нырни – и не всплывай

– Ты куда собрался? – интересуется Старцев лениво. Он сидит на заборе – балансирует, как кот, в потемках – и дымит в ночное июльское небо. – Топиться пошел, что ли, Разумовский? – Тебе что с этого? – Сережа ощетинивается. Старцев не друг ему и не союзник. Стоял и смотрел, как на них с Олегом нападают трое. – Отвяжись. – Или что? Ввязываться в драку с Васьком сейчас – посреди ночи, на полпути к цели – себе дороже. Сбегутся воспиталки, пацаны, поднимется шум – проснется Олег – и осуществить задуманное не удастся точно. Проще проглотить. Сережа перелезает через забор молча под немигающим взглядом Старцева. Спрыгивает в высокую траву – ночная роса кусает за ноги ледяными каплями. – Топиться, – говорит со вздохом. – Может, получится. Старцев молчит, прищуривается только – глаза в темноте блестят по-кошачьи. Сережа не знает, когда он исчезает с забора, – когда оборачивается на спящий детдом на полпути, Васька уже не видно. И все равно обидно – с ним за спиной как-то спокойнее было. К заброшке дорога только по полю лежит – была бы через лес, через чащу, Сережа не пошел бы, наверное. Струсил бы. «Тряпка». У Сережи фонарик с собой – маленький, неяркий, рассеянный свет разбегается по тропинке слабыми лучами. Все равно почти вслепую идет – ноги помнят только. Трава в поле высокая, достает почти до пояса. Щекочет голые руки, путается в ногах. Днем по этой тропинке идти проще – все знакомое, светлое, приветливое. Никаких опасностей. И еще Олег. Днем Олег всегда рядом. В траве справа шумит, шуршит – будто невидимая волна прокатывается по полю и замирает, разбивается о преграду. Сережа сжимает фонарик крепче, вцепляется в него обеими руками, как в спасательный круг. Если что – по голове врага фонариком дубасить, какое-никакое, а оружие. – Олег, – говорит Сережа вслух. Голос гулко разносится по полю, эхом отражается от мрачно шуршащих, темнеющих на фоне неба крон деревьев. – Ради Олега. Если повезет, Сережа успеет управиться до утра, и Олег даже не заметит, что он исчезал. Ну, потом, конечно, заметит, но это уже будет потом. Верно? Затопленный долгострой вырастает перед Сережей мрачной серой громадой. Смотрит слепыми оконными провалами – неприветливо, совсем не как старый друг, который столько раз служил им с Олегом тайным местом. Сережа едва назад не поворачивает – голос в голове даже не посмеивается ехидно. Говорит заботливо: уходи давай, пожалей себя, что ты здесь забыл, ради кого? – Быстро нырну, – отвечает себе Сережа – подбадривает себя и даже свое второе агрессивное «я», кем бы оно ни было. Стаскивает футболку через голову, стягивает шорты. Кожу обдает холодом мгновенно, босые ноги нестерпимо стынут на ледяном бетонном полу. – Найду цепочку – и тут же вынырну. Он садится на скошенную плиту, нависающую над котлованом, ноги свешивает. Ступни касаются воды – белесой от извести, грязной, мутной – и тут же в глубине водоема булькает что-то невнятно. Почти приглашающе. Прямо в пасть подводному чудовищу, верно? Сережу пробирает дрожь. За его спиной – продуваемый всеми ветрами лабиринт из недостроенных жилых помещений первого этажа. Под ногами – бездна. Он один. Совсем один – и ему очень страшно. «Мы собираемся туда нырять? – звенит в голове привычно. На этот раз даже с беспокойством каким-то. – Не хотелось бы откинуться в вонючем болоте». – Поэтому ты и пойдешь первым, – отвечает Сережа мрачно. – Давай – как ты там обычно говоришь? – тряпка. Ради Олега. Он разворачивается спиной к котловану – давайте, нападайте сзади, чудовища из глубины, все разом – и опускается в холодную воду, зажмурившись. Руки на бетонной плите – последней точке опоры – немеют мгновенно. Больше от страха. Сережа голым животом к сколотому краю импровизированного берега