Шепотом.com

— Второй молодой господин Лань, — извиняюще улыбнулась девушка из администрации, Лань Чжань не знал ее имени, — вы ведь не против поучаствовать в благотворительном концерте? Для детишек. Вот, посмотрите брошюру. Мы собираем добровольцев… но… Она смущенно запнулась и покраснела. Но кажется, уже не от смущения, а от досады. — Никто не спешит вызваться первым? — догадался он, помогая девушке не выронить из рук тяжелую папку бумаг. На брошюру он бросил взгляд, и только. Просительница погрустнела, но ничего об этом не сказала. — К сожалению. Ладно… Тогда я пойду. Она кивнула, как будто не остановила его в обычном коридоре по пути на обед, а оторвала от жутко важного дела, и теперь просила прощения за беспокойство. Похоже, она собралась решительно направиться дальше. — Мгм? Вы передумали? — О его удивлении говорили разве что чуть приподнятые брови. Что ж, в конце концов, им вполне может быть не нужен гуцинист, а девушка просто с кем-то его спутала, а, заметив широкий чехол за спиной, обнаружила ошибку. Например, приняла за брата — это порой случалось. — А? Передумала? — Она захлопала ресницами. — О чем? Не говоря ни слова, он аккуратно выудил брошюру концерта из стопки бумаг, которые она прижимала к груди. Девушка невольно застыла, уставившись на его пальцы и иероглифы меж ними. — Вы… хотите участвовать?! — ее лицо озарила надежда. Лань Чжань нахмурился — слишком много эмоций для такого небольшого и хрупкого тельца. Ему показалось, что по всем законам природы она должна попросту взорваться — и внутренне приготовился ловить бумаги, чтобы потом не пришлось собирать их по всему холлу. — Мгм. — Ура! Вот здорово! — девушка просто засветилась от радости. — Пойду расскажу всем, что вы с нами! Теперь желающих будет больше, вот увидите! Когда-то их с Сичэнем родители познакомились на одном из благотворительных концертов. Говорили, то была любовь с первой ноты… — Хорошо, — согласился он. Если можно помочь, то почему бы этого не сделать? Девушка помчалась куда-то дальше, а Лань Чжань, задумавшись, спустился на первый этаж и подошел к доске объявлений. Только вот рука никак не поднималась закончить начатое… Он принялся бездумно читать все, и как раз на рекламе о продаже фортепиано услышал позади чью-то легкую поступь. — Брат, — как всегда лаконично кивнул Лань Чжань. Так он приветствовал людей, явления природы, саму жизнь — сухой констатацией факта. Если взошло солнце — значит, «утро». Если в комнате стало холодно от сквозняка, и ветер уже вовсю гуляет по дому, переворачивая страницы книг и суша губы — хватит и простого «окно». Ученики считали, что так проявляется властность — мол, это похоже на приказ. Тон прославленного, пусть и в узких кругах, музыканта из обеспеченной семьи, выросшего в достатке и закаленного невзгодами с самых ранних лет. Так уж вышло, что из-за профессии родителей, дяди, а теперь и их самих, братьям из года в год приходилось участвовать во всевозможных вечерах памяти, концертах воспоминаний и всем таком прочем. Потому-то даже в глазах молодого поколения семья Лань выглядела не просто представительно и достойно, а с легким налетом благородной, восхищающей всех и каждого трагичности. Иной раз Лань Чжань и сам не понимал, чему верить: шептались, что его внешняя строгость, нелюдимость и, разумеется, «траурное» (траурное?) выражение лица — это результат детской травмы и глубоких переживаний, столь поэтично навеки отразившихся на челе. Только вот сам Лань Чжань не был так в этом уверен — сколько он себя помнил, он был… ну, каким-то таким. Маме очень нравилось заставлять смурного маленького Лань Чжаня улыбаться: «Улыбка человека смешливого и веселого — это счастье, — говорила она, — но если удастся вызвать улыбку того, кто обычно серьезен, то это и не улыбка вовсе, а настоящая драгоценность». И Лань Чжань тут же улыбался — он знал, что мама любит драгоценности и радуется каждому дорогому подарку от отца, будь то шпилька или колье, личное или что-то на выступления да приемы. Не знал он только тогда, что она любила все его подарки, и дело было не в жемчугах или золоте. — Ты уже ищешь учеников? — мягко улыбнулся Лань Сичэнь, точно так же, как в детстве, когда родители подзывали его, уже вернувшегося со школы, забрать Лань Чжаня поиграть с собой. И верно. В руках Лань Чжаня был скромный листок. Обычно делалось так: желающий набрать класс вывешивал такой на общей доске объявлений, а те, кто хотел пойти в ученики, вписывали свои имена. Лань Чжань еще не подписал, кто именно объявляет набор. Теребил листок в руках, стоя у той самой доски, пока на него не наткнулся брат. — Знаешь, — начал Лань Сичэнь, и вдруг сделал паузу, точно обдумывая, что именно хочет сказать. — На самом деле, у меня есть кое-кто на примете. Вернее, у старшего брата Не. Они втроем ходили в школу: Лань Сичэнь, Цзинь Гуанъяо и Не Минцзюе. И на выпускном дали священную клятву побратимов. Не Минцзюе подглядел в каком-то историческом фильме про славных воинов — он и сам был тем еще воином, удивительно, как его не исключили после того случая в 9 классе. Наверное, благодаря тому, что школа была частная, платная и жутко дорогая. А Цзинь Гуанъяо еще тогда намеревался пойти в политику, поэтому искал нужные связи повсюду и не брезговал никакими знакомствами. Поэтому друзья и впрямь стали братьями — каждый по своим причинам и с собственными целями. Например, Лань Сичэнь просто хотел, чтобы связывающие их узы никогда не были разорваны судьбой. А не так давно Цзинь Гуанъяо посадили за коррупцию — он ждал суда, а Сичэнь носил передачки, попутно читая другу нотации не хуже учителя Ланя. Надо ли говорить, что обычно грозит за подобные преступления? Надо ли говорить, как сильно это ранило всех, кто на беду оказался рядом? Если подумать, все это безумно раздражало. «Семейные» драмы Лань Сичэня в какой-то момент перестали касаться Лань Чжаня к радости обоих — один вечно избегал драм, но все равно оказывался в их эпицентре, а второй попросту не знал, как реагировать и что делать. Просто принимал все звонки и выслушивал длинные монологи в аудиосообщениях по вечерам. Иногда приезжал сам, иногда — принимал в гости. Наутро Лань Сичэнь извинялся и предлагал поужинать где-нибудь в благодарность за «беспокойство». «Не стоит», неизменно отвечал Лань Чжань. Все считали его каменным истуканом, все, но не брат. Тот знал, что за этим «не стоит» скрыто «мы же семья». Скрыто «я всегда поддержу тебя, даже если ты страдаешь от себя самого». Скрыто «мой брат не заслуживает такого». Лань Чжань никогда не произносил вслух настолько смущающих слов. Это раздражало еще сильнее, но пока ему и не приходилось. Достаточно было действий, а слова… Цзинь Гуанъяо вот умел подобрать нужные к любому сердцу. А толку-то с его слов? Лань Чжань никогда не говорил, что ему всегда не нравился этот мелкий проныра, потому что это невежливо и даже грубо. Никогда не говорил «я же тебя предупреждал», и никогда не ссылался на Не Минцзюе, который предупреждал куда агрессивнее — этот тоже ему не нравился, если начистоту. Но уж таким был Лань Сичэнь. Он не видел в тех, кто ему дорог, ни единого пятнышка, точно смотрел на солнце. В душе Лань Чжань был ему за это благодарен — он-то считал, что на нем порядочно пятен, но, по крайней мере, не для брата. Однако брат был слишком мягок и раним, чтобы вечно жить под солнечным светом. Его кожа неизбежно должна была либо огрубеть и стать толще наждачной бумаги, либо сгореть как фитиль… Но пока Лань Сичэнь на удивление умудрялся спасаться с помощью легкого бумажного зонтика и бутылки с освежающим смузи по любимому рецепту дяди. Возможно, секрет в креме от загара?.. — Ты вновь общаешься с Не Минцзюе? — безо всякого выражения спросил Лань Чжань. И обернулся на тихий вздох. Из-за двуличия Цзинь Гуанъяо эти двое поссорились. И Лань Чжань втайне считал, что это к лучшему. Такой человек, как Лань Сичэнь, быстро обретет новых, более достойных и подходящих ему друзей. Разве не так? — Вроде того, — после долгой паузы ответил брат, отвернувшись. Ответил честно: — Он написал мне из-за тебя. — Меня? — искренне удивился Лань Чжань. Брат кивнул: — Друг Не Хуайсана хочет научиться играть на гуцине. Ну, знаешь, как это обычно бывает, когда молодые люди хотят «попробовать», увидев концерт по телевизору. Но случилось странное, и Не Хуайсан выразил желание ходить на уроки вместе с другом. А ты же знаешь, как старший брат печется о его образовании… Лань Сичэнь еще раз вздохнул, заложив руки за спину. Лань Чжань посмотрел на него, увидел морщинку меж бровей, едва заметную, даже трогательную, и губы сами произнесли: — Хорошо, без проблем. Я поучу брата Не Минцзюе и его друга, если нужно. Не Хуайсан был младше Не Минцзюе на несколько лет. Если судить по рассказам со стороны, он больше любил выпивку, свою коллекцию расписных вееров да написание эротических новелл по ночам, чем учебу и саморазвитие. Лань Сичэнь говорил как-то, что тот бросал любые курсы, школы и университеты, в которые его