Mind Game

       СапНап вошел в дымку следом за Карлом, с легкой тоской оглядываясь по сторонам. Даже с места портала было видно огромные черные стены тюрьмы, огибаемые водами. В груди что-то неприятно закололо, будь то на коже вырезали яркое, притягивающее взгляд "Предатель". Шумно сглотнув, он опустил взгляд вниз, рассматривая буйную, но сожжённую солнцем траву. Колючая и кишащяя внутри жизнью, местами среди её стеблей виднелись камни. СапНап ссутулился, но следом ему пришла шальная мысль, от которой его отвлек Карл, положив руку ему на лопатку и мягко улыбаясь. — Все хорошо, СапНап. Это не было предательством. Дрим перегнул палку в своих методах, за что его и заключили в тюрьму. Ты не мог повлиять на это,- гибрид поперхнулся воздухом, удивляясь тому, что Карл смог угадать его мысли. — Я понимаю, но я был в армии охотников. Я помогал им заключить его в тюрьму. Да и Квакити, насколько я помню, не особо дружелюбен к Дриму. Он же настаивал на казни,- откинув голову назад, он схватился за свои длинные пряди,- Это так тяжело, когда мечешься между другом детства и возлюбленным. Неправильно это. — СапНап, это называется жизнь. Нам приходиться выбирать, отчаиваться, но мы справимся. Квакити будет с нами, а Дрим — отсидит свой срок и выйдет. Его осудили за то, что он нарушил законы. Ты не можешь на это повлиять,- на секунду челка, закрывающая часть лица Карла была подхвачена ветром, из-за чего обнажилась метка. Это была черная четырехконечная звезда, горизонтальные лучи которой проходили по нижнему веку левого глаза. Карл не любил показывать её, часто наклеивая сверху цветные пластыри, или же просто позволяя бледно коричневым прядям закрывать её.        СапНап никогда не придавал ей значения, зная как сама тема метки тревожит возлюбленного — такая звезда была символом путешественников во времени. Квакити же наоборот, безумно любил метку, оставляя на ней сотню мелких, секундных поцелуев. Остановившись перед входом в тюрьму, оба парня опасливо оглянулись, но равнодушный пейзаж за спинами бездумно проводил их не заинтересованным в происходящем птицами. Внутри, казавшаяся снаружи дикой и гигантской, тюрьма встретила их холодом и редкими лампами из светокамня. Гул разговора где-то из глубины коридоров, заставлял уши вошедших напрягаться чтобы что-то расслышать, но они улавливали только повышение тонов. Когда они подошли достаточно близко, мимо пары прошмыгнул злой, как собака, сорвавшаяся с цепи, Томми. Его васильковые глаза лишь на секунду встретились с бледными глазами Карла, как две бури столкнулись во взглядах, и мужчина был готов поспорить что увидел за мальчишкой крылатое существо. То ли тени так причудливо легли, то ли и в правду за его спиной застыли два огромных крыла. Но стоило контакту разорваться, как наваждение исчезло. Томми уже выбегал из тюрьмы, а из коридора им на встречу вышагивал Сэм. Или же Авезам, если быть точным.        В его безупречной походке невозможно было разглядеть усталость, сквозившую из полуприкрытых глаз, прячущихся за вуалью. Авезам лишь на секунду позволил им увидеть себя такого. Расслабленного и подавленного одновременно, все еще злого, но уже ... это состояние невозможно было описать словами. Его понимали только некоторые, которые столкнулись в жизни с не лёгким выбором. Выпрямившись еще сильнее, он сжал трезубец в руке, останавливаясь в нескольких шагах. — Что вы здесь делаете?,- от его голоса, казалось, температура в здании опустилась еще на несколько градусов ниже. СапНап невольно поежился, ведь предпочитал жару. В его фантазии на незеритовых стенах уже расползалась изморозь, застывала лава, превращались в сосульки слезы плачущего обсидиана. Огоньки у оснований рогов инстинктивно вспыхнули, облизав рога. На удивление, волосы СапНапа никогда не страдали от таких порывов. — Мы хотели спросить, не видел ли ты Квакити здесь?,- первым начал Карл, примирительно поднимая ладони вверх. Этот простой трюк работал безошибочно на всех, кого он встречал. Авезам опустил оружие. — Видел, много где видел его. Но сейчас его нет на этой территории. — А ты не знаешь, куда он направился? — Я не спрашивал у него. Для меня это никакой важной роли не играет. Лучше следите за ним, еще раз он появится на территории Бедлэндса или вы его больше не увидите. — Он последние несколько дней был в Бедлэндсе?,- нахмурился СапНап,- Что он забыл там? — Решал политические вопросы с Лидером. Его на силу выволакивали с земель. — Он был пьян? — А как ты думаешь? Естественно был пьян. Иногда буянил. — А в тюрьме он был? — Вчера добивался пропуска к Дриму. Сегодня, вроде, покинул СМП.        СапНап хмыкнул себе под нос. Вот как, да? Не интересует куда он направился, но зато знает что покинул земли СМП. Авезам был змеей, которую упустишь из поля зрения и поплатишься чем-то дорогим. С другой стороны гибрида напрягал факт пьянок возлюбленного с его отцом. Да и то, что Квакити так близко находился у яйца, вызывал беспокойство. — Если это все, то вам лучше убираться от сюда. Посторонним вход запрещен. — Погоди, Авезам,- внезапно вспомнил СапНап,- а можно навестить Дрима? — Нет,- отрезал гибрид крипера,- сегодня уже есть посетитель. Приходите в другой день.        СапНап на секунду исступленно застыл, пытаясь понять, кто же мог решить навестить Дрима, пока не вспомнил о Томми. Но, зачем несносному мальчишке лезть к причине своих бед? Не договорил? Что-то не забрал? Что? Не хватило всего, что он пережил, так давай докапываться. Волна раздражения накрыла с головой его, сменяясь тоской и недопониманием. Почему Квакити ушел в такое запутанное "путешествие" даже не предупредив их? Ревнивый гибрид из недр Незера оскалился, почти физически ощущая разочарование. Развернувшись он твердым шагом направился прочь, слегка ссутуливая плечи. — Мы придем в другой день, надеюсь тогда не будет никого,- бросил он через плечо, наблюдая как Карл подается ему на встречу, вытягивая руку, видимо собираясь что-то сказать. Но кончик хвоста проскрежетал по полу, оставляя легкую царапинку, обрывая все невысказанные мысли. Карл заметно погрустнел, быстро попрощался с Авезамом и направился следом за возлюбленным.        