Что мы делаем в тени улыбок

- Я никуда не пойду! – слишком бодро для болезного выпаливает Малой. Пушкин хочет потрогать его лоб, а потом вскипятить на плите молоко, как в песне про жёлтые глаза, но Саша наглухо закутывается в одеяло, предварительно состроив сердитую мину. - Ну и что будешь делать? Лежать, хворать и прятаться от социальных взаимодействий? В ответ доносится глухое «угу». - Хорошо, можно сделать так, - примирительно говорит Костя. - А тирамису можно? – вдруг оживляется парень, высовываясь из-под одеяла, с надеждой глядя на Пушкина, думая про себя: «точно, я же есть хочу!». - Ну раз в кофейню мы не идём, - разводит руками мужчина, делая паузу, изучая лицо длинноволосого, который начал тихо грустить, даже поскуливая как будто, - а давай-ка я тебя осмотрю. Костя откидывает оранжевое одеяло, в которое Саша перестал заворачивать себя как в сырный лаваш. - Что тут у нас? - старший интимно шепчет на ушко, склоняясь над комиком, проводя большими ладонями по пижаме с динозаврами. Кончик языка придирчиво изучает приоткрывшиеся губы, пока Малой нетвёрдо держит Пушкина одной рукой за волосы, мягко потягивая. - Давай-ка на кресло, - Сашу подхватывают на руки, и он тут же обнимает мужчину за шею, прижимаясь лицом к приятно покалывающей щетиной щеке. - Хэндэ хох! – командует старший и медленно стягивает с парня верх пижамы, тут же припадая губами к окаменевшему подрагивающему соску. А потом Малой чувствует влажные прикосновения на ключицах, предплечьях, прессе. - Костя… - длинноволосый нервно закусывает губу. - Ну-ну, ты же на приёме, - ведущий обласкивает ладонями шею и кадык, - Константин Викторович, попрошу. Санечка жалобно кивает и, распахивая наивные глаза, смотрит вниз на восстающую плоть, которая ноет от контакта с одеждой. - Я постарался ничего не упустить, - заключает мужчина, одарив плечи, торс и впадину на пупке приятно прохладной цепочкой поцелуев. - Константин Викторович… - громко, почти трагично шепчет Малой, чувствуя, как длинные пальцы любовника прихватывают скрытый низом пижамы вздымающийся бугорок. - Это тоже нужно снять, - кивает Пушкин, улыбаясь в сашин поцелуй. Пока длинноволосого чмокают в коленные чашечки, щиколотки и внутреннюю сторону бёдер, Саша уже сам шире расставляет ноги. - А мы движемся дальше, - Костя помогает своему маленькому выбраться из тугих боксеров, а затем нежно поглаживает лодыжки. Он опускается перед парнем на колени, одной ладонью оглаживая корень вверх-вниз, а потом захватывает весь ствол, совершая покачивающие движения. Малой придерживает любовника за талию, постанывая в распахнутый от усердия рот. Пока Саша часто дышит, Пушкин невесомо ведёт губами по промежности, касаясь щели на головке, ловя проступившие капли смазки. - Вот так, дорогой мой, - мужчина целует в кончик носа, разминая чувствительную кожу бёдер, мимоходом проводя подушечками по розоватой лунке. - Пожалуйста, Кость… - он ловит на себе строгий, но не лишённый теплоты взгляд, - Константин Викторови-и-ч-ч! – исправляется, толкаясь вперёд и раскрываясь ещё сильнее. Окунув два пальца в лубрикант, Пушкин медленно вводит их поочерёдно, и расслабленная плоть не сопротивляется движениям. Колечко мышц становится мягче и увеличивается в размерах. Костя совсем не торопится, получая удовольствие от процесса, наблюдая, как ненаглядный томно прикрывает глаза, ощущая проникающую в него, до сладостных мурашек холодящую смазку. Пальцы старшего орудуют всё свободнее и глубже и он нашёптывает, прилагая титанические усилия, чтобы не начать ласкать самого себя: - Всё прекрасно, - голос становится сладким, тягучим и необыкновенно довольным, - мы сейчас кое-что сделаем с тобой. Любимая рука тянется к костиной ширинке, но тот мягко стискивает его запястье: - Нет, малыш. У Константина Викторовича имеется приспособление для, - он аккуратно извлекает пальцы, - предварительных процедур. Мужчина вертит в изящной руке небольшой полый предмет из прозрачного силикона. Санечка заинтересованно смотрит, как Пушкин щедро и старательно натирает игрушку лубрикантом. Малому хорошо и мягко на уютном диване, и он устраивается поудобнее, оттягивая бедро, помогая Косте ввести расширитель. Парень скулит, чувствуя, как эластичные стенки растягивает инородный предмет, встречаясь своей ладонью с кистью любовника и они оба помогают игрушке проникнуть глубже. - Чудесно, - проговаривает Пушкин глубоким, бархатным голосом и целует своего мальчугана в щёку. Внутри зарождается приятная истома, а сердце начинает биться учащённо. Шорох одежды - и вот Костя гладит Сашу по животу, прокрадываясь ниже, ласково массируя растянутые мышцы. Очертя ногтем края, мужчина осторожно тянет расширитель на себя, а потом, немного надавив пальцем, погружается в любимое тело, обхватывая прогибающиеся от дрожи удовольствия ноги Малого, покачивая тазом, удерживая на весу. - Костик… - всхлипывает парень и тянется к длинной чёлке. - Саш, - глаза из-под очков смотрят пронзающе, пока не покоряясь сладостной неге. - Кон…стан…тин… - он дробит его имя, пламенно вжимаясь в грудь мужчины, жмурясь, чмокая, не разбирая, куда. Малого колотит на подступах к главному, и правила игры постепенно сходят на нет. - Не переживай, - Пушкин сцеловывает проступившие от напряжения и переизбытка чувств слёзы, касаясь губами каждой ресницы, - называй меня, как хочешь. На сашином лице появляется растроганная, счастливая улыбка. Старший продолжает целовать его в глаза как родного, прерываясь на словесные нежности: «кто у меня такой ласковый? Кто мой мальчик такой замечательный?» Прижимая Малого теснее к себе, мужчина, увеличивая амплитуду, обессиленно кончает, и Саша слышит сдавленное «целуй Костю, целуй…», прежде чем к нему подступает оглушительная волна.