Ошмётки кровавой мэри

Палитра красок этого утра сходилась только на трёх цветах: серый, белый и грязно-синий. Дождь заливал кристальный асфальт, размывая его границы. Губы бледных лепестков роз осыпались пылью на каменный пол. Он и сам походил на призрака, который растворялся во времени. Горячие капли жгли старые раны. Они давно затянуты, да только не забыты, и пальцами проводит по ним, вспоминая на губах вкус своего крика. Он улыбается, потому что знает, что рано или поздно он столкнётся со своим мучителем. Эта улыбка никогда не источала радости. Это был дикий оскал. Ненависть сочилась сквозь полуоткрытые губы. Ты сын своего отца. Эти слова больно режут между рёбер, потому что Натаниэль никогда не был похож на своего отца. Все вокруг так и замечают идентичную внешность между ними, однако пламенные волосы Нейта намного ярче и гуще, чем у отца, а глаза сливаются в градиент синего и голубого, образуя эффект стеклянных сфер. И они никогда не работали одинаково. Почерк у каждого был свой, индивидуальный. Если Натан Веснински работал грязно, всегда оставлял много крови и кишков — он был Мясником, то Натаниэль славился своим изяществом и шармом — парень всегда двигался с быстротой резвого ветерка и был невидим для всех во время слежки за жертвой, словно призрак, он терялся в лунных лучах, растворялся в тенях и был частью их, работал быстро, не оставляя следов. Кенго всегда поражался, как это так — сын Мясника вовсе и не Мясник, и поэтому дал ему другую кличку — Шёпот Пламени. Очень метафорично, однако младшему Веснински это прозвище весьма льнёт и очень даже нравится. Хоть в чём-то юноша не стал спорить с Морияма. Когда Нейт вышел из душа, он тут же уловил тонкий запах какао и жареного бекона. Желудок скрутило от острой необходимости позавтракать нормально хоть в это утро, поэтому парень быстро схватил из шкафа первую попавшуюся футболку и пошёл на кухню. Она была достаточно маленькая, и было очень забавно наблюдать, как Мор умещается в ней и постоянно бьётся локтями то об угол столешницы, то об шкафчик, то об кран над раковиной. — 6, — с усмешкой произнёс Нейт, облокотившись плечом о дверной косяк, скрестив руки. — У тебя будет 6 синяков. — Что, заняться больше нечем? Нашёлся тут бухгалтер, — Мор закатила глаза и взглянула на юношу. Рыжие волосы после душа всё ещё были влажными, некоторые пряди прилипали к вискам, голубые глаза шальные, яркие. Нейт был сегодня очень бодр, что не могло не радовать Морику. Всё же ночь в своём убежище придала ему много сил. Он буквально ожил в стенах своего логова. — И как ты вообще здесь живёшь? Это же буквально какая-то заброшка. Ведь и вправду. Жилище, которое себе нашёл Натаниэль, находилось в старых гаражах близь заброшенной фабрики за городом. Тёмные переулки и повышенная уединённость. именно здесь его никто не трогает, именно это место он считает своей собственностью, своим маленьким, но домом. Сама квартирка таится на 4 этаже этой самой фабрики, а поверх гаражей находится специально выстроенный тунель для перехода в здание, в котором Нейт оставляет свой любимый байк. Парень никогда не предпочитал машины — слишком громоздко, слишком шумно, слишком заметно. То ли дело мотоцикл — компактный, быстрый, незаметный. Для Шёпота Пламени другого средства передвижения и не придумаешь. Сама же квартирка Нейта вмещала в себя две комнаты: гостиная и спальня. Гостиная была совмещена с кухней и прихожей, таким образом освобождая больше места для спальни. Светло-серые обои старые, однако не слишком испорченные — Натаниэля этот цвет очень успокаивал. Пол был застлан серым ламинатом. В стенах царила атмосфера предостережения, что хозяин далеко не простой человек, но также витал какой-то своего рода уют в этих чёрно-серых тонах. Натаниэль чувствовал себя абсолютно комфортно и свободно в этом странном месте. Слушая стук дождя по панорамным окнам, Нейт закрыл глаза от удовольствия и наконец поймал долгожданное душевное равновесие. Пусть оно и было хрупким, ломким, однако оно всё же было. Капли отбивали свой поразительный ритм, создавая утреннюю мелодию фабрики. Душа ликовала от любимой атмосферы дома. — Неужели ты не чувствуешь насколько здесь прекрасно? — прошептал Натаниэль, лишь ярче улыбаясь. Он слышал шелест деревьев в лесу. Они были совсем рядом, наполняли каждый вдох свежим запахом зелени листвы. Вечная туманность заглушала яркие краски природы, придавая местности