Равнодушная местность встретила их медленно двигающейся повозкой, кучер которой напевал себе под нос. Вспыхнувшие оранжевым глаза СапНапа зацепились за подозрительно знакомые фигуры, быстро скрывшиеся за поворотом. Огоньки, все еще дрожащие на рогах, обернулись плотным кольцом, меняя цвет с привычного на желтоватый. Карл не решился прикасаться к нему, понимая что не только не поможет, но и навредит себе. Желтое пламя не было неожиданным явлением, путешественник во времени знал на личном опыте как долго сходят ожоги от него, оставляя после себя розовые пятна шрамов. Не сбавляя шага СапНап шел к порталу, почти сразу теряясь в фиолетовой дымке. Карл с разбегу запрыгивает следом, едва не падая, перецепившись за ждущего его парня. Он не задает вопросов внезапно посуровевшему гибрида, молча терпит, узнавая дорогу к королевству Киноку. Вязкий адский камень прилипал к подошве, с неприятным чвярком отлипая. Багровый лес окутал расслабляющим туманом, в легких осел запах, чем-то напоминающий сладость и протухшую таранку. Квакити однажды признался что так пахнут разлагающиеся трупы на жаре, но сколько бы Карл не искал, никаких тел он не находил, а СапНап, лениво фыркая, настаивал на том, что это запах местного аналога деревьев — багрового нароста.        Они остановились у их портала. СапНап мялся на месте, а Карл впервые за прогулку по Незеру поднял на него взгляд. Дыхание перехватило практически мгновенно: легкий ветерок, дующий из дымки портала, перебирал черные пряди, огоньки облепляли рога, рассыпаясь искрами от порывов ветра, в оранжевых глазах таяла патока. СапНап пробыл таким лишь на секунду. Наваждение рассыпалось искрами, когда гибрид оставил легкий поцелуй на виске Карла, слегка мазнув щетиной по гладкой щеке. — Прости Карл, тебе придется дойти одному. Если Квакити уже дома, то отошли мне весточку, и не бросайся ему в объятия,- горячо шептал он на ухо,- я хочу с ним поговорить. — Тогда куда ты, если не домой? — Мне надо навестить отца,- провел по его рукам вниз гибрид, переплетя их пальцы,- Кажется ответы на свои вопросы я найду только от него. — Ты думаешь что БэдБойХало ответит?,- с сомнением протянул Карл, сцепляя пальцы, в тщетной попытке не остаться в одиночестве, которое искренне ненавидел. О демоне он слышал много, правда в основном от посторонних людей. Репутация, как известно, у него была не радужной. — У меня два отца, Карл. Я иду к Скеппи,- ласково улыбнулся он, освобождая руки из плена. Быстрым шагом он направился обратно в лес, теряя нежность, которую хранил для возлюбленных,- Прости, Карл.        Короткий всхлип затих в горле. От фиолетовой дымки портала сквозило холодом, чуждым Незеру. Карл сжал руками толстовку, и, не оглядываясь назад, бросился в портал. На дворе стоял жаркий день, и Карл даже не задумался о том, почему так тянуло холодом.       Возле дома Джорджа стоял Квакити, держа какие-то бумаги. Его белая рубашка была смята, местами испачкана. Карл закусил губу, и, не сбавляя скорости, побежал в свой дом. Хлопнувшая дверь отвлекла Квакити от его дел. Рассеянный взгляд обвел округу, возвращаясь к бумагам. Пара листов выскользнула из рук, подхваченная ветерком и упала на землю. С них на мир смотрели две разные, но тесно связанные картинки — Джордж и Корона Короля Эрета.

***

       На самом деле Джордж знал, что для него боком выйдет это путешествия — за несколько месяцев в жарком королевстве Киноко, его организм адаптировался под высокие температуры, здесь же, в местах, о существовании которых он и не подозревал, царил холод. Сегодня Джордж проснулся в одиночестве, куда ушел Дрим, он не только не знал, но даже не мог предположить. О нем напоминал только плащ, лежащий на Джордже словно одеяло. Сжав его в подобие объятий, Джордж ощутил как же сильно болит у него горло, на котором желтовато-зелеными пятнами сходили гематомы. Всю ночь парню снились неясные образы: то женщина, выпускающая голубей из клетки, её слезы опадали вниз, то впитываясь в подол бледно золотистого платья, то разбиваясь о каменный пол. То снились пожары, пожирающие своими языками города, то снилось детство, утерянное в играх со старыми друзьями. Но все сны сводились к одному образу — падающей, разбивающейся маске, рисунок на которой он не мог разобрать. "Дрим" — первое что приходило в голову. Джордж чувствовал ауру загадок вокруг него, но при каждой попытке приблизиться к разгадке терпел крах: головная боль разрывала сознание в клочья, от чего он несколько раз вырубался, но быстро просыпался.        Ближе к полудню, ничего не евший, Джордж лежал на столе, едва не съезжая пятой точкой со стула. Он с трудом улавливал гомон людей с первого этажа таверны, но, затаивая дыхание, мог разобрать особо громкие голоса. Хлопнувшая дверь стала ему громом средь бела дня, от чего он подпрыгнул на месте, едва не теряя равновесия. Вошедший Дрим задумчиво обернулся на дверь, видимо и сам озадаченный столь громким появлением. В руках он держал что-то подозрительно похожее на плащ-мантию зеленовато-черного цвета. — Как давно не спишь?,- бодро спросил он, после приветствуя. — У меня нет с собой часов, но пару часов точно,- пожал плечами больной, вставая твердо на ноги. — Хочешь, подарю?,- спросил Дрим, вынимая из-за пазухи золотые часы на прочной цепочки. Это предложение сбило с толку Джорджа, который на уровне ощущений понял, что парень напротив улыбается. Искренне улыбается. — Зачем? Разве тебе они не нужнее?,- чувствуя как горло раздирает на части, поинтересовался Джордж, сцепляя руки в замок за спиной, перекачиваясь с пятки на носок. — Обо мне не волнуйся,- подошел к нему вплотную Дрим и накинул цепочку на шею Джорджа. Нагретый чужим телом металл показался последнему горячее лавы, но холоднее снега — видимо болезнь давала свои плоды. Щеки вновь непрошено вспыхнули румянцем. Может из-за повышенной температуры тела, может из-за того, что Джордж отвык от заботы. Нет, в Королевстве Киноко о нем заботились, но это все же было не сравнить с заботой старого друга. — Я принес лекарства,- как