С луной приходит счастье

      Очередное видение сбило с ног не хуже крепкого алкоголя. В голове мелькали странные, не связанные между собой образы. Они сменяли друг друга, становясь все хуже и хуже.       Гроб. Темнота. Николай судорожно мечется, скребет гнилые доски, от отчаяния срывает голос, но выбраться не может. Затем Гуро, с такой холодной усмешкой разрывающий еще дышащую, живую грудь. И эта женщина. Снова. А сердце бьется. Все еще бьется. Гоголь смотрит на это с ужасом, не в силах вырваться из лап этого водоворота, по которому несет его собственное подсознание.       Но ужас отступает. Видение сходит на нет, уходит на второй план, оставляя темную плену перед глазами, за которой снова стоит она. Кажется, что это лишь очередное ведение, морок. — Вы? — не веря, постепенно приходя в себя спрашивает Николай. — Я, — улыбнувшись, отвечает женщина. -Я сплю? — Насколько мне известно — нет. Могу ущипнуть, — и с лучезарной улыбкой она тянет нежные пальчики к писарю. Ситуация… нестандартная. — Где я? Как я сюда попал? — А мы на вас бричкой наехали. Кучер пытался кричать вам, — сказано словно в назидание, — но вы как будто не слышали его. Мы с Алексеем привезли вас домой. А вы всю дорогу бредили. Иногда даже стихами. О какой-то Луизе. Это ваша любимая девушка? — Нет, нет, это героиня одной ужасной поэмы, которую… которую вы никогда не читали, слава Богу и уже никогда не прочтете, — Гоголь, наконец, находит в себе силы подняться, и в голове судорожно мелькают 2 мысли почти одновременно: Гуро! Бинх!       У одного он отпросился ненадолго пройтись, чтобы освежиться. А с другим была договоренность — деревню не покидать. «- О, Боже…»       Хотелось подняться и поскорее вернуться в Диканьку. Уж неизвестно, кого следовало бояться больше: разъяренного (снова) Гуро или нервного Бинха. И ведь знал же, знал же, что плохо будет после присутствия на вскрытии. Еще и Яков Петрович подсобил…       От воспоминаний сознание снова попыталось уплыть, но пришлось сконцентрироваться на голосе неизвестного мужчины, появившегося из соседнего зала. — Ну что, как он? — мужчина средних лет появился перед Гоголем в домашней одежде и кафтане. Сколько же он был в отключке? — Говорит о поэзии. — Ну, вот и отлично, значит идет на поправку. Данишевский. Алексей. С моей супругой, вижу, уже познакомились. Ты представилась нашему дорогому гостю? — Лиза, — бархатная, хрупкая рука была протянута писарю так ненавязчиво, что не принять этот жест было невозможно. — Николай.       Разум настойчиво подсказывал, что нужно откланяться и уйти, лис внутри, отчего-то, трепетал. Но отказывать хозяевам дома, которые, к тому же, оказали ему столь радушный прием — было крайне неразумно. Более того, эти люди могли помочь в дальнейшем с расследованием. А значит — нужно сохранять приличия.       Ужин прошел скомкано. Гоголь сидел напротив графини, перед ним стояла тарелка с перепелкой, бокал вина, но в горло не лезло ничего, то ли от нервов, то ли от дурного предчувствия. Лишь граф Данишевский был в прекрасном настроении, поедая перепела и не стесняясь разговоров. — Да, эти убийства… Теперь все разговоры только об этом, — задумчиво начал граф. — И что говорят? — Николай повернулся к хозяину, всем видом показывая интерес. Хотя лукавить было не к чему, ему действительно нужно было знать все, о чем говорят местные. — Ну, толком никто ничего не знает. Но у каждого своя версия — естественно!       Писарь многозначительно кивнул, ведь эту сторону Диканьки он уже знал, и при этом очень хорошо. — У нас же тут. Знаете как, развлечений немного. У местных помещиков два дела: водку пить да числом душ меряться. Вы перепелочку попробуйте, — улыбнулся граф. Да улыбнулся так, словно оскалился. Данишевский был высок, хорошо слажен, прилично одет. Из особых примет — густые волосы и отличные бакенбарды, переходящие в бороду. «Ни дать ни взять — медведь» — неожиданно подумалось Гоголю, когда он в очередной раз, мельком, осмотрел Данишевского. — А как вы здесь оказались? — Николай бросил взгляд на Данишевскую, которая, из вежливости, ела очень мало. По большей части она лишь имитировала прием пищи. — «Мой дядя, самых честных правил…» — снова усмехнувшись, отвечал хозяин поместья, — Не читали, нет? Гоголь озадаченно смотрел то на Данишевского, то на его супругу. — Алеша имеет ввиду, что получил имение в наследство от дяди, — впервые за время ужина, Елизавета подала голос. — Да, хотели все формальности уладить и в Петербург вернуться, но застряли, так сказать в деревенском колорите.       