грязно-синие, серые оттенки. Они не резали глаза после яркого белого освещения больницы. Они залечивали дыры в груди. Нейт был дома. Нейт был свободен, на своей территории. Мор наблюдала за парнем и понимала, что именно в этой дыре он может прочувствовать запах призрачной свободы. Она знала, что это весьма обманчиво, но напоминать об этом Натаниэлю совершено не хотелось. Она видела, как он счастлив. И также она видела, что вырваться из плена, в который его загнали, в одиночку он не сможет. Мор не знала практически ничего, лишь общую картину собрала: Нейт работает наёмным убийцей, его хозяин кто-то из мафии Морияма, Рико не имеет права его трогать, отец Нейта хочет убить его и является Мясником. Думая о каждой детали в жизни рыжеволосого, Мор медленно размешивала какао для Натаниэля. Шорох за спиной. Нейт сел за стол возле панорамного окна, облокотившись о холодное стекло. Кобальтовые глаза его внимательно следили за каждой стекающей капелькой по прозрачной поверхности. Он видел в них отдельную жизнь и борьбу. И видел, что ни одна капля не оставалась в этой непростой борьбе одна. Все кристаллики дождевой воды сливались воедино со своим ближним и образовывали новую силу, которая могла побороть быстрое испарение с поверхности. Новая сила. Но от этой мысли Нейта отвлёк стук кружек о поверхность лакированного стола. Морика пододвинула ему завтрак и села рядом, заглядывая через плечо парня в окно. — Последний раз, Мор, — тычет указательным пальцем в девушку, в глазах горит предостережение и напоминание о былых правилах. Они никуда не исчезли, но юноша охотно жуёт жареный бекон с яичницей, которую для него приготовила Морика. Она улыбнулась, потягивая своё какао. Чёрные пряди завились от влаги, глаза изумрудами переливались в тенях от капель дождя, а в душе звенело лёгкими колокольчиками счастье. Она всегда была брошена, одинока и сломлена. А тут впервые в жизни у неё появился кто-то. Натаниэль для неё был самой настоящей семьёй. Пусть он и отрицает это, однако за него говорят поступки. Юноша никогда не позволит Морике испытать боль вновь. — Последний раз, Нейт, — эхом повторила Мор. Парень опустил глаза в тарелку, но от него не утаилась трепетность любви в голосе подруги. Как же был велик соблазн принять эту заботу. Без последствий и страха, однако это невозможно. Натаниэль давно заточил себя в золотую клетку, ключ от которой надёжно спрятал в потайных уголках своей тьмы в душе, и освобождаться из неё он не собирался, как бы сильно не было это желание. *** Больница разрывалась от шума. Нагрянули журналисты, пытаясь пробиться к палате Натаниэля Веснински, однако ещё никто и не догадывался, что знаменитый спортсмен уже испарился тенью из здания день назад. Медсестры храбро отстаивали оборону, не пропуская ни одного папарацци. Девчонки напряжённо обходили стороной информацию о юноше и пытались остудить дикий интерес журналистов. Лола еле сдерживалась, чтоб не достать ножи и всех не перерезать. Велик был соблазн, но она знала, что тогда точно так же её порежет старший Веснински. — Девушка, вам нельзя. Кто вы? Всё же одна медсестричка успела подцепить локоть Лолы, останавливая её, а она только пробилась сквозь эту давку из идиотов с камерами. Хотелось закатить глаза, но вместо этого брови взметнулись вверх, изображая глубокую печаль на лице. — У меня здесь дедушка при смерти. Пожалуйста, пропустите, я должна увидеть его… Голос дрожал, а в уголках глаз затаились капельки слёз. Конечно же, всё это фальшь и ложь, однако очень убедительная — медсестра поверила и пропустила. Как только Лола повернулась спиной к девчонке, на губах заиграл победный оскал, а сердце колотилось от предвкушения увидеть младшенького Веснински. Этот парнишка всегда привлекал её глаз своим буйным нравом, поэтому девушке было только в радость увидеть это дикое пламя в кобальтовых глазах Натаниэля. Больничные коридоры путали, белые халаты врачей сбивали с толку, а в воздухе стоял затхлый запах хлорки. Лола искривила лицо. Как же она ненавидела больницы, потому что здесь спасается жизнь, тогда как она сама любила отбирать её, вырывать с кишками, раздроблять кости. Воспоминания о былых убийствах заставили её глаза блеснуть сталью наслаждения. Но надо было сначала найти этого мальчишку, чтоб Натан был доволен выполненным приказом. Оглядываясь на каждую дверь, девушка злилась. Она не могла найти нужную палату. Проходящие врачи иногда окидывали