ни в чем не бывало продолжил Дрим, пальцем мазнув по заживающим гематомам Джорджа. Он отошел к столу, выкладывая на него из инвентаря бутыльки и травы. Несколько мешочков с яркими и острыми запахами также нашли себе место на деревянной поверхности. А затем, в руки рассеянному Джорджу была всунута книга, которую он долго рассматривал, прежде чем хоть как-то отреагировать. — "Дети капитана Гранта"? Дрим, где ты нашел эту книгу?,- восхищенно выдохнул Джордж, когда золотистые буквы на обложке сложились в слова. В его голове крайне медленно двинулись шестеренки: "А как, собственно, Дрим узнал его любимую книгу, которую он никак не мог дочитать?". Свой вопрос парень сразу же озвучил, желая хоть что-то узнать. — Это не было особо трудной задачей,- нервно хихикнул Дрим, собирая из ингредиентов вязкую жижицу. В ход шли ягоды и травы, Джордж узнавал среди вливаемых жидкостей зелье Исцеления. Руки в белых перчатках с безупречной точность нарезали, растирали, вливали, смешивали. Жгучая смесь грязно красной жидкости отдавала запахом орехов. Настолько сильным и едким, что Джордж свел брови, мысленно молясь что бы это не надо было пить.        К превеликому сожалению Джорджа, деревянную миску поставили перед ним, грозно скрестив руки на груди. Джордж положил книгу рядом с миской, мученически смотря прямо в маску. — Нет,- попытался твердо отказать он, копируя позу друга,- я не буду это пить. — Я пол дня искал лекаря, что бы она дала мне рецепт, искал ингредиенты, и что в итоге? Ты говоришь мне "нет"? На все мои старания? — Этим меня не возьмёшь,- парировал Джордж,- я не буду пить эту ядреную смесь, как бы сильно не болел. — Джордж. Это необходимо. Ты же не хочешь остаться тут еще на несколько недель?,- настаивал Дрим, а после ухмыльнулся под маской,- если ты выпьешь это, то я буду тебе должен. Любое желание. Ну? — Желание? Это так по-детски, Дрим. Но,- на секунду Джордж задумался, было бы не плохо иметь такой козырь в рукаве. Это было бы действительно хорошо. Слишком хорошо, слишком заманчиво,- я выпью это, при нескольких условиях, помимо долга. — И что же ты хочешь?,- сделал шаг ему на встречу Дрим. — Ну,- протянул Джордж, чувствуя победу,- я это не выпью, это — во-первых, во-вторых, я хочу себе замок,- на ходу додумал он.        Воздух стал плотнее, или так показалось Джорджу, когда коротким рывком Дрим преодолел расстояние между ними, прижав его к столу. Руки Дрима ограничили по бокам зону побега, а голос сорвался на шипящий низкий шепот, разбавленный гортанным рыком. — Я может не четко расслышал, а может ты не четко сказал. Не можешь ли повторить?        Дрим навис над Джорджем, вынуждая того лечь спиной на стол, в попытке отстраниться. Чудом не задетая при "борьбе" миска сиротливо осталась стоять. Красная жидкость в ней хлюпнула, пошла крупной рябью. Джордж смотрел на неё с отчаяньем, мысленно надеясь что её содержимое испариться. — Хорошо, я выпью. Но это будет первый и последний раз,- сдался Джордж, подняв взгляд на качающееся украшение Дрима. Тяжелая плотная полоса неизвестного золотистого металла с белыми полосами обхватывает его длинную, но крепкую шею, тонкий, почти не видимый кусочек цепи соединяет основную часть украшения с пятиконечной звездой. Джордж ловит себя на том, что хочет прикоснуться к звезде, и он не видит в этом ничего зазорного — это Дрим нарушил его личное пространство. Приятный теплый металл приветливо лег в ладонь. Джордж пробежал большим пальцем по белым полосам, наискось пересекающих звезду. Мягко. Странный белый металл был совсем мягким и податливым на ощупь. — И что ты делаешь?,- раздался над ухом бархатистый голос. Джордж инстинктивно отпрянул назад, но лишь ударился головой об стол. Равнодушная маска с ровным крестом прятала за собой ухмылку Дрима. От него несло свежим, резким запахом корицы и еще чего-то, мягкого, подозрительно похожего на кофе. Несколько тонких прядок заколотой назад челки выпали, медленно покачивались в ритм дыханию. Джордж поднял на них взгляд, отталкивая Дрима. Пошатнувшийся парень сделал шаг назад, Джордж вскочил на ноги, игнорируя "мухи" в глазах, и залпом осушил миску. Запах и внешний вид микстуры вполне соответствовали вкусу, который оказался нестерпимо терпким, отдающим горьковато-сладким вкусом.        Вытерев тыльной стороной ладони рот, Джордж криво улыбнулся, с вызовом заглядывая в маску. Дрим снисходительно фыркнул, прежде чем вспомнил про мантию. — И это того стоило, Джордж?,- с нечитаемой интонацией спросил он, беззаботно поправляя волосы, удерживая вещь на руке,- Это тебе, кстати. Здесь холодно, а мой плащ не застегивается, думаю это тебе больше подойдет.        Джордж поперхнулся воздухом, но практически не показал удивления — слишком был вымотан. Он взял из рук Дрима мантию, накидывая её на себя, что бы покрасоваться, а после устало доплелся до своей кровати и плюхнулся на неё. В горле, казалось, шла бойня, общее состояние было сплошной слабостью. Странно, но всего пару минут назад он чувствовал себя вполне сносно. Дрим подошел следом, забираясь на кровать Джорджа, усаживаясь возле её спинки. Его тонкие руки взяли Джорджа под подмышками, притягивая к себе, облокачивая его на грудь парня. Быстро сняв с несопротивляющегося, сонного Джорджа мантию, он поместил свою руку ему на макушку, пальцами массажируя кожу. — Спасибо,- выдавил из себя Джордж, чувствуя как слабость перерастает в сонливость. Мягкие ненавязчивые движения пальцев лишь усиливали желание. Сопротивляться не хотелось, он тонул в тепле и комфорте, что Дрим подарил ему. Джордж был слишком сонным, но ощущал давно позабытое счастье. Дрим улыбался под маской совсем мягко, прежде чем язвительно проворковал на ухо Джорджу: — Ну так, какой замок? И где? Мы можем простроить его где угодно, мой неудавшийся король,- остаток фразы Джордж не услышал, спокойно уснув. Рука Дрима переместилась на его лоб, даже сквозь ткань перчатки улавливая жар. Суматоха людей на первом этаже набирала обороты, но в комнате царил покой. Только подаренная книга сиротливо лежала у пустой миски, напоминая о глупой потасовке.