записывал старший брат, от простых до самых престижных. Можно было только предполагать, каким будет его друг, тем более, внезапно решивший научиться игре на таком инструменте… Еще один бесполезный ученик в копилку учительской славы Лань Чжаня. Один — потому что Не Хуайсан наверняка будет использовать время занятий, чтобы по-тихому развлекаться где-нибудь без ведома Не Минцзюе, и ни одно не посетит. Оба брата у доски объявлений на первом этаже концертного зала вздохнули — каждый по-своему. Лань Сичэнь — с облегчением и благодарностью. Лань Чжань — с тяжестью на сердце. Неделя началась просто отвратительно. Он даже не знал, что делать, как поступить, и с братом поделиться таким не мог. А все потому, что на выходных случилось нечто ужасное… В воскресенье, всем сердцем предвкушая грядущее событие, Лань Чжань проснулся ни свет ни заря, позанимался на гуцине с А-Юанем, хорошо пообедал, покормил кроликов и даже прибрался во дворе. Сичэнь попросил попозировать ему — он превосходно писал пейзажи, но портреты удавались ему хуже, и в стремлении достичь совершенства брат брал в руки кисть при любом удобном случае. К его досаде, младшие не могли усидеть на месте без движения даже десяти минут, потому модели из них были никакие. Пока Сичэнь рисовал, братья обсудили с десяток разных тем и сполна насладились беседой. Потом Лань Цзинъи, проиграв А-Юаню в какую-то мудреную игру с джойстиками и звуками взрывов, предложил всем приготовить ужин вместе, а после еды дядя усадил семью на матч в сянци. В общем, к вечеру Лань Чжань ощутил себя изрядно измотанным. Оставалось только надеяться, что он не заснет сразу же, как только начнется с таким нетерпением ожидаемый им стрим. Устроившись в постели поудобнее, он открыл страницу Пещеры усмирения демонов и заметил новые доступные плейлисты — правда, проверить их было некогда. Уведомление пришло точно в срок: «Переходи на стрим — хочу, чтобы мы поскорее увиделись!» Вот и он, этот миг. Он увидит его в живую. Где-то сейчас этот человек точно так же сидит, только перед камерой вместо экрана. Он — настоящий. Но Лань Чжаню все же нужно в этом убедиться… Серебристый смех игриво пощекотал мозг где-то в области затылка. Только один его смех уже вызывал пресловутые мурашки. Лань Чжань поежился, внутренне осознавая, как сильно ему повезло наткнуться на этот сайт и на этого человека в самом начале. Он вспомнил, как А-Юань говорил, что ни разу не ощущал тот самый АСМР-эффект, хоть и продолжает смотреть АСМР без него. — Привет всем, моя армия нежити! — улыбка прорезала темноту выключенного экрана. — У нас тут небольшие технические шоколадки, но теперь ведь все хорошо, да? Пожалуйста, отпишитесь в комментариях, всем ли меня видно и слышно? Его шепот был бархатистым, мурлыкающим, хотя он наверняка обладал довольно высоким баритоном. Нежность этого голоса была сродни кошачьим лапам или кроличьему меху. А прикосновения его шепота к барабанным перепонкам… Лань Чжань расслабленно откинулся на подушки, прикрыв глаза. Наконец-то, вот оно. Именно этого он и хотел. — Итак, вижу, что все хорошо. Вижу, вижу, можете перестать отвечать на вопрос, спасибо. Привет, Пурпурный Демон! Привет, Черная Фурия, привет-привет, Огненная Хули-цзин. Привет, Темный Властелин, ха! Скажите-ка, нравятся ли вам ники, которые я вам придумываю? Ведь это оригинально, скажите? Лань Чжань фыркнул про себя. Его ник, Ханьгуан-цзюнь, означал «добродетельный господин», да к тому же был взят из легенд — в чем тут оригинальность? Больше того, в основном у пользователей, видимо, были какие-то пугающие прозвища. Всевозможные демоницы, призраки и прочая жуть. Почему же у него оно было таким необычным? Где-то в груди кольнуло непривычное чувство. Ему хотелось быть как все, быть в составе этой самой «армии нежити», а он снова выделился какой-то несуществующей добродетелью. Аж самому от себя стало тошно. Чем в глазах АСМР-иста он заслужил такую сомнительную честь? — Так вот, сегодня у нас очень плотный график, народ! — задорно сообщил юноша, кажется, подмигнув под маской. — Я немного поиграю вам на флейте, потом мы пошепчем то, что вы захотите — присылайте заявки с донатами, кнопка должна появиться где-то на экране. А затем будет третий акт для самых лютых мертвецов, верно я говорю? — хихикнул он. Возбуждение стримера было вполне понятным — эфир уже смотрели не меньше тысячи человек. Но когда полилась мелодия, Лань Чжань позабыл обо всем остальном, даже читать чат перестал. Пожалуй, флейта ди не очень хорошо подходила для АСМР. Заставить расслаблять и баюкать резкие и звонкие звуки было довольно непросто, но каким-то непостижимым образом флейтист справлялся. Кроме того, флейта всегда звучала приглушенно, точно издалека — слушать одно наслаждение. Когда начался шепот, Лань Чжань уже потерялся в звуках. Он и без того устал, ожидание и нервное возбуждение утомили его, а теперь вдобавок он слушал то нежную колыбельную, то сладкие речи. Так что он и сам не заметил, когда погрузился в вязкий, не отпускающий сон. *** Неожиданное чувство едва-едва рассеяло дрему. Будто жар расползался по телу, расслабляя члены и наливая их приятной тяжестью. Сведя ноги с непривычки, Лань Чжань повернул голову, но еще не проснулся. И только когда резковатый стон пронзил уши, пелена этой неясной неги наконец спала. Похоже, он проспал большую часть эфира. В недоумении ища источник разбудившего его шума, он посмотрел на экран и остолбенел. Стример по-прежнему находился в кадре перед микрофоном, но что-то было не так. Его руки, лежащие на столе прямо под камерой, были связаны на запястьях, так, что микрофон оказался между ними. Красная лента не туго, но надежно сдерживала красивые, слегка подрагивающие пальцы музыканта. Вместо маски на нем оказалась широкая черная повязка, скрывающая глаза. Челка падала поверх нее, словно пыталась замаскировать проступивший румянец, но ему явно не было до нее никакого дела. Тяжело дыша и постанывая в лучших традициях АСМР, юноша ловил воздух ртом и покусывал губы, точно всего остального ему казалось мало, чтобы раззадорить зрителей. Сначала Лань Чжань не понял, что происходит, но потом взгляд упал на секцию комментариев. Все они были примерно одного содержания: «Вжарьте ему», «Ну что за сучка, так бы и оттрахал», «Хочу увидеть, как ты кончишь, господин!!!». Тут же всплыло уведомление: некто Шаловливая Повелительница задонатила сумму с подписью «Ну, кто больше? Сколько он еще продержится?!». И одновременно с прочтением этого текста Лань Чжань с ужасом услышал мерное жужжание. Лицо флейтиста исказила гримаса, а с покрасневших точно от стыда губ сорвалось «еще!». В чате тут же посыпались поддразнивания и насмешки. Похоже, оставшиеся на эфире немногочисленные зрители спорили, кому из них удастся довести стримера до исступления. Бар донатов поверху экрана был почти заполнен — подпись взывала к сердцам и умам преданной армии: «На восхитительный оргазм господина», и эмодзи с сердечками в глазах. Лань Чжань хотел было отбросить смартфон куда подальше, но вместо этого как зачарованный вперился в экран, не в силах ни оторвать взгляд, ни вырвать из ушей наушники. У него не было никакого опыта в подобных делах, но те самые соседи, вытрахивающие из него сон несколько ночей подряд, издавали совсем не такие звуки. Соседка Лань Чжаня всегда орала как потерпевшая (к несчастью, потерпевшей она не была — это каждый раз подтверждала приезжающая на вызовы полиция). А вот юноша, судя по всему, собирался растаять в своем наслаждении — по его шее уже стекали капли, губы и пальцы заметно дрожали, и сам он весь казался воплощением неги и томления. Его стоны и всхлипы были воздушными и обжигающими, точно фонарики, поднимающиеся куда-то в ночное небо. Почти сразу же после последнего прилетел новый донат, переполнив бар. Юноша не сдержал стона и подался вперед, весь нахмурившись, как будто собираясь злобно зарычать. В комментариях подбадривали — давай, не стесняйся, мы все хотим посмотреть, мы все хотим этого. Следом пришел еще донат, заставляя стримера сорваться на задушенный крик. — П-прошу, — наконец раздался переливчатый, хриплый шепот. — Сделайте это. Я хочу кончить. Внизу экрана загорелась яркая кнопка — донат на «Разрешить господину кончить» стоил в три раза дороже обычного. Лань Чжань уставился на эту кнопку покрасневшими глазами, уже привычно занеся над ней палец. — Прошу… — задыхался юноша на экране, пытаясь высвободить руки и подрагивая всем телом — похоже, они были крепко привязаны к чему-то за или под камерой. Забавно, что в кадре ничего не выдавало истинного значения контента. Не было ничего экстраординарного, ни непристойных поз, ни половых органов, ни обнажения. Черная безразмерная футболка надежно скрывала плоть от лишних глаз, микрофон стоял на ослепительно белой столешнице, прячущей под собой всю нижнюю половину тела, а где-то позади, во тьме, мерцал неоновый фиолетовый — наверное, для фона там находился какой-то светильник. Лань Чжань не мог отказать в просьбе, тем