Не разлучатся больше те, о ком поют гуцинь и флейта

— Вэй Ин.       Мелодия флейты в одночасье оборвалась. Стало так тихо, что при желании можно было услышать биение двух сердец. Вэй Усянь начал медленно поворачиваться, словно боялся, что голос, позвавший его, окажется всего лишь миражом. Но перед глазами в самом деле стояла статная фигура в белых одеяниях. Одна рука, по обыкновению, была заложена за спину, а вторая же держала меч. Волосы его изящно развевались на ветру, ибо подвязывала их только клановая лента. Вэй Усянь улыбнулся своей самой радостной и широкой улыбкой. Он смотрел на хрустальные глаза, которые были полны счастья, нежности и кажется… любви?       Заклинатель мотнул головой, откидывая свои мысли. Любовь там или нет — какая разница? Главное, что эти глаза снова были рядом. — думал мужчина. — Лань Чжань! Сколько они так простояли? Минуту? Две? Пять? Или целую палочку благовоний? Их это мало волновало.

***

Время отбоя уже давно наступило. Конечно же, в Облачных Глубинах везде была тишина. Везде, кроме Цзинши. Оттуда доносится громкий смех и отрывки каких-то рассказов. Адептам, патрулирующим территорию Ордена Гусу Лань, пришлось остановиться рядом с покоями Второго Нефрита. Обычно, никто кроме Цзэу-цзюня и Лань Сычжуя не смел и близко подходить к Цзинши. Однако слышать смех из этих покоев было крайне необычно, ибо каждый за тринадцать лет привык к тому, что кроме мелодии Расспроса из Цзинши не доносилось ни одного звука. Один из адептов всё-таки решил убедиться, что всё в порядке(конечно же, то была просто отговорка. Зачем великому Ханьгуан-цзюню чья-то помощь?). Получив разрешение войти, он сложил руки в поклоне, но подняв голову, сразу замялся. — Ханьгуан-цзюнь, прошу простить. Время отбоя уже… Его прервали одним взглядом. Этого взгляда было достаточно, чтобы адепт трижды пожалел, что его поставили на ночное патрулирование и что не смог сдержать любопытство. — Можешь идти. — с обычным равнодушием ответил Лань Ванцзи. Адепт поклонился и быстро ретировался, пока не успел разгневать ещё и бывшего Старейшину Илина.       Вэй Усянь с огромным увлечением (и запрещённым вином) продолжил рассказывать о том, что видел за несколько прошедших месяцев. Лань Ванцзи внимательно слушал и изредка задавал вопросы (даже чаще, чем обычно). Но стоило Вэй Усяню начать хвалиться своими новыми ранениями и шрамами, брови его собеседника (скорее слушателя) хмурились, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. Эти жесты не скрылись от заклинателя, но он решил делать вид, что не замечает. Наверное, это был тот самый редчайший случай, когда ему не захотелось шутить над Ханьгуан-цзюнем.       Время уже шло к утреннему подъёму. В отличие от вкуснейшей "Улыбки императора", их желание быть в компании друг друга всё не заканчивались. И кажется, что они могли бы проговорить ещё хоть три дня и три ночи. — Лань Чжаань, а, Лань Чжань! — Мгм. Говори. — Так давно не был на Ночной охоте вместе с детьми… То есть, с почтенными заклинателями младшего поколения. Быть может, им нужны советы от великого и ужасного Вэй Усяня? Он тихо засмеялся, параллельно наблюдая как Ханьгуан-цзюнь наливает ему остатки вина. Лань Чжань нарушает правила, наливая мне вино. Откуда, кстати, вообще в этом праведном месте вино… — Мгм. Сегодня и собирались. Люди восточного округа жалуются на участившиеся нападения на жителей деревни. Раньше там было спокойно. — Лань Чжань! Мы проговорили всю ночь. Если великий Ханьгуан-цзюнь получит ранение из-за усталости, то меня убьют во второй раз. Нет! Я сам умру со стыда… Глаза Лань Ванцзи потемнели. И Вэй Усянь сразу понял, что сболтнул лишнего. — Вэй Ин. Не говори так. Бывший тёмный заклинатель