***

       Дрим однозначно был плохим человеком. Он нес за собой только хаос и боль, разрушения и потери. Он был змеей, чертовой сиреной, завлекающей своими песнями людей на дно. За Дримом шли люди, подчинялись ему, уподоблялись. Томми бы соврал себе, если бы заявил, что никогда не хотел бы быть таким же как и он: сильным, смелым, вызывающим страх и восхищение. Но Томми, по мнению людей, лишь надоедливый ребенок. Дрим другой. Совершенно другой. У него есть власть и страсть к ней, реальная сила. Томми не считал себя слабее него, даже вспоминая о месяцах изгнания. У Томми тоже была сила, не физическая, не моральная, а внутренняя. Сила, которую боялись, недолюбливали, остерегались. Она бурлила чистым хаосом в его теле, растекаясь по несуществующей системе каналов. По крайней мере, Томми на это надеялся.        Дрима называли богом, некоторые считали его святым, но Томми видел его, знал что это не так. Он видел лицо Дрима, когда снял с него маску, держа в руке незеритовый топор "Найтмер"— излюбленное оружие "бога". "Кошмар отобрал жизнь сна/мечты" — смеялся Томми, вспоминая затуманенные салатовые глаза и шрам на носу. Был бы Дрим богом — он бы выглядел по-другому. Но, даже несмотря на это, Томми боялся силы названного богом.        Все что хотел сейчас Томми — выбежать из душных коридоров Пандоры. Подросток чувствовал как липнет излюбленная кофта к взмокшей спине, несмотря на холод, что дарили стены. Незерит, даже будучи рожденным в недрах Ада, дарил холод, замораживающий даже воздух, из-за чего дышать было еще труднее. Но Томми был уверен, что горящие вены и липкая спина, вовсе не от страха. Нет, только не перед тем, кто сидит в камере. В отличие от идущего налегке Томми, Сэм был во всеоружии: к привычным трезубцу и броне добавились меч, лук и золотые яблоки. Почему-то Сэм был уверен, что встреча двух "бывших" врагов ничем хорошим не закончится. Ему оставалось надеяться на то, что Томми не ляпнет лишнего, а Дрим не нарушит условий содержания.        Этажи пролетали незаметно. Сэм чувствовал запах Томми — теплый, сухой, отдающий стройматериалами. Неужели он был недавно у отеля? Под слегка опущенной маской Сэма дрогнула улыбка. Томми интересный, способный мальчишка. Когда лестничный пролет остался позади, они вышли на нижний этаж. Воздух здесь был настолько промерзшим, что, вдыхая его, можно было пораниться. Только разлитое озеро лавы, посреди которого стояла камера, отдавало жаром. Томми зажмурился, когда понял, насколько здесь опасно — шаг влево, шаг вправо — погиб. — Стань на пластину, Томми. Она довезет тебя до камеры,- и подросток стал на плиту, сжимая в руке единственную вещь — карточку пропуска. Сэм запустил механизм, потянув рычаг. Высокая и щуплая фигура на пластине двинулась ко входу камеры, перекрытому лавой.        Горячая жидкость была убрана лишь на мгновение, что бы пропустить посетителя. В обсидиановой камере царил мрак. Оно то и ясно — свет дарили только лава и плачущий обсидиан, слезы которого собирались на полу в едкие лужицы. Темная комната напоминала разинутую пасть, готовую захлопнуться и поглотить любого. Томми поежился, возвращаясь к недавним мыслям. Власть. Дрим всегда имел власть. А сейчас? Сидя в Пандоре, он имел её? С потолка, на бледные костяшки кисти, упала кислотная капля, от чего раздалось приглушенное шипение. Было ли оно следствием реакции кожи, или тем, что мальчишка закусил губу, морщась от боли? На звук отреагировал мужчина, сидящий в углу камеры. Он поднялся, вышел на более освещенную зону камеры, и замер, борясь с желанием закатить глаза. — Ну привет, Дрим,- вскинул голову Томми, рассматривая его лицо. Под тусклыми глазами залегли тени синяков, болезненно побледнела кожа, на которой разбегались яркие пятна ожогов кислотными слезами. Но, мазнув взглядом ниже, Томми обнаружил россыпь синяков на предплечье и локте. Дрим не страдал самоповреждением, в этом подросток был уверен. Тогда что? Кто-то приходил? Кто? Томми попытался вспомнить, и на ум пришли только Сэм и Квакити. Молчание ощерившегося Дрима надоело Томми,- Вижу тебя не только обделили жильем, но и помяли. — Завались, Томми. Ты продолжаешь приносить только головную боль,- низко прошипел Дрим. На его шее качнулось украшение в виде пятиконечной звезды, привлекая взгляд подростка, до этого гуляющий по скудному убранству комнаты,- не думал что "герой" навестит "злодея". Неужели ты соскучился по своему другу? — Мда, дизайнеры тут были херовые,- проигнорировал его Томми, подходя поближе к мебели и рассматривая её,- но я не за этим пришел. — И что же тебе от меня надо, Томми. Разве мы не "поставили точку"?,- скучающе протянул Дрим, опираясь плечом об стену. — У меня к тебе есть много вопросов. Я не уйду, пока не получу на них ответы. — А с чего ты решил, что я буду отвечать на твои вопросы? По дружбе? Да и откуда я знаю ответы на то, что ты выдумал?,- в его голосе слышалась усмешка, хоть лицо и оставалось бесстрастным. Негодование вспыхнуло в груди подростка. — Я тебе не друг, Дрим. Только не после всего того, что я пережил из-за тебя. И я не выдумываю и не лгу. Ты — единственный кто врет,- выплюнул Томми. Ложь — вот оружие Дрима. Вот что его пропускной билет куда угодно. Рычаг давления на людей, основа его естества. Есть ли в Дриме хоть что-то настоящее? Или он — сплошная ложь? — Томми, неужели после всего того, что я для тебя сделал, я не удостоен звания друга?,- изобразил притворное удивление мужчина, спокойно заглядывая в глаза подростку,- разве я не был твоим другом? Не был единственной опорой и поддержкой? — Нет, Дрим. Ты даже не знаешь как это было для меня. С меня хватит твоей лжи. Ты был единственным, кто разрушил всеобщее счастье. Мы просто хотели быть свободными. Мы не хотели войны, только жить так, как живут нормальные люди. Это была бы прекрасная страна. Если бы не ты. — Вы строили независимое государство на основе торговли наркотиками. Более того, Л'Мэнбург строился,- Дрима перебил гневный выкрик "Не смей произносить название этой страны",- на землях действующего королевства СМП. Это преступление уже во второй степени. — Л'Мэнбург строился не на торговли наркотиками. Это был единственный способ заработать нам деньги для строительства. А то что оно на землях СМП почему тебя ебет? Ты никто, Дрим. Ты не относишься к этому королевству. Даже если Джордж и Эрет были королями СМП — это ничего не значит. У тебя не было гребаных поводов начинать эту войну. — Были, Томми, были. У меня были все поводы начать войну с той помойной ямой, что вы зовете своей святой страной. Л'Мэнбург нарушал законы не только СМП. А я, если ты забыл, один из основоположников этих земель. Мне и моим друзьям принадлежит первый суд, построенный здесь, общинный дом, и еще многое, чем вы безрассудно пользуетесь... — У тебя нет друзей, Дрим. Будь СапНап твоим другом, ты бы не сидел в тюрьме. Да и где твой хваленый Джордж? — Заткнись, Томми,- внезапно раздраженно выкрикнул Дрим,- у тебя тоже нет друзей, ни одного, кроме меня. Ты жив, благодаря мне. Ходишь по земле, благодаря мне. Имеешь хоть что-то, благодаря мне. Твой Л'Мэнбург не мог бы дать тебе все это. Ты бы умер там, Томми. Думаешь что никогда бы не начал употреблять наркотики, живя в том наркопритоне? Или что выжил бы, пока твои "друзья"-дикари веселились? Да ты бы загнулся там через месяц-другой. Я дал тебе право на жизнь. — Жив благодаря тебе? Нет уж, Дрим. Благодаря тебе я, в свои семнадцать, знаю все ужасы войны и изгнаний. Знаешь что я пережил? Тебе такое и не снилось в твои годы. Я пережил несколько войн, предательства, изгнания, боль потери. Ты ставил меня перед ужасными выборами, обернул против меня людей. Ты отобрал две мои жизни. Знаешь, насколько это больно? Что ты можешь знать о боли? Есть ли у тебя хоть что-то, чем ты дорожишь? Есть ли к кому возвращаться?        