Графиня вдруг глубоко вдохнула и, положив руку поперек живота, согнулась от боли. Ее дыхание стало прерывистым и сложным. Она тоже оборотень? Краем глаза Николай Васильевич выглянул в окно — луна еще взошла не полностью. Значит, она не может обращаться, она человек. — Лиза? Что с вами? Вам плохо? — Нет, нет, — тут же улыбнулась графиня, — просто устала. — Лиза, — вмешался Данишевский, — ты помнишь? — его тон был ледяным, как и его поместье. Он даже не взглянул на жену — лишь протянул какую-то закупоренную склянку. Графиня молча, с немым сожалением, посмотрела на протянутое лекарство.       Гоголь нервно смотрел то на графа, то на графиню. Сердце зашлось в бешенном ритме параллельно с нарастающей тревогой. Лис выл раненым зверем, скребясь о саму душу писаря. ЗДЕСЬ ОПАСНО — твердил он, но хозяин намеренно игнорировал все предупреждения. — Простите меня, Николай, — Елизавета Данишевская забрала бутылочку у графа. Данишевский, аккуратно взяв супругу за руку, оставил легкий поцелуй на ее кисти. Не ответив на жест супруга, графиня быстро покинула зал, позволив Николаю лишь провести ее взглядом. — Ну, не расстраивайтесь, — неожиданно подал голос граф, — просто нужно регулярно принимать лекарства — слабый женский организм.       Это было сказано так легко и просто, словно подобные приступы случаются с Елизаветой Андреевной каждый день, и граф к этому уже привык. Для Гоголя же все это казалось пугающим и… нестандартным. — Выпейте вина. — Спасибо, мне пора идти, — твердо заявил Николай. Ужин не задался, а из графа, без его жены, особо ничего не вытянуть. Нужно скорее возвращаться в Диканьку, пока Бинх с него шкуру не спустил. — Я дам вам лошадь, — Данишевский улыбнулся, — на лошади-то ездить умеете? — и его улыбка снова превратилась в настоящий оскал.

***

      Александр Христофорович Бинх нервно шагал по полицейскому отделению. Дело идет к ночи, а столичный писарь куда-то пропал. Сегодня будет 4 ночь полнолуния, и луна пойдет на убыль. У них будет еще одна ночь, максимум — две для обращения. Они же договорились сегодня встретиться, чтобы проверить свою теорию, так, где же, черт возьми, этот несносный мальчишка?       Александр Христофорович Бинх постепенно закипал. Кровь стучала в висках, выдавая барабанный бой вместо мыслей. Одна была надежда у полицмейстера — что Гуро задержал писаря. Мало ли, что он там накопал за день. Хоть бы и так, Бинх согласен. Но сердце подсказывало, что Гоголь далеко не у Гуро. — Александр Христофорович, случилось что у вас? — раздался робкий голос из темноты. Это был Тесак, все это время наблюдавший за нервным начальником, держась тише воды ниже травы. Он прекрасно знал — под горячую руку полицмейстера лучше никому не попадаться. А то уши надерет — рука не дрогнет. Но Александр Христофорович редко нервничал настолько сильно. Сначала он полчаса пялился в окно, а затем начал нарезать круги по отделению. Места тут не много — начальство постоянно находилось в поле зрения тихого Степки. Спустя еще полчаса — Тесак таки решился разрезать эту нервную тишину. — А? — отозвался Бинх, — ты еще здесь, Тесак? Делать тебе, что ли, нечего, что на работе до ночи торчишь. Вот, гляди, уходил бы вовремя — так и нашел бы себе уже невесту средь наших. — Так я это… — залепетал парень, уже раскаиваясь, что подал голос. — Тебе сколько годков? 25. — сам спросил, сам и ответил Бинх, — у тебя уже полная хата детишек должна быть, да хозяйство свое.       Степан упорно молчал. Бинх раздраженно махнул на него рукой, мол, с кем говорю вообще. И снова принялся расхаживать по участку. Луна становилась все ярче, поднимаясь по небосводу. Кажется, когда-то давно, Бинху рассказывали, что древние египтяне верили, что кошка — олицетворяет луну. Ее зрачки способны изменяться подобно фазам луны. А самый главный бог — Ра — превращался по ночам в рыжего кота и сражался со змеем Апопом.       Почему именно это сейчас пришло полицмейстеру в голову — он и сам не знал. Но воспоминания из давно ушедшей юности затопили разум так внезапно, что он был не в силах отогнать морок. Времена были другие… ясные. А жизнь казалась такой долгой и беззаботной. Тогда он еще не знал, что является оборотнем. Юный Сашенька и не думал, что когда-то будет бегать по глухим лесам Полтавской губернии вместе с недотёпным писарем из Петербурга и искать убийцу-душегуба на потеху столичному сыщику из Третьего отделения.       