Обо всём подряд

— Нет, — мотает головой Тихон, наклоняясь ближе к Ване, который сидит за рабочим столом, чтобы пальцем тыкнуть в экран компьютера. — Вот это мем, а это просто смешная картинка из вотсапа. — Да как, блять, это работает? Я ничего не понимаю... Тихон улыбается тепло, переводит взгляд на недовольное лицо Янковского и коротко целует в щёку, прежде чем выпрямиться. — Удивительно, как ты дожил до своих лет и не видел даже половины известных приколов из интернета... — Тих, ну это ж фигня полная. Кто будет ржать над ебучим лемуром и исковерканной фразой без смысла? Жизневский почти выходит из комнаты, но замирает на пороге, снова бросая взгляд на Ваню и просто качая головой. — Не шаришь, так и скажи. И с тихим смехом покидает спальню под недовольное ворчание Янковского.

***

— Сделай кофе. Ваня вываливается на кухню только через три часа. Изучение локальных и не очень мемов плавно сменилось подготовкой к новому спектаклю и читкой диалогов. — Уже, держи, — говорит Тихон и протягивает через барную стойку наполненный доверху стакан с горячим напитком. Ваня расплывается в благодарной улыбке и греет ладони о тёплую чашку. Всё-таки у Жизневского даже с включённым отоплением в квартире прохладнее, чем дома в Москве. — А сироп... Тихон реагирует раньше, чем Янковский успевает закончить предложение, выставляет бутылёк с вычурной этикеткой следом. Ничего не говорит, только подмигивает, улыбаясь хитро, пока Ваня прячет счастливый вздох в первом глотке кофе.