Мимо лица Томми пронеслась рука Дрима, от чего Томми влип в стену. Все еще спокойное лицо Дрима ничего не выражало, но движение мышц руки намекало на внутренний гнев. — Томми, тебе ли не напомнить, что я был единственным, кто был с тобой в изгнании? Единственным, кто был с тобой на твоем семнадцатилетии? Я был тем, кто спасал тебя от попыток самоубийства,- сжал кулак Дрим. Насилие. Когда ложь не имела должного результата, он пускал в ход насилие. Ходил по тонкой грани легких побоев и смертельных травм. Томми сжался, узнав тон Дрима. В голове пронеслось "Кидай свои вещи в яму", от чего колени подкосились, но Томми устоял. Потупил взгляд, рассматривая бинты на руках Дрима. — Я не для этого пришел. Мне нужны ответы,- оттолкнул его Томми, вспоминая о Паффи и Джеке,- Куда ушла Ники? Что надвигается? Все пути ведут в зимний биом. Что на этот раз? Очередная война? Или просто будут люди умирать? — Какие чудесные вопросы. Я восхищен. Вот сижу и слежу за всеми из своей камеры,- с сарказмом фыркнул Дрим. Хотелось приложить подростка головой об стену. Выпачкать свои руки в крови, успокаивая внутренний гнев. Но нет. Томми нужен живым. Дрим и сам не понимал что его так укололо в словах подростка. У Дрима ведь есть друзья, есть люди за спиной. Есть семья.        Фиолетовая капля пронеслась перед глазами. Золотое, на вид, украшение внезапно привлекло его внимание, отсвечивая белыми полосами. Слишком яркими, что бы говорить о простом отражении света. Вспышка гнева утихла, когда Дрим провел пальцами по белым наклонным полосам на звезде. Густые тени и тяжелый, спертый воздух камеры расслабили плечи мужчины. Дрим осмотрел Томми, подмечая сутулость. Блондинистые, грязноватые волосы слегка завивались, почти отклеившиеся пластыри на лице обнажали царапины и содранную кожу, раздражающая, мозолящая глаза кофта была смята. Томми явно не парился над тем, в каком виде прийти сюда. Дрим сморщился, когда уловил запах подростка — пахло ни потом, ни жарой, ни чем таким. Пахло улицей, поверхностью, ветром. И светлые пряди Томми напоминали Дриму солнце, от чего их хотелось выдрать со скальпом, что бы не напоминать лишний раз о положении дел. Дрим опять ощупал шрам, вновь вскипая. Почему он должен быть здесь? Почему против него обернулись все? Где он просчитался? Где не укрепил свою позицию? — Так ты точно не знаешь, или опять прикидываешься?,- спросил Томми, сжимая кулаки. — Не знаю. Я вообще за Ники не слежу. Она не имеет для меня ни интереса, ни потенциала, ничего. С Техноблэйдом я не разговаривал ни о чем, да и он не говорил войне. Кого ему свергать? Эрета что ли? — Неужели Ники вообще тебя не интересует? Она же вроде твоя вторая приемная мать? — Мать, которая ровесница сына? Не смеши меня,- фыркнул Дрим, закатив глаза,- ни она, ни Паффи мне не родня, и никогда ими не будут. — Ладно,- выдавил Томми, проходя к кафедре с книгой,- К слову об Эрете. У него недавно пропала корона. — А ты устроился посыльным на новости?,- подколол болтливого подростка Дрим,- Какая корона? — Слыш, сука, я тебе не посыльный, я говорю по делу. Это у тебя все нити ,- вспылил Томми,- какая-какая, фамильная. Та, которая от Джорджа досталась. Да и в принципе, Джордж тоже пропал. — Что значит пропал Джордж?,- едва сумел справиться с эмоциями Дрим, забыв что на нем нет маски. — Должен был несколько дней назад вернуться в Киноко, но не дошел. Квакити проверил путь, по которому должен был идти он. — И? — И? Ничего. Никаких следов, никаких свидетелей.        Дрим мысленно проматерился. Джордж должен был отправиться в Киноко, и путь тот был безопасным. Что могло пойти не так? Он затих, ожидая новых слов от Томми. Даже если его бесил подросток — он был его единственным нормальным источником информации. Такой нужной, что бы не сойти с ума. — Эй, Дрим. Что за символы на твоей маске?,- вспомнил подросток. — Тебе какая разница?,- раздалось недовольное бурчание. — Это какая-то магия, да? У маски нет отверстий, но когда я её одел — видел все. Какого уровня зачарование? Что продал за него? — Ты сделал что?,- внезапно охрип Дрим, шокировано уставившись на Томми. Закончить мысль не дал внезапный толчок, сотрясший все здание тюрьмы. Раздались приглушенные хлопки взрывов. Ближе, и ближе. Громче, и громче. Мелкие толчки продолжали сотрясать камеру,- Ты, блять, одел мою маску? Ты ебанутый?,- выплюнул сквозь зубы мужчина, хватая подростка за воротник кофты, опасно близко склоняясь над ухом. Теперь Дрим не хотел ударить Томми. Он поставил это своей целью. А цели, как правило, он добивается.        Очередной хлопок взрыва выдернул Томми из оцепенения, вынуждая оттолкнуть Дрима и закричать во все легкие: — Сэм!        Повисшая на секунду тишина была разрушена взрывом. Сила нового толчка была настолько сильной, что ноги подростка подкосились и он упал, Дрим устоял, оперевшись об стену. Жгучие слезы плачущего обсидиана брызнули по сторонам, попадая на кожу. По системе оповещения прошло шипение сменившееся быстрой речью надзирателя: — На Тюрьму Пандора совершено нападение. Выведена из строя система управления камерами. Ради безопасности камеры заблокированы,- на секунду прервался голос гибрида, а затем, словно услышав немой крик подростка, продолжил,- Томми, мне жаль.        Томми, пытавшийся подняться, вновь рухнул на обсидиановый пол, разбивая коленки. Широко открытые глаза и сжатая челюсть, его руки безвольно опустились. Не чувствовалась ни боль от ожогов, ни от разбитых колений. Ни усталости, ни голода. Томми казалось что обсидиановые стены покрываются трещинами, готовые рухнуть на находящихся внутри. В горле стал плотный комок, перекрывающий доступ кислороду. Как бы этот несносный ребенок не храбрился перед всеми, он врал. Врал себе и людям, когда говорил что ничего не боится. Ведь он боялся многих вещей, боялся сильнее чем другие. Томми боялся взрывов — были ли тому причиной фейерверки Техноблэйда? Или подрывы Л'Мэнбурга? Или приходы Дрима, когда Томми мог только с сожалением смотреть на то, как с трудом добытые ресурсы уничтожаются?       