более высказанной с таким выражением, такой мукой, даже если просьба была невероятно постыдной. Но кем он будет, если все-таки нажмет? Как после этого пользоваться этой же рукой, есть, брать предметы, перебирать струны, если он поддастся порыву? В голове опустело, лишь кровь била в виски, словно уговаривая — нажми. Ты должен, говорила предательница-кровь, разве ты не хочешь этого? Нажми, и это откроет в тебе что-то новое. Нажми. Нажми. На… Он уже не видел, как в комментариях требовали просить старательнее. Внезапный стон, долгий, приглушенный программой, а не АСМР-истом, запрокинутая голова, сжатые в кулаки напряженные руки. Все это навалилось разом, оглушило, и Лань Чжань запоздало понял, что на кнопку нажал кто-то другой. Под прерывистое бинауральное дыхание в ушах Лань Чжань выронил телефон на постель, будто вместо него в руках обнаружил было нечто отвратительное, противное, как прогнивший плод или мясо с личинками. Экран тут же потух, погружая в спасительную тьму комнату и ее хозяина, раскрасневшегося, потного, как после стометровки за автобусом, поджавшего колени, чтобы не поддаваться соблазну чего-то еще пока неясного. Сердце колотилось в груди, будто желая проломить ребра. Прижав ладони к глазам, Лань Чжань дождался появления вспышек. Ему нужно было успокоиться, нужно было избавиться от этого мерзкого чувства. И да, от нежданного, захлестывающего, возмутительно яркого… возбуждения. Избавиться, спрятать, заглушить… И никогда, никогда больше даже не вспоминать об этом… этом… Он не мог подобрать слов. Об этом постыдном опыте? О развратном сайте и его посетителях? О нём? Лань Чжань всегда считал себя крайне нетерпераментным в сексуальном плане человеком. Наверное, даже интерес, и тот пришел к нему только лет в 16, гораздо позже, чем у сверстников. Он видел парочку порно, еще в юности, и ничего в тех видео его нисколько не вдохновило. Конечно, если хотелось, он помогал себе рукой и всегда решительно и неумолимо достигал желаемого, как обычно. Но он не любил, когда к нему прикасаются, так что представить себе, что когда-либо он захочет сделать что-то подобное с кем-то другим… Он впервые возбудился от того, что кому-то было хорошо. Кому-то не воображаемому и не из книг или фильмов. Лаской наслаждался другой человек, а приятно было ему. Как это возможно? Лань Чжань вжал лицо в руки, будто хотел выдавить на нем отпечатки. Нужно было изгнать этот образ из своей головы. Губы, разомкнутые в крике, алая лента на запястьях и столько звуков, что голова шла кругом. Звук частого дыхания. Звук появления нового доната. Звук похоти. Стоны, всхлипы, неразличимый шепот… Вскочив, он бросился в ванную комнату — принять холодный душ, — но замер перед дверью. Нет, в таком состоянии выходить в коридор нельзя — вдруг кто-то его увидит? Что он тогда скажет? Разве по нему не будет понятно, что что-то не так? Что он сделал что-то не так? Смотреть непотребные стримы явно не входило в ежедневную программу дяди. Еще и не один раз! Еще и тратя на это деньги! Разврат осуждался в семье Лань, жестко и безапелляционно. Секс-работа и в особенности клиенты таких работников осуждались в семье Лань где-то на уровне торговцев людьми, убийц и охотников. Им с Сичэнем, конечно, не говорили хранить себя до свадьбы, все-таки, они не девицы на выданье — но именно это и подразумевалось всем, чему их когда-либо учили. С шумом захватив воздух сквозь сжатые зубы, Лань Чжань слепо уткнулся лбом в успокаивающе прохладную поверхность двери. Ощущать себя кроликом, загнанным в угол коварной лисицей, было совсем не приятно. Но горечь невообразимого чувства вины перед семьей захлестнула его еще сильнее, чем стыд. Никогда, никогда больше он не попадется в эту ловушку. Ведь жил же как жил, и чего ему приспичило стать фанатом АСМР?!.. Сначала паника захватила его с головой, но мало-помалу разум прояснялся, точно в комнате, заполненной дымом, открыли наконец окно. Обжигающее пожаром раскаяние пришло, когда он нехотя рухнул обратно в постель. В семье Ланей все строго и важно соблюдать дисциплину: если ты сошел с истинного пути, сделал что-то не так или поступил нехорошо, нужно покаяться и принять наказание судьбы. Возможно, это было его наказание — за то, что… за… но… Он же всегда старался поступать по совести! Не проходил мимо попавших в беду. Работал, помогал родным. Пару недель назад снял котенка с дерева и вернул плачущей владелице. Исправно платил по счетам. Вел себя вежливо и сдержанно, как его учили. У него даже пени за квартплату или налоги никогда не бывало! Немного успокоившись, он перевернулся на бок, продолжая размышлять. Если дело не в нем, то может, в этом пареньке, совсем отбившемся от рук? Кто он? Почему занимается подобным? Разве торговать собой — не преступление? Следует ли на него донести? Последнюю мысль Лань Чжань поспешно отверг, не успела та сформироваться в его разуме. Нет, конечно, там что-то запутанное. Как в… Эту мысль он отверг тоже. Изначально она звучала как «в случае с Цзинь Гуанъяо». Но с ним-то как раз все было ясно, сколько бы Лань Сичэнь не отрицал очевидное. Разве Лань Чжань тоже ошибался? И в чем же? Он неожиданно ощутил себя таким уставшим и запутавшимся, что веки, точно свинцовые, сами собой закрылись, дыхание выровнялось, и пришли сны. Беспокойные, странные, отчаянные. Некто красивый и жестокий вырезал из него сердце в прямом эфире. Потом фокус сменился, и его стали разрезать пополам, как в цирке, под закадровый смех зрителей. Его нижняя половина осталась где-то там, и ее пришли и отхлестали прямо по заду — это было больно и обидно до слез. А голос шептал в это время на ухо, что он здорово влип, что он был плохим мальчиком, что его накажут по всей строгости закона. *** Он проснулся ошалевшим и невыспавшимся. Понедельник выдался просто ужасным, и замаячившее впереди участие в благотворительном концерте стало лишь минутным облегчением. Вечером у него подгорело рагу, и он не купил овощей для кроликов по дороге домой, как планировал. На душе было неспокойно. — Лань Чжань, — начал брат, отпивая чай из маленькой чаши на один глоток. — Мгм? — Говорить не хотелось. Разве что уйти поскорее спать, залезть под одеяло и мучительно себя ненавидеть. Это было три основных его желания на этот момент. Внешне он выглядел так же, как обычно. Для всех, кроме Лань Сичэня. К счастью, на свете не было человека более деликатного и понимающего: — Тебе точно не будут в тягость ученики? Ты так занят в последнее время. — Брат аккуратно, обеими руками поставил чашу на салфетку. Лань Чжань едва заметно выдохнул. Он не любил врать, даже в мелочах вроде дежурного «все в порядке», когда это не так. — Я не занят, — возразил Лань Чжань. Подумав еще, добавил: — Напротив, мне бы хотелось забить больше свободного времени. Чтобы не было и шанса думать обо всяких глупостях. Вот так! Он сжал кулаки под столом. Решительно и строго! Семя порока должно выдернуть с корнем, как только появятся ростки. …И где он такого понабрался, если подумать?.. Никогда, никогда он больше не желал чувствовать себя так странно и… бесконтрольно, и… ну, так… — О чем задумался? — голос брата вовремя вырвал Лань Чжаня из размышлений. Помолчав пару секунд, он ответил: — Благотворительный концерт. Сегодня услышал. Совсем скоро. — О, правда? Ты будешь участвовать? Запиши и меня тоже, если останется место! — с привычным энтузиазмом попросил Лань Сичэнь. И на сердце потеплело. Что бы там ни было, некоторые вещи не поменялись за это злосчастное воскресенье. Как бы ему ни казалось, что ничего не будет прежним, это не было правдой. Почему вообще ему так казалось? Он что, напал на кого-то или стал свидетелем чего-то ужасного? Ну, стал, но… Отправившись в постель, он лег и заснул сразу, стоило только голове коснуться подушки. Страшные сны больше его не тревожили — и никакие вообще. Еще целую долгую неделю. *** — Лань Чжань? — Мгм? — вздрогнул он невольно. И натолкнулся на тяжелый взгляд дяди, с которым по вечерам пил чай. — Что ты делаешь? — спросил Лань Цижэнь. Из-за теплого света лампы над столом у него под глазами залегли глубокие тени. Лань Чжань подумал, что у него самого, должно быть, так же. — Что я… делаю? — искренне не понял он. — Ты стучишь по чашке, — наставительно заявил Лань Цижэнь, будто рассказывая сводку новостей. Лань Чжань опустил глаза. В его руках действительно была чашка с зеленым чаем, сквозь который можно было увидеть рисунок на дне. И, видимо, ногтями он выстукивал по ней какой-то ритм. — Извините, дядя, — лишенным эмоций голосом проговорил он. Что-то на дне этой чашки никак не давало взгляду от нее оторваться. Пришлось заставить глаза выглянуть в окно, где уже было непроглядно темно, как в иллюминаторе. Затем — на кухонный гарнитур, напротив которого он сидел. Фасады были ничего, а вот ручки… интересно, каковы они на звук. Он мотнул головой и заставил себя произнести: — Пожалуй, я пойду спать. И ушел в сопровождении подозрительного прищура дяди, будто тот хотел заглянуть в самую суть