прижимается в нахлынувшем ужасе – вокруг него склизкий ил и липнущая к телу грязь. А под ногами нет дна. Олег ошибся – глубоко. Нырять с фонариком чревато последствиями – намокнет и выключится, оставит одного в непроглядной тьме. Поэтому Сережа с сожалением оставляет свой единственный источник света на полу, рядом с брошенными кучей вещами. Забавно будет, если пацаны завтра найдут только их. Если Олег найдет. – Заткнись, – шепчет Сережа яростно. Самообман. Затыкать некого – на этот раз это только его собственные мысли. – Замолчи, пожалуйста. Он отпускает плиту – и уходит под воду с головой. Просто чтобы тревожные, навязчивые мысли испугались нахлынувшей мокрой темноты. Разбежались, рассыпались в разные стороны крошечными пузырьками воздуха. Разворачиваться в воде вниз головой нужно осторожно – Сережа натыкается на торчащие из земли, из стен штыри то и дело. Если он уйдет отсюда живым, это уже будет победой. Дно рыхлое, песчаные вихри, поднятые Сережиными руками, поднимаются наверх, обволакивают тело, забиваются в волосы, под белье. Когда Сережа выныривает – с прилипшими к спине, тяжелыми волосами, замерзший и стучащий зубами отчаянно – фонарь издевательски мигает ему прямо в лицо. – Ты еще выключись, – бормочет Сережа сердито. Отплевывается от вонючей воды тщательно – надо будет наесться как следует активированного угля дома. Для профилактики. – Ну что, еще заплыв, да? А потом он видит Олега. В пустое окно первого этажа – Олег бежит по полю в той самой белой футболке, в которой засыпал накануне, обнимая Сережу. Бежит молча и очень быстро. Сережа никогда не видел, чтобы Олег так бежал. Даже в драках – быстрый решительный шаг, мрачно и угрожающе склоненная к плечу голова, не более. Даже при их коротких побегах из детдома, пока Демидовна не видит, – Серый, да не торопись ты так, успеем. Но сейчас Олег несется так, словно за ним гонятся все четыре всадника апокалипсиса. И – черт – это плохо. Очень, очень плохо. – Сережа! – кричит Олег. Кричит откуда-то от входной двери – и в голосе его такой обжигающий, нечеловеческий страх, будто это он сам тут ныряет посреди ночи в затхлом бассейне за потерянной цепочкой. – Сережа, где ты? Он вылетает из-за угла – взъерошенный, испуганный, разъяренный – все сразу и заранее. Оценивает ситуацию мгновенно – и бросается вперед, прямо в одежде и кроссовках, нырнуть, нырнуть дельфином в воду, к Сереже. Вторая фигура вырастает на бетонной плите следом, перехватывает Олега за руки – почти приготовившегося к убийственному прыжку. – С ума сошел, Волков? – рявкает фигура напряженным голосом Васька Старцева. – Ты расшибешься нахрен, если так нырнешь. Мы ж тебя не выловим потом просто! – Отпусти меня, – Олег рычит почти, рвется из чужой хватки. – Ты не получал давно, что ли, Старцев?.. Сережа пользуется заминкой – отпускает плиту решительно и снова уходит под воду. У него есть еще один шанс доказать, что не зря он сюда посреди ночи добирался. Что он может помочь. Цепочка, цепочка… Между пальцами скользит только песок, оседает на ладонях тяжело. Черт. Никакого толку. Сережа выныривает, когда начинает не хватать воздуха. Хватается за какую-то торчащую из земли балку, трет саднящие, полные песка глаза свободной рукой. Ничего не получается. Ничего, ничего, ничего… «Ты бесполезен, ты ему не поможешь, ты его не защитишь, ты…» – Сереж, – говорит Олег совсем рядом, заглушая дикую свистопляску в голове. Говорит с такой отчаянной, болезненной нежностью, что Сережа даже глаза открывает. Олег рядом, по шею в воде, пробирается вплавь осторожно между торчащими штырями и строительным мусором. Как был – в футболке. – Сереж, я здесь, я сейчас… подожди меня только, ладно? Ладно? – Ладно, – отзывается Сережа шепотом. – Ладно, Олеж, я жду тебя. Олег доплывает, цепляется за ту же несчастную балку одной рукой, а второй обхватывает Сережу поперек груди так крепко, что, кажется, даже трещат ребра. – Серый, – шепчет он так ломко и потерянно – так не по-олеговски – что Сережа даже пугается. – Никогда так не делай. Никогда больше. Ты понял меня? Сережа кивает – потому что отвечать уже нет сил. Кивает и надеется, что Олег поверит ему. После такого. – И они утонули нахрен оба, – кричит с берега Старцев. – Выплывайте, идиоты, нам еще обратно пилить через это чертово поле. Чтоб я с вами еще раз связался…

