vampires will never hurt you

      вампиры — существа, которым крайне сложно скрываться в дымке повседневности. как не заметить одну лишь своеобразную внешность, только им присущую. взгляд тяжелый, опасный. бледные руки в ночи хватают тебя за плечи, и последнее, что ты видишь перед собой, — пару острых клыков, пока те не впиваются в плоть, высасывая все жизненно важные вещества. в сеуле вампиры жили исключительно династиями, и двумя из выживших и сохранившихся полностью династий считались хван и ли. неудивительно, что между собой они имели хорошую связь и создавали семьи между членами. доверительные отношения создали много общих родственников и исключительных вампиров, ведь остальные династии не могли похвастаться такой численностью, мощью и богатством, а значит и выбирать при создании семьи было не из кого.       те, кто верили в их существование (а были и те, кто нет, естественно), звали их «упырями». это слово произошло не из корейского языка, а было переведено с древнеславянского и использовалось в пренебрежительном ключе. такое обращение использовалось в другой части сеула, на отшибе, где город превращался в трущобы и два особняка-гиганта. можно было назвать это не просто хутором, а отдельной частью города, в которой местные жители разительно отличались от обычных столичных. здесь все знали легенду о двух династиях, и каждый свято верил, что они не могли никуда деться, ведь вампиры, фактически, бессмертны. а раз они были состоятельны и сильны, то тем более никого осиновым колом так и не жахнули.       для ли феликса, обычного человека из центра, понятие «вампиры» — это легенда о графе дракуле, на худой конец, или персонажи из старых фильмов, которые он в детстве смотрел на потертой пленке. он родился в консервативной семье, но сам никак не желал подстраиваться под их, кхм, ебучие стандарты. красил волосы по несколько раз в месяц, проколол нос и свыше пяти раз — уши, набил себе на руке ящерицу и забил костяшки словом dead, готическим шрифтом. когда родители приказали ему свести татуировки и принять вид нормального человека, а не «отброса в тряпках», парень, сидя нога за ногу, лишь фыркнул на их слова. тогда от отца последовала угроза:       — я сдам тебя в какой-нибудь исправительный лагерь, маленький сученыш! — мама тогда округлила глазки и смотрела на мужа слегка испуганно, но при этом, все равно подписывалась под каждым словом и поддакивала. теперь они оба смеряли сына таким взглядом, что ему на этаж ниже хотелось провалиться, но он остался непреклонен, ведь панка не сломить простыми угрозами.       — да хоть в гулаг, бля, — вырвалось как-то само. не прошло и секунды, как у отца из ноздрей пар повалил. он взял хрупкого мальчонку за шиворот, игнорируя мамино взолнованное «дорогой, будь с ним полегче!», и допинал его до комнаты, поставив в проходе и взяв за плечи.       — я буду делать в твоей комнате ремонт, и все эти твои постеры, безделушки и пустые банки из-под энергетиков пойдут коту под хвост, — рычал мужчина, пока не внушая особого страха в феликса — он к такому привык, не первый день с ними живет. мама все вилась позади, пытаясь поглядеть, на что это отец ему там показывает и что рассказывает где-то над ухом устрашающим тоном.       — а сам ты поедешь учиться в исправительную академию на окраине сеула, где у тебя телефон будет только чтобы вновь услышать мамин голос, по которому ты, поверь, успеешь заскучать до следующего лета. ты выйдешь оттуда покладистым пай-мальчиком, и никогда больше у нас не будет проблем с полицией, приводящей тебя, бухую свинью, и кидая нам под ноги. ты меня понял? — встряхнув паренька за плечи, спросил старший ли, и у того хватило сил лишь на усмешку.       — и где ты такое учреждение найдешь, а, пап? — не унимался ликс, уверенный, что они живут в веке цифровых технологий и не осталось уже ни одного института прилежных девиц, в которых людей превращают в ангелочков путем самых настоящих издевательств.       — а вот найду, уж поверь мне, сынок. готовься собирать пожитки, — пихнув феликса в спину, дабы зашел в свою комнату, проговорил напоследок тот и, закрывая дверь, добавил:       — и эту свою черную лабуду с глаз смой, будь добр.       но ликс не отчаивался и не собирался. как только дверь за родителями закрылась, он со своими не менее неформальными подружками обсуждал, гыгыкая, как забавно это все со стороны дорогого папиньки. «ишь, че выкинул!», приговаривал тот себе под нос, поглаживая рядом лежащую кошку. отец показался ему отчаянным в своих мерах, ведь ничего на феликса больше и не действовало — его можно колотить, пытаясь выбить дурь, он будет с окровавленным носом, пока его держат за загривок, улыбаться во все тридцать два. ему можно запрещать, запирать его дома, но он всегда найдет способ, как свалить. например, как-то ночью он с третьего этажа на простынях вылез к друзьям, чтобы пойти выпить пива с ними. феликс был бесстрашен, молод и полон сил, чтобы бороться. его не посещали депрессии и мысли о суициде, у него день начинался с сигареты на балконе и криков разъяренного отца. «выбрось эту дрянь, пока я тебя не отпорол!», надрывался тот, стоя на кухне и наблюдая, как расслабленный сын тянет в себя никотиновый дым, наслаждаясь теплому летнему утру и подставляя лучикам свое уже давно по-корейски бледное личико, все также полное веснушек.       