вещей, в самую суть племянника. Как будто там было, на что смотреть. Да… фарфор звучал приятно. С некоторых пор мелодии обыденных предметов и явлений захватывали Лань Чжаня все больше и больше. Как поет журчащая вода? С каким трепетным шорохом листаются страницы книг? Какова природа пения сверчков по ночам? Сколько нот в натертом до блеска поручне в метро? Любая поверхность могла таить в себе звук, а звук — пытаться выбраться наружу, обрести бестелесность в воздухе. В космосе нет звуков и нет кислорода. Полнейшая тишина, нет, даже отсутствие тишины. Отсутствие самого присутствия. Абсолютное ничего. Примерно так ощущалось то, что было на сердце. Довольно быстро выяснилось, что он… скучает. Будто какая-то важная часть его жизни оказалась выдернута с корнем, и теперь ее нечем заменить. Он задерживался на работе допоздна и даже согласился взять учеников, а еще удвоил подготовку А-Юаня к экзамену по игре на гуцине, но в моменты, когда он все-таки оставался один, на какую-то секунду забывал, что случилось, и радовался как ребенок тому, что скоро вернется домой и сможет послушать новое видео. Потом приходилось одергивать себя, наказывать себя и ругаться на себя. Но этот миг, когда он все еще считал себя… причастным… По ночам он либо спал как убитый, пораженный усталостью, либо не мог заснуть, а когда наконец удавалось, в голову лезли неприличные картинки, на которых он обычно заставлял человека в маске кричать от восторга, пока тот шептал мерзости на ухо. Сначала на одно, потом на другое, поглаживая затылок рукой и вызывая мириады мурашек. И это было невыносимо. Почему он хотел чего-то подобного, как он мог такое хотеть? Лань Чжань никогда не представлял себе ничего вот такого. Раньше его воображаемые партнеры были довольно безлики и, можно сказать, схематичны. Пожалуй, по ним сложно было даже определить, девушки то были или юноши. Как можно быть таким глупым? Играет он на флейте, как же. Как человек, получивший приличное образование и читавший много литературы, Лань Чжань прекрасно знал, что это значит. Что значит эвфемизм «играть на флейте». Знал, но не соотнес с видео, на которых молодой человек приятной наружности издает откровенные звуки и говорит приятные комплименты, ну конечно. Он уже понял, что означал приобретенный им «повышенный доступ» и какого рода видео были в новых плейлистах. Ну и, конечно, он знал, что ни за что не поддастся. Что будет следовать плану. Плану не смотреть, не вспоминать и даже не думать. Насколько это вообще возможно. Перед следующим воскресным стримом он хорошенько подготовился. Прежде всего, морально. Что бы там ни было, происходящее с АСМР-истом на его извращенских эфирах — не его дело. Пусть даже интересно, о чем могут быть видео в новых плейлистах… Нет, нет и еще раз нет! Никаких «интересно». Никаких «одним глазком». Никаких «будет что-то непристойное, тут же выключу». Никаких компромиссов. — Ты всегда таким был, — с улыбкой отметил Лань Сичэнь, наблюдая, как младший брат сосредоточенно драит сгоревшую накануне сковородку. Или скорее, остервенело. Весь вечер, не отрываясь и изредка хмурясь. Вместо вопроса «каким?» Лань Чжань просто поднял голову. Жалким и испуганным? Или фанатиком уборки? Или все сразу? — Если решил что-то, то не отступишься, — мягко проговорил Сичэнь. Непонятно, к чему это он. Но Лань Чжань не хотел ничего не спрашивать — что в этом толку. Его решимость была похожа на песчаный замок. Вроде выглядит надежно, но стоит только коснуться, и все сооружение может рухнуть, рассыпавшись на мельчайшие детали. На «да», «нет», «возможно». Но все-таки он и вправду решил. Хватит с него АСМР-приключений. Оставалось лишь последнее. Зайти на этот дурацкий сайт и отменить свою подписку. И он боялся этого больше всего. Потому что, зайдя на сайт, он, конечно, увидел новое превью и название ролика. Это было уже глубокой ночью. Он мучился от бессонницы, голова не раскалывалась, но как будто саднила — как и всегда в последнее время. Он хотел наконец отписаться, чтобы покончить с соблазном — чтобы больше не приходили уведомления о стримах и он не мог на них присутствовать, даже если бы внезапно захотел. Обычные уведомления, с пожеланиями доброго утра и почти что ежедневными анонсами, он отключил еще в понедельник, потому что это можно было сделать в настройках телефона, никуда больше не заходя. А посмотрев на новое видео, он вспомнил — не разумом, а телом, — каково это. Даже слегка неприятное чувство, будто что-то касается тебя по спине, легко пробегает по шее вверх, взъерошивает волосы, на самом деле ничего не ероша. Когда хочется запрокинуть голову и слушать, слушать, слушать, даже не думая, почти не существуя, расслабив каждую мышцу. Непонятное, странное желание. А в ушах — фейерверки. Хочется вжать голову в плечи, чтобы спрятаться от этого всепоглощающего звука. Но теперь, черт бы побрал тот стрим, все это почему-то ассоциировалось и с другими ощущениями. С нервным возбуждением, не поднимающимся по позвоночнику, а опускающимся по груди, словно чьи-то сухие руки. С мурашками, будоражащими где-то ниже живота. Со стонами, вызывающими вполне естественную, и оттого еще более пугающую реакцию. Когда пронзает дрожь, кожа наполняется жаром, и хочется приоткрыть губы. Когда весь становишься одной сплошной сжатой мышцей, и ничто не принесет освобождения. Разве что… Но только… Кусая губы, он уставился на превью. Это было обычное АСМР-видео, открытое для всех подписчиков. Для всей его армии нежити. Для всех проклятых душ, попавших в эту ловушку… «Пожалуй… последний раз можно… От одного раза ничего не случится…» — подумал Лань Чжань. У него так болела голова. Так хотелось… хотелось просто снова ощутить это. Слиться с его звуками. — Я скажу тебе «привет». Привет! Как ты поживаешь? Как твои дела? — участливо поинтересовались губы, их раскаленный шепот вмиг наполнил тело жизнью. Тепло и приятно. Вот каким это всегда было для него. И что-то таяло от этих «тк» и цоканья языком, повторяющихся на все лады. Лань Чжань вздохнул. Он уже не сможет нажать на кнопку паузы, даже если это будет необходимо. Теперь у него связаны руки… связаны… ох, черт… — Сегодня, — неторопливо начал Призрак, — я не буду играть на флейте. Сегодня, — он делал красивую, многозначительную паузу после этого его «сегодня», — я буду говорить с тобой снова, — он перенес вес тела на другой локоть, оказавшись губами у второй стороны микрофона, — и снова. Снова и снова. Ты никогда мне не отвечаешь, — с коварной притворной обидой сообщил он, — но я расскажу тебе, — и снова, — все-все о том, как я провел этот день. Без тебя. Что-то кольнуло в груди — это так несправедливо! Разве это зависело от него, от Лань Чжаня? АСМР-ист заставлял его чувствовать свою вину, и это было так… так… Так хорошо. Так освобождающе. Лань Чжань не любил подобные ощущения в реальности. Но здесь это выглядело игрой — ею и было. И испытывать лже-вину было… приятно. Отчего? Какая-то глупость. Почему все, что касается этого парня, абсолютно лишено логики и смысла? Лань Чжань всегда старался придерживаться фактов, норм, правил, приличествующих в обществе. В чувствах и эмоциях он терялся, не имея твердой почвы под ногами. Это не значило, что он ничего не испытывал, разумеется. Но все сложное и непонятное он стремился загнать в рамки очередного правила или факта. Например, «мне нравятся кролики, потому что, во-первых, во-вторых, в-третьих» — это уже факт, а не эмоция, это уже проще переварить, и понятнее, как с этим работать. Можно заботиться о них, если тебе нравится, когда они счастливо бегают по траве, гладить, когда нравится прикосновение меха к коже, можно кормить их, если хочешь, чтобы они были сытыми и здоровыми, пока резвятся во дворе, а их мех блестел на солнце, чтобы затем можно было его гладить. Но эти видео… он не знал, как классифицировать это чувство. Поначалу он называл это любопытством, потом — желанием высыпаться. Потом — заинтересованностью. А потом все смешалось в одно большое нечто, у которого пока что не было имени. Комом застряло в горле. Напоминало о себе в голове. Вот, что было самым страшным во всей этой ситуации. Не глупое порно, нет. Чувство запутанности и беспомощности. Непонимание себя самого. Хаос, захватывающий четкую систему его жизни. Хаос, который может перевернуть все вверх дном. «Рассказываю тебе о трудностях на учебе. Ролевая игра Бойфренд АСМР», гласило название ролика. Он знал об этом с самого начала. На АСМР-исте была рубашка ученика старшей школы. Белая, с аккуратно закрытыми до последней пуговицами. И сидел он за партой, раскрыв перед собой учебники и тетради. Конечно, ученику ни за что не позволили бы ходить с такими длинными волосами, почти до плеч, ведь он мальчик. Конечно, он не выглядит настолько юным — наверное, он ровесник Лань Чжаня или около того, может, чуть младше. — Ты так хорошо выглядишь, в чем твой секрет? Я хоть и младше, но у меня круги под глазами и голова раскалывается. Ты не против, если мы будет говорить шепотом, мм? — И