её фигуру любопытным взглядом, но потом тут же жалели о своём поступке, узрев глубину дикой жестокости в глазах Лолы. Они просто проходили мимо, не сказав и слова. Спустя некоторое время удача всё же подвернулась девушке. Она стояла напротив нужной двери и скалилась, смакуя секунды ожидания перед тем, как увидит Натаниэля. Она знала, что увидит ужас в его кобальтовых глазах, однако парень умеет сдерживать себя и прятать струны эмоций в глубине души, поэтому и не рассчитывала заметить дрожь в его пальцах. Не смея ждать и секунды, Лола шумно открывает дверь. Та бьётся о стену и жалобно скрипит, но Лола совершено не ожидала увидеть пустую койку. Где младший Веснински? — Сука! — процедила сквозь стиснутые зубы девушка, сжимая в кулаке край помятой простыни. — Я убью этого ничтожного идиота! *** Он наблюдал, пока его фигуру пожирали тени, поцелованные дьявольским дыханием тьмы. Сидел и ждал, ощущая секунды перед долгожданной расплатой. О, как же было сладостно слышать в груди кровожадный звон ликования. Шла утренняя тренировка, и снова все притворялись, что им не противен трещащий крик Рико. Он замахнулся на одного из защитников, вопя от негодования. — Кажется кто-то потерял Натаниэля, — скалясь, прошептал юноша, не вылезая из ласк теней. Ему нравилось танцевать с ними, пока весь мир его не замечает. Кобальтовые глаза расширились, жадно поглощая острым взором каждое движение Рико. Он ждал подходящего момента. Ждал, как умеет ждать только хищник, тлеющий в желании поскорее загнать свою жертву в угол и вцепиться когтями в глотку. Парень представлял, как однажды почувствует металлический запах крови, плещущейся из артерии Рико. Он утопал в этих фантазиях и сожалел, что не может претворить в жизнь свои фантазии уже сегодня. Вновь надо ждать. Ждать и сдерживать свой необузданный гнев. Настанет ещё та минута, когда он сметёт весь род Морияма с лица земли. Чем дольше ожидание, тем сильнее и смертоноснее его жажда крови, его гнев, его месть. Юноша понимал это и тем самым подкармливал своих демонов в душе. Но пора немного опустить их поводок. — Я вас спрашиваю, где, сука, этот Веснински! Рико голос срывал, весь содрогался от необъятной ненависти к Нейту. Ему хотелось рвать и метать всех. Ему нужен на этой тренировке Веснински, чтобы сломать его сильнее. После происшествия на банкете младший Морияма возомнил, что теперь он может быть сильнее Нейта — на самую малую часть, конечно, но всё же сильнее. Однако Рико всегда поддавался ложным надеждам и своим мечтам, не замечая очевидного. Да, Нейт был слаб в момент издевательства Рико, но теперь же… Рико разозлил его. Гнев подпитывает Веснински и лишь делает его намного опаснее. Капитан Воронов явно об этом даже и не думал, поэтому совершенно не ожидает того, что для него подготовил Натаниэль. — У тебя осталось 10 минут, Рико. Голос звучал как шорох атласной простыни на прохладной коже. Он смотрел, как тренер вошёл в спортзал и прекратил тренировку. Вороны чёрным пятном пошли к выходу. Бескостные куклы. Ниточки дёргал Рико. Желваки плясали в резвом танце на скулах юноши, а потом он резво, но бесшумно заскользил по верхнему ряду трибун, не выпуская из поля зрения Рико. Никто даже и не догадывался, что здесь был ещё один человек, который всё слушал, всё видел и всё ещё ждал. Осталось немного. Рико вышел из зала последний. Убрал клюшки — щелчок замкнутого замка на двери и шорох кроссовок по полу. Он тяжело дышал, эмоции били по груди, не давая в полную силу сделать вдох. Очень надеялся, что холодный душ смоет всю желчь и капли раздражения, прилипшие к задней стенке грудины и рёбер. Хотя ненависть к рыжеволосому всегда будет клокотать в горле, как вечная болезнь. Она не лечится. А тень шла рябью, как воды мельничного пруда, поцелованные дождём. Душевая уже опустела. Лишь пар клубился над запотевшими стёклами. Рико разделся, и наконец ледяные капли обдали грубые мышцы плеч. Он сжал кулаки, тело затрясло от холода, но он терпел, зная, что потом будет легче. Он хотел этого облегчения, но только в душе этого никогда не будет. Сердце вечно будет собирать густую кровь из глубоких ран, которые не затягивались. Брошен и отвергнут. Отец никогда не заметит. Жестокость и ненависть — вот единственные верные спутники. Он бы разбил костяшки в кровь, он бы выдрал себе гнилой ошмёток мягких тканей — сердце, он бы вывернул рёбра и превратился бы в кровавого Орла, совершая последний