Томми боялся темноты, чувствуя как из её недр тянутся руки монстров, обхватывающие его, лишающие кислорода. Томми боялся лавы, потому что однажды чуть не поплавал в ней, или же, если быть точным, все же был скинут в её яркие, обжигающие объятия. Он боялся громких звуков, которые сам иногда и издавал. Боялся боли, потому что хлебнул её сполна. А еще Томми боялся замкнутых пространств. Особенно если они под землей. Особенно если рядом есть монстры в человеческих обличиях. Томми испытывал страх при некоторых людях, одним из которых был мужчина, запертый с ним в камере. Дрим всегда ассоциировался с болью, криками и потерями. Томми всегда чувствовал, как его оплетают нити Дрима, прочные, что бы мужчина мог управлять им, натянутые как струны, что бы рвать плоть на куски, крепкие, что бы их нельзя было порвать. Подросток постоянно чувствовал как эти нити душат его, впиваются в кожу рук и горла, распарывают её, выпуская наружу густую кровь, пока мышцы и сухожилья рвутся.        Дрим с разочарованием вскинул взгляд вверх. С динамитом идти на тюрьму, состоящую из незерита и обсидиана — далеко не лучшая идея. Он надеялся что у них есть хитрый план. Они отвлекли Сэма, да, а дальше? Дрим выпустил воздух сквозь стиснутые зубы, прежде чем отойти в излюбленный угол с первой попавшейся в сундуке книгой. Отсюда было удобно следить за всем: за предполагаемым местом откуда могла прийти помощь, за подростков, так и оставшемся сидеть у лавы, несмотря на капающие кислотные слезы. С одной стороны, Дрим даже был рад тому, что сейчас не один, что он в принципе не один.        Томми было тяжело дышать. Он хотел вдохнуть кислорода, но легкие свело судорогой. Томми одной рукой впился в свое колено, другой царапая обсидиановое покрытие. Томми хотел дышать, но в горле, прямо под челюстью, стоял плотный комок. Это страх. Тот самый страх, что не давал спокойно спать, взять больше еды чем следует, расслабиться и сделать что-то так, как не требовалось. Томми давно не испытывал таких приступов.        Прошло несколько минут, или часов, или мгновений. Томми этого не знал. Судя по пустой рамке, в ней должны были быть часы, но, видимо, их постигла незавидная судьба. Спазм легких и горла прошел, но теперь во рту было сухо, как далеких пустынях. Было слишком громко от затихающих хлопков и оглушающе тихо для камеры. Незаметно для себя он сделал то, что всегда его успокаивало— начал под нос напевать гимн своей священной родной страны.        В спину Томми прилетела книга. Даже сидя в тюрьме Дрим не утратил своих навыков, благодаря чему острый уголок книги попала ровно по позвоночнику, вынуждая Томми заткнуться. Рассеянно обернувшись, парень начал подбирать слова, которыми мог покрыть мужчину, но из горла раздался едва различимый хрип. — Прекрати скулить. Надеешься что твои друзья тебя вытащат? Ах, да, прости, у тебя же нет друзей. Никто тебя не слышит. Никто не придет. — Ты не прав, Дрим. У меня есть друзья. — Кто? Туббо, изгнавший тебя? Который даже не боролся за свою жизнь? Который променял тебя на сомнительного парня? Или сам этот Ранбу? Которому ты что шел, что ехал? Может, Джек? Но ты предал его столько раз, что вряд ли он захочет увидеть тебя. Ники и взрослые в ту же гребенку. Техноблэйда ты предал еще круче чем остальных. К кому бы ты не приходил, ты сеешь только боль и обиды,- понизил тон Дрим, позволяя своему голосу проникать в каждую клеточку тела подростка,- А я здесь. С тобой. Несмотря на все то, что ты сделал, маленький эгоистичный ублюдок... — Заткнись, встрепенулся подросток, выбираясь из оцепенения,- у меня есть друзья. Друг. Подруга. Нет, все таки друг. Лучший друг,- внезапно улыбнулся Томми,- у меня есть Дриста.        Теперь в оцепенение впал Дрим. А его сестра здесь причем? Что Дрим мог упустить? Не приходила же она, пока не было его? За Дристой было тяжело следить — богиня хаоса была сумбурной, неконтролируемой личностью, лезущей то поперек горла, то на рожон. Но она разделяла взгляды Дрима, всегда поддерживая его. Правда их ссоры были редкими, но масштабными. Мысль за мыслью, Дрим скатал из них клубок подозрения. Однозначно. Он же сказал ей, что бы это была одноразовая услуга, просто что бы не дать мальчишке сломаться раньше времени. Но видимо богиня уловила себе выгоду в общении с ним. Что? Что могло дать ей почву для продолжения общения? Явно не жалость. Дриста безумнее и безжалостнее Дрима, особенно если дело касалось людей. Однажды он слышал её разговор с ХД: люди маленькие, безнадежные, хрупкие и одноразовые игрушки. Дристе едва через пару месяцев шестнадцать. Такая маленькая, но уже ведет счет жизням людей. А Томми человек. Сломанный, мелкий человечишка. Затем Дрима накрыло волной злости. Этот мальчишка не имеет права звать его сестру своим лучшим другом.        Томми в это время отвлекся, позволяя воспоминаниям заполонить голову. О, как же они веселились: то с целой армией собак атаковали людей, то взрывали здания. Но чаще всего они просто сидели неподалеку от "базы" Томми, качаясь на импровизированных качелях из цепей и досок. Обычно он болтал без умолку, пока она плела венки из странных фиолетовых цветов. На самом деле, у Дристы маска была точной копией маски Дрима— две точки вместо глаз и растянутая улыбка. Он сам дорисовал ей "злые брови" и клыкастую улыбку. Дорисовал тем единственным, что у него было в изгнании — синей кровью лучшего друга, которая покрывала его руки и плечи. В тот день Гостбур был прилипчив, потому щедро "наградил" его своей синевой. Эта кровь впиталась в ткань, стекая по рукам, оставляя синие, нестираемые разводы. Дриста была не против, когда он рисовал ей на маске, разве что не сняла её. Томми никогда не видел её лица, но, сейчас, видя лицо Дрима прямо над собой, он представлял её такой же зеленоглазой и русоволосой. Вообще, у них было много общего: что у Дрима с Дристой, что не удивительно, что у Томми с ней. Подросток любил слушать легенды, которые она заговорщицким тоном горячо шептала, когда приходила среди ночи. Многое из тех легенд он не вспомнит, но знает, что они все сводились к богам и странному месту, называемого Эндом, или же Краем. Дриста трепетно рассказывала и о Великой Империи, и о странниках Края, оказавшихся самыми обычными Эндерменами.        Однажды он с Дристой пробрался в тюрьму, пока та была ему еще недоступна. Их никто не видел — они даже замели следы. Но Томми помнит свой восторг, когда первый раз ступил в Пандору, помнит как кружилась голова и недоставало кислорода от восхищения. Но теперь что? Томми слишком резко пришел в себя, когда понял, что Дрим нависает над ним. Резкое "пробуждение" вызвало очередной приступ тошноты, и темные пятна в глазах от сильного, рефлекторного толчка назад. Дрим выглядел отстойно — отросшие, русые, сальные пряди были кое-как собраны в подобие хвостика, под тусклыми глазами выделялись синяки от недосыпа и растертая от нервов кожа. У Дрима на майке были засохшие пятнышки крови, а на руках многочисленные шрамы, среди которых выделялись ожоги, видимо от неудачно кинутого ТНТ. В салатовых глазах напротив Томми плескались ярость и усталость. — Эй, ты чего?,- нервно сглотнул Томми, едва не подавившись. Отползать было некуда — сзади лава. — Так значит считаешь себя другом моей сестры?,- прошипел Дрим. На самом деле он не знал на кого злился больше: на надоедливого подростка или на сестру. — Да? Нет?,- неуверенно буркнул Томми, не зная что делать,- она сама сказала что не против считать меня её лучшим другом.        