Пожелания зелёной жизни

До звонка оставались считанные минуты. Мы дружной цепочкой спускались по лестнице. Я, смотря под ноги, считала белые ступеньки, раздумывая о чём-то стороннем. Который раз я уже прохожу здесь? Каждый шаг казался бессмысленным, от каждого пролёта воротило, план ходьбы туда-обратно выглядел как бесконечный замкнутый круг, непрекращающийся ад. То же касалось и беспорядочных прогулок по коридорам. Сдавалось, что мне никогда не понять, почему все получали от этого такое наслаждение и веселье. Гулять огромной толпой по школе, демонстрируя свою независимость и вызывающее поведение — это не выглядит глупо? Даже болтаясь небольшой компанией, где преимущественно пребывали парни, все просто смеются и толкаются. Похабные высказывания, юмор с недетским подтекстом, неприятные жесты — всё это гадким осадком оседало во мне. Я чувствовала себя испорченной, грязной… Спустившись на первый этаж, я проскользнула, минуя соучеников, и поспешила вернуться в класс. Все уже собрались, отложили доеденные обеды и стояли по струнке — каждый ученик у своего стола. Я хотела было вернуться к своей парте, встать точно так же, спрятавшись, зарывшись от всего мира за стенами класса, и спокойно провести оставшийся день в одиночестве, но ноги остановились у доски. Я повернулась к ней лицом, и позади раздался смех. На широкой поверхности доски ярким белом мелом было размашисто выведено: «Мацумото — грязная подстилка Судо». Я стиснула зубы, быстро схватила губку и начала торопливо стирать с доски. Я попыталась убрать, вытравить позорную надпись, избавиться от клейма, но оно, как шрам, не хотело выводиться и только размазывалось по поверхности, оставляя белые разводы. Я оперлась на доску, помогая себе рукавами убирать злосчастную запись, пока раздавался школьный звонок. Сзади смеялись, прикрикивая: «Зачем стараешься?», «Правда глаза колет!», «Жалкое зрелище!»… Руки тряслись, слёзы уже были близко, затем в кабинет вошёл учитель. — Что здесь происходит? — спросила женщина, осмотрев меня с головы до ног. Я растерянно посмотрела на неё и медленно положила губку на место. — Мацумото-сан, мне оставить тебя стоять весь урок, чтобы ты не мешала общей дисциплине? — спросила она строго, смотря из-под очков. — Доска была грязная… — неуверенно начала я оправдываться. — Это обязанность дежурных, к твоему сведению. А тебя я попрошу сесть на своё место. Оставшись в постыдном проигрыше, я вернулась к своему столу и встала вместе со всеми. *** Обычно, как происходит по утрам, я стояла у шкафчиков в холле. Зевая, чесала уставшие глаза — вчера допоздна делала домашнюю работу. Полусонная и бессильная я открыла дверцу шкафчика и вдруг застыла от удивления. Я могла ожидать чего угодно: кучку порванной бумаги, листья с улицы, песок или чего ещё, что бывает в моём шкафчике со сменкой. Но моя обувь аккуратно стояла на месте, а сверху покорно лежал неприметный белый конвертик. Я отклонилась назад и огляделась по сторонам, затем снова примкнула к шкафчику. С повышенным интересом я бережно взяла конверт. По середине на нём красовалось маленькое вырезанное из красной бумаги сердечко, надёжно запечатывающее содержимое. Я с осторожностью раскрыла конверт и достала из него сложенный лист бумаги. В письме красивым почерком неизвестный красноречиво признавался в симпатии. Я заметила, как буквы слегка дрожали в некоторых местах, но в целом письмо выглядело приятно и, как бы выразиться… живым. В тексте выражалось желание встретиться завтра снаружи школы во время обеда. Я раскрыла рот, не зная, как реагировать, и почувствовала, как тепло прилило к щекам, и сердце забилось чаще. Я повертела листок в руках, но письмо оказалось неподписанным. Что это? Чья-то шутка? Друзья Изао хотят посмеяться? Я достала сменку, оставив письмо в шкафчике. Посмотрев на