Сумерки

Он подвел меня к кабинету Итачи и на секунду помедлил у двери. — Входите, — проговорил доктор Учиха. Я в изумлении посмотрела на Саске — Ты дышишь громче, чем думаешь, — насмешливо прошептал он. Я обиделась. Мы вошли в комнату с высокими потолками и выходящими на запад окнами. Обшитые темным деревом стены были почти полностью скрыты за высокими полками, а столько книг я не видела ни в одной библиотеке. Доктор Учиха сидел в кожаном кресле за тяжелым столом из красного дерева и читал толстую книгу в потертом переплете. Комната идеально соответствовала моим представлениям о кабинете декана университета, вот только Итачи был слишком молод, чтобы занимать эту должность. — Чем могу вам помочь? — вежливо спросил доктор, поднимаясь с кресла. — Я хочу, чтобы Сакура кое-что о нас знала, и как раз начал рассказывать твою историю, — заявил Саске. — Мы не хотели вам мешать, — извинилась я. — Вы и не помешали, — тепло улыбнулся Итачи. — На чем ты остановился? — На перерождении, — отозвался Саске и, дотронувшись до моего плеча, заставил повернуться к двери, в которую мы только что вошли. От каждого его прикосновения сердце начинало бешено биться, что в присутствии Итачи особенно смущало. Стена, на которую мы теперь смотрели, отличалась от других. Вместо книжных полок ее украшали картины самых разных размеров и цветов: яркие, пастельные и монохромные. Я попыталась определить, что общего может быть у всех этих картин, но логического объяснения найти не смогла. Саске подтолкнул меня к написанной маслом миниатюре в квадратной рамке. Выдержанная в светлых терракотовых тонах, она как-то терялась среди других картин. Присмотревшись, я разглядела городской пейзаж с остроконечными крышами и высокими шпилями. На переднем плане — река и мост, украшенный скульптурами. — Лондон середины семнадцатого века, — пояснил Саске. — Лондон моей юности, — добавил Итачи. Он подошел к нам так неслышно, что я вздрогнула. Учиха-младший ободряюще сжал мне руку. — Может, сам все расскажешь? — спросил Саске, и я обернулась, чтобы увидеть, как воспримет эти слова Итачи. — Я бы с удовольствием, — дружелюбно улыбнулся доктор, — но мне нужно бежать. С утра звонили из клиники, доктор Сноу снова взял больничный. Кроме того, эту историю ты знаешь ничуть не хуже меня. Ну и ситуация! Повседневные потребности современного Форкса прерывают рассказ о жизни средневекового Лондона. Немного неприятно было оттого, что вслух доктор Учиха говорил специально для меня. Улыбнувшись мне на прощание, Итачи неслышно вышел из кабинета и притворил за собой дверь. Целую минуту я рассматривала город на миниатюре. — Что же случилось потом? — спросила я, поднимая глаза на Саске. — Когда Итачи понял, что с ним происходит? Саске задумчиво смотрел на картины, и я решила угадать, какая именно привлекла его внимание. Судя по всему, это большой осенний пейзаж, изображающий пожелтевшую лесную поляну, а на заднем плане — скалы. — Поняв, кем стал, папа не смирился, — тихо проговорил Саске. — Он решил себя уничтожить. Правда, это оказалось не так-то просто. — Что он сделал? — Вопрос вырвался сам собой, таким сильным было изумление. — Прыгал с горных вершин, бросался в океан… Итачи был слишком молод и силен, чтобы погибнуть, — невозмутимо рассказывал Саске. — Удивительно, как долго он смог выдержать без… еды! Как правило, у… новообращенных голод слишком силен, чтобы сопротивляться. Однако отвращение к самому себе было столь велико, что папа решил себя погубить. — Разве это возможно? — чуть слышно спросила я. — Вообще-то да, хотя способов нас убить не так уж много. Мне захотелось уточнить, но Сасуе не дал мне и рта раскрыть. — Папа совсем ослаб от голода и старался держаться как можно дальше от людей, понимая, что сила воли вовсе не безгранична. Сколько ночей он скитался по пустошам, отчаянно презирая самого себя!.. Как-то раз на его логово набрело стадо оленей. Итачи умирал от жажды и, недолго думая, растерзал все стадо. Силы вернулись, и отец понял, что становиться монстром