затем этот болтун сделал паузу, будто собирался слушать ответ Лань Чжаня. Такая нелепица. Он уже знал, что это называлось «ролевые игры». Нет, не обязательно в том самом смысле, хотя с этого станется. Обычно это означало, что АСМР-ист выбрал какую-то тему, чтобы не шептать или болтать впустую, придумывал историю и обыгрывал ее в видео. А некоторые для антуража даже тематически оформляли фон для видео и наряжались в костюмы, в общем, все как у настоящих артистов. Существовали каналы, которые целиком посвящали свою деятельность только таким вот ролевым играм: прием у врача, запись в библиотеку, встреча с гадалкой, и так далее, и тому подобное. Но этот жанр не слишком привлекал Лань Чжаня, да и его флейтиста, кажется, тоже — он редко записывал подобное. Хотя чем, как не разновидностью ролевой игры, были его переодевания в черное, маска и флейта, вся эта его призрачно-пугающая чушь? Можно сказать, он от начала и до конца был персонажем. Персонажем, который иногда еще и переодевается в других персонажей, как этот школьник. Какой-то двойной уровень лицедейства. Тройной — обмана. И ведь это наверняка еще не все, а только на поверхности… Фыркнув осуждающе, Лань Чжань физически почувствовал себя брюзжащим стариканом, но поделать с этим ничего не мог. Вот как, как так можно? Призрак так старательно зачитывал вслух «свое» якобы последнее сочинение, за которое получил неудовлетворительную оценку (по сюжету ролика «школьник» возмущался такой несправедливостью, а зрителю полагалось ему посочувствовать), делал такие очаровательные ошибки таким приятным шепотом… И этим же ртом… он ведь в этот же микрофон… он… У несчастного Лань Чжаня такое просто не укладывалось в голове. Милый и даже кажущийся наивным юноша в тонкой рубашке — и… ну, то, что тогда было. Такое даже нельзя представить, услышишь — не поверишь. Лань Чжань отказывал себе в сомнительной чести вспоминать детали. Совершенно точно он не помнил ни алой ленты, ни черной повязки, ни грязных словечек, ни умоляющих о невозможном губ. Ни единой подробности не могло, просто не должно было сохраниться в его идеальной памяти. Эта память хранила бесчисленное количество партитур, цитаты из стихов и изречения классиков, наставления дяди, слова брата, воспоминания о родителях, празднование всех двадцати с лишним дней рождений. В этом списке не было места для кого-то, кто за деньги кончает на камеру… — Я правда очень хорошо учусь, — прошелестел левый наушник. На экране было видно только широкие плечи, скрытые за свободной рубашкой (наверное, с чужого плеча), узкий подбородок настоящего упрямца, тонкие и при этом жилистые, полные сил руки на столе, заваленном реквизитом типа учебников. — Я так стараюсь, — вторил левому наушнику правый, — ты будешь гордиться мной. Я хочу, чтобы так и было. Вот почему я хочу попросить тебя… Лань Чжань устало прикрыл глаза, склонив голову на грудь. Было трудно слушать, позабыв обо всем, отдаться звуку. Если… если он правда больше никогда не вернется на сайт… Ему стало очень обидно за себя. Не так уж и много у людей хобби, особенно у тех, кто поглощен трудовыми буднями или семьей, и обрести новое тоже непросто! Почему он должен взять и бросить все из-за… вот него?! «Нет уж, я не проиграю!» — подумал он чуть ли не озлобленно. — «Я…» Он осекся, потому что в этот момент юноша на экране внезапно потянулся к камере, наклонившись через стол, и приблизился, опаляя дыханием, будто вправду находясь рядом. — Скажи мне, что не оставишь меня. Никогда, — в одно ухо, — никогда не оставишь, — в другое. Лань Чжань выдохнул, сжал зубы, вцепился непослушными пальцами в переплетение одеяла и простыни. И… проснулся от солнечного света в незавешенное окно с разряженным смартфоном на груди. А может, от злости на самого себя. Он не успел сказать «да», но и не сказал «нет». Но битва еще не была проиграна. Не была ведь? *** Он так и не отменил подписку. И дело было даже не в его нерешительности. Просто, опасливо зайдя на сайт средь бела дня и немного потыкавшись по ссылкам, он обнаружил, что «возврату не подлежат» и «ваша делюкс-подписка оформлена на срок 6 месяцев, благодарим за использование нашего сервиса». Полгода! Каким-то образом он согласился терпеть все это целых полгода?! Справедливости ради, никто не тянул его за… палец. Он все сделал сам. На все согласился, принял все Пользовательские условия, не читая. Сам тыкал на кнопки как завороженный. И вот она, благодарность. Своим мрачным хмыканьем он распугал отдыхающую неподалеку стайку оркестрантов из второго состава. Лань Чжань по природе своей подмечал детали, и мог точно сказать, что они всегда ходили вместе. Он наблюдал за жизнью вокруг, но никогда не сравнивал ее с жизнью «внутри». Год за годом он занимал эту скамейку, ходил примерно одной дорогой, покупал примерно одно и то же в столовой концертного зала. У него был один стиль одежды, одна манера собирать волосы в хвост. Одна и та же нефритовая подвеска украшала его гуцинь. И все это он делал, носил, ел в полном одиночестве, исключая моменты, когда брат разделял одиночество с ним. Лань Чжань никогда не задавался вопросом, почему у него нет друзей, потому что брат был его лучшим другом, и это не то чтобы было необычно. Не все люди, как братья Не, терпеть не могут друг друга и всячески друг другу (точнее, брат брату) это выражают, ведь так? Пожалуй, его можно было посчитать… странным? Заносчивым? Нелюдимым? Он был из тех, кто «сам себе на уме». Тот самый парень, который день за днем сидит, ходит, репетирует в одиночестве, а если рискнуть к нему подойти, молчит и кидает холодные взгляды. Не удивительно, что никто не предлагал ему свою компанию — это было попросту страшно. Глядя, как группка друзей-оркестрантов уходит во внутренний дворик, и щурясь от солнца, Лань Чжань невольно задумался. Интересно, что было бы, если бы кто-то все-таки предложил? Принял бы он ее, эту не то чтобы желанную компанию? Во времена учебы он общался с разными ребятами, в основном такими же ассоциальными, как и он, которые прибивались к нему, чтобы не оставаться один на один против всех остальных компаний разом и не прибиваться к группкам более популярных среди ровесников учеников, где им грозила участь отщепенцев. Но все контакты очень скоро после выпускных оказывались разорваны. Брат ласково говорил Лань Чжаню, когда тот оставался дома один на выходных или не хотел звать одноклассников на свой день рождения, что люди просто стесняются находиться рядом с ним, таким прилежным в учебе, хорошо воспитанным и одаренным как талантами и умениями, так и внешне. В общем и целом, одна большая бочка добродетелей, а не человек. Добродетельный господин — Ханьгуан-цзюнь, ха. Брат, видимо, лишь хотел утешить младшего как умел. А тот попросту не понимал, в чем его следует утешать. Он не нашел товарища по интересам, а другие не были ему нужны. Он не осознавал, что значит «одиночество», потому что оно было его естественным состоянием, точкой отсчета. Интересно, если бы сейчас, на этой скамейке, к нему подсел тот, с кем можно будет разделить печали и радости, кто-то, близкий ему по духу и увлечениям, каким бы он был? Или она? Подумав, второе он все-таки отверг. Общаться с девушками он умел еще меньше. Вряд ли когда-либо он сможет взять одну из них за руку или еще что в этом роде. Наверное, это должен быть мужчина. «Ладно, девушки — не мой конек. Так и запишем», — он глотнул смузи, которого осталось совсем немного. Нужно было возвращаться к работе, а его мысли витали в совсем иных плоскостях! Сев за инструмент, вместо оттачиваемой к ближайшему концерту мелодии он снова отвлекся, и пальцы сами собой принялись за бессмысленный перебор. — Это новая мелодия? — поинтересовался коллега, с которым они иногда занимались. Он только что пришел и как раз доставал свой инструмент из кофра. Лань Чжань промолчал, поджав губы. Разве это вообще похоже на мелодию? К чему столь бессмысленные вопросы? Вечером он, как обещал, показал Лань Цзинъи, как отбивать куриную грудку по семейному рецепту. Так как дядя не был женат, и он, и братья Лани привыкли готовить сами, хотя нельзя сказать, чтобы им это нравилось. Когда приготовление ужина — необходимость и рутина, а не хобби, это совсем не так весело, как звучит. Об этом он тоже рассказал Лань Цзинъи, а тот, словно в ответ, поделился секретным рецептом приправы для особой остроты блюда, подсмотренным в какой-то закусочной. А-Юань старательно почистил картофель и немного похвастался успехами в учебе. Мальчишки затеяли спор, кто быстрее избавит морковку от кожуры. Они ожидали, что Лань Чжань отчитает их за «игры с едой», но он только покачал головой и вернулся к работе с мясом. Выиграли кролики — именно им и досталось лакомство, когда Лань Чжань с невозмутимым видом отобрал очищенные овощи у спорщиков и отправился на задний двор. Кроликам уже полагалось спать в такое время, но они старательно оживились в своем загоне, увидев нежданного посетителя. Подняв самого шустрого из них на руки, Лань