Amen

— Блять. — выдохнул Чуя в чужие губы. От души хотелось выругаться. А ещё в самом деле уйти отсюда. Сбежать через огромные двери, отсекающие путь к свободе. И насладиться возможностью самому решать, как жить. Намотав цепочку с крестом на пальцы, Дазай притянул Чую ближе, успев напоследок пройтись кончиком языка по губам. Металл шумно резанул по ткани, и Чуя задержал дыхание, опасаясь, что их услышат. Серебро креста, поблескивающее в тонких бледных пальцах Дазая, безжалостного убийцы, тянуло на богохульство. И вместе с тем было совершенно прекрасно. Накахара вывернулся из чужих рук и выпрямился. Без лишних церемоний быстро натянул капюшон на голову Дазаю — как же хорошо, что он оделся в чёрное. — Прячь руки в рукава. Лицом к стене. К левой стене, придурок! Справа в исповедальне решетка, но все остальные стены из темного массива. Внутри полумрак, и Чуя очень искренне на него рассчитывал. Стараясь сдерживать льющееся через край раздражение, Накахара прижал Осаму к стене и проверил, чтобы из-под одежды не просвечивали бинты. Время убегало с ужасающей скоростью. Чуя в буквальном смысле молился, чтобы никто не обратил внимания на подозрительные шорохи. Это все, что он мог сделать. А ещё со спокойным видом выйти из исповедальни как ни в чем не бывало. — Чем-то могу помочь? Чуя выскользнул за дверь так ловко, что сам от себя не ожидал. На самом деле, кто-то мог увидеть, как они с Дазаем входят в одну и ту же часть исповедальни. Но если вдруг никто не заметил, то лучше не привлекать внимания. Фёдор стоял, задумчиво закусив губу. Его взгляд скользнул в сторону, и он пробормотал: — Не хотел вас отвлекать, но Николай куда-то пропал. — Что? — удивлённо моргнул Чуя. Он ожидал услышать что угодно. Кроме этого. — Вы не могли бы мне помочь его найти? — Да, конечно… только у меня исповедь. С вашего позволения… Чуя обмирал, молясь всем богам, чтобы Достоевский не решил проверить кабинку для прихожан. Которая, разумеется, пустовала. Но, к счастью, Фёдору не пришла такая мысль в голову. — Простите, отец Михаил. Я подожду вас в ризнице. — Как скажете. Чуя кивнул и, дождавшись пока Достоевский отвернётся, проскользнул обратно. Дазай спокойно сидел на стуле — видимо, понял, что их никто не преследует. — Мне нужно идти. — Ничего нового. — шепотом выдохнул Дазай. — Я тебя не держу. Внутри плеснуло раздражение и обида. Наверное, Чуе хотелось, чтобы Дазай его понял. Накахара на задании, и дела мафии — закон. Они не простые люди, чтобы жить как хотят. И Дазай должен это знать. — Я все ещё не понимаю, чего ты добиваешься. — тихо повторил Чуя. Дазай безразлично мотнул головой. Бесполезно. Чуя наклонился к Осаму, взял его за подбородок и заставил посмотреть на себя. — Если твой поцелуй был просто шуткой. Или попыткой привлечь мое внимание любыми средствами. То убирайся отсюда. Прямо сейчас. Дазай повёл головой в сторону, и рука Чуи соскользнула на щеку. Пальцы царапнули шею под линией подбородка, и Осаму резко выдохнул. Холодные тонкие пальцы с силой сомкнулись на запястье Накахары. Чуя почувствовал шершавое прикосновение бинта. — Думай, что угодно. Но я бы никогда так не пошутил. Был бы Накахара обычным человеком, запястье треснуло бы от такой хватки. — Тогда объяснись. Чуя наклонился ниже, ловя чужое дыхание. После поцелуя стало легче быть ближе. Словно что-то изнутри толкало Накахару вперед. Впервые в жизни собственная кровь обжигала и горячила. Глаза у Дазая тёмные и глубокие, совершенно нечитаемые. Кажется, что зрачки заполнили собой все свободное пространство. И в этой черноте Чуя видел отголоски своего желания. — Ты трус. — выдохнул Накахара. — Хочешь