На другой стороне залива жизни

Она еле поспевала за широким шагом хозяина, при этом постоянно теряющегося в толпе. Единственное почему она все еще не отстала — это его треуголка, по которой она и находила его каждый раз. Сделав победный рывок вперед, вырываясь из толпы, что сгрудилась на главной площади, она наконец-то поравнялась со все еще так и не проронившим ни единого слова мистером Кенуэем. Она прекрасно знала, что задавать вопросы абсолютно бесполезно: мужчина в лучшем случае сделает вид, что просто не услышал, в худшем одарит таким взглядом, что больше никогда в жизни не захочется ему говорить вообще что-либо. Выход оставался у нее только один: молча продолжать следовать за ним, что она, собственно говоря, и делала. За полгода она все-таки научилась хорошо различать эмоции Кенуэя, который он предпочитал практически не выражать, даже гнев. Если он был в бешенстве, в коем за все время он был только два раза, то он не кричал: он просто молчал, но от этого становилось страшно всем рядом стоящим, будто бы прямо сейчас они находились на Последнем Суде. По мнению Кимберли радоваться же Хэйтем не умел совсем: она ни разу не видела его хотя бы немного счастливым, ну или чуть-чуть пьяным, что постоянно замечала за Чарльзом. По большей части ее хозяин был абсолютно уравновешенным человеком, будто бы в один момент отключившим абсолютно все чувства, кроме преданности своему делу. — Сэр, стойте, купите утреннюю газету! — к ним подбежал мальчик лет десяти, протягивающий еще даже не потрепанные листы бумаги. Девушка, поджав губы, покосилась на молча продолжавшего двигаться вперед Хэйтема, потом тяжело вздохнула, оборачиваясь через плечо на ребенка, судорожно втянула воздух и, достав из кармана пару монет, что она недавно заработала пока помогала на почте, вложила в грязную ручку мальчика, ободряюще ему улыбнулась и кинулась за мужчиной. — За чем ты это сделала? — тихо поинтересовался Хейтем, спустя, наверное, минут семь, так что девушка даже сначала не сообразила про что он. — Почему ты отдала деньги ребенку, хотя я нисколько не плачу тебе, так что ты еле добываешь себе на пропитание? — Но у меня есть ночлег, я могу устроиться на хоть какую-нибудь работу, на которой получу все-таки больше, чем он. Моя жизнь не так плоха. — Ты моя раба, — фраза оказалась слишком резкой, но девушка почему-то даже не среагировала на нее, пропустив мимо, в то, как даже сам мужчина несколько замялся после столь категоричного заявления. — А он свободен? — ее бровь дернулась вверх. — Он раб бедности, предвзятого отношения, своего возраста, в результате чего ему не дозволены многие вещи. Он — ребенок, которого лишили детства, который явно всю свою сознательную жизнь зарабатывал себе на жизнь так, как мог. Он — никто и звать его никак. В этом мире он брошен и покинут всеми, — девушка судорожно втянула воздух, убирая за ухо прядь шоколадных волос. — Конечно, мои деньги не сильно изменят ситуацию: он не купит на них дом, не станет богаты и известным, хотя, как знать? Быть может на те жалкие центы он пойдет и купит себе холст, нарисует картину, которая прославит его? Или он случайно подойдет к прилавку, где неожиданно найдет свою семью? Понятное дело, что такой процент слишком мал, практически нереален, но, с другой стороны, вы же меня взяли к себе? — девушка слабо улыбнулась. — Вы ведь, наверное, даже не представляете, что со мной было бы, если бы вы меня не выкупили. Меня должен был забрать один очень плохой человек, так что, поверьте мне, попади я к нему, то валялись бы мои кости давным-давно в подвале его дома, а мясо мое давно бы переварилось в желудке его собак, — она серьезно посмотрела в лицо Кеннуэя, прищуриваясь из-за яркого солнца. — Вам не известны те беды, что переживают такие люди, как я: лишенные свободы, возможности выбирать. Это к лучшему, не надо это знать каждому, лучше, конечно, чтобы вообще никто не знал, но что поделать? — девушка как-то несколько нервно усмехнулась, прикусывая в губу. — В крайнем случае он просто нормально поест теплого хлеба, — фыркнула она, оборачиваясь через плечо — туда, где упала груда ящиков с тележки. — Что для тебя свобода? — он искоса посмотрел на в ответ пожавшую плечами девушку. — Быть звездой на ночном небе, — с улыбкой неожиданно выпалила она. — А для вас? — чудо помолчав, тихо поинтересовалась она. — Явно все не так романтизировано, — девушка в ответ передернула плечами. — В самые сложные времена только мысли о том, что в этом мире есть место чем-то хорошему, романтичному, нереальному… Только она спасает о того, чтобы перейти за грань здравого смысла, — девушка подняла голову вверх, где пролетала стая ворон. Ким даже не заметила, как они уже успели выйти за пределы центра города и теперь уже достаточно медленно брели по пыльным дорогам самых бедных районов Бостона, расположившихся на окраине последнего. Дальше же начинался лес. — Так вы не ответили, что для вас свобода? — Хаос, — легко и даже не задумываясь, ответил мужчина. — В этом вся ее сущность, — он покосился на отрицательно покачавшую головой девушку. — У кого же вы в услужении? — задумчиво поинтересовалась Кимберли, чуть притормаживая, чтобы местная детвора не снесла ее с ног. Он удивленно взглянул на нее, тяжело вздыхая и поправляя треуголку. — У идеи, — его ответы были, как обычно, односложными, но исчерпывающими, от чего по телу девушки пробежали неприятные мурашки. Каждый раз у нее