Практикант

В темной комнате самой обычной квартиры не менее обычного города сидели самые обычные люди с обычной судьбой. Они жались друг к другу с обычным желанием найти тепла и сбежать от обычных проблем. Обычный Арсений целовал обычное лицо обычного Антона и гладил его по волосам. Обычный Антон прятался в объятьях обычного Арсения, ища уют и покой. И нашел. Обычный Арсений для обычного Антона был необычным, и глаза эти красивые синие были необычными, и его усталые морщинки в уголках глаз, и губы, которые пытались утешить обычного Антона, были совсем необычными. Обычный Антон говорил, говорил и говорил о том, что всегда хранилось за его обычной душой, не в силах остановить этот бьющий фонтаном поток грязи и желчи, который обычный Антон копил в себе все эти годы. Он рассказал о том, как его мама перестала его замечать, говорил, как сильно он ненавидел себя и хотел как можно быстрее уехать из своего обычного дома куда-нибудь далеко, чтобы прошлая обычная жизнь не калечила новую. Но обычный Арсений не обращал внимания на грязь, сочившуюся из ран обычного Антона. Он видел только чистую душу и полюбил обычного Антона еще больше, сильнее, глубже. Позже, когда слова были сказаны, слезы выплаканы, сигареты выкурены, обычный Арсений обнимал обычного Антона, сидя в темноте на обычном продавленном диване и гладя его обычные руки с разбитыми костяшками. Они молчали. Обычный Арсений поцеловал обычного Антона в висок и спросил: — Почему ты решил мне это рассказать? Обычный Антон взял в руку ладонь обычного Арсения и стал перебирать пальцы. — Потому что ты единственный, кто слушал. Обычный Арсений примкнул своими губами к губам обычного Антона для того, чтобы из его рта преждевременно не вырвались необычные слова.

***

3 года назад

Антон сидел на скамейке в коридоре и болтал ногами. Он скучающе рассматривал стены, выкрашенные в ужасный бежевый цвет, и пытался разглядеть информацию на постерах. Что-то о ВИЧ и ранней беременности со страшными картинками утробы женщины. Шастун поморщился и перевел взгляд в окно, за которым виднелись счастливо играющие дети. Он подумал об Артеме и почувствовал ком в горле. Мальчик смахнул горькие слезы и отвернулся. Вдруг открылась дверь, и оттуда показалась женщина в белом халате. — Антон? — улыбнулась женщина и шире открыла дверь, — Заходи. Мальчик спрыгнул со скамейки и зашел в кабинет за женщиной. В комнате было приятнее и прохладнее, чем в приемной. У женщины в халате был большой стол, огромный по меркам Антона, на столе лежало много бумаг, стопки с документами и стояла довольно старая модель компьютера. У стены возвышались стеллажи с такими же папками, но на этот раз разноцветными, и горшки с цветами. Его вызвали прямо во время урока в кабинет школьного психолога, и мальчик не знал зачем. — Ну что, Антон. Как ты думаешь, почему ты здесь? — спросила женщина в халате. Шастун неловко поерзал на стуле и сомкнул в замке руки на коленях. С чего бы начать? Может, с того, что ему не нравится новая школа? Тут какие-то глупые учителя с высоким чувством собственной значимости. А еще тут невкусно варят кисель. В его старой школе в киселе не было комков, а здесь целый стакан состоит из них. — Может, ты хочешь обсудить то, что произошло с твоим братом? Антон посмотрел на женщину раздраженным взглядом. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но только и мог, что глотать ртом воздух. — Откуда вы знаете? — наконец-то спросил он. — Твоя мама рассказала, что случилось. Она очень хочет, чтобы ты поговорил об этом со мной. На лице Шастуна появилась злая гримаса. Мама. Ну конечно. — Не бойся, — продолжала женщина, — Все, что я хочу — это помочь тебе. Как и твоя мама. — Если бы моя мама хотела мне помочь, она могла бы попробовать поговорить со мной для начала, а не посылать сразу к психологам, — раздраженно ответил Антон, скрещивая руки на груди. Злые слезы появились в уголках его глаз, которые мальчик не мог больше сдерживать. Они стекали по его щекам и падали на ткань штанов. — Твоя мама любит тебя, — сказала женщина, пытаясь положить руку на плечо Антона и приободрить мальчика, но Шастун отпрянул от ее прикосновения, — Но ты пойми ее — ей тоже тяжело, она пережила смерть сына… — Я тоже ее сын! — выкрикнул Антон, срываясь с места, — Я не хочу слушать эту чушь. Вы не знаете, что там было, вы ничего не знаете! Сидите и указываете мне, что я должен чувствовать, но никого из вас там не было! С этими словами Шастун выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью. Он быстрым шагом направился прочь, прочь из этого кабинета, из этой мерзкой школы. Женщина в халате кричала ему что-то вслед, школьники и учителя оборачивались, когда Антон со слезами на глазах бежал мимо них. Но Шастуну было плевать. Он больше не хочет слушать бесконечные слова о том, что он мужчина и должен быть сильным для своей семьи, для своей матери. Он больше не хочет слушать от незнакомых людей, как плохо его маме, как ей нужна его помощь и поддержка. Он больше не хочет слушать ничего этого, потому что никто не хотел слушать его. Антон брел по улицам нового города, и впервые за много времени он почувствовал свободу и пустоту внутри. Он терпел, пока различные врачи с каменными лицами теребили его незажившие раны в попытке найти ответ. Они считали, что чем больше ты говоришь о своих проблемах, тем легче тебе с ними жить. Но он знал, что говорит не с теми людьми, а правильные люди не хотели его слушать. Шастун потянулся в карман за пачкой сигарет, которую он купил в какой-то потрепанной продуктовой лавке. «Папе», — сказал Антон, и старая продавщица с такой же пустой душой спокойно продала ему сигареты и зажигалку. Антон зажал сигарету между губами и чиркнул зажигалкой. Сначала было неприятно. Шастун испугался, что сейчас задохнется и начал кашлять. Но потом он сделал вторую и третью затяжку, выкурил вторую сигарету, и ему стало безразлично.