часы, я решила, что обдумаю всё позже, так как близилось время утреннего собрания. *** — Я видела, что они у тебя за спиной, отдай… — Что? У меня ничего нет! — Отдай, пожалуйста!.. Под мои мольбы парень цокнул языком и кинул листы с моим домашним заданием другому однокласснику. — Да не за что! — выпалил Кимура, уходя к своей парте. Парень, оставшийся держать мою работу, небрежно бросил листы на пол и они разлетелись в разные стороны. «Блин!» Зеваки разошлись кто куда, оставив меня одну собирать бумаги по классу. Один из листов улетел к ножке стола Кимуры, который то ли являлся затейником, то ли просто был замешан в идее стащить мою домашку. Подперев рукой лицо, он кинул взгляд на листок под своей партой, встал из-за стола и полез его доставать. — На, — Он протянул мне листок с безразличием в голосе, но, как мне показалось, с сожалением в глазах. Я робко кивнула, приняв пропажу. *** — Кто это был утром? — спокойно спросил Судо, продолжая идти впереди. Я посмотрела на него в недопонимании. — Ты о чём? — Тот парень утром в твоём классе, кто он? Перед глазами туманным маревом пронеслись утренние события. — Кимура Такэхиро, мой одноклассник, — без раздумий ответила я. Судо видел нашу перепалку? Когда? Когда проходил мимо?.. — Он пристаёт к тебе? — Судо обернулся. Я съёжилась под строгим ожидающим надзором. — Н-нет, так, просто… — Ладно, — твёрдо ответил Изао, но тут же вдруг остановился. Он повернулся и схватил меня за запястье. — Тебе там никто не друг, понятно? — Он приподнял мою руку. — Да, хорошо, я поняла… — ответила я, прищурившись от отозвавшейся боли. Сколько раз я попадала в подобные ситуации, столько раз и проваливалась в ступор. Быстро придумать ответ, подобрать правильные слова, продолжать не волноваться — всё, чтобы не проиграть в этих эмоционально-словесных качелях. Сказать правду, что мы тогда в классе поругались из-за домашки, или соврать и сказать, что мы просто шутили, — и то, и то было ненадёжным вариантом. Но допрос кончился так же быстро, как и начался. Судо просто не стал придираться и продолжил идти как ни в чём не бывало. Дальше мы разошлись, больше не сказав друг другу ни слова. День прошёл быстро, неясно и расплывчато. Я прослушала всё, что говорили на уроках, всё думая о письме. Представляла себе тайного отправителя: как он подбирает слова, как чужая рука выводит буквы, как аккуратно запечатывается конверт маленьким вырезанным сердечком, как кто-то возится с замком шкафчика с утра пораньше и осторожно подкладывает письмо. И с сожалением думала о том, что у меня при всём желании не получится отвертеться так, чтобы уйти завтра с обеда. Не хотелось огорчать таинственного адресата, но Судо меня просто так не отпустит, и это я точно знала. Было бесконечно обидно осознавать это. Я словно заводная игрушка в руках Изао. Он всегда везде был, всегда и везде следовал. Даже сегодня каким-то образом учуял, что я с кем-то контактировала. Чёрт возьми, он никогда не оставит меня в покое, никогда! Я пнула стену со злости. Суетясь в этом потоке мыслей, сама не заметила, как слёзы оставили на щеках холодные дорожки и образовали на воротнике мокрые пятна. Я наспех стала вытирать лицо, и это заметил проходящий мимо парень. Кимура, будь он неладен, шёл мимо и застал меня в таком виде. Я уже подумала, что это конец, что завтра меня снова поднимут на смех, и что на доске уже будет написано: «Мацумото — плакса!» или ещё что-нибудь. Но Кимура ничего не сказал, просто сунул мне в руку платок, нахмурив брови и поморщив нос. Но я не поверила ему. Я бы ни за что не поверила в искренность действий одного из тех, кто был против меня. Ради потехи он сегодня украл мою работу! Могу поспорить, завтра он будет смеяться громче всех. Стало ещё неприятнее, чем было до этого. Кимура быстро отвернулся и пошёл своей