды попросил он. — Не найдешь, — улыбнулся Миколка и лукаво прищурился. — Он хотя бы живой? — забеспокоился Василий. — Как и ты. — Как и я? — Василий испугался. Миколка захихикал, продолжая лукаво щурить на него очи. Василий глубоко дышал и одновременно щупал пульс двумя пальцами на запястье: как и прежде сердце гнало кровь по его жилам, гнало второпях, подхлестнутое суеверным страхом. — Я не понимаю, — прошептал он, убрав с запястья пальцы и опустошенно поглядев себе под ноги. — Не хочешь понять, — укорил его Миколка. Василий сокрушенно вздохнул: не хотел понимать, не хотел принимать. Все переменилось минувшей ночью, он не мог этого отрицать — не мог отрицать Миколкиной правоты. — В чем Митя обманывает меня? — тихо спросил он. — Это ты у него спросишь, — Миколка довольно улыбнулся. — Но вы же знаете, — Василий тоже улыбнулся. — Скажи, добрый молодец, Одал — дивное место? — Почему вы спрашиваете? — улыбка на устах Василия искривилась нервной судорогой. — Ты ведь знаешь! — Миколка сердито топнул ногами и подскочил на лавке от негодования. — Не дивное, мне здесь не нравится, — пробормотал Василий, стыдясь своей откровенности. — А коли так, тебе здесь не место! — Миколка хлопнул ладонями по лавке. На этот раз подскочил Василий — от неожиданности. — Вы хотите меня прогнать? — изумился он. — Я хочу, чтобы ты нашел свое дивное место, — таинственно и важно прошептал Миколка, — свой Одал. Василий смотрел на него во все очи и ушам своим не верил. — Почему вы помогаете мне? — удивленно спросил он. — Потому что ты потерялся, — доверительно прошептал Миколка. — Вы помогаете всем, кто потерялся? — продолжал дивиться Василий. Вспомнилось ему, как Миколка говорил о запутавшемся Митрофане. — Только тем, кто слушает. — А Митя не слушает? — Василий горько улыбнулся. — Митрофан горд. Бессмертие отравило его. Бессмертие отравляет, — с отчаянием зашептал Миколка и придвинулся ближе, заглядывая Василию в самые очи. Тот сконфузился немного, но отодвинуться не посмел, только в стену избы вжался сильнее. — Пообещай мне кое-что в обмен на мою помощь, — Миколка поставил руку через его ноги и так приблизился к нему, словно поцеловать хотел. — Что? — еле слышно выдохнул Василий, предчувствуя какое-то немыслимое обещание. А ведь он только было думал, что Миколка не помешанный и считают его таковым всуе. — Что смерть мою отыщешь, — прошептал Миколка, забравшись к нему на колени да руки на плечи его положив. Василий растерянно глядел ему в очи, а Миколка глядел на него с невыразимой мукой. — Я не помню. Я забыл. Я не знаю, где она, — зашептал он, — только в ней спасение. Василию вспомнился рассказ Митрофана про Обряд Бессмертных. Якобы колдун, проходящий его, знает, какова его смерть, но кроме него о том никому не ведомо. — Я бы наоборот умирать не хотел, — деревянно пробормотал он сквозь натянутую улыбку не в силах поднять руки и стащить с себя тщедушного Миколку, глядящего на него с жалобною мольбой. — И вы, помнится, говорили, что боитесь. — Не боюсь. Смерть — это не страшно. Страшно не знать, как умереть. Не узнать никогда. — Но я не уверен, что смогу найти вашу смерть, — пробормотал Василий, неловко ерзая под ним. Не мог смотреть он ему в очи. И взора отвести не мог. И нагрубить не мог — совесть не позволяла. — Просто пообещай, — взмолился Миколка. Василий сглотнул. Чуял он, что это не просто слова, что дать обещание колдуну, что отказать в нем — сила нужна. — Пообещай, что когда обретешь свой Одал, то отыщешь мою смерть, — умоляюще прошептал Миколка, крепко сжимая худыми пальцами его плечи, так что длинные ногти ощущались чрез суконную рубаху. Василий с трудом проглотил застрявший в горле ком. — Хорошо. Обещаю, — покорился он. — Добрый молодец! — Миколка прильнул к нему и крепко обнял за шею. Василий неловко похлопал его по голой костлявой