Звонко отворилась дверь, вырывая Бинха из воспоминаний. На пороге стоял Яков Петрович в привычном красном пальто. — «Так и знал, не стоило поминать «черта» к ночи!» — едко подумалось полицмейстеру, стоило лишь увидеть пришедшего. — Чем обязаны? — вместо этого вслух спросил он. — И вам доброй ночи, Александр Христофорович, — Гуро облокотил свою трость на стол, — да вот, пришел дознаться, не у вас ли тут спрятался господин Гоголь? — Это с чего бы ему тут «прятаться»? — выгнул бровь Бинх. Подобная формулировка ему явно претила. — Не обращайте внимания, всего лишь не так выразился. Так не видали вы писаря моего? — Нет, не видали. Он к нам не заходил. И так обходит меня за километр, хотя я ему жизнь спас, — в голове Бинха сложился пазл, идея, и он начал воплощать эту идею в реальность. — Ну, не будь вы столь строги в высказываниях, возможно, люди бы к вам тянулись, — Гуро взглянул на Тесака, улыбнулся и забрал трость, — Честь имею, господа. Спасибо за помощь.       Александр Христофорович тихо выдохнул. — Тесак, — спокойно позвал он парня, — иди-ка ты домой. Отдохни. Завтра будет тяжелый день. Степан спорить не стал. — Д-доброй ночи, — он откланялся, да закрыл за собой дверь. — Доброй.       Как только дверь за юношей закрылась — Бинх снова выдохнул. Отлично. Начало было положено. Осталось только найти Гоголя… Где же он, если его уже и Гуро ищет.? И правильно ведь сердце подсказывало! Из участка на улицу мелькнула белая тень, тут же скрывшись в лесу. Если Бинх не найдет писаря, значит его найдет волк. В голову закрадывались дурные мысли.       «Если наша теория не верна, и всадник обращается когда угодно, то он мог явиться за Гоголем в любую минуту, — размышлял Бинх, сцепив зубы, — да и с чего мы вообще взяли, что это существо ОБРАЩАЕТСЯ, — полицмейстер впервые задался этим вопросом, — может оно постоянно ходит всадником, и тогда…»       Непроизвольно из глотки вырвался рык. Бинх не уходил далеко, пробираясь позади домов. Луна освещала деревню, покрывая ее белым, призрачным светом.       Александр остановился. Принюхался — никого. Лишь влажный запах надвигающегося дождя уже витал в воздухе. Людям этого было не учуять, для этого нужно обостренное, звериное обоняние. Природа замерла, повинуясь надвигающейся стихии, а шерсть на спине вставала дыбом.       Инстинкт подсказывал — людей нет, есть лишь природа. Он доверял своим инстинктам и знал, что любого бы учуял за версту. Кроме всадника. В прошлый раз он появился из ниоткуда, его невозможно было учуять — лишь услышать. Копыта огромного черного коня рассекали воздух, словно молоты. Смертельно опасные молоты.       Бинх пытался взять след юноши. Зря он только не спросил у Гуро, где тот видел Гоголя в крайний раз — было бы гораздо легче начать поиски. Но других вариантов у полицмейстера не было. Поэтому он бежал по окраине Диканьки, надеясь, что лиса еще не утащила эта жуткая тварь.       Молния ударила чересчур неожиданно. По ощущениям Бинха стояла глубокая ночь — около полуночи. Начиналась непогода, ветер пришел так же внезапно, как и молнии. Изредка освещавшиеся участки деревни стояли безмолвно. Александр Христофорович побежал вдоль домов. Если начнется ливень — вынюхивать Николая Васильевича будет практически невозможно даже с его обонянием.       Проскользнув меж домов, волк помчался, словно белая молния, посреди улиц. Нужно ускоряться. Притормозил около хаты Ганны — тишина, Гоголя там нет. Добежал до сарая, где был «морг» — тоже пусто, лишь остаточный запах разложения словно вываливался со всех щелей. Дальше пришлось остановиться на постоялом дворе — слабый, очень слабый запах, притом даже не самого Николая, а скорее вещей Николая, что были пропитаны его запахом. А вот Гуро явно вернулся, притом давно. На месте был и Яким. Как еще не поднял тревогу из-за отсутствия барина?       Мест, знакомых Гоголю, оставалось не так много. Бинх забежал к Тесаку, на всякий случай. И, убедившись, что парубок в хате и спит — рванул в лес. Выхода не было, если Всадник каким-то образом добрался до писаря — то утащить его он мог только в лес, где эту нечисть постоянно видели.       За полтора часа полицмейстер оббежал лес вокруг Диканьки, где они с Гоголем тренировались накануне. Ничего. Тишина. Пустота. Лес спал, как и вся Диканька. Лишь белый волк истошно метался по округе, в поисках своей пропажи. У отчаявшегося Бинха остался лишь один способ помочь потерявшемуся Николаю — он сел на поляне и завыл. Завыл так, как никогда не выл до этого: истошно, испуганно. Этот холодный вой пронесся по всей Деревне, по всем лесам и полянам, потревожил каждую речушку, разбудил и живых и мертвых.       Большего Александр Христофорович сделать не мог. Оставалось лишь ждать. Ждать и… молиться.