дорогой. Я переобулась и захлопнула дверцу шкафчика, сердясь незнамо на кого — на себя или на Кимуру. Я забыла даже о том, что оставила внутри письмо, о котором вспомнила только следующим днём. Только вот на следующее утро, к своему удивлению, я не обнаружила конверта. *** — «Где же он, где? Куда он мог деться?» — Не найдя ничего в шкафчике, я начала рыться в портфеле, но поиски были безуспешными. Ну не мог же он мне присниться? Письмо точно было, и провалиться сквозь землю оно не могло. Я метнула взгляд на часы и ужаснулась, поняв, что слишком долго копалась. Я забежала в класс и наспех начала доставать вещи, не заметив одной странной детали. Подняв голову, я просто выпала в осадок. В паре метров от меня стоял Кимура, но его лицо… Под правым глазом у него стоял фингал, большущий, размером с небольшое яблоко, слева от уголка разбитой губы красовался синяк бледно-малинового цвета. Кимура даже не посмотрел на меня. Звонок заставил меня отмереть и оторвать взгляд от покалеченного парня. Весь урок я летала в облаках, иногда посматривая на Кимуру, он вёл себя обычно, только часто опускал голову и прикрывал чёлкой глаз. Прозвенел звонок, мы поклонились, и ученики разбрелись по своим делам. От духоты кружилась голова, но в классе оставаться не хотелось, и я направилась в коридор. — Явилась — не запылилась, — промычал Кимура, которого я встретила, когда вышла из класса. — Чего?.. — Появилась, говорю, зачем?! — он вдруг сорвался на крик. — Почему ты кричишь? — вздрогнула я. — Ты спрашиваешь?! Натравила на меня этого зверя и теперь гордишься? Я оторопела. Самые страшные подозрения атаковали разум. — Это он? Эту Судо побил тебя?.. — Заткнись! Могла же выкинуть эту бумажку, чёрт её побрал! Для чего всё это было? — он злостно кинулся в обвинения, — Не смей даже подходить ко мне, бесчувственная идиотка! Он хлопнул передо мной дверью. Я смотрела на неё ещё секунды три, словно одноклассник всё ещё стоял там. Я вдруг разом всё поняла. Тело затрясло с такой силой, что сделав два шага назад, я чуть не упала. Не думая, я метнулась куда глаза глядят. Пробежав вдоль коридора, я завернула в женский туалет. Захлопнула дверь кабинки и уже не могла держать себя в руках, слёзы потекли сами. Я зарыдала, облокотившись на стенку и зажимая рот обеими руками. Как же я ненавижу себя! Ненавижу себя за то, что такая слабая, такая безответственная, такая нерешительная! За то, что подвожу себя и других, позорю своих родителей, что рушу свою и чужие жизни, что мешаю другим жить! Из-за меня страдают люди, из-за меня одни лишаются рассудка, а другие — чести. Но как же я ненавистна себе за то, что плачу, плачу сейчас вместо того, чтобы сделать что-нибудь! Я не способна противостоять последствиям своих действий. Я постоянно боюсь и плачу. Я просто жалкая. Обыкновенная плакса. Господи, лучше бы я умерла!.. *** Раз, два, три… Кисть движется в вальсе с акварелью, питая белый холст яркими красками. Так спокойно и умиротворяюще. Лепестки, как живые, шевелились на ветру, а бутоны покачивались. И даже запах будто бы взаправду был. Написанные цветы благоухали не хуже настоящих, словно бумага пропитана духами, либо же моё разыгравшееся воображение, опьянённое собственными фантазиями, воплотило этот запах в моей голове. Так бы и сидела целую вечность, лишь бы кисть не отрывалась от бумаги. Но пусть желание моё и бесконечно, время — наоборот. Занятие в клубе давно кончилось, и все разошлись, я же осталась одна в классе заканчивать натюрморт. Как только я отложила кисточку, мой мольберт внезапно качнулся. — Ай, — Я вцепилась в стакан с водой, вода немного расплескалась. — Привет, — Над мольбертом нависла голова Изао, — Давно тут? — П-привет, — Я поддельно улыбнулась, пытаясь скрыть сильный испуг, — Да, в-вот, собираюсь уже… — А, вот оно что… — В его