Чжань задумчиво почесал ему носик. Если бы кто-то увидел их со стороны, этот кто-то решил бы, что человек с кроликом совершил невозможное: играться со столь милым и очаровательным созданием с таким холодным выражением лица должно быть запрещено законом. Только по нежным движениям, по тому, как Лань Чжань держал кролика в руке, его близкие могли догадаться, что он действительно поглощен общением с любимым питомцем и не случайно когда-то наряжался кроликом на доброй половине детских праздников. Попрощавшись с кроликами, поужинав с семьей и наконец закрыв за собой дверь спальни, он чинно подготовился ко сну, но тот взаимностью отвечать не спешил. Подойдя к окну, Лань Чжань посмотрел на полную луну, заглядывающую в комнату сквозь занавески. Темнота, не нарушаемая даже редкими звездами, наводила на размышления, и мысли сами собой вернулись к тому, о чем он точно в бреду думал в ту самую ночь. Так кто же этот юноша? Что заставляет его поступать подобным образом, по сути, торговать собой? Может, у него есть свои причины? Вдруг он делает все, что может, так же, как и Лань Чжань, просто исходя из собственных способностей и целей? Хмыкнув, Лань Чжань снова подумал, что напоминает себе брата. Тот так долго пытался оправдать Цзинь Гуанъяо перед Не Минцзюе, надеясь их помирить, что в итоге сам поверил во все свои доводы. Цзинь Гуанъяо и правда пришлось непросто, но разве это повод, чтобы совершать преступление против родины? Что хуже всего, он ведь не просто поставил свою жизнь на кон, он потянул всех близких за собой. А самым близким на тот момент, самым преданным оказался Лань Сичэнь. Это было больше года назад; судопроизводство — затяжной процесс даже в очевидных для обывателей делах. Лань Сичэнь довольно быстро научился скрывать свое беспокойство, и сейчас никто не мог бы сказать, что совсем недавно его постиг такой удар. Но Лань Чжань даже не пытался учиться притворству. Однажды он прямо на этой кухне спросил брата, встревоженного, с пустым взглядом загнанного в угол, стоило ли оно того. К чему он продолжает искать адвокатов и ездит на встречи. Зачем пытаться спасать висельника, который к тому же сам залез в петлю? Это был единственный раз в жизни, когда брат его ударил. Отвесил такую звонкую пощечину, что даже в глазах зарябило. И что важнее, гнев в его обычно таких теплых и ярких глазах в тот момент… Брат извинился, наверное, тысячу раз, но Лань Чжань не особо ценил слова и предпочитал им действия. А еще понял тогда, что за чувство, помимо очевидных, вызывал у него Цзинь Гуанъяо. И, поняв, ощутил стыд, куда явственнее простой пощечины жгучий щеки. Братец А-Яо, младшенький, избранный Лань Сичэнем по зову сердца, а не по крови и долгу. Тот, о ком брат всегда заботился, а после скандала — даже удвоил усилия, хотя чертов А-Яо не стоил ни капли его заботы. Божечки, да это же банальная ревность! Лань Чжаню даже не пришлось прощать брата — впору было самому просить прощения, но признаться в таком вслух он не смог. …Но если ты сам не без греха, как можно винить другого человека, тем более, не зная о нем практически… ничего? Воображение тут же услужливо нарисовало Лань Чжаню скромного, но упорного юношу в лохмотьях из псевдоисторических дорам, сидящего на обочине жизни, и при этом симпатичного и талантливого, а потому решившего направить свои умения на добычу денег и поиски славы, пускай даже сомнительными путями. И желательно толпу голодных ртов за его спиной бы не забыть. Лань Чжань с легкостью представил, как таинственные покровители с затемненными лицами подходят к юноше на той самой обочине, отвешивают сальные комплименты его очевидным прелестям, хватают за острый подбородок, чтобы рассмотреть как следует (и хорошо, если только за подбородок!), а после с презрительным смехом кидают монеты ему на колени. Он вспомнил чат на стриме, где зрители спорили, как быстро он кончит, и даже делали ставки. Но, конечно, все это была совершеннейшая глупость. Во-первых, тот, на кого он так пристально смотрел последние пару недель, не был ни скромным, ни добродетельным. Его лицо, вероятно, могло быть красивым, но с тем же успехом под маской могли обнаружиться десятки дефектов внешности, так что если он на что-то и ставил, создавая свой профиль АСМР-иста, то не на сногсшибательную смазливость. Пожалуй, он был обаятельным, но при магической помощи сценария и монтажа таковым мог выставить себя практически любой. Лань Чжаня особенно привлекала его улыбка, но она же могла и отвратить, потому что, признаться честно, казалась порой слегка нахальной и даже дерзкой. В общем и целом, АСМР-ист выглядел как тот, кто знает о своих плюсах и минусах и умело играет на тех и других, чтобы расположить аудиторию к себе. А во-вторых, шепот и игра на флейте — пожалуй, вот были главные его козыри, что совсем неудивительно в мире АСМР-контента. Лань Чжаню действительно стало интересно, каким мог оказаться его голос — должно быть, весьма и весьма приятным, — но юноша всегда шептал и только. Наверное, и Лань Сичэнь по достоинству смог бы оценить его игру, хоть их инструменты и отличались. Представив, как показывает брату свое и без того странное увлечение, объяснить которое в любом случае сложно, Лань Чжань чуть не рассмеялся в голос. А осознав это, ощутил себя гораздо лучше. Разумеется, он так и не нашел ответов. Но хотя бы в голове, как на лунном небе, немного прояснилось. *** В следующий раз он включил видео уже из-за чужой ошибки. Когда он написал брату, что собирается уйти с работы пораньше, тот попросил зайти к нему и отвезти домой пару бумаг — ничего серьезного. Заглянув в комнату, Лань Чжань увидел, что брат проводит прослушивание — наверное, среди его учеников освободилось место, а может, нужно было отобрать кого-то для выступления. Аудитория, полная людей и звуков, радостно перешептывалась, на задних рядах кто-то приглушенно репетировал материал. Лань Чжань вовсе не хотел мешать, но когда он принялся взглядом искать Лань Сичэня среди всех этих людей, он заметил в толпе одного флейтиста. Вроде бы ничего особенного, но глаз зацепился, и когда флейтист поднес инструмент к губам, он вдруг понял, почему тот привлек его внимание. У парня в руках была флейта ди, а не сяо. Осмотревшись, Лань Чжань понял, что играющих на дицзы было не один и не два. Пока брат, что-то объяснявший у небольшого помоста-сцены, его не заметил, он юркнул к стене, решив послушать. …После первого же выступления на ди он, не долго думая, подошел прямиком к брату. — Брат. — Лань Чжань! — поприветствовал его тот, протягивая папку с бумагами. — Как тебе наши юные дарования? Собравшиеся в комнате флейтисты и впрямь выглядели молодо даже по сравнению с братьями. Многие из них заметно волновались. Значит, все-таки прослушивание, причем не какое-то важное, иначе его не проводил бы один только Лань Сичэнь. И тут Лань Чжань вспомнил, что в это время года в оркестр как раз набирают стажеров. — Хм, — вместо ответа сообщил Лань Чжань. Лань Сичэнь засмеялся: — Ты прав, здесь есть, над чем поработать. Но все мы с чего-то начинаем, верно? — А после спросил, повысив голос: — Кто будет следующим? Придя домой, Лань Чжань оставил бумаги на столе дяди, а сам, присев в столовой, с обреченным вздохом достал смартфон и открыл закладку. Даже если это всего лишь претенденты на статус стажера, играть так абсолютно никуда не годится! Это просто оскорбление слуха и разума. Ему нужно было срочно услышать что-нибудь прекрасное, что-нибудь по-настоящему достойное. Что-то из совсем другой лиги. АСМР-ист на видео поднес флейту к губам, и Лань Чжань облегченно выдохнул. Мелодия, которую тот извлекал, вовсе не была идеальной. Вдобавок порой ему явно не хватало дыхания. Но его игра… он словно и сам становился мелодией! В отличие от, возможно, будущих стажеров, которые словно слепые котята тыкались в ноты, он знал, что играет, и обходился со звуком, точно с любимой наложницей. Каждое его движение было ласковым и изящным, пальцы невесомо и нежно порхали по резной флейте, и та отвечала взаимностью, робко и страстно отзываясь на прикосновения. Дослушав одну колыбельную, Лань Чжань выбрал вторую, третью, пятую… Только когда щелкнул дверной замок, возвестив, что вернулся кто-то из домашних, он нехотя стянул с себя наушники и сбежал во двор, проведать кроликов, весело скачущих по своей зеленой полянке. А когда все дела во дворе были переделаны, А-Юань уже звал его к столу. Пришлось вернуть всех кроликов в их загон, чтобы тоже готовились ко сну. Одного из них, с черным пятнышком над носом, поймать было сложнее всего, он выскальзывал из рук, словно шерстка его была намазана маслом. И даже пожурить его было невозможно — у этого кролика не было клички. Он появился уже после того, как Лань Чжань переехал в свою квартиру. Наверняка А-Юань и Лань Цзинъи как-то его называли, но Лань Чжань не знал как. Наконец-то плотно обхватив теплое тельце, в котором как безумное билось маленькое сердце, Лань Чжань поднес кролика к глазам и вздохнул. Помолчав, он