наверное, феликс поехал головой с того самого момента, как они улетели из австралии. это был протест — из лояльного, солнечного сиднея со своими пляжами и высотками в серую и унылую южную корею. он не хотел уезжать, совершенно точно нет. он не хотел и учить этот дряной корейский язык, который на языке комкался и не выговаривался, но делать было нечего. погрустив всего ничего — пару дней, феликс решил мстить старшим за то, что выдернули его с родины к чертику на куличики. между прочим, ему пришлось оставить лучшего друга — кристофера бан чана, и сколько бы ему не говорили, что крис тоже скоро переедет, что-то уже два года не спешило это событие случиться, а на каникулы в сиднее феликс, увы, не насосал. сколько бы он не пытался заработать, ему платили гроши, которых хватало на шмотки и сигареты, на новый цвет волос, но не на поездку к другу. это все злило и развивало в ликсе маленького монстра, который с каждым днем пытался вытворить что-то более безолаберное, но не был способен на отчаянные поступки.       а вот его отец, как раз-таки, был. врачи, вообще-то, обычно отличаются понимающим характером, приятным нравом, но не ли-старший. это тот самый врач, на прием к которому записываются далеко не из благоприятной его натуры, а, скорее, из-за профессионализма. да, уж врачом он был хорошим, но его терпению быстро приходил конец. он был эпатажен и кидал в неугодных пациентов их медицинские карточки со словами «не хотите слушать — выходите и не возвращайтесь!», и такой же был в семье. женившись двадцать лет назад на учительнице начальных классов, которая перед ним красным ковриком стелилась и выполняла любые указания, он сразу понял, что никого больше искать не намерен. вот оно — счастье — когда тебя беспрекословно слушаются. когда он заводил с этой женщиной ребенка, он был уверен — воспитает таким же мягкотелым и бесхребетным, чтобы как жена. пока феликс рос, даже думал, что все получается, а в маленьком ликсе к отцу копилась неприязнь. он никогда не хотел быть его сыном и быть с ним хоть чем-то связанным. такого отца, как он считал, врагу не пожелаешь.       концом идиллии стала очередная выходка. близилась осень, феликс должен был поступать в новую школу, ведь из старой выгнали за неподобающее поведение (например, курение в туалете, бесконечные драки, неношение формы и просто плохую успеваемость). конечно же он, за пару месяцев лета, позабыл о словах отца о том, что отправится учиться куда-то на окраину сеула. что-то он об этом говорил: академия, «для таких, как ты, мерзавцев»… но все прошло мимо феликса, как впрочем и любые слова, сказанные отцом в порыве страстной ненависти к непослушанию ли-младшего. за лето отец даже раздумывал, а может… не стоит? выпускать из-под крыла своего единственного птенчика. однако, когда феликс в очередной раз показал характер и привел всех своих друзей оторваться по поводу окончания лета, разбил половину посуды и заодно и окно в зале, где теперь сквозило и невозможно было находиться, он понял, что не зря подал документы заранее. он стоял в зале среди неживых похмельных тел, где пахло перегаром и кучей скуренных сигарет, и кричал «феликс, твою мать!», а феликс, до этого мирно спавший, подскочил только на этот звук. он привстал на руках на диване и вымолвил лишь щенячье «папа?», а после поежился от дуновения ветерка и обернулся на разбитое окно. в него сейчас блевал какой-то из его знакомых, кого он даже поначалу не узнал.       уже после того, как отец собственнолично, запоминая каждого в лицо и проклиная тоже каждого, выпроводил стайку шакалов и чуть не выпроводил красную макушку феликса. тот вдруг схватил его за плечо и огрызнулся «стоять, мелкая прыть, не уйдешь». держа его за рукав толстовки, он показывал ему теперь на нанесенный ущерб и вдруг миленько заулыбался, посылая неприятные мурашки по коже.       — ты завтра с утра едешь в академию, о которой я тебе говорил. рад, надеюсь? — отец сиял и был полон счастья избавиться наконец от сыночка, посланного дьяволом, а тот на него смотрел глазами-копейками и недоумевал, шутка это или нет.       — какую академию? — с тупым выражением лица спросил ликс, нервно вздергивая уголок губ в подобие обезумевшей улыбки.       — о, увидишь. тебе обязательно понравится, — отец все еще походил на ангела, говоря такие вещи, и явно что-то замышлял. он был, блять, несказанно счастлив в этот момент, несмотря даже на все то, что ему придется оплатить, починить и, возможно, возместить.