спине. — Где же мой Одал? — тихо спросил он в нечесанную Миколкину макушку, пахнущую сухими травами. — Не ведаю, — Миколка отстранился от него и поглядел ему в глаза, — но ты его обретешь. — Вот ты где! Негодник! — оба они повернули голову в сторону сердитого женского возгласа. К ним стремительным шагом приближалась барышня в белой косынке с исказившимся от гнева лицом. Миколка соскочил с Васильевых колен и побежал прочь, что было прыти. Барышня погналась за ним, но, сколько хватало Василию глаз, догнать его она не могла. Они уже скрылись из виду, а он все глядел в ту сторону да вспомнить пытался, кто она, ведь он видал ее прежде. А потом вспомнил: то была лекарша, у коей он провел целый день вместе с Митрофаном, пытаясь целительному колдовству обучаться. Где же Митрофан? Где его искать? Где не найти? Посидел он еще немного на лавке, а потом поднялся и зашагал по каменистым тропам, разглядывая деревянные избушки: были среди них большие да малые, ухоженные да бурьяном заросшие, высокие да низкие, стоящие рядами да поодаль от других. Он искал одну, хотя помнил ее скверно. Помнил скверно из-за сумерек и наложенных на него Митрофаном чар. Он искал избу Павла. Но искать его избу было все равно, что искать дерево в лесу. — Извините! — окликнул он старика в грязных одеждах, с бородой, в косичку заплетенную. — Не подскажите, где живет Павел? Тем стариком был Пафнутий, у коего Иван давеча лошадь брал. — Так вот она, хата его, — с удивлением махнул Пафнутий рукой в сторону двухэтажной избы, неподалеку от коей оба они остановились. Глядел он на Василия с недоумением, ибо все в Одале знали, где Павел живет. — Спасибо большое, — Василий вежливо улыбнулся и поспешил к указанной избе. Взошел на крыльцо и постучал. Раз постучал. Два постучал. Три постучал. Пафнутий меж тем наблюдал за ним. — Чего тарабанишь? Нет его, коль не открывает! — крикнул он с упреком и затаенной угрозой. Словно Василий проявил неуважение, стучась таким образом к колдуну. — Может, он просто так не открывает? — он с неловкой улыбкой поглядел на Пафнутия через плечо. — Он всем открывает! — сердился Пафнутий. — Тебе-то чего от него надобно? — Да я так… спросить кое-что хотел, — стушевавшийся Василий сошел со ступенек. Не понимал он, чем так прогневил старика. — Спросить он хотел, — проворчал Пафнутий. — Ночью спросишь. Он ночами приходит. Ты сам кто таков? Не видал тебя прежде. — Василий. Василий Львович Кузьменко, — пробормотал Василий, жалея, что окликнул старика. — Друг Митрофана. — Василий Львович Кузьменко, друг Митрофана, — взгляд Пафнутия сделался еще более недоверчивым. — Точней не друг, а знакомый, — поспешил добавить Василий, чувствуя, что нужно приуменьшить свое отношение с Митрофаном. Иль потому, что оно так взаправду ныне и было? И коли был бы друг, знал бы, где живет Павел и когда в Одале бывает. — Знакомый, — кивнул Пафнутий примирительно. — Пафнутий Семенович, — представился он. — Очень приятно, — Василий натянуто улыбнулся. — Тебе, Василий Львович Кузьменко, если колдун нужен, то Митрофана сперва бы и спросил, о чем тебе там надобно, — посоветовал Пафнутий. — Я бы спросил, но найти его не могу. — Пойдем, покажу его хату, — Пафнутий махнул длинным рукавом в сторону. — Да я знаю, где он живет, — торопливо пояснил Василий, — его дома нет. — Не открывает, — с противной ухмылкой заключил Пафнутий. — Да нет же. Я из его дома. Я у него живу. Он пропал, — поспешно добавил Василий. — Пропал, — хмыкнул Пафнутий пренебрежительно. — Куда он пропадет? Василий слышал в его голосе открытую неприязнь к Митрофану, да только понять не мог, чем эта неприязнь вызвана: Митрофановыми способностями иль какой личной ссорой? — Слушай, Василий Львович Кузьменко, у нас все открывают, — решил объяснить Пафнутий, видя, что Василий глядит на него, как баран на новые