почесал указательным пальцем кончик носа и тихо вздохнул. — Прости. Все еще не могу привыкнуть, что это только для меня шестнадцать лет прошли, как сон. Мне до конца жизни будут сниться мёртвые тела людей, в смерти которых я виновен… Дядя Цзян, госпожа Юй… Вэнь Цин, Вэнь Нин и люди их клана. Цзинь Цзысюань, шицзе… Нет. Я не имею права называть её так. Я так сильно виноват перед ней, перед всеми ними. И перед тобой, Лань Чжань. Прости меня. Сколько же боли он вынес из-за меня? Если бы я мог, то забрал бы всё. Все его тридцать три шрама… И клеймо. Зачем же он себе его поставил? Хоть он и был пьян, но… — Вэй Ин ни в чем не виновен. Ты просто хотел помочь людям. И я уверен, что Цзян Яньли думала бы так же. И никогда больше не проси у меня прощения. Я надеюсь, что однажды ты вздохнешь полной грудью и больше не будешь утопать в сожалениях. А если хоть кто-то допустит мысль о том, что ты виновен во всех событиях, тот человек пожалеет, что использовал свою голову для таких безобразных мыслей. Ты должен прожить свою вторую жизнь счастливо. Я бы хотел провести её вместе с тобой, если ты позволишь. Я… я хочу, чтобы ты узнал об этом. Сегодня. Сегодня, как только мы справимся с этими тварями на охоте. Я устал бояться твоего ответа. Сегодня ты всё узнаешь. Вэй Усянь грустно улыбнулся — Верно. Шицзе была самой доброй, она бы не стала меня винить. Не просить прощения у тебя, Лань Чжань… Я бы умирал снова и снова, чтобы искупить свою вину перед тобой. Чтобы на твоём теле не было ужасных шрамов, а в душе боли. Я слышал от кого-то, что все эти годы ты носил траурные одежды. Вспоминая эти слухи, я каждый раз надеюсь, что они такие же невежи, как Вэй Ин, и... и просто не смогли отличить ваши клановые одежды от траурных. Так ведь и есть, правда? Но почему же моё сердце всё время сжимается, когда я думаю об этом? Как я могу перестать просить у тебя прощения? Второй господин Лань, не будь я таким самоуверенным в своей прошлой жизни... выжил бы я? Что было бы с тобой? С нами? Кажется, я люблю тебя сильнее всех на свете, Ханьгуан-цзюнь. Осознав бы это много лет назад, сложились бы наши судьбы иначе? Впрочем... С чего я взял, что что-то изменилось бы? Какое я имею право так думать? Да и вообще, тебе же нравилась Мяньмянь... И почему ты упустил её, Лань Чжань? Мужчина быстро заморгал глазами, чтобы спрятать появляющиеся слёзы, и поспешил перевести тему: — Лань Чжань! Кажется, мы очень давно не играли твою мелодию. Он весело улыбнулся (постарался это сделать...) и поднял Чэньцин с пола. —Вэй Ин. Твои глаза. — Пустяки, Лань Чжань. Просто что-то попало, вот и всё. И опять он улыбнулся. И опять неискренне. — Вэй Ин. Не притворяйся передо мной. Не нужно. Он улыбался так, когда получил ранение от Цзинь Жуланя. Вэй Ин,я готов отдать свою душу Небесам, если они сделают твои воспоминания не такими болезненными... — если бы Лань Ванцзи не учился сдерживать себя все тридцать с лишним лет свой жизни, то непременно "прорыдал" бы эти слова своему спутнику, но пока что оставил это лишь в мыслях. Однако, если бы хоть кто-то слышал эти слова, то никто бы не усомнился в правдивости этих самых слов. Хотя... Лань Ванцзи нуждался в вере только одного человека. — Ладно... ладно, давай просто начнём? Я буду в порядке. Ответом был тихий вздох, но всё же мужчина в белых одеяниях подошел к столу, где лежал цинь. Уже через минуту были зажжены сандаловые благовония, а пальцы Лань Ванцзи начали медленно перебирать струны. Вэй Усянь тепло улыбнулся и прикрыл глаза, поднося флейту к губам.       Впервые за долгое время эта мелодия, доносящаяся из Цзинши, не была наполнена горечью и скорбью. То была радость встречи двух любящих сердец после долгой разлуки.