совсем не обязательно. Разве в прошлой жизни он не ел оленину? Так родилась новая философия. Отец решил, что и в такой ипостаси можно оставаться самим собой. Решив не терять времени попусту, Итачи снова начал учиться. Времени для занятий теперь стало вдвое больше. Он поплыл во Францию и… — Поплыл во Францию? — с сомнением спросила я. — Сакура, люди пересекали Ла-Манш и в семнадцатом веке, — напомнил мне Саске. — Не сомневаюсь, просто ты сказал «поплыл»… Продолжай! — Плавание для нас вовсе не проблема… — Для вас вообще нет проблем, — проворчала я. Саске ухмыльнулся. — Перебивать больше не буду, обещаю! Он продолжал: — …потому что нам фактически не нужно дышать. — Что? — Ты ведь обещала! — укоризненно воскликнул Саске и приложил к моим губам холодный палец. — Хочешь узнать, чем все кончилось, или нет? — Нельзя же огорошить меня подобной новостью и рассчитывать, что я никак не отреагирую! Холодная рука неожиданно коснулась моей ключицы. Сердце забилось сильнее, но я постаралась держать себя в руках. — Тебе не нужно дышать? — Совершенно необязательно. Дышим мы скорее по привычке. — И как долго вы можете… не дышать? — Наверное, бесконечно, точно не знаю. Жить, не чувствуя запахов, немного скучно. — Немного скучно, — глухо повторила я. Уж не знаю, что отражалось на моем лице, но Саске почему-то расстроился. Отдернув руку, он так и впился в меня взглядом. Мне стало неловко. — Что такое? — чуть слышно спросила я, касаясь его неподвижного лица. — Какая нелепая пара, ты и я, — вздохнул он. — По-моему, мы это уже обсуждали. — Разве тебе не страшно? — Нет, — честно ответила я. Саске смотрел на меня во все глаза. — Самый сильный хищник на планете заботится о моей безопасности. Чего мне бояться? Он фыркнул и если не развеселился, то хотя бы хмуриться перестал. — Ну, ты загнула! Обито намного сильнее меня. — Приходится верить тебе на слово. — Когда-нибудь сама убедишься. — Итак, продолжай! Итачи поплыл во Францию… Саске кивнул, возвращаясь к своей истории. Золотистые глаза метнулись к другой картине в богато украшенной раме, самой большой из висящих на стене. Картина была не только самой большой, но и самой пестрой: яркие фигурки в пышных балахонах прижимаются к каким-то столбам и свешиваются с балконов. Мне показалось, что это либо какие-то герои греческой мифологии, либо библейские персонажи. — Итачи приплыл во Францию и обошел все европейские университеты. Не зная отдыха, он изучал музыку, точные науки, медицину, пока не понял, что его призвание — спасать человеческие жизни. Другие подобные нам люди, более цивилизованные, чем призраки лондонских трущоб, отыскали его в Италии. Тонкий палец показал на степенную четверку на самом высоком балконе, снисходительно взирающую на царящий внизу бедлам. Присмотревшись к фигуркам, я с удивлением узнала золотоволосого мужчину. — Друзья Итачи вдохновили Солимену,[Франческо Солимена (1657—1747) — итальянский живописец позднего барокко. Жил и работал в Неаполе.] и он часто изображал их богами, — Саске усмехнулся. — Аро, Марк, Кай — представил он остальных, — ночные ангелы-хранители науки и искусства. — Что же с ними стало? — вслух поинтересовалась я, с благоговением глядя на фигурки. — Они по-прежнему в Италии, — пожал плечами Саске, — где прожили бесчисленное множество лет. А вот Итачи долго среди них не задержался, пару десятилетий, не больше. Каждому нужны друзья, тем более такие образованные и утонченные, но они пытались вылечить его от отвращения к тому, что называли «естественным источником силы». Итачи попытался склонить их на свою сторону… Безрезультатно. Почувствовав себя чужим среди своих, папа решил отправиться в Америку. Представляю, как он был одинок! Однако и в Новом Свете ему долго не удавалось найти близких по духу. Шли годы, вампиров и оборотней стали считать бабушкиными сказками, и Итачи понял, что вполне может общаться с людьми, не раскрывая своей сущности. Со временем он стал врачом и приобрел обширную практику. Вот только друзей по-прежнему недоставало: сходиться