I did it my way

Солдат привыкает. Понемногу привыкает, что нет больше мучительного крио, так похожего на смерть, и не менее мучительных пробуждений, когда замороженное и еще непослушное тело полыхает огнем от многочисленных инъекций. Он привыкает, что вместо безвкусной болтушки его кормят пять раз в день божественными разносолами, из которых больше всего он уважает едва прожаренный стейк по рецепту командира. Он привыкает к собственному гладковыбритому лицу в отражениях зеркал, к тщательно вымытым и расчесанным волосам. Он привыкает, что его зовут теперь Джеймс. Все, кроме одного. Который упрямо называет его Баки, и от этого имени Солдата корежит и хочется ударить того, кто зовет его так. Со всей силы, не сдерживаясь, как тогда на хеликерриере. Разбить в кровь лицо, при виде которого в голове принимается надсадно выть тревожная сирена. Солдат привыкает, что командир, Брок, больше не командир. Он кто угодно, но не командир: любовник, отец, брат, константа и направляющая. Тот, кто раз за разом удерживает его от падения в бездну. Солдат привыкает к томным пробуждениям не по резкому сигналу, а от жаркого шепота в ухо, от твердости чужого члена, упирающегося ему в зад. Солдату нравятся такие утра. Солдату нравится командир… Брок! А вот Роджерс не нравится! Первое время тот так старательно изображал его лучшего друга, что он почти повелся на эту херню. Однажды этот «друг» сказал: «Если тебе что-то нужно, Бак, что угодно, я все для тебя сделаю». Солдат точно знал, что ему нужно и попросил. Так в доме появился Брок, и Солдата тут же отпустило. Командир словно умел прогнать самые жуткие кошмары и будил в Солдате что-то, что, он знал, зовется желаниями. Ничего преступного, никаких жертв, никакой боли — все по заветам психотерапевта ЩИТа. С Броком Солдат вдруг захотел: есть вкусно и досыта, трахаться жадно, смотреть телевизор — не важно, бейсбольные матчи, тупые сериалы, слезливые мелодрамы или канал Дискавери — до рези в глазах, читать вперемешку классику и современный мусор в мягких цветастых обложках. А Роджерс на все это лишь неодобрительно поджимал губы и прятался в своей комнате. Солдат знает, чего тому хочется: усадить его в кресло, как делала это Гидра, обнулить его, превратив в чистый лист, и нарисовать на нем того самого Баки. Веселого парня из Бруклина. Балагура и любимца всех окрестных девчонок. Лучшего друга тощего пацана Стива, в которого тот был влюблен. Роджерс хочет, чтобы Солдат стал Баки. А Солдату и так хорошо. И, по правде говоря, его не особо ебет, чего хочет Роджерс. На его глазах тот задирает ствол АК-103 на добрых пять сантиметров выше, чем нужно. Такими темпами все пули бестолково уйдут мимо белеющей вдали мишени. — Промажешь, — припечатывает Солдат и досадливо сплевывает на землю. — Но я даже… — начинает было Стив, но Солдату не хочется слушать его. Он вскидывает руку, неосознанно повторяя жест Брока, заставляя Роджерса замолчать. — Ноги на ширину плеч, правую вперед! — он заходит Стиву за спину и бесцеремонными пинками и тычками заставляет того принять правильную стойку. — Локоть левой руки прижать к боку, правую выше поднимай, выше, говорю, на высоту плеча. Бестолковый Роджерс все делает неправильно: левый локоть без опоры болтается в воздухе, правая рука ниже, чем нужно. — Чему тебя только в армии учили, Стиви? — бурчит Солдат и, приобняв его со спины, поправляет все изъяны. Конечно, он чувствует, как подскакивает в этот момент пульс Стива, как сбивается его дыхание. Но не думает, что это все из-за него: потому что он так близко, потому что назвал его «Стиви». Солдат сосредоточен только на выстреле. Придерживая левой металлической рукой руку Роджерса, он накрывает своей ладонью его правую ладонь и кладет указательный палец поверх капитанского на курке. — Смотри в прицел и дыши вместе со мной, — командует Солдат, — вдох-выдох, вдох, огонь. Короткая очередь прошивает мишень точно по центру. — Отлично, Стиви, теперь давай сам! — довольный, Солдат отходит и примеряется к лежащему на столе Бизону. На капитана он больше не смотрит, и потому не видит его пунцовых щек, по которым будто наперегонки скользят и теряются в колкой щетине соленые слезы. Брок возвращается, как и обещал, спустя час, вдоволь наоравшись с Роллинзом по поводу новой программы подготовки молодняка. В СТРАЙКе идейных не было, ребята ебашили на два фронта за бабло, а когда поняли, куда все движется, уходить было поздно — все они оказались на мушке у Пирса. После оглушительного провала «Озарения» (которому СТРАЙК нимало поспособствовал), с легкой руки Фьюри, согласившегося выслушать едва пришедшего в себя в реанимации Брока, Альфа была реабилитирована в полном составе — одноглазый не был дураком, чтобы вдобавок ко всему потерять отлично спаянную-сработанную группу. Вот только за командира теперь был верный Джек, пока сам Рамлоу прохлаждался в бессрочном отпуске в уютной бруклинской квартире на тройку с кэпом и Солдатом. Брок возвращается, когда стволы отстрелянных орудий вовсю дымятся, как и уши Роджерса, алеющие от матюгов, которыми его обкладывает Солдат. Усердно так обкладывает, надо сказать, со вкусом, с горкой наваливает. — Ну что, девочки, наигрались? — притормаживает его Рамлоу и отвешивает смачный шлепок по упругой заднице. Ну захотелось, чё?! Жаль, по второй шлепнуть нельзя — все-таки новый Стив еще не настолько раздуплился. Солдат в ответ пренебрежительно фыркает и кивает в сторону сложенных отдельной стопкой мишеней. — Проверяй, командир. Судя по разбросу дырок, это работа Роджерса. Сам Солдат кладет выстрелы аккурат в яблочко. — Ну че, прогресс налицо, — одобрительно кивает Брок, добравшись до последнего отстрелянного листа. — Теперь он твой подопечный. — Не думаю, что в этом есть… — пытается возразить Стив, но кто ж его сегодня слушать будет? — А ты и не думай, кэп, папочка за тебя уже подумал. Мне тут одна птичка на ухо напела, что через месяц грядет аттестация личного состава. И не дело, если ты, Стив, новые нормативы по стрельбе завалишь. Справишься, детка? — этот вопрос он задает уже Солдату, не Роджерса же деткой величать. — За месяц и макаку можно научить из Фольксштурмгевера * по цели бить, — выдает Джеймс одному ему понятную шутку. По крайней мере, Брок в душе не ебет, что это за фольксшту… фольксшру… короче, херобора такая. — Из этого недокарабина даже ты не попадешь, — улыбаясь парирует Роджерс. О, как! — Спорим? — тут же делает стойку Солдат. — На что? Глядя на то, как глаза Стива загораются неподдельным азартом, Брок думает, что наебал сам себя. Но отчего-то ему нисколечко не жаль. Даже если потом, много позже его попросят из теплой постели Солдата уступить место «старому другу». Наверное, так и должно быть. Так будет правильно. А сам он как-нибудь перекантуется на диване. Если, конечно, позволят остаться.