Дрим схватил подростка за воротник, заставляя встать. — Ты ей не друг,- в его голосе прорезалась сталь. Он встряхнул Томми и поставил его на ноги, но не отошел, все еще сжимая кулаки. Томми хотелось заткнуть оглушающую тишину, в которой он подавался панике. Именно поэтому Томми всегда был шумным — заткнуть навязчивый шепот в затылке, отвлечься от проблем, привлечь внимание, что бы не оставаться одному. — Слушай, Дрим,- тише обычного начал Томми,- ты говорил о книге Воскрешения? Или Некромантии? Как её там? — Говорил. Все названия правильные. — Она ведь нереальна? — С чего ты взял? Эта книга буквально есть у меня. — Но ты не можешь никого воскресить? — С чего ты взял? Я могу хоть сейчас воскресить Шлатта, который дал мне её. — Не можешь, ты ведь простой человек, не так ли? Тебя называют богом, но ты не он? Даже если Дриста и не человек, то шанс что ты такой же — минимален. Да и я видел его могилу. Понимаешь? Он под двумя метрами земли. Его могила реальна, в отличие от этой магии. — Она рассказала тебе, да?,- опасно сузились зрачки Дрима, впечатавшего в стену Томми,- Да что ты можешь знать о богах и их способностях? Я, блять, могу воскресить его прямо сейчас, да хоть того же Вилбура, у которого потенциала больше, чем у тебя. — Рассказала что? Что её брат — сошедший с ума придурок, который только и может что лгать и убивать? На что ты способен, Дрим? Можешь ли ты чувствовать то, что чувствуют нормальные люди? Любовь? Сострадание? Привязанность? — То что она бог, Томми,- у Дрима сорвало все выстроенные блоки, от чего он еще раз встряхнул подростка, приложив его затылком об выступ обсидиановой стены,- Я не лжец, Томми. Мы, кажется, это уже обсуждали. В отличие от тебя, маленький эгоистичный ублюдок, я способен чувствовать любовь, привязанность и сострадание. Я даже больше человек чем ты. — Я этого не вижу, Дрим. Все что ты делал — сеял хаос и разруху. Скольких ты убил, а? Ты не жалел никого — ни детей, ни союзников. У тебя нет сердца — там гниль. И ты гнилой. Гнилой и отвратительный,- Томми наугад ударил по руке Дрима, удерживающей его в миллиметрах от пола,- Ты отобрал все что мне дорого. Я мог бы убить тебя здесь и сейчас. Это ведь твоя последняя жизнь, не так ли? Но я не буду тебя убивать. Не из жалости, не из слабости. Такие твари как ты, заслуживают гнить здесь до скончания дней, не видя солнце. Ты умрешь здесь, Дрим. Не от моей руки, не от Сэма, ни от кого-либо. Ты умрешь из-за себя. Пусть тебя изведут призраки тех, кого ты убил и покалечил. Я приложу к этому руку. Ты убил меня дважды, ты дважды будешь умолять меня убить тебя. — Какой же ты идиот, Томми. Я думал что выдрессировал тебя, что Техно дополнил обучение. Но нет,- Дрим ударил под-дых, вынуждая Томми согнуться, но его ладонь сжала солнечные пряди, что бы в следующий момент подросток получил в лицо коленом. Жгучая боль разнеслась по лицу, её эпицентром стал нос, с которого потекли первые капельки крови. Свежей, грязной крови. Дрим поднял лицо Томми, потянув за волосы. Их взгляды встретились: зеленый против голубого, яд против васильков,- ты не запомнил то, что нельзя рассказывать свои планы своим врагам? Тогда я дам тебе урок. Последний урок в твоей жизни, щенок.        Первая пощечина оглушила Томми. Дрим продолжал что-то говорить в порыве чистой ярости, но слов не было слышно. Скула горела, болел, налившийся тяжестью, нос. Следующая пощечина не ощущалась, но чем больше их сыпалась в одно и то же место, тем ярче Томми ощущал как начинают болеть кости. Раскрасневшаяся скула горела так, что к ней невозможно было притронуться. Дрим резко опустил голову Томми, опять прикладывая его об свое колено. Из разбитой губы потекла кровь, но Дриму было мало. Этот ублюдок заслужил. Положив руку ему на лицо, пожалев о том, что не надел перчатки, он со всей силы впечатал его головой в стену.        Обсидиан имеет неровную, бугристую структуру, поэтому каждый раз, когда затылок сталкивался с блоком, Томми думал что сейчас настанет конец. Тошнота вызывала уже рвотные позывы, будучи дополненной плывущим зрением. Удар за ударом, Томми чувствовал как хрустят его кости, готовые сломаться, но он был отброшен на пол. Дрим поставил одну ногу ему на ладонь, удерживая своим весом подростка. И Томми едва ли не закричал, когда лужица ярко-фиолетовой жидкости обожгла руку. Кричать пришлось позже — когда Дрим, одним резким ударом, обрушился на ладонь, ломая все кости внутри. Яркая вспышка боли пробудила уплывающий разум, но последующие спазмы лишь ухудшили состояние. Томми дернулся, свернулся калачиком, подтягивая раненую руку к себе, ему было тяжело дышать от очередного приступа, он слышал свое сердцебиение в горле. Быстрое и рваное.        В открывшуюся область прилетел удар ботинком, выбивая из легких остатки кислорода. Томми зашелся в судорожном спазме, отчаянно пытаясь закрыть жизненоважные органы от ударов. Но не угадал — Дрим хотел закончить. Закончить так, что бы Томми запомнил. Последний удар ногой обрушился на открытую шею. Первым хрустнул кадык, и Томми больше не мог дышать, затем не выдержали остальные ткани. С громким хрустом судьба Томми была решена. Дрим продолжал держать ногу на сломанной шеё подростка, рассматривая грязные, окрашенные кровью золотые волосы Томми. Он заглядывал в стекленеющие васильковые глаза, осматривал давно знакомые черты лица. А Томми смотрел на него в ответ, чувствуя как отчаянно хочется вдохнуть воздуха. Но он не мог. Больше и не сможет. Томми умирал в тюрьме, избитый своим врагом, отчаянно называвшим себя его другом раньше. Призрачный шепот в поврежденном затылке на секунду заговорил по-другому. Не своим пропитанным ядом голоском. Томми слышал не терпящий пререканий тон Дристы:"только к нашей следующей встречи, обещай быть живым". Подросток взглянул Дриму в глаза с мертвой решительностью и собрал последние силы для одного, что бы сказать простое "ублюдок", но сердце остановилось раньше.        Дрим еще раз оглянул Томми, умершего буквально за пару секунд после перелома. Дриму было мало. Дрим был счастлив. Дрим убил солнце, что посмело запустить свой луч в его новое царство. Потянувшись за книгой воскрешения, он лишь вычитал пару слов, что бы магия окутала тело подростка. Красная вспышка означала что заклинание подействовало. Теперь Дриму нужен отдых. Потом он может быть вспомнит, что уснул в своей камере с трупом, посетует на идиотов из Эггпайра, встретит очередные часы в одиночестве. Но не сейчас. Когда-нибудь потом.