с людьми слишком близко было опасно. Эпидемия испанки застала отца в Чикаго. Несколько лет он вынашивал одну идею и уже решил действовать. Раз не удалось найти семью, он создаст ее сам. Останавливало лишь то, что Итачи не до конца представлял, как будет происходить перерождение. Лишать человека жизни, как когда-то поступили с ним, он не желал. Раздираемый внутренними противоречиями, он нашел меня. Как безнадежно больной, я лежал в палате для умирающих. Мои родители скончались на руках Итачи, поэтому он знал, что я остался сиротой, и решил попробовать. Голос Саске превратился в чуть слышный шепот, а потом и вовсе затих. Невидящий взгляд молодого Учихе блуждал где-то далеко. Интересно, о чем он сейчас думает: о прошлом Итачи или своем собственном? Спросить я не решилась. Когда Саске повернулся ко мне, его лицо было безмятежно спокойным. — Остальное ты знаешь, — проговорил он. — С тех пор ты постоянно жил с Итачи? — Почти. — Саске обнял меня за талию и подтолкнул к двери. Я с тоской оглянулась на картины, не испытывая никакого желания уходить из гостеприимного кабинета. Пришлось брать инициативу в свои руки. — Что значит «почти постоянно»? — настырно поинтересовалась я. Саске вздохнул. — Ну, лет через десять после моего создания — или перерождения, называй, как хочешь, — у меня случился обычный кризис подросткового возрасте. Постоянное воздержание, которое проповедовал Итачи, меня совсем не устраивало, я бунтовал и некоторое время жил один. — Правда? — И снова я была скорее заинтригована, чем испугана. Саске разочарованно покачал головой и повел меня на третий этаж. Находясь под впечатлением рассказа, я едва обращала внимание на обстановку. — Неужели это тебя не отталкивает? — Нисколько. — Почему? — Ну… у меня тоже были подростковые проблемы. Он захохотал, на этот раз громко и заразительно. — Ты хоть понимаешь, какой необычный у тебя характер? Вопрос прозвучал риторически, и отвечать я не стала. Тем временем мы поднялись в холл третьего этажа, обшитый темной древесиной, и Саске смотрел на меня до тех пор, пока я застенчиво не отвела глаза. — У меня было преимущество. С момента моего перерождения я научился читать мысли живых существ: и людей, и себе подобных. Именно поэтому я не мог оторваться от Итачи — в нем было столько искренности и убежденности в своей правоте! Лишь через несколько лет я вернулся к отцу и вновь принял его мировоззрение. Теоретически я не должен был испытывать угрызений совести. Читая мысли своих жертв, я мог отпускать невинных и уничтожать только злых. Однажды я убил черного парня, который преследовал девушку, желая над ней надругаться. Убийство компенсировалось спасением невинности, и мне было не так плохо. Я содрогнулась, представив себе темный переулок и девушку, убегающую от насильника. И Саске на охоте… Такого молодого, прекрасного… и беспощадного. Интересно, та девушка была ему благодарна или только смертельно испугана? — Однако со временем я разглядел в себе монстра! Цена человеческой жизни слишком высока, и убийству не может быть оправданий! Я вернулся к Итачи и Изуме, и они приняли меня с распростертыми объятиями. — А потом Итачи привел Рин… — проговорила я. Саске неожиданно рассмеялся. — Ты думаешь только об одном! Возразить было нечего. — Моя комната, — объявил он, пропуская меня вперед. Огромное, во всю стену, окно выходило на юг, комната была просторной и светлой. Значит, вся южная стена дома из какого-то прозрачного материала! Передо мной как на ладони была извивающаяся лесная река, девственный лес, скалистые горы. Западную стену занимали стеллажи с компакт-дисками. Похоже, их у Саске больше, чем в любом магазине. В углу стояла стереоустановка, настолько сложная, что я не решалась к ней прикоснуться — вдруг сломаю. Ни малейшего намека на кровать, только широкая кожаная софа. На полу ковер густого золотистого цвета, а на стенах обивка из тяжелой ткани на тон темнее. — Хорошая акустика? — предположила я. Саске усмехнулся и кивнул, а потом с помощью дистанционного