***

К просмотру они долго не готовятся: быстро вываливают на диван кучу пачек с чипсами и прочими вкусностями, которые были куплены ещё утром в магазине у дома, заваливаются синхронно на диван, утыкаясь взглядами в экран небольшого ноутбука напротив, который стоит на журнальном столике. Ваня жмёт на пробел, запуская кино, а Тихон молча перекидывает руку через его плечо и тянет ближе к себе. Смотрят какой-то абсолютно идиотский ужастик, чтобы просто разгрузить головы после рабочей недели, но Жизневский всё равно вздрагивает на каждом внезапном кадре, периодически сжимая ощутимо ладонь на чужом плече, когда очередная жертва маньяка заходится в пронзительном крике, активно демонстрируя свой искренний (или не очень) страх. На одном из таких моментов Ваня кладёт ладонь на колено Тихону. Привлекает к себе внимание, вынуждая повернуть голову в его сторону и оторваться от фильма, а затем с наигранным испугом в собственных глазах практически шёпотом выдаёт: — Страшно, очень страшно, мы не знаем, что это такое... Тихон сначала залипает безбожно, тупит немного взгляд, что-то там пытается сообразить у себя в голове, а затем просто начинает громко хохотать, содрогаясь всем телом и опрокидывая голову назад. Переход из одной атмосферы в другую происходит моментально, и про кино они забывают уже через секунду, даже не удосуживаясь поставить его на паузу или выключить. — Я смотрю, кто-то подтянул матчасть. Развиваетесь, Иван Филиппович! — Да ну тебя, — фыркнул Янковский, но лёгкая улыбка на губах ясно дала понять, что никакого недовольства он точно сейчас не испытывает. — И киношку твою ну. Надоела, херня. Пошли спать? Уговаривать Жизневского долго не приходится, он просто хлопает крышкой ноутбука и встаёт с дивана, протягивая Ване руку. — Пошли, — Янковский кивает и принимает его ладонь, крепко сжимая пальцами чужое запястье, только чтобы через две секунды оказаться резко вздёрнутым вверх и в крепких объятиях. — Спать же идём? — вопросительно вскидывает бровь, но сам ладонями касается груди Тихона. — Спать, — согласно кивает он и наклоняется, чтобы оставить тёплый поцелуй на чужих губах. Ваня довольно вздыхает, прикрывая глаза, а затем они так же синхронно отстраняются друг от друга и молча идут в спальню. Ноутбук продолжает мерно гудеть, всё ещё подключённый к зарядке, но это уже никого не волнует, а убраться на диване можно будет и завтра. Заснуть, впрочем, у них сразу не получается. Тихон долго ворочается в кровати, старается найти максимально комфортную позу для сна. Ваня лежит на боку, спиной к нему и тихо дышит, никак не реагируя на потуги человека рядом улечься. Но нервы не железные. Поэтому на очередном акробатическом номере Жизневского, который пытается, судя по звукам недовольного пыхтения, пристроить куда-то свои длиннющие ноги, разве за голову не закидывает, Янковский не выдерживает. Поднимается одним коротким рывком, разворачиваясь к мужчине, и громко рявкает: – Твою мать, Тих! Ты когда уляжешься? Тихон замирает, невольно вжимается всем телом в кровать и поднимает изумлённые глаза на Ваню. – О, ты ещё не спишь? Сначала Ванька решает сдержаться, но быстро понимает, что нет, не хочет. Поэтому просто шлепает ладонью со всего размаха Жизневского по бедру. – Не сплю, блять, луначу! Тихон машинально отползает в сторону, на самый край кровати, и теперь не с удивлением, а чистой обидой стреляет в Ваню недовольно глазами. – Я ж не специально… просто уснуть не могу. Если бы Янковский не был так сильно раздражен, то может быть позволил себе задуматься, отпустить ли теперь ситуацию или нет. Но этот идиотский вопрос и этот взгляд… Ваня тяжело вздыхает. Кино его что ли так впечатлило? Они ж его даже до конца не досмотрели, да и не всматривались особо, Ваня так точно, и уже из головы выкинул все детали нелепого, глупого фильма. Лишняя информация ни к чему. А вот выкинуть тупую, бесполезную злобу никак не получается. Легли, блять, поспали. – Думал, что ты уже спишь, – добавляет Жизневский, дёргает коротко плечами. Вообще Янковский действительно засыпал всегда первым. Тихон любил позалипать в телефон перед сном, почитать какие-нибудь статейки или истории из интернета, а вот ему было достаточно коснуться головой подушки и пригреться к теплому боку рядом. Его, правда, иногда за это дразнили, особенно если засыпали они в разных городах, и Ваня не успевал ответить на последнее сообщение, лениво пальцем соскальзывая с экрана, когда глаза закрывались сами. Тихон вообще любил дразниться. Но в отношении Янковского всегда делал это очень искусно и умело, да так, что пропадало любое желание злиться, ругаться или ворчать. Но то ли неделя действительно была слишком длинная, то ли не клеилось на работе, неприятные мелочи скапливались в один большой комок, грозились навалиться сверху и придавить своей тяжестью. Вот и Ваня, ещё раз вздохнув, снова падает на бок, отворачивается от Жизневского и плотно закрывает глаза. Ничего больше не говорит. Только слушает. Тихон поднимается с кровати, топчется недолго в комнате, а потом в тишине раздается приглушенный хлопок балконной двери. Холода нет, голых пяток касается только июльская духота. Янковский вытягивается на постели, трётся щекой о прохладную подушку и расслабляется всем телом. И через несколько минут понимает, что не может. Абсолютно идиотское раздражение от всей этой бредовой ситуации неприятно клокочет внутри. Вперемешку с новой эмоцией, которая теперь не даёт уснуть не хуже другого человека. Ваня улавливает носом легкий шлейф сигарет, идущий с балкона, и с тихим стоном сам поднимается с кровати. Вот тебе и с Тихоном жить, по-тихоновски выть. На балконе действительно душно, даже ночью. Жизневский поворачивает голову, чтобы быстро взглянуть на вошедшего Янковского, а потом снова взглядом расплывается в городском пейзаже, свесившись с распахнутого окна практически наполовину. Ваня успевает обхватить его руками за пояс, положить щёку на теплую спину, прежде чем Тихон хрипло, как будто обиженно, говорит: – Чего не спим? Незабытый еще гнев так и норовит выплеснуться наружу, но сознание оказывается быстрее, слух улавливает знакомые интонации. Тихон улыбается. Ну и как на такого злиться? Янковский вздыхает, ныряет под чужое плечо и толкает мужчину бедром, вынуждая подвинуться. Сигарета все еще тлеет в его руке. Обхватить крепко пальцами запястье Жизневского, притянуть его ладонь к лицу, чтобы самому обхватить фильтр губами и втянуть глубоким вдохом едкий дым – проще простого. Признать свой косяк – тяжелее. Ваня никогда не считал себя центром вселенной или особо важной личностью, перед которым все должны ходить на цыпочках и исполнять любую прихоть. Но рядом с Тишей периодически накрывало подобным ощущением. И избавиться от этого чувства было не так-то просто. – Да вот, фильм страшный посмотрел, уснуть теперь не могу, – выдыхает слова, отпуская его руку. Тихон затягивается, смотрит на него задумчиво. Они молча стоят так какое-то время, просто перекидываются взглядами. А потом начинают говорить. Оба. – Тиш, прости… – Ладно, прости… Замолкают тоже вместе. Где-то внутри колет легким чувством вины от того, что Тихон вообще посчитал себя обязанным извиниться за его, ванькину, «выходку». Но прежде чем он успевает открыть рот, чтобы добавить что-то ещё, его снова перебивают. – Приемлемо. А затем Тиша строит очень странную морду: хмурит брови, собирает ровную линию губ почти в трубочку и даже шею втягивает в плечи, опуская голову. Ванька понимает не сразу, но когда это происходит, то собственную вину и маломальскую обиду, которая могла ещё остаться, мгновенно перечёркивает громкий ржач, рвущийся из груди. Через пару минут у него получается успокоиться и восстановить дыхание. Тихон больше не кривляется, улыбается ему своей привычной улыбкой. – Похоже? – Один в один, – отвечает Янковский, вспоминая забавную картинку с белым котом, которого пародировал Жизневский. Ладонь находит чужое бедро, трогает аккуратно. – Больно? – Поцелуешь – пройдет, – Тихон игриво подмигивает, опять тянет сигарету к его рту. Когда они возвращаются в спальню, Янковский больше не отворачивается, ложится совсем рядом и смотрит внимательно, как мерно вздымается чужая грудная клетка, черты лица становятся мягче, и Жизневский засыпает спокойно без всяких катаний и пируэтов на кровати. А ещё, наконец-то, первым. Ваня пальцами касается небритой щеки и закрывает глаза. Утром Янковский сам варит кофе, а Тихон улыбается одними уголками губ, принимая извинения в качестве кружки с ароматным напитком из его рук.