наконец прошептал: — Ну что ты такой вертлявый, куда хочешь сбежать от меня, Призрак? Скоро время сна. Пора отдыхать. Кролик дернул ушком и зафыркал недовольно. Улыбнувшись, Лань Чжань бережно опустил его на траву рядом с клеткой. — Призрак? Это его имя? — А-Юань вернулся, видимо, чтобы проверить, где пропал его наставник. Лань Чжань кивнул и поднялся на ноги. Дом манил зайти внутрь своими яркими лампами и вкусными запахами. Кто-то играл на гуцине у открытого окна на втором этаже — наверное, дядя. Цзинъи сновал по первому, держа в руках книгу — наверное, что-то заучивая. Лань Чжаню вдруг очень захотелось из уличных сумерек наконец войти в тепло и телесность дома. Сесть с кем-то за стол, разделить трапезу, послушать чужую игру, обменяться новостями. Где-то послышался мелодичный голос брата, и он сделал шаг к приоткрытой за А-Юанем двери. — Ему подходит, — засмеялся А-Юань. — Вечно носится всюду, как будто сквозь стены проходить умеет. — Мгм, — согласился Лань Чжань, спеша пересечь расстояние между ними. А-Юань пах травами и собранными за день по всему университету улыбками. Должно быть, колыбельные и впрямь успокаивают дух. Может даже, изгоняют демонов. Может даже, привлекают безобидных Призраков. Лань Чжаню очень хотелось, чтобы так и было. *** Лань Чжань заключил сделку с совестью. Если игнорировать эротический контент, в шепталках и игре на флейте не было ничего криминального. Поэтому он просто смотрел и слушал только то, что было в общедоступных плейлистах: колыбельные, безобидные триггеры (так назывались звуки, вызывающие АСМР-эффект, если верить застигнутому врасплох спросонья А-Юаню). Избегал даже сомнительного вида ролевые — вроде «Кто тут такой грязный? Помогу тебе помыться перед сном». Помимо флейты, ему начал нравиться формат страшных историй. Легким призрачным шепотом АСМР-ист вещал о проклятых домах и вещицах, ходячих мертвецах и древних монстрах. Это удивительным образом напоминало сказки на ночь из детства. Лань Чжаню их рассказывала мама, когда еще была жива и здорова, а потом лишь иногда читал брат. Поэтому он стремился поскорее освоить грамоту, чтобы научиться делать это самостоятельно. Неожиданным образом желание узнать, чем закончилась история про Жениха-змея, и природная усидчивость сделали его первым учеником не только по части музыки. В музыке он был талантлив, но и в ней, как и в других искусствах, не считал себя выдающимся. В основном свои успехи он приписывал семье и упорному труду с малых лет. Не будь у него несравненных наставников и громкого имени, разве стал бы он таким хорошим гуцинистом? А вот флейтист, на которого он случайно наткнулся в интернете, и впрямь был одарен. Лань Чжань никогда не ошибался в том, что касалось музицирования. Брат не преувеличивал — у него действительно была способность обучать и направлять, так что распознать настоящего музыканта было совсем не трудно. Но волею судьбы этот же флейтист также позволял людям трахать себя на камеру. Несправедливость, заставлявшая сжимать кулаки и кусать губы. Так что он просто продолжал изо всех сил не обращать внимания на эту самую несправедливость. Потому что мириться с ней в открытую было бы совсем уж невыносимо. Но он знал, что в один прекрасный день это случится. И это случилось. Не сразу и не скоро, но все-таки. Ему пришло уведомление о запланированном стриме. Видимо, АСМР-ист не очень-то любил их проводить — в прошлый раз он без конца извинялся, что исчез на несколько недель, и теперь это повторилось снова. Лань Чжань не стал думать, что это может быть связано с банальностями вроде «закончились деньги». Ему вообще не очень нравилось связывать АСМР с заработком. Разве это работа? Скорее уж, искусство. Почти как музыка. Правда, его вера в это искусство изрядно пошатнулось, но что тут поделаешь, мир — жестокое место для творцов. Так когда-то говорил отец, а Лань Чжань запоминал. Со временем, следуя его постулату, он начал замечать, что находит все больше и больше подтверждений. И закономерно сделал для себя вывод, что есть лишь два способа примириться с этой истиной: слиться с этой жестокостью или отгородиться от мира. А нет, три — повторить судьбу отца и матери. Наверное, это даже звучало глупо. Лань Чжань с детства только и делал, что анализировал всех и вся вокруг. Но не самого себя — это казалось довольно скучным. Однако недавние события, на вид совсем неважные, серьезно пошатнули чуть ли не весь его жизненный уклад. Взрослый и самодостаточный мужчина, он неожиданно оказался в ситуации, обнажившей все реальные и воображаемые проблемы его жизни, даже те, о которых раньше он и не догадывался. В какой-то момент все люди взрослеют, обрастают бытом, и когда их дни начинают идти точно по накатанной, один за другим — тогда все пропало. А он так и вовсе будто был «взрослым» с рождения. Родным никогда не приходилось говорить ему: «Повзрослей!». Он всегда четко следовал планам на день, на неделю, на всю жизнь, расписанным сначала дядей, затем — самолично. И не было названия тому, что вторглось в расписание и начало путать строчки. Это даже было не АСМР, как казалось вначале, из-за чего он так злился. Не шепот насмешливо улыбающихся губ. И не злосчастный стрим. То было лишь внешнее. А внутри что-то пробудилось и отчаянно пыталось вырваться на свободу. Например, ему впервые захотелось прогуляться ночью. Он винил в этом бессонницу, но все-таки. Он сменил маршрут, которым всегда шел на работу, и ему… понравилось. В один из вечеров, следом за Цзинъи, он не подумав добавил в салат больше перца — живот крутило весь следующий день, но отчего-то он не жалел о сделанном. Так что в день стрима Лань Чжань только вздохнул и принялся за подготовку. Долго раздумывал, занимаясь переписыванием строчек в кабинете дяди, чтобы успокоить ум и… да, немного наказать себя заранее. Перед началом он принял холодный душ. Дважды. Что-то в сознании беспокойно билось, как сердце Призрака, сжатого в его руках. Но при этом он ощущал себя до странного спокойным и собранным. Он лишь посмотрит, одним глазком. И слушать непотребности не будет. Что бы ни делал сегодня этот хам, он ему не поддастся, вот и всё. Просто… проверит себя на прочность. Просто… — Привет! — произнесли знакомые губы, а поднятые перед собой руки сделали два синхронных движения, и Лань Чжань невольно задохнулся. Черт. Возьми. На нем. Браслеты. Золотые браслеты на запястьях, тонкие кольца, звенящие от любого движения, как у восточных красавиц. Они щебетали в ушах, вызывая желание вырвать наушники и отбросить подальше. Слишком уж звучно, слишком ярко, так много ощущений. Лань Чжань рефлекторно вжал голову в плечи и замер, не в силах оторвать взгляд от экрана. Как же это… пошло, подумал он. А затем юноша поднял ногу и продемонстрировал такие же на лодыжке. Непринужденно, обыденно, как обычно. Подумаешь, нога. Голая грязная пятка, коротко подстриженные ногти. Изящный подъем стопы. АСМР-ист поиграл пальцами, вызвав новую бурю мягкого перезвона в наушниках, как будто кто-то мог не заметить эту поднятую прямо перед камерой ногу. Привлекая внимание к выступающей круглой косточке. И, конечно, золотым браслетам. Очень, очень банальным. Невыносимо. Красный влажный рот — наверное, он пользовался какой-то легкой помадой или маслом, — наклонился к микрофону и немного пошлепал губами, прежде чем начать зачитывать никнеймы присоединяющихся к стриму подписчиков и отвешивать им комплименты. Наконец вступительная часть закончилась, и губы вновь искривила озорная усмешка. — Сегодня мы пробуем новое, — он снова сделал эти странные движения руками, точно вкручивая лампочки, и браслеты искристо зазвенели, беспощадно посылая волну мурашек по телу. Лань Чжань медленно запрокинул голову, теряясь в золотистых отзвуках. АСМР-ист сидел перед камерой, свободно положив одну руку на поднятое колено. Крайне неподобающая поза. Лань Чжань подавил судорожный вдох. Он-то сидел как положено, опустив ноги. Стрим пока еще даже не начался толком… АСМР-ист продолжил, играясь с каждым словом на языке, как кошка с мотком ниток: — И поэтому у меня есть кое-что еще для всех вас… — и достал откуда-то из-под стола целый золотой водопад: на длинной основе подвешены не менее длинные тонкие полоски, будто вставленные одна в другую в восхитительном переплетении. Сначала Лань Чжань ужаснулся — куда это, зачем это? — но затем юноша так же непринужденно, как он делал все остальное, поднес непонятную штуку к лицу и повязал вокруг головы под носом, как мудреную маску для рта и подбородка. Золотые нити свободно ниспадали на разной длине до самых глубоко посаженных ключиц, сегодня видимых в разрезе черной толстовки с закатанными рукавами. При каждом, даже незаметном глазу движении золотой каскад колыхался подобно сотне колокольчиков. Как это вообще можно вынести? Лань Чжань вынужден был признать, что не был готов к такому. С каждым разом этот возмутительный человек удивлял его больше и больше. Между тем смех звучал почти так же, как сопровождающий