управления включил стереоуста-новку. Комнату заполнили рваные аккорды джаза, и мне показалось, что я слышу живой звук. — Диски как-то систематизированы? — спросила я, подойдя к стеллажу. Явно не в алфавитном порядке и не по тематике! — Ну, по годам и личным предпочтениям, — рассеянно пробормотал Саске. Обернувшись, я увидела, что он заинтересованно за мной наблюдает. — Что такое? — Я надеялся, что когда расскажу тебе все и между нами не останется секретов, я почувствую облегчение. Большего не ожидал… Так вот, выходит, я ошибся. Теперь, когда ты узнала все, я не просто доволен. Я счастлив, — тихо сказал он. Я так и просияла в ответ. — Как здорово! — Конечно, полное отсутствие страха с твоей стороны меня совсем не радует. Это просто неестественно! — нахмурился Саске. — Ты вовсе не такой жуткий, каким себе кажешься. Можно сказать, я вообще не считаю тебя страшным и опасным, — беззаботно врала я. Саске печально улыбнулся. Он мне не поверил. — Вот это ты зря сказала! — кровожадно заявил он. И, глухо зарычав, обнажил ровные нижние зубы. Тело сжалось в пружину — настоящая пума перед прыжком. Я испуганно пятилась. — Не уйдешь! Как он бросился на меня, я не увидела — уж слишком быстрым было движение. Просто в следующую секунду я полетела на софу, которая придвинулась к стеклянной стене. Сильные руки сжали меня в объятиях, хотя я и не пыталась сопротивляться. Мне просто хотелось сесть… «Пума» не позволила мне и этого, всем телом прижав к софе. Я не на шутку перепугалась, а Саске злорадно улыбался. — Что ты сказала? — Ты страшное зубастое чудовище! — прохрипела я, но не с сарказмом, как хотела, а робко и испуганно. — Вот так-то лучше! — Ладно, — примирительно проговорила я. — Можно нам войти? — послышался из коридора тихий голос. Теперь я сопротивлялась изо всех сил, однако Саске лишь ослабил хватку и посадил меня на колени. Дверь приоткрылась, и я увидела Ино и Сая. Мои щеки густо покраснели, а вот Саске ничуть не смутился. — Заходите, — гостеприимно пригласил он. Судя по всему, Ино не находила ничего странного в том, что мы сидим, обнявшись. Покачивая бедрами, она вышла на середину комнату и грациозно опустилась на пол. Сай в смущении застыл в дверном проеме. Парень пристально смотрел на Саске, будто спрашивая, что происходит. — Звуки были такие, будто ты решил съесть Сакуру на обед, вот мы и пришли, надеясь на угощение! — весело сказала Ино. Я оторопела, но краем глаза заметила, что Саске улыбается. Интересно, что его развеселило: замечание сестры или мой испуг? — Простите, делиться нечем, самому мало! — подыграл Учиха, крепко прижимая меня к себе. — На самом деле, — невольно улыбаясь, вмешался Сай, — Ино хотела сказать, что, во-первых, сегодня ночью будет гроза, а во-вторых, Обито предлагает поиграть в мяч. — Нехотя отлепившись от двери, парень подошел к своей подруге. — Саске, ты к нам присоединишься? Вроде бы слова безобидные, но отчего-то мне стало не по себе. Так, значит, Ино Учихи доверяют больше, чем прогнозам метеорологов. Глаза Саске вспыхнули, однако он промолчал. — Естественно, можешь взять с собой Сакуру, — щебетала девушка. — Хочешь пойти? — Конечно! — Разве могла я обмануть его ожидание? — Куда и когда? — Придется подождать грозы, без нее нельзя… Хотя ты сама все увидишь! — пообещал Саске. — Мне понадобится зонт? Все трое рассмеялись. — Так как насчет зонта, Ино? — переспросил Сай. — Думаю, на поляне будет сухо, — уверенно проговорила мисс Учиха. — Вот и отлично, — радостно подхватил Сай. И снова я поняла, что не на шутку заинтригована, а вовсе не испугана. — Давайте пригласим Итачи! — предложила Ино и порхнула к двери так легко и грациозно, что позавидовала бы любая балерина. — Будто ты не знаешь, что отца вызвали в больницу! — подначил девушку Сай. — В какую игру мы будем играть? — поинтересовалась я, как только мы остались вдвоем. — Ты будешь смотреть, а мы — играть в бейсбол. Я закатила глаза. — Вампиры любят бейсбол? — Ну, мы же американские вампиры! — с напускной серьезностью проговорил Саске.