руке показалась маленькая чёрная баночка. Он наклонил бутыль, и в один миг её содержимое полилось вниз. Я отскочила назад, прижав к себе ноги, наблюдая, как угольно-чёрная тушь стекает по холсту, перекрывая дописанный минутой ранее натюрморт, а прекрасные розовые лилии исчезают на глазах. — Почему… — Какая жалость. Ну ничего, зато в следующий раз будешь осмотрительней, — он прикоснулся пальцем к испачканной бумаге и приклеил маленькое красное сердечко. Точно такое же, какое было на конверте. Изао отошёл от мольберта, оглядел мою натуру, стоящую на столике по середине класса, — ваза с искусственными цветами — и поставил рядом бачку из-под краски. Я опустошённо обозрела испорченный холст, заляпанный чёрной тушью, и опустила голову на колени. Изао напоследок обернулся со словом, где-то вдалеке пронёсшимся эхом: — Плакса. *** Второй урок следующего дня. Я стою перед своей партой, не в силах двинуться с места или что-то сказать. Я молча наблюдаю, как капает ярко-алая краска на сиденье стула. Жидкая гуашь растеклась по светлому дереву, запачкав все вещи, и больше напоминала лужу крови, нежели художественный материал. — И как ты объяснишь это? — сурово спрашивает преподаватель, в ожидании склонив голову и скрестив руки на груди. Женщина не в восторге от погрома в классе за несколько минут до начала урока. От стыда заложило уши, тело стесняли устремлённые со всех сторон взоры. — Я… — Я забегала глазами по красному беспорядку. — Я этого не делала… От собственной неуверенности в голосе самой стало до жути противно и неловко. Учитель тяжко вздыхает и поворачивается к классу, отходя на пару шагов в сторону. — Ну и кто виновен? — громко спрашивает она. Ученики попрятали глаза. Прошло полминуты молчания. Никто не хочет сознаваться в том, что намеренно вылил краску на чужую парту. — Мы не будем устраивать здесь суд. Бери тряпку и оттирай этот позор. Прозвучал звонок. Кто-то кратко оборачивался и хихикал, пока я, сдерживая слёзы, старалась быстрее убрать то, чего не делала и в чём была невиновна. *** Темнело. Я шла медленно, неслышно. Каждый шаг давался тяжело и неуклюже, ноги нетвёрдо касались земли, проваливаясь куда-то вниз. Последние недели были схожи с продолжительной Геенной. Мои оценки упали, мучали ночные кошмары и бессонница, Судо сживает со света, из-за него меня возненавидел Кимура… Не было желания возвращаться домой. Я была уверена, что меня никто не встретит. Только очередные крики родителей. Вечерние скандалы в нашем доме совсем не редкость. Поэтому я забрела в ближайший двор и побродила немного по детской площадке. Горки и карусели пустели, в песочнице одиноко лежали оставленные своими хозяевами игрушки. Я присела на корточки у деревянного бордюра песочницы, сбросив портфель рядом на землю. Осторожно потянулась к маленькому пластиковому ведёрку и засыпала его доверху песком — немного влажным и липким — смахнула верхушку и быстро перевернула форму вверх дном. Затем глухо постучала по донышку и, обхватив ведро двумя руками, медленно подняла его вверх. Показалась аккуратная пирамидка. Песочный куличик получился ровным, и из-за рельефа на дне ведёрка на самой башенке красовались узоры. Я встала, отряхнула запачканные коленки и пошла дальше по площадке. Подойдя к качелям, прикоснулась рукой к металлической ручке, местами ржавой, с осыпавшейся жёлтой краской. Я покачала люльку, и железные крепления, поддавшись, едва слышно заскрипели. Я представила, как качаю здесь братика, ещё совсем маленького и наивного, несомненно любящего всех-всех на свете, такого юного, ещё не достигшего переходного возраста, когда он закроется от меня и родителей. Я улыбнулась, растрогавшись от собственных фантазий, затем сама уселась на качели. Ногами легко оттолкнулась от земли и невысоко взлетела, как на маленьком самолётике. Ветер