привязать меня к себе, но остаться свободным. А так не бывает. Дазай вдруг улыбнулся, обнажая зубы. Клыки у него острые: Чуя до сих пор чувствовал саднящие следы от них на языке. — Я добиваюсь того, что хочу. — медленно проговорил Осаму. — Но заставлять тебя я не буду. — Когда наберешься смелости сказать, что ты хочешь, тогда и поговорим. Дазай тянулся к нему. Он поднял подбородок повыше, неосознанно пытаясь коснуться губ наклонившегося Чуи. А может это только игра. Двое мальчишек, никогда не знавших любви, но желающих ее получить. Жалкие в своих попытках быть ближе. Ранящие друг друга. Вот кто они такие. — Пока ждёшь меня с задания, придумай речь получше. — напоследок бросил Чуя. — Пойду первым. Выжди, а потом можешь идти на все четыре стороны. Не ожидая, что Дазай скажет хоть что-то, Чуя вышел из исповедальни. Свет резанул по глазам — огромные окна не могли его сдержать. Накахара пошёл к Федору — нужно было выяснить, что случилось. Достоевский нервно ходил по комнате в ожидании Чуи. Едва Накахара показался в дверях, Фёдор тут же обернулся к нему. — Еще раз: что случилось? — Николай ушёл провожать архиепископа, но так и не вернулся. И никто его не видел. — Но я же… Ещё даже часа не прошло, верно? — уточнил Чуя. — Может, рано его искать? От непривычно хмурого и тяжелого взгляда Достоевского по спине пробежал холодок. — Нет, я чувствую: что-то не так. — Почему же? — осторожно возразил Чуя. — Николай — взрослый человек… Ещё только Достоевского с любовными страданиями не хватало. Зато Накахара окончательно убедился, что Фёдор не в сговоре с Таффом. — Он должен был прийти ко мне. Я его ждал. Чуя сдался. — Хорошо. Где вы видели отца Николая в последний раз? — Николай провожал архиепископа. Я видел, как они вышли, но потом… не помню, чтобы он вернулся. Чуя тщательно обдумывал, что ему делать. Похоже, появился шанс накрыть Таффа. Никто в мафии не знал его настоящее местоположение, но вот Фёдор… Должен был знать. — Тогда его нужно искать. Но раз вы не можете сейчас покинуть церковь… — Чуя внимательно смотрел на Фёдора. — Я помогу. — То есть вы тоже думаете, что с ним что-то случилось? — забеспокоился Фёдор. — Нет. Просто помогаю вам. Вы светлый человек, отец Фёдор, не хочу, чтобы вы беспокоились. У Накахары глаз задергался от одной лишь мысли, что было бы, если бы его услышал Дазай. — Вы так добры. Хмурая морщинка на лбу Достоевского разгладилась. Похоже, он правда переживал. — Но мне нужно знать, куда поехал архиепископ. — осторожно прощупал почву Чуя. — В самом деле, Николай может быть с ним. — Фёдор задумался. — Возможно, они поехали в соседний приход. Или к архиепископу домой. Вроде он обещал дать Николаю книги. Накахара с трудом подавил желание хмыкнуть и закатить глаза. Книги, как же. — Давайте все адреса. А я верну Николая. — Спасибо. Достоевский подошёл к столу, взял листок и принялся быстро писать. — И мой номер. Пришлите сообщение, как его найдёте. — Да-да. — торопливо согласился Чуя, забирая лист. — Поеду прямо сейчас. — Вам помочь переодеться? — вдруг спросил Фёдор. — Не стоит, лишь время зря потеряем. — Просто я подумал, что вам будет удобнее в гражданской одежде. Привычнее. На секунду в комнате повисла пауза. Накахара едва заметно улыбался, но его глаза оставались холодны. В них стремительно нарастало напряжение. Такое же как в неожиданно хищно сузившихся глазах Достоевского. — Буду ждать вас, отец Михаил. Фёдор моргнул и вновь вернулся к благодушному виду. — Постараюсь вернуться как можно скорее. — доброжелательно пообещал Чуя. «Здесь никому нельзя доверять». Чуя сжал в кулаке листок с адресами и вышел из ризницы.