Когда с гор сойдет снег

За три года Чжу Хун многому научилась: ходить, носить ужасно неудобную одежду, которую люди почему-то считали привлекательной, пользоваться техникой, интернетом и банковскими карточками, а ещё — вершина мастерства — красиво дефилировать на каблуках и аккуратно есть, не заглатывая мясо целиком. Краситься она тоже научилась, пусть не сразу. Сначала тональник ложился штукатуркой и сбивался в катышки, помада скорее напоминала окровавленный рот после хорошей охоты, а стрелки ползли во все стороны непокорными ужиками — и Чжу Хун пришлось постараться, чтобы превращать лицо в картину, а не художество сумасшедшего. У неё была цель, в конце концов. Но иногда — у всех бывали такие дни — шампунь плохо смывался, волосы не укладывались, а кисточки превращались в валики для покраски стен. Всё, абсолютно всё падало из рук вместе с её, Чжу Хун, терпением. Она злилась, шипела и крошила в пластиковую пыль кисточки. Сегодня, будто застыв над ней неоново-красным предупреждением, был именно такой день. До выхода на миссию оставалась пара часов. Линь Цзинь вытаскивал в общий зал аппаратуру, Да Цин и лао Чу разбежались каждый на свою позицию, а лао Чжао… Чжу Хун горько усмехнулась. Лао Чжао увлекся. Как всегда быстро, как всегда ярко. Чжу Хун часто не понимала, что такого он замечал в других, в тех, кого на короткие мгновения подпускал на шаг ближе к своему сердцу (и куда не подпускал её). Сможет ли она приблизиться? Хоть на тот же шажок. Она была готова к многолетнему кружению, будто не змея, а хищная птица. Вот только Чжао Юньлань — не спрятавшийся в траве кролик. Ей не унести его в гнездо, если он сам не захочет, а он три года делал вид, что слеп и глух к её знакам и намекам. Но стоило появиться этому профессору и улыбнуться, и лао Чжао прозрел и услышал, будто его благословили боги. Рука дрогнула, смазывая подводку, и Чжу Хун зло кинула её в стену. Как же бесит! Ещё и косметика эта. В лесу никому не нужна краска, чтобы спрятать натуру, не нужны ноги, чтобы стремительно гнаться за счастьем. Вот только она не в лесу. Устав от бесплодных попыток, Чжу Хун вздохнула, умылась и осторожно, крадучась, пробралась на второй этаж. Ещё не хватало, чтобы её увидел кто-то из коллег, засмеют же. Да что они понимали! Впрочем, кое-кто понимал. — Что случилось, принцесса? — с добродушной, не обидной усмешкой позвал её лао Чанмин, и Чжу Хун с облегченно-капризным вздохом рухнула рядом с ним на диван. Призрак со своим нечеловеческим юмором и восприятием жизни ощущался как ещё один дядя, а ей, уж поверьте, всегда везло на дядь. Намного больше, чем на любовь. — Если ты кого-нибудь съела, то не волнуйся, я никому не скажу. Юным девочкам надо хорошо питаться. — Нет, лао Чанмин, — Чжу Хун надула губы и, жалобно смотря снизу вверх, протянула ему косметичку. — У меня совсем не получается, а мне надо быть очень-очень красивой. Для дела! — Ой ли для дела, — проницательно хмыкнул лао Чанмин, но косметичку принял, открыл, медитативно перебирая баночки, тюбики и палетки. — Что же, раз «для дела», то закрой глаза, милая. Чжу Хун довольно улыбнулась, зажмурилась, облокотилась на спинку дивана и запрокинула голову, покорно доверяясь хватке сильных бледных пальцев. Даже если сегодня у неё снова не получится, она будет самой красивой! Ведь лао Чанмин лучше всех рисовал стрелки. Особенно красные.