щекотно обдувал шею. Качели тихо поскрипывали. На самом деле мы мало проводили времени с братом. Он часто болел и сидел дома, где его выхаживала мама. А я и папа гуляли вдвоём. По какой-то причине с другими детьми я не играла, они просто не брали меня в свои компании. Но я не сильно расстраивалась, ведь папа никогда не оставлял меня одну, подбадривал и всячески развлекал. Мы ели вместе мороженое, катались на каруселях, я слушала его истории… Глаза защипало от навернувшихся слёз. Вдруг где-то рядом послышался непродолжительный писк. Я оглянулась по сторонам и опустила взгляд на землю. На траве перед качелями, шевеля белыми усами, сидел кот, полностью чёрный, и смотрел на меня большущими светло-оранжевыми глазами. Он ещё раз пискнул и сладко потянулся, выгнув спину и растопырив перед собой когти. Через секунду он он поднял голову, пошевелил пушистыми ушами с длинными чёрными кисточками и запрыгнул на соседнее сиденье. Люлька качнулась, кот посмотрел вниз, а потом уставился на меня. — Привет, — я шёпотом поздоровалась с лохматым незнакомцем. «Ну вот, — вздохнула я, — теперь я не так одинока». Кот тихо мяукнул, затем повертелся на месте, принял позу буханки и, подвернув под себя лапы, ласково замурлыкал. Я наблюдала за ним ещё некоторое время. Подумала, что это был самый приятный собеседник за последнюю неделю. *** На уроках я постоянно проваливалась в сон. Последние две ночи меня мучила бессонница, а усталость наваливалась в самое неподходящее время. Так я проспала четыре урока. Зао не приходил ни на одной перемене, что безусловно меня радовало. В любом случае в середине дня мне нужно идти вместе с ним на крышу. Эти походы вечным бременем висели у меня на шее, но деваться было некуда. Я неохотно закинула сумку на плечо, задвинула стул и направилась к выходу. Голова была как в тумане. Посторонние голоса еле слышно раздавались глухим эхом. Я завернула в тихий коридор, где почти никого не было, никаких звуков, только слышалось слабое шарканье подошв позади. Мне начало казаться, что шаги становились всё ближе, но я не придала этому значения. «Погодите…» — Тебе нужно торопиться, не так ли? — Хирано говорила тихо, и я сначала не узнала её голос. Клянусь, я пыталась сопротивляться изо всех сил, но двое против одного — было нечестно. Я не смогла вырваться из хватки Синохары, которая завела мои руки за спину. Глаза закрыли ладонями, раздался смех. Я боялась, что со мной сделают что-то ужасное, что будет больно, но меня лишь резким толчком повалили на пол внутрь маленькой комнаты и захлопнули дверь. Когда картинка перед глазами стала чёткой, я узнала кладовую, где хранился школьный инвентарь, которым обычно пользуются дежурные. Я кинулась к двери и подёргала ручку — заперто. Девушки смеялись за закрытой дверью и говорили что-то, но я не разобрала слов. Я судорожно дёргала ручку и толкала дверь, но она не поддавалась. Я кричала и умоляла открыть, но в ответ за дверью лишь приглушённо смеялись, а потом голоса и вовсе отдалились и стали не слышны. Я пыталась докричаться до кого-нибудь или открыть дверь самостоятельно. Но не получилось — видимо, её закрыли снаружи ключом. Нащупав выключатель, мне удалось включить свет. Лампа очень тускло освещала помещение. Я огляделась: шкаф вдали, на котором стояла куча коробок и вёдер, захламлённые столы и полки, множество стоящих вертикально рулонов бумаги, разные плакаты, планы и чертежи, старые географические карты, деревянные табуретки, банки из-под краски и много чего ещё. Я как ещё один ненужный хлам заперта здесь по соседству с пылью и грязью. По подсчётам прошло минут тридцать. Я сидела под дверью, представляя, как сердится Судо. Он ненавидит, когда я не рядом. Ему нужно меня контролировать, водить за поводок, как собаку. Я очень редко видела Судо в истинном гневе, но