ворота. — Коль не открывают, то некому открыть. Не прячутся у нас. Мы здесь все свои. Всем откроем… но потом закрыть можем, — добавил он и скривил губы в перевернутой улыбке. — Правила у нас такие. Понял? — Понял-понял, — быстро закивал Василий. — Ты с Митрофаном не водись, — решил снова дать ему совет Пафнутий. — Почему? — удивился Василий. — Молодой колдун кичливый, старших не чтит, правил не блюдет. Дури от него понаберешься. — С кем же мне тогда водиться? — Василий понял, что со стариком лучше не спорить, а то кто знает, на какие грубости нарваться можно. Пафнутий развел в стороны руками, как бы показывая на стоящих рядом невидимых собеседников. — Да с кем угодно, — сказал он, опустив руки, — лучше водиться со зверьем, чем с Митрофаном. — Неужели он такой плохой? — О каждом судят по делам его. А он другим добра не делает, только себе одному. — А как же Миколка? Он вроде как всем вредит, — Василию вспомнилось, как Митрофан чинил мельницу, Миколкой поломанную; как злился на Миколку Павел, что тот Гришку будит; как лекарша погналась за ним невесть за что... — Миколка помешанный, — сказал Пафнутий так, словно Василий был непробиваемо бестолков. — А Митрофан — нет. Говорить о том, что Миколка не помешанный, Василий не стал. — Не поминай меня лихом, Василий Львович Кузьменко, — простился Пафнутий и потащился тропкой в сторону леса. — Ладно, — Василий растерянно глядел ему вослед. Глядел, покуда тот не скрылся с его глаз, а после воротился в свою избу с твердым убеждением, что ночью к Павлу он стучать не станет. Перекусил он соленьями да вареньями, напился водицы из колодца, лег на застеленную постель и стал ждать Митрофана. И не заметил, как задремал, а проснулся по темному, так что огоньки в оконцах избушек горели, освещая тусклым светом каменистые тропки. Он не знал, который час и только сейчас понял, что раньше не задумывался о том, сколько времени. Идти к Ивану было поздно, тот мог уже спать. Идти к Павлу он не хотел из-за ощущения неприязни, хотя ощущение это и было, словно из сновидения. Где искать Митрофана, он не ведал. Много вопросов мучило его, да спросить было не у кого. Почему его не опалил Гришкин огонь? Для чего Иван стучал по деревьям? Почему Миколка попросил его о помощи?.. Но среди прочих был один, коий мучил его боле других: зачем Митрофан околдовал его? Петля на его шее, чем бы ни была она, застилала взор заботливой рукой от происходящих событий, словно оберегала от пробуждения, да только пробуждение это было неизбежно. Оттого ему поначалу казалось, будто он спит и проснуться никак не может, будто происходящее с ним невозможно. Возможно. Но проснулся он не тогда, когда открыл глаза в Одале. И не тогда, когда признал происходящее правдой. Проснулся он только минувшей ночью, когда пали Митрофановы чары. Митя больше не тот человек, которого он когда-то любил. А ведь он любил. До сих пор любил того Митю, двенадцать лет назад потерявшегося в лесу. Тот Митя был юным, как был юн и сам Василий. Он любил его и тосковал по нем, как тоскуют по призраку, по счастливому прошлому, по хорошим временам, ушедшим безвозвратно. Но Митрофан не ушел безвозвратно. Побродил Василий вокруг избы да и воротился внутрь, кое-как в потемках обмылся в бане холодной водицей, ибо ничего для разведения огня в избе не нашел, и улегся в постель, невольно вспоминая те дни в деревни, когда отключали свет. Лежал он в намерении дождаться Митрофана, да вскоре глаза его сами собой закрылись и, утомленный переживаниями, забылся он недолгим и беспокойным сном. А спозаранку пошел стучать к Павлу. Как и накануне, ему не отворили. Одал все еще спал, и Василий надеялся, что ночь не кончилась, коли кругом ни души. Да только на обратном пути ему уже встречались получары, спешащие по своим делам да заботам. Глядел на них он с любопытством и думал, что