вдох — последний полёт. Да только он заточён в клетке собственной слабости. Боль никогда не утихнет. Он рычал от безнадёги собственных попыток привлечь внимание отца, царапал плечи тупыми ногтями, оставляя длинные красные полосы, которые выделялись на бледной от холодной воды коже. Но это было бессмысленно. Через некоторое время Рико наконец покинул душевую, надел вороновую футболку с джинсами такого же цвета и вышел в коридор. Лампочки тусклым светом ласкали влажные волосы парня, пока он боролся со своими эмоциями. Рико погряз в своих мыслях и не заметил его. Минута настала. Он дождался. Поводок ослаб. Демоны вырвались. Парень выскочил из-за угла и прижал перепуганного Рико к стене. Всё было слишком быстро. Юношу как будто сами тени создали, сплели из бархатных нитей тьмы и выпустили на свободу. Он давил Рико и чувствовал знакомый запах. Страх. Кровь. Затылок Рико кровоточил от силы удара. — Время вышло, Рико. Ледяное дыхание щекотало ухо, заставляя Рико ощутить тошнотворный холодок по коже. Это страх липкими пальцами цеплялся за его плоть, утаскивая в свои глубины. Юноша с силой ударил Морияму затылком ещё раз, чтоб почувствовать, как этот мальчишка мякнет в его руках. Не сдержался и для собственного удовольствия поигрался с Морияма кинжалами — кровавые полосы от холодного лезвия обрамляли всё лицо Рико и перечеркнули его татуировку цифры «1». А потом резво сорвался с места, не выпуская из рук футболку Рико. Он тащил его. — Хочу сделать тебе сюрприз, — сладкий, как падевый мёд, голос юноши проходился по Рико зябкой дрожью — лёгкой, как шёпот, но ледяной, как смерть. Морияма только хотел проявить хоть тут сопротивление, как вдруг парень толкнул его во мрак какого-то помещение, и послышался щелчок замка. Сердце Рико забилось в бешеном ритме, пока тело падало в объятия судороги. Его закрыли. Заперли. Отсюда не выбраться. — Нет! — Рико тут же подлетел к запертой двери и дрожащими пальцами пытался открыть дверь, панически дёргая ручку. — Не надо! Нет, нет, нет! Открой дверь! Живо! ВЫПУСТИ МЕНЯ! — Вот видишь, что происходит, когда ты решаешься тягаться с кем-то, кто намного сильнее и опаснее тебя? — юноша облокотился корпусом о дверь, за которой, срывая глотку, бился Рико, и наслаждался этими жуткими воплями, вытирая свои кинжалы от крови Морияма — как приятно. — Я знаю, что отец тебя однажды запер в такой же тёмной комнате. Случайно. Он забыл про тебя, не заметил, и ты, мальчишка 7 лет, проторчал там до самой ночи. Голодный, замёрзший, потому что в комнате продувало окна зимним ветром, и брошенный. Каждое слово вонзалось в грудь Рико, причиняя огромные мучения. Он уже не чувствовал боль от порезов на лице. Веснински морально задавливал, убивал его, потому всё, что юноша произнёс, было кристально чистой правдой. Паническая атака заставляла Рико бросаться на стены, кричать, срывая глотку, молить о пощаде, молить о свободе. Но он её не получит так же, как и юноша. Паника душила Рико, перекрывала весь воздух, болезненно зажимая гортань невидимой удавкой. — С тех пор у тебя появилась детская травма. Клаустрофобия. Как печально, малыш Рико, — наигранная печаль засквозилась в голосе, да только голос то насмехался, унижал и убивал и без того покалеченную психику Рико. До чего же была сладка месть. — Пожалуйста… Умоляю, выпусти… Прошу, — молил Рико. Голос дрожал, хрипел, потому что сорван, а ногти глухо скребли дверь. И тогда дверь в самом деле открылась. Тусклый свет из коридора показал мокрое от слёз и крови лицо Рико, как он валялся на полу, словно лужа грязи, как бился, словно умирающий мотылёк в сетях паука, от дрожи. Юноша минуту смотрел на это ничтожество. Ни капли сострадания. В кобальтовых глазах не было для этого места. Парень грубо схватил Рико за глотку и приподнял к себе, выдирая из него тихий стон боли. — Ты очень глуп, раз не догадался, что своей выходкой ты подписал сам себе смертный приговор, Рико. Пока что это лишь предупреждение, обещание кое-чего покрупнее этой детской шалости, — парень отсекал каждое слово с изяществом дикой кошки и кровожадностью Мясника. — Я буду медленно, но верно убеждать главную семью, что ты, Рико, становишься проблемой. Большой проблемой. А ты знаешь, что большие проблемы лучше сразу устранять в самом её корне зарождения. И тогда я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Я уничтожу тебя. Слова эхом отдаются в сознании Рико. А потом пришла темнота.