каждый раз это не сулило ничем хорошим. Зачем они это сделали?.. Плечи дрожали от волнения, на меня накатила паника, ещё через пять минут я ходила из стороны в сторону в надежде, что обо мне вспомнят. В конце концов я не выдержала и начала выдвигать ящики и рыться в барахле, думая, чем можно открыть дверь. В темноте случайно порезалась оставленным в открытом виде ржавым канцелярским ножом. — Ай! — Я прислонила пораненный палец к губам, на языке почувствовался металлический привкус. Взгляд зацепился за погнутую скрепку на дне ящика. Схватив находку, я прильнула к двери. В голове предстало воспоминание из одной программы, которую я когда-то увидела по телевизору. В ней бывший заключённый рассказывал в познавательных целях, как открыть простой замок подручными средствами. Я не знаю, зачем тогда смотрела это, но помню, что речь шла о навесных и дверных замках. Способ взлома для первого типа я не запомнила, но зато вспомнила про второй. Мне стало неудобно от мысли о сравнении себя и того взломщика из программы. Но мне нужно было выбираться любой ценой. Опустившись на колени, я всмотрелась в замочную щель и пошарила рукой по волосам в поисках маленькой невидимки, которая должна была остаться в причёске. Прядь волос упала на щеку, а заколки не оказалось. Наверное, упала на пол, когда меня заталкивали в кладовку. Я опустилась ещё ниже, заглянув под дверь. И правда, на полу неподалеку валялась оброненная невидимка. Я оглянулась на стол позади, быстро ища, чем можно подвинуть вещицу, и нашла деревянную линейку. Просунув её под дверь, я нащупала заколку и затем ловким движением швырнула её к себе. Есть! Скрутив из неё мини-рычаг, я начала вскрывать замок. Булавка шла туго, но после первых двух щелчков штифты в замке начали двигаться легче. По ощущениям оставался последний. — Давай, давай… — сквозь зубы молила я. Он никак не хотел поддеваться. Я ослабила давление на заколку и наконец смогла сдвинуть стержень. Он шёл медленно и вдобавок туже остальных. Вот, ещё чуть-чуть и… Ай! — соскользнул. Ещё одна попытка. Есть щелчок. Победа! Дверь открылась, и я упала на руки. Больно защипало порез на пальце. Это свобода! У меня ещё было время, и я не стала ждать. Сразу же побежала к лестнице, придумывая по пути отговорку. Я завернула за угол, выбравшись наконец из этого проклятого коридора и врезалась в грудь высокой фигуры. Пошатнувшись, я сразу пожалела о том, что не осталась там, откуда с таким усердием высвобождалась. Эти глаза… Эти дьявольские глаза — всё, что я увидела перед тем, как мир вокруг кувыркнулся. Я упала, ощутив жжение на щеке и дикую боль в губе. Ошарашенно схватившись за щёку, заметила, как по руке струйкой пошла кровь. На глазах выступили слёзы. — Последнее предупреждение, — грозно произнёс Судо. Собрав всё своё самообладание, я постаралась не разрывать с ним зрительный контакт и хоть что-нибудь сказать в своё оправдание. — Меня з-закрыли в кабинете… Я не виновата, поверь–… — За твоё наглое враньё… — Начал он медленно. — Я не вру! — Ещё раз облажаешься, и я умою твоё лицо туалетной водой, — пригрозил он и наклонился. Он был так близко, что я могла разглядеть своё отражение в его зрачках. — Я не в… — я в страхе запнулась. — Х-хорошо, я поняла. — Прекрасно, — он грубым движением провёл рукой по моим волосам и оглядел мои губы, — И да, ты сама упала. Затем он скрылся за углом. Это был первый раз, когда он ударил меня. Сидя на полу и оперевшись на стену, я утирала кровь с губы, которую прикусила, когда получила пощёчину, попутно стараясь прекратить плакать. Прошло время, прозвенел звонок, и ученики стали возвращаться в свои классы. Люди обходили меня стороной, оборачивались и шептались. Я медленно поднялась, покачиваясь, отряхнулась и закатала запачканный кровью рукав. Пол урока провела в медпункте.