и на него глядят так же, да только получарам до него не было никакого дела. Не все были так любопытны, как старый Пафнутий. Или уже весь Одал знал от Пафнутия про Василия Львовича Кузьменко?.. Воротился Василий в избу и принялся ходить из комнатки в комнатку, нервничая в неизвестности да напряженном ожидании. Он уж подумал, что Павел что-то сделал с Иваном за попытку сбежать иль что Митрофан решил помочь Ивану сбежать своими силами, да Павел поймал их и запер там, где Василию их не найти. Не дождавшись до обеда никого и ничего, пошел он искать избу, указанную Иваном. Бродил, бродил кругами по запутанным тропам и в конце концов набрел на трактир, из коего доносились гомон, пение да бренчанье балалайки. Он постучал в дверцу, и тут же ему отворила Марфа Игнатьевна. — Здравствуйте, а… — Проходи, проходи, — с улыбкой пригласила Марфа Игнатьевна, — гостем будешь. — Спасибо, — Василий, немного сконфуженный, вошел внутрь. Мало ли, какие тут правила: вдруг нельзя отказать, коль в гости позвали? — Садись, садись, — хлопотала вокруг него Марфа Игнатьевна. Взор Василия меж тем разбегался по разношерстной толпе, усевшейся за длинным столом на лавках. — Я ненадолго. Мне Иван нужен, — виновато обратился он к Марфе Игнатьевне, которая подтащила к столу маленький табурет для него. — Так вон он, — кивнула она в сторону Ивана, веселящегося на общий лад. Василий подошел к нему, пьянея от одного медового запаха. И хотя не был он голоден, аромат еды приятно будоражил его ноздри. — Ваня!.. Ваня!.. Иван!.. Иван Евгеньевич!!! — он тряс Ивана за плечи, а тот от каждого обращения и встряхивания заливался все более звонким, неугомонным, дурашливым смехом. — Васька, — наконец откликнулся Иван, — добудешь мне перо колдовское? — Какое еще перо? — не понял Василий. — Че-ерное, — протянул Иван, прихлебывая медовуху из деревянной полулитровой кружки. — Ты случайно не знаешь, где Митя? — с отчаянием спросил Василий, хорошенько встряхнув его за плечи, так что у того медовуха из кружки расплескалась. — Митя? — переспросил Иван, силясь вспомнить, кто это. — Пф-ф-ф… — сквозь смех фыркнул он, — с колдуном. — А колдун где? — Василий снова потряс его, думая, что так тот лучше соображает. — На ох-хо-хоте, — пьяно промурчал Иван. — Где охотятся? — допытывался Василий. — Мгым, — Иван потянул медовуху, потряс кружку, заглянул в нее и с удивлением обнаружил, что там пусто. — Марфуша! — кликнул он. — Так где они охотятся? — Василий снова встряхнул его. — В лесу, — ответила Марфа Игнатьевна вместо Ивана, подливая тому медовухи. Благодаря Ивану все теперь в Одале знали про Панюшкина деревенского, колдуна их Одальского. — Вы не знаете, где именно и как мне их найти? — обратился к ней Василий. Марфа Игнатьевна пожала плечами и вместо ответа снова пригласила его за стол. — Посвисти! Охотники на свист идут! — прогоготал кто-то пьяный ему. Василий поглядел на сидящих, да так и не понял, кто ему кричал, зато приметил Пафнутия и пошел к нему, обходя стол. — Здравствуйте, Пафнутий Семенович. Мы вчера с вами разговаривали, помните? А еще Иван у вас коня брал. Можно и мне его взять? — Бери, бери, все, что хошь, бери! — проблеял осоловевший Пафнутий и засмеялся на смех сидящей рядом с ним лекарши. Понял Василий, что ловить больше нечего и скорей направился на выход из избы. — Васенька, — окликнула его Марфа Игнатьевна, когда он был уже в дверях. — Гостинцы возьми. Тебе и Митрофану. — Спасибо большое, не стоило… если бы я еще знал, где он, — с кислой улыбкой пробормотал он, принимая завернутый в полотенце теплый малиновый пирог. — У реки, быть может. Не смотрел? Он любит там сидеть. Там, где мосток разрушенный. — И как я сам не додумался! — удивился Василий. — Спасибо вам! Он поклонился Марфе Игнатьевне, хотя не знал, зачем и принято ли так, и быстрым шагом направился прочь