создавалось ощущение, что она слишком назойлива, что она раздражает его, хотя она прекрасно понимала, что Хэйтем в принципе не был никогда многословен. — Да, из вас явно не получился бы хороший романтик, — промурлыкала себе под нос девушка, полностью уверенная, что он не услышал ее слов, так как оторвался от нее на значительно расстояние. — Куда мы идем? — догнав мужчину, наконец-то нашла она в себе силы поинтересоваться. — Мне нужно узнать кое-какую информацию у одного моего давнего знакомого, — он покосился на девушку, судорожно втянувшую воздух. Каким способом он собирался узнать нужные ему данные догадаться было не тяжело. — Тебе же надо тренироваться, чтобы стать полезной, — Кимберли медленно кивнула головой, судорожно втягивая воздух и сжимая пальцы рук в кулак. — Не переживай, он практически безобиден, — заметив ее нервозность, качнул головой Хейтэм, сворачивая на одну из тропинок, ведущую к какому-то дому. Подойдя к недавней постройке, что все же не сильно выделялась на фоне остальных, он легко постучал по двери. В ответ послышалась лишь тишина, что явно не устроило Кэннуэя. Нахмурившись, он заложил руки за спину, покосился на замершую рядом девушку. Схватив ее за руку, он резко завел конечность ей за спину, прижимая ее к себе и приставляя к виску пистолет. Сдавленно вскрикнув, она с ужасом подняла на него глаза, неожиданно читая по губам: «Кричи!» В легких что-то перехватило, воздуха стало резко значительно меньше, но она как-то сумела издать из себя визг, который моментально взбаламутил идущих мимо граждан. Те, закричав от ужаса, тут же начали рассыпаться по сторонам, что-то бормоча про семьи и свои души. Девушка удивленно наблюдала за моментально опустевшей улицей, внутренне содрогаясь от мысли, что абсолютно никто не попытался ей хоть как-то помочь. Дверь открылась медленно и на пороге появился человек с явно заряженным пистолетом. Это был мужчина с редкими седыми волосами, благородно одетый, явно не подстать району. Его в молодости красивые черты лица уже давно иссохли, и теперь на лице было возможно разглядеть лишь следы усталости. Он долго смотрел в ее лицо, потом покачал головой, опуская пистолет и голову вниз. — За чем ты так со мной, Хейтэм? — исподлобья смотря на мужчину, что все так и продолжал держать у виска Кимберли пистолет, поинтересовался уже практически старик. — Ты же знаешь, что я не мог не прийти на крики. — В отличии от нынешнего народа, за интересы которого ты так упорно борешься, — бровь Кенуэя чуть дернулась вверх, когда она обводил взглядом опустевшую улицу. — Ну что, ты будешь говорить или мне ее застрелить? — девушка вздрогнула, тут же непроизвольно дергаясь вперед и прикрывая глаза. — Она боится, Хейтэм, — спокойно ответил мужчина. — Отпусти ее, кем бы она не была, и мы с тобой обсудим все, как порядочные люди. — Как порядочные люди я был готов побеседовать с тобой вчера, сегодня же я уже не намерен так общаться, — со странным оскалом, прохрипел он прямо над ее ухом. — Дорогая, кем ты не была — не бойся, — игнорируя явную угрозу со сторону Кенуэя, обратился он к девушке. — Я знаю его дольше, чем хотелось бы, так что я могу смело обещать тебе, что он ничего с тобой не сделает, — незнакомец сошел с крыльца навстречу к ним, вставая напротив нее на расстоянии не более двух метров. — Почему вы вышли меня спасти, зная, что он меня не убьет? — прошептала она, натыкаясь на добрый взгляд незнакомца. — Быть может свобода — это оставаться верным своим принципам… Оставаться самим собой в любой ситуации, — спокойно ответил он, встречаясь взглядом с Хейтемом. — Да, об этом… — он с прищуром тяжело вздохнул, неожиданно поднимая пистолет и тут же выстреливая из него себе прямо в висок. Кенуэй дернулся вперед, отпуская Ким, но было явно поздно. Мужчина уже медленно оседал на пыльную дорогу на пустынной улице. На его лице не было ни боли, ни страха, даже пропала усталость, лишь какое-то странное умиротворение и будто бы удовлетворение от произошедшего осталось на нем. Девушка с широко раскрытыми глазами продолжала с нескрываемым ужасом рассматривать труп, в то время, как Хэйтем уже успел обойти последний и направился в сторону дома. — Я виновата в том, что этот хороший человек умер, — тихо пробормотала она, отрывая взгляд от только что дышащего мужчины, вокруг которого теперь образовывалась приличная лужа крови. — Это не так, — спокойно ответил Хейтэм, оборачиваясь, а потом замирая. — Он сам виноват, что не стал помогать нам. — Он выбрал свободу, — прошептала она, встречаясь взглядом с Кенуэем. — Это был невероятно сильный человек, раз решился на смерть из-за боязни потерять себя. — Невероятно сильный и невероятно глупый одновременно, — мужчина тяжело вздохнул, прищуриваясь. — Он прекрасно знал, что мне не хватит сил застрелить его, он взял это бремя на себя, — он встретился взглядом с Кимберли, которая сейчас с неподдельным удивлением рассматривала лицо Хейтема, по которому пробежала тень непонятной ей боли. — А меня бы вы смогли пристрелить? — тихо поинтересовалась она, затаив дыхание. Он удивленно вскинул бровь, потом развернулся и направился дальше в сторону двери, на секунду замирая прямо перед входом и оборачиваясь через плечо. — Ты его слышала… А он никогда не врал, — судорожно втягивая воздух, выпалил он, тут же скрывая в помещении, оставляя ее по среди пустынной улицы наедине с трупом — единственным, кто не испугался заступиться за нее.