***

       Шлатт откинул назад голову, уперев взгляд вверх, пытаясь разглядеть сквозь ядовитый голубой туман потолок, состоящей из почвы душ. В руке он покачивал бутылку виски, жгучая жидкость источала терпко-сладкий запах, но мертвые легкие были заполнены опасной взвесью этого биома. Внезапно появившийся гаст привлек внимание, но вскоре Шлатт опустил взгляд, наблюдая за ... девушкой? Её крылья дрогнули от крика гаста, но она невозмутимо продолжила свое дело. Две книги, парящие над её головой, попеременно опускались ей в руки, пока она упокаивала души. Шлатт зевнул, чувствуя себя умиротворенным. Присутствие богини всегда дарило ему комфорт и покой, который он не получал тусуясь в узком кругу таких же призраков, как и он. Он стоял оперевшись спиной об базальтовый сталагнат, почти не шевелился, зная как неупокоенные души в песке под ногами взволнуются, если наступить. Только богиня спокойно ходила по песку душ, не боясь вспыхивающего синего огня. — Хель?,- позвал он её, заметив что её хвосты покачиваются. Богиня замерла, встрепенулась, и упустила момент появления огня, который своими языками обхватил её руку. Волна убийственного негатива разнеслась по всей долине, а Шлатт, наплевав на риск обжечься, преодолел разделяющие их метры. Мягко опустив ладонь в черные, переходящие в бирюзовый к низу, волнистые волосы, он осторожно начал массировать кожу головы, вынуждая богиню расслабить напряженные плечи и откинуть назад голову. Это всегда помогало успокоить нервную натуру Хель,- Что случилось?        Вместо ответа девушка повернулась лицом к Шлатту, заставляя того убрать руку. На правой стороне лица, от линии челюсти к длинному, эльфийскому уху протянулась черная полоса. Мысленно Шлатт поморщился, представляя насколько это больно. Обычно пустота изъедала конечности богини, вызывая дикие спазмы и судороги. Это был первый раз, когда пустота, охватившая шею кольцом, перешла на лицо. В ярко-фиолетовых глазах Хель плескалась боль и ненависть, на смену которой зарождались тревога и хандра. Обычно пустота не шла такими ровными полосами, распространяясь как разбавленная водой акварель на бумаге. Что-то заставило переживать богиню. — И все же, что не так?,- настоял гибрид, скользя взглядом от глаз до увитых цветами рогов. Цветы на её рогах были когда-то белыми, но сейчас, из-за пустоты, они имели глубокий черный цвет. Вообще черного в Хель было не слишком много, но он притягивал внимание. — У меня плохое предчувствие,- тихо заговорила она. На руке, ранее обхваченной огнем, не было и следа,- надвигается что-то ужасное. Достаточно ужасное что бы мне беспокоиться. Иди к своим, Шлатт. Я сама здесь закончу. — Ужасное "что"? — Не знаю. Я богиня смерти, а не предвиденья. Знаю только что работы мне подбавиться не хило так.        Шлатт промолчал. Много смертей? Неужели очередная война? Иногда Шлатт ненавидел систему после смерти — душа человека разделялась на три части, одна из которых призраком бродила в Верхнем мире, другая — в Незере, а третья — заключалась в песок душ или плачущий обсидиан. Шлатт завидовал Глатту — своей свободной части, гуляющей по обычному миру, видящему солнце так, а не в воспоминаниях. Шлатт ненавидел Незер по многим причинам. Еще сильнее он ненавидел тот факт, что это у него остались все воспоминания. Счастливый глупый Глатт не помнил почти ничего, ровно, как и наивный Гостбур. Эти два призрака в принципе были похожи, только один дарил "синеву" и терся возле старых знакомых, а другой дарил "искрящееся золото" и ушел в далекие земли. А еще Шлатт ненавидел Элайвбура, у которого "протекал чердак". Гибрид не хотел возвращаться туда, где был этот псих, не хотел бросать богиню, с которой был знаком не один год. Но Хель была неумолима. В её глазах все еще плескалась боль, хоть и насупленные брови придавали взгляду злости. — Все же, тебе лучше уйти к ним. Души тоже чувствуют беспокойство. Ты можешь быть ранен из-за этого,- поставила точку Хель. Иногда Шлатт задумывался над тем, что эта богиня ... неправильная? Он не так много знал о богах, но думал что иметь дом там, где его могут найти заблудшие путешественники, хранить у себя отменный алкоголь и наркотики с сигаретами для тех, кто не мог справиться с привычками и после смерти, быть еще такой молодой, но так много знать, быть богиней, упоминание о которой должно вызывать первобытный страх, но такой ... человеческой — это все было неправильно. Шлатт тяжело вздыхает, бросая такое нужное "береги себя", и телепортируется к парням. Богиня остается одна, но продолжает тревожно всматриваться в густой туман. Ей же не мог показаться взгляд зеленых и желтых глаз? Однозначно, мог. Она сильно устала, ведь упокоение душ требовало много сил. Ей нужно отдохнуть. Касаясь черными от пустоты пальцами своей новой "трещины", она поежилась, потому что желтые глаза имел её отец. Первый бог смерти. И кто бы знал, как она боялась его.