его перезвон. Лань Чжань поежился — ну вот опять он не справляется с собственным телом. Всего лишь мурашки, а уже так непросто. Словно прекрасно это осознавая, человек на экране специально двигался больше обычного, брал флейту то в одну, то в другую руку, покачивал головой, и когда звон окружал микрофон от правой руки, от левой руки и сверху, от «маски», Лань Чжань переставал дышать, боясь, что его нервная система перегрузится от избытка ощущений. Когда его мучитель привычно коснулся губами флейты, Лань Чжань позволил себе откинуться в кресле и закрыть глаза, будто впав в какую-то АСМР-ную кому. По коже бежали вспышки тока, все тело будто ныло, не находя способа сбежать от сладкой пытки. И все-таки еще ужаснее, чем продолжать слушать, было бы прекратить. Поспешно сглатывая наполнившую рот слюну, Лань Чжань решил, что просто умрет, вздумай сейчас АСМР-ист остановить стрим и уйти по своим делам. Даже звуки донатов не нарушали гармонии — пение флейты в окружении золотого дождя. Но музыкант не спешил. И только закончив играть, он пожурил зрителей: — Ну вот, я так старался, чтобы порадовать вас, а вы еще даже и трети от суммы сбора не набрали! Разве так ведет себя моя армия, а? Я буду сердиться. Похоже, его по-детски смешливые упреки работали — люди исправно принялись кидать деньги, сопровождая их восторгами относительно нового наряда их предводителя. И каждый из них тот комментировал со свойственной ему болтливостью. — Не стоит, не стоит, — улыбнулся АСМР-ист, весь окруженный золотистым звуком. — То есть, вы, конечно, правы, аутфит что надо. Я всегда нахожусь в поиске лучшего реквизита для съемок. Но тут вам следует поблагодарить нашего Призрачного Генерала, — он кивнул куда-то за камеру, подняв волну искр одним движением головы. — Это человек, который помогает мне с техническим оснащением. А теперь еще и со стилем, ха. Слушая его бессмысленный треп, Лань Чжань постепенно приходил в себя и все больше и больше негодовал. Вот ведь бесстыдник, получается, он снимает свои порноролики, когда прямо в том же помещении находится еще один человек?! Не сказать, чтобы Лань Чжань был сильно удивлен. Но вздох все равно вырвался из груди помимо его воли. Затем, ощутив укол совести, Лань Чжань занес руку над кнопкой «отправить донат» и раздумывал ровно минуту. — Что? — отреагировал артист, чуть подавшись вперед. — Ханьгуан-цзюнь, да вы, оказывается, тот еще зануда! Казалось, в его голосе не было ничего, кроме слегка разбавленного речью смеха. Лань Чжань хмыкнул, сжав пальцы на смартфоне лишь немного сильнее. Как ты на это ответишь? Что сделаешь теперь? — Полюбуйтесь-ка, что пишет Ханьгуан-цзюнь. Спасибо за донат, кстати! …Так, вот. «У вас настоящий талант, а вы растрачиваете его так бездарно». Вы видели? «Бездарно», так и написал! Да на моих эфирах наибольшая плотность просмотра по всему сайту, если хотите знать! Кто-нибудь еще считает их бездарными, а? В чат тут же обрушилась волна возражений. Похоже, именно этого и ожидал АСМР-ист. Окошко с донатами также не осталось без фанатского внимания. И только получив достаточно поддержки, парень перестал сетовать на черную неблагодарность и сменил пластинку: — Ну да ладно, ладно. Пожалуйста, хоть вы у меня и нечисть, но не стоит опускаться до оскорблений в сторону моего подписчика! Посмотрите, он проявил уважение, даже обращается на «вы», как это мило. Несмотря на вашу грубость, Ханьгуан-цзюнь, позвольте выразить вам мою благодарность. Приму это сообщение за знак того, что вы заботитесь обо мне. И он сделал притворный поклон, сложив руки перед собой. Золотые нити столкнулись с браслетами. Он поменял ногу — опустил эту и поднял другую. Браслеты на лодыжках ожидаемо забренчали. Они звучали несколько грубее, чем нити на «маске», своевольнее и первобытнее, особенно на ногах. Его колени были не острыми, как большинство виденных Лань Чжанем коленей, а какими-то плоскими. Это вызывало любопытство — очень хотелось увидеть их без этой ненужной черной ткани. Лань Чжаня накрыла странная эйфория. Вот он, здесь, все еще в своей старой комнате, знакомой с детства. Пялится в смартфон в темноте, как и всегда с некоторых пор. Однако его сообщение зачитывает человек по ту сторону экрана! Они действительно общаются. Это не запись. И тот человек теперь тоже знает, что он, Лань Чжань, существует! Что-то в этом создавало ощущение почти безграничной силы, свободы. Подумав немного, он написал еще. Как жаль, что ограничение количества символов не давало высказать полную мысль! — О, снова вы! — оживился АСМР-ист, до этого лениво двигающий руками перед камерой. Его пальцы красиво выписывали фигуры в воздухе, но молчаливость действа почему-то вызвала у Лань Чжаня желание заставить эти губы за золотым водопадом раскрыться и заговорить. — А вы упертый, верно? Он говорил тоном сытого кота, заснувшего в обнимку с миской сметаны. Даже зевнул как-то похоже. Лань Чжань затаил дыхание — что-то он сейчас скажет, опять натравит на него свою верную армию? Или, может, вызовет их Генерала — забанить неугодного? Но. похоже, повелитель нежити был в хорошем настроении. Он даже не стал зачитывать вслух, лишь усмехнулся, и что-то в этой усмешке укололо самолюбие Лань Чжаня больше любых оскорблений в чате. Он настрочил еще одно короткое послание и спешно нажал на «отправить донат». Помолчав немного, АСМР-ист наконец промолвил: — Дорогой мой Ханьгуан-цзюнь, похоже, моя мистическая способность верно подбирать ники новоприбывшим солдатам тьмы поистине поражает. Вы и впрямь добродетельны и благородны донельзя. Должно быть, с вами ужасно скучно общаться в реальности. В чат так и посыпались насмешки. Лань Чжань сжал ладонь свободной руки, благопристойно покоящуюся на колене, в кулак, и заметил только тогда, когда уже разжал его. «Ваши музыкальные способности и это? Как долго вы собираетесь так жить?» «Не верю, что вы не желаете большего, чем стримы для кучки извращенцев» Пиликнуло сообщение о новом донате. Текст гласил: «Разве ты сам не среди этой кучки извращенцев, о великий Ханьгуан-цзюнь?» Звучало ужасающе правдиво. Лань Чжань задохнулся от возмущения. Но легкая улыбка, озарившая лицо за золотой «маской», с лихвой покрыла трату нервов. — Этот Ханьгуан-цзюнь что, крадет мой стрим? — притворно возмутился АСМР-ист, надув губы. — Посмотрите на меня, я здесь, вообще-то, стараюсь! Он снова поднял руки перед собой и синхронно взмахнул, изящно изогнув тонкие запястья. Зону донатов и чата вновь заполонили комплименты, порой довольно откровенного характера вроде «как же я хочу тебя трахнуть» или «ты единственный, о ком я мечтаю по ночам». Лань Чжань на секунду представил, что мог бы написать в подобном ключе, но вовремя себя осадил. Он бы хотел, чтобы талантливый флейтист нашел нормальную работу и перестал торговать душой и телом в интернете. Его страсть к музыке пропадает даром, растраченная на потеху дрочерам, которые ничего в этом не смыслят. А вот он, Лань Чжань — смыслит. Он единственный или практически единственный на этих эфирах, кто понимает, чего на самом деле достоин их автор. Кто слышит не только шепот и музыку, но разум, заключенный в нотах. Пока Лань Чжань смаковал горьковатый привкус собственного величия (или самообмана, кому как больше понравится), АСМР-ист вновь зевнул, прикрыв рот ладонью, а после протянул: — Что-то я сегодня утомился, — и в другое ухо: — Давайте продолжим после. Он принялся от души махать в камеру украшенными браслетами руками, проводить пальцами по золотому потоку перед собой, вызывая мириады мурашек и не обращая внимания на недовольных зрителей. Благодаря спорам вокруг таинственного зануды под странным ником Ханьгуан-цзюнь, продолжавшимся даже после того, как стример вроде бы потерял к ним всякий интерес, бар донатов был уже переполнен. Не удивительно, что причин оставаться в эфире у него больше не было. Но по крайней мере, сегодня ему не пришлось… прибегать к последнему средству. Лань Чжань лег спать с чувством выполненного долга. Начало положено, и теперь он просто обязан донести истину до этой заблудшей души. Тем более, раз это, кажется, действовало! В ту ночь ему наконец вновь приснился сон. Он был в пустыне из золотого песка, и золотое солнце роняло на безжизненную землю золотые лучи. Он тянулся к ним и подставлял лицо, но в конечном итоге те засыпали его с головой. Под землей, в полых золотых барханах, отовсюду звучали шепотки, то приближающиеся, то отдаляющиеся по извилистым переходам нор. Как будто здешние змеи да тушканчики бесстыдно обсуждали пришельца, который совсем не был на них похож — мол, что это он тут забыл, что ему делать в нашей темноте. Он проснулся, пытаясь пролезть в узкий ход обратно к свету, весь в поту и липком ощущении взглядов на коже. Солнце снова било в незадернутое окно. Рухнув на подушку, чтобы отдышаться и немного прийти в себя, Лань Чжань подумал, что наконец знает, что делать. Хотя бы приблизительно представляет. И вздохнул с облегчением — впервые за эти напряженные и суетливые дни.