***

      спал феликс плохо. настолько плохо, что всю ночь думал о предстоящем переезде в какую-то папину «академию». он пытался найти в интернете хоть какие-то намеки на нее, посмотреть, как выглядит и что из себя представляет, и теперь жалел, что не слушал отца, когда тот ему, по видимости, что-то о ней рассказывал. утром он отмерял шаги родителей по квартире и понимал, что, кажется, они действительно куда-то собираются. когда шаги приблизились к его двери, он резко притворился крепко спящим, понадеевшийся, что это на кого-нибудь из них да сработает. в дверном проеме показалась мама. она постучала по косяку и тихо позвала по имени, на что ликс открыл глаза и посмотрел на нее. в его взгляде читалось «помоги же, блять», но она прошла и, с глупой улыбочкой, уселась рядом, кладя на его бок руку и поглаживая через одеяло.       — ты собрал вещи? — осторожно спросила женщина, и у феликса весь мир обрушился, подобно тому случаю при переезде. стоило ему увидеть самолет — и тот сглотнул горький ком в горле, натянувший все струны души, и сейчас случилось то же самое. он не жалел ни о чем, но очень боялся неизвестности.       — мам, ты знаешь, куда мы едем? — сглотнув ком какой-то невысказанной боли, спросил ликс.       — знаю, но тебе пока сказать не могу. понимаешь, папа хочет, чтобы это стало сюрпризом. мы будем ждать тебя на кухне, ладно? малыш, это не моя идея, и если злишься, то лучше не на меня, — успокаивающе оправдывалась мама, и как бы феликсу не хотелось ей грубо ответить, что она лишь игрушка отца и во всем ему помогает, даже когда дело переходит границы и касается их единственного ребенка, тот тяжело вздохнул и, пока она уходила, начал с полным недовольства видом собирать вещи. все еще не до конца веря, что это в самом деле происходит с ним. все еще в неведении, куда едет и зачем. пара толстовок, футболок, джинс, спортивки и готов. конечно же наушники, зарядка, любимые цацки. все это уместилость в два рюкзака, которые парень, неумывшийся и непричесавшийся, а также жутко голодный, принес в коридор и поставил рядом с выходом. он посмотрел на ликующего отца взглядом нечитаемым и еле удержал себя от того, чтобы фак ему показать. какой вообще отец радуется тому, что сбагрил сына черт знает куда? только этот старый ублюдок.       есть ликсу уже и не хотелось, после такой довольной-то морды. мама тоже ела неохотно, и под конец завтрака мертвая тишина уже настолько напрягала всех троих, что отец откашлялся и решил за всех, как обычно:       — ну, можем ехать.       ему ничего не ответили, просто сбросили всю посуду в раковину и, переглянувшись как бы напоследок, пошли собираться. кроссовки феликс натягивал еще неохотнее, чем одежду до этого. у него ничего нормального и не было — только рваные джинсы да толстовки, и сейчас он был в том же. пока отец грузил в машину вещи, ликс в наушниках отсчитывал секунды до своего отъезда и настукивал пальцами по ноге любимую мелодию. мама как обычно предпочитала смирно молчать и даже втихоря не собиралась рассказать, куда это они намылились, а феликс уже знать и не хотел. для него ситуация была идентична — опять куда-то везут и тоже хуй пойми зачем. когда дверь водительского захлопнулась, а мотор машины ощутимо завелся, ли-младший смотрел на настоебавшую многоэтажку так, словно уже не видел ее долгие годы, и безумно скучал. скучал и по кошке, которую взять с собой ну никак бы не умудрился. скучал по друзьям, которых видел вот еще вчера. уже представлял, как они шепчатся о том, что ликс неудачник с большой буквы, ведь его друзья такими и были — ненадежными, что ли. не любящими.       через какое-то время он уснул. было ощущение, что серые пейзажи никогда не сменятся какими-то новыми, но многоэтажки превращались в полосу леса, затем — в какие-то поля, и складывалось впечатление, что уже и сеул закончился, но нет. в какой-то момент модернистичный мир сменился затравленным и тусклым, люди недовольные, вывески кривые, везде мусор какой-то и дети полуголые бегают по улицам, играя в потрепанный мячик. проснувшись в таком месте, у ликса брови мгновенно нахмурились, он привстал и начал приглядываться к здешним «красотам»: маленькие домики, несколько девятиэтажек и снова лес, а после леса огромное старое здание, похожее на замок строением. в таком и места не могло быть новизне, это феликс учуял сразу. он надеялся, что сейчас отец поедет дальше, но машина резковато затормозила, и он вышел, подходя к огромным темным воротам, за которыми словно вход в ад распологался, и позвонил в рядом расположенный звоночек. через минут пять к нему вышла пожилая женщина в строгом черном платье с белым воротником. мама пихнула ликса, чтобы выходил из машины и поздоровался. он пока не понимал, зачем и почему, но догадался вместе с тем прихватить из багажника свои вещи и направиться несмело навстречу отцу, разговаривающему о чем-то с этой женщиной.       — а это ученик, верно? — у нее оказался безмерно строгий голос, который пустил ледяные мурашки по рукам парня, но ничего сказать он так и не решился. даже поздороваться как будто и не было сил. — как тебя зовут, дитя?       — феликс, — тихо выдал красноволосый, невольно прикусывая изнутри губу и чуть понурив голову. как никак, внутри он все еще немного ребенок.       — добро пожаловать в исправительную академию с уклоном в естественные науки.