***

За стенкой приютской душевой – в кабинке Олега – тихо так, будто там никого нет. Только вода шумит размеренно. Будто Сережа не выплыл. Он пугается своих мыслей настолько, что выглядывает из своей кабинки, оскальзываясь на мокром полу, сует нос в соседнюю с плохо сдерживаемой паникой. Олег стоит под душем с закрытыми глазами. Стоит – и не шевелится, будто врос в пол. У него губы синие почти, Сережа тянется воду проверить – холодная. – Ты же тут замерзнешь совсем, – пугается он. Олег открывает глаза, будто нехотя, смотрит хмуро, в упор. – Иди ко мне сюда. У Сережи в кабинке вода теплая, почти горячая – отогреваться после ночных заплывов. Старенький кран почти на полную пришлось выкрутить, но оно того стоило. Олег стоит истуканом – хоть глаза не закрывает больше, и на том спасибо. Сережа торопливо растирает его сам – плечи, руки, грудную клетку – честно стараясь не смотреть вниз. Они знают друг друга с восьми лет. Они видели друг друга и не в таких ситуациях. Они только что совершили заплыв в гребаном строительном котловане, полном затхлой стоячей воды. Было бы чего стесняться, верно?.. «Было бы чего желать, верно?» – Наклони голову, – говорит Сережа решительно. Хоть кто-то из них должен взять себя в руки. – У тебя все волосы в песке. Как ты ухитрился, ты же не нырял, и… Олег шагает к нему молча. Впечатывает спиной в холодный кафель душевой кабинки, смотрит мгновение прямо в глаза – а потом целует. Почти больно, совсем не ласково, даже не убрав налипшие рыжие пряди с лица – не так, не так, не так. Все кончается очень быстро. Олег утыкается носом Сереже в плечо и, кажется, воет тихо. – Я думал, что это все, – говорит он едва слышно – оцепеневший Сережа едва различает за шумом их импровизированного теплого водопада из душа. Они потратят весь приютский годовой запас воды на человека за утро, наверное. – Что я потерял тебя, что я тебя больше не увижу, что я не смогу никогда… – Ты поэтому сейчас? – интересуется Сережа дрогнувшим – не своим, деревянным – голосом. Губы ощущаются как чужие. – Чтобы почувствовать отторжение ко мне и больше не бояться потерять?.. Олег вскидывает голову – глаза больные и растерянные. – Что? – переспрашивает он сипло. – Отторже… Твою ж, Сережа. Он целует снова – все с тем же невыносимым отчаянием, но на этот раз совсем по-другому. Бережно. Нежно. Как будто он настоящий, как будто Сереже это все не снится, как будто Олег правда может его… – Прости, – говорит Олег несчастно. Сережа запоздало закрывает саднящий рот, не вполне осознавая, куда делся поцелуй. Он уплывает куда-то, в голове легко-легко, сладко и радостно, радостно. – Я все испортил, да? Всю нашу дружбу, все… Я больше не буду тебя целовать, я справлюсь, только не ходи туда больше, пожалуйста, Серый, не ищи этот чертов кулон, я... Не будет. Олег больше не будет целовать его. Никогда?.. Почему? Сережа цепляется за чужие руки отчаянно, не позволяя отстраниться. Вода из душа льется Олегу прямо на макушку, заливает лицо, плечи. – А если я пойду туда? – спрашивает Сережа жалобно. Олег смаргивает капли воды с ресниц, переплетает их пальцы нерешительно. И смотрит, смотрит очень внимательно. – Ты ведь поцелуешь меня еще раз, поцелуешь?..