***

Антон пришел домой в двенадцатом часу. Он снял куртку, повесил ее на крючок в прихожей и вошел в кухню. Мать смотрела какую-то передачу на первом канале и даже не взглянула в сторону сына. — Что на ужин? — спросил Шастун, открыв холодильник. — Картошка на плите, — ответила бесцветным голосом мама, не отрывая взгляд от экрана. Мальчик наложил себе в тарелку еду и сел за стол. Они молча сидели друг напротив друга, но ни разу не подняли взгляд. Мать и сын находились в двух шагах друг от друга, но на самом деле их разделяла огромная пропасть. — Как поход к психологу? — спросила вдруг мать, все еще не поворачивая голову в сторону сына. — Хорошо, — не моргнув глазом соврал Антон, — Завтра еще пойду. Мать кивнула. Она никогда не спросит, почему ее сын так часто посещает психолога. Она никогда не спросит, почему эти сеансы длятся по несколько часов. Она никогда не спросит, куда он уходит поздно вечером и возвращается только ночью. Она никогда не спросит, а Антон никогда не скажет правду. Чуть позже появится Рома, мужчина, нашедший ключ к прогнившему сердцу его матери. После их встречи она будто оживет: Рома сделает ее жизнь ярче, наполнит весельем и радостью, будет ее любить. Он подарит ей вторую жизнь. Антон будет бесконечно благодарен Роме, ведь он смог осчастливить маму. Пусть они будут ссориться, но всегда смогут найти компромисс; пусть Рома будет пытаться настоять на своем, но Антон будет знать, что его жизнь кому-то небезразлична. Пусть Шастун будет притворяться, что не чувствует себя лишним на этом празднике жизни; пусть родители иногда забывают о его существовании; пусть Рома и не чувствует себя настоящим отцом Антона. Пусть. Зато Антон всегда может уйти из дома и направиться куда угодно, движимый мнимой мыслью о том, что он свободен. Или может притвориться, что где-то там есть дом, где его ждут. Осталось только его найти.

***

Наши дни

Антон сидел на подоконнике школьного туалета, весело болтая ногами и делая глубокую затяжку. Рядом с ним стояла Саша, облокотившись на подоконник и ждала, пока Шастун передаст ей сигарету. — Классные сиги, — сказал Антон, выпуская струю дыма в открытую форточку и отдавая сигарету девушке, — Жаль, в России таких не делают. Когда твоя сестра в следующий раз поедет в Германию? Саша пожала плечами и сделала затяжку. — В следующем месяце собиралась, не знаю пока. Антон кивнул и уставился в окно, где виднелись счастливо играющие дети. В голове и сердце Шастуна была зияющая пустота. — О тебе тут Арсений Сергеевич спрашивал, — с усмешкой произнесла Саша. Парень тут же оживился, отвернулся от окна и посмотрел горящими глазами на одноклассницу. — Что спрашивал? — Про твое поведение, — девушка выпустила сизый дым из легких и посмотрела на потолок, пытаясь вспомнить детали диалога, — Про семью. — Что ты ответила? — спросил Шастун со счастливой улыбкой на губах, будто влюбленная девчонка. — Рассказала, что у тебя траблы с отчимом. Думаешь, он на тебя глаз положил? Парень пожал плечами и потянулся за сигаретой. — Не знаю, но я был бы не против. Вдруг раздался звук открытия двери. Школьники замерли, пытаясь скрыть следы преступления. Они быстро выбросили окурок в окно и попытались разогнать сигаретный дым. Окно, на котором сидели Саша и Антон, было скрыто кабинками, и они притаились, надеясь, что их никто не обнаружит. — Ты уверен, что это хорошая идея? — спросила какая-то девушка. — Да ладно тебе, это ж прикольно. Ты когда-нибудь целовалась в школьном туалете? — ответил ей парень с веселыми нотками в голосе. Раздалось какое-то шуршание, потом смех девушки и звуки поцелуев. Ученики переглянулись и прикрыли рты руками, стараясь сдержать рвущийся смех. — Подожди, — сказала девушка, прерывая парня, — Давай пойдем внутрь. Вдруг кто-то зайдет. Раздались шаги в сторону Антона и Саши. Ученики в панике переглянулись, но не успели ничего предпринять, как перед ними возникли двое молодых людей. У всех четверых на лице читалось удивление. Антон узнал в парочке двух практикантов — Сергея Борисовича, преподававшего в 8 классе, и Елену Юрьевну, работающую в 9 классе. Шастун расплылся в нахальной улыбке. — Почему не на уроке? — серьезно спросил Сережа, включая в себе строго учителя. — Закончились, — соврал Антон, отходя от окна. — Да? А может мне рассказать об этом завучу? — парень скрестил руки на груди и вызывающе посмотрел на ученика. — А может мне рассказать ей, что вы делали в школьном туалете, — усмехнулся Шастун, сунув руки в карманы штанов. Матвиенко убавил свой пыл и поджал губы, Лена посмотрела на него. Саша переводила взгляд то на парочку практикантов, то на Антона. — Давайте так, — предложил школьник спустя секунду молчания, — Мы вас не видели, вы нас не видели. Практиканты кивнули, и Шастун поспешил ретироваться, прихватив с собой одноклассницу. Они вышли из туалета, оставив парочку наедине, и не смогли больше сдерживаться. Смех двух учеников разлетелся по коридору школы и еще долго отдавался гулом.