из трактира. Да только стоило подойти ему к кромке леса, как сразу понял он, что дороги не помнит к их с Митрофаном месту. Долго бродил он по лесу, трогал руками деревья, стучал по ним, прислушивался, слышал разные звуки, спрашивал дорогу, но не понимал ответа и брел дальше. К реке вышел он только под вечер, уставший и изголодавшийся. Думал, встретит там Митрофана, пирога ему предложит, и все они обсудят. Да не тут-то было: у мостка собралась компания деревенских ребят, и Василий, стоя в кушерях, так и застыл, боясь шелохнуться, а то вдруг его увидать могут. Да кабы увидали, все равно не узнали бы и подивились только, предложи он им малиновый пирог да спроси про Митрофана. И все же он осмелел и крикнул во все горло: — Эй, пацаны, пирогов с малиной хотите?! Один из ребят, черномазый, что был помладше остальных и звался Юркой, поглядел в его сторону, а потом спросил у других: — Вы слышали? Компания притихла. — Что? — спросил другой. — Будто кричал кто-то, — неуверенно сказал Юрка. — Кто кричал? — Что кричал? Ребята начинали тихо хихикать да переглядываться. — Наверное, показалось, — неловко улыбнулся Юрка и пожал плечами. Хоть и глядел он в сторону Василия, да не видел его. Не живой, выходит? — подумал Василий и крепче сжал узелок с давно остывшими пирогами. — Пацан! — закричал он еще громче. — Я знаю, ты меня услышал! Я здесь! — и он шагнул из-под сени древ на песок. Юрка глядел в его сторону расфокусировано и испугано. — Юрка, ты чего? — тронул один из ребят его за плечо. — Темноты испугался? — решил подколоть другой. — Нет, — Юрка нахмурился, — я правда слышу чей-то голос, — добавил он неуверенно, словно сам сомневался в словах своих. — Голос он чей-то слышит, — захихикал кто-то. — Юра, — Василий робко улыбнулся, голос его дрогнул. — Я знаю, ты меня услышал. Я ищу охотников. Может, знаешь, где они? — Ребят, мне реально не по себе, — пробормотал Юрка. — Вы что-то подмешали в мое пиво? — Ну, Юрик, ты и ссыкло. — Что бы мы туда подмешали? — Да он прикалывается, вы че, шуток не понимаете? Хочет нас напугать, да, Юрка? — Нет… Не знаю, как вы, а я пошел домой. — Постой, скажи мне, где охотники! — Василий встал у него на пути, и Юрка замер прямо перед ним. — Ну и вали! — один из ребят кинул ему вслед железную банку из-под пива. Банка попала Василию в плечо и упала на песок. Все видели, как она ударилась о что-то невидимое. Все слышали, как она ударилась о что-то невидимое. — Че это было? — ошарашенно прошептал один из ребят, озвучивая всеобщий вопрос. Юрка стоял столбом, бледный от страху. — Юр?.. Юрка оглянулся на них. — Й-а говорил вам, что слышу голос, — пролепетал он и поглядел перед собой, боясь ступить шагу в сторону. Все глядели туда, куда и он, да только ничего не видали. — Юра, ты знаешь, где охотники? — тихо спросил Василий и осторожно тронул его за плечо. Юрка закричал и побежал прочь. Ребята, поддавшись его панике, побросали недопитые банки и тоже кинулись бежать. Василий глядел им вослед и ощущал себя какой-то силою нечистой. Пнул он с досады пустую банку в воду, сел на бережку и без аппетита принялся за холодный малиновый пирог. Воротился он в избу глубокой ночью и упал на незаправленную кровать. Да недолго лежал и решил пойти постучать к Павлу, что и сделал. Но как и прежде, ему не отворили. Не горели окна в избе. Не было дома колдуна. Побродил Василий по каменным тропкам, пошел на пустую да тихую базарную площадь, походил у кромки леса в надежде встретить Миколку, да все напрасно. Друг тебе поможет, — с горькой усмешкой подумал он. — Какой же ты мне тогда друг? Или он про Гришку говорил?.. Ничего ему не оставалось, кроме как воротиться домой. Свернул он на тропу, ведущую к их избе, и увидал издалека, что на крыльце кто-то сидит. В потемках трудно было разглядеть, но он разглядел: на крыльце сидел Митрофан.