Плати судьбой за жизнь

— Ни одной ночи? — Кроме самой первой, милорд, — ответил Сай уверенно. — И ты можешь за это поручиться? Сай склонил голову в знак согласия. — Ее Высочество Карин и Его Высочество Итачи не делили одну постель, милорд. В этом я убежден. Лорд Данзо медленно обвел его внимательным взглядом. — Хорошо, — сказал он, наконец. — Наследники нам сейчас ни к чему. А что принц? Есть какие-то планы? — Нет, милорд, — ровно отвечал Сай. — Во всяком случае, я о них не слышал. — Разве он не сблизился с королевой и своей супругой в последнее время? — лорд советник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, глядя на своего шпиона. — Это так, милорд, — кивнул Сай. — Но он лишь пытался разобраться в том, были ли предателями Узумаки. Его речи довольно осторожные. Лорд Данзо снова обвел его взглядом. — Не потому ли они осторожные, что принц мог подозревать тебя в служении мне? — Я… так не думаю, милорд, — помолчав, ответил Сай. — Хорошо, — опять сказал советник, стуча пальцами по столу. — Что ты видел сегодня? Сай на мгновение задумался. — Я видел, как сир Неджи изнывает от желания остаться со своей кузиной наедине. Я видел также, что принц Саске это заметил, и что он и сам не очень-то заинтересован в женитьбе, хотя, конечно, умело делал вид… — Догадывается ли кто-то о том, кто такой Саске? — спросил Данзо, прищуриваясь. Сай нахмурился, а потом медленно покачал головой, неотрывно глядя на него. — Нет, милорд. Я не увидел подобных признаков. Данзо еще раз обвел его взглядом, а потом отпустил. Это даже хорошо, что Сай не заметил слугу Саске среди дворян. Надо думать, Неджи уже начал действовать. *** — Ты не выйдешь за него. Скажи, что этого не случится. Неджи аккуратно завел прядь волос Хинаты ей за ухо. Она же осторожно отвела его руку от своего лица. — Неджи, я не могу… ты же знаешь… — она покачала головой, опуская глаза. — Я не могу даже помыслить о том, что тебя будет касаться этот… — Неджи с силой скрипнул зубами. — Ты не можешь выйти за него, — он поднес ее руку к своим губам и поймал ее взгляд своим. — Хината, я узнал кое-что о нем. Я уверен, что твой лорд-отец ни за что не оставит это так просто. И я… — он глубоко вздохнул, оглядывая ее с ног до головы и неожиданно теряя нить разговора, — так по тебе скучал… — совершенно бессвязно закончил он. Спина Хинаты ударилась о каменную стену, она прерывисто выдохнула, когда Неджи прошелся дыханием по коже ее шеи и оставил мимолетный поцелуй на молочных плечах, сжав ее грудь в широкой ладони. Она тщетно пыталась воззвать если не к рассудку Неджи, то хотя бы к собственному, когда сильные руки Неджи подняли полы ее платья и знающим движением подобрались к ее уже сочащейся плоти. Она тихо простонала, вцепившись пальцами в его плечо, и подалась бедрами вперед. Неожиданно в дверь громко постучали. Хината широко распахнула глаза, пока суетливым движением поправляла юбки, и густо покраснела, когда увидела, что Неджи, не отрывая от нее взгляда, облизывает собственные пальцы, пробуя ее на вкус. — Хината, — позвал голос отца из-за двери, и она облегченно выдохнула. — Я вхожу. Войдя, лорд Хиаши обвел их проницательным взглядом и покачал головой. — Держи свой конец в узде, племянник, — жестко сказал он. — Находясь в логове волков, вы оба умудряетесь вести себя как пустоголовые овцы. Хината смиренно опустила голову. Но Неджи не стал. — Прошу прощения, дядя, но Хината была… — Молчать, — оборвал его лорд Хиаши тут же и показательно обвел взглядом стены. — Хината — будущая жена принца Саске. На этом все, племянник, — отрезал он. Но Неджи лишь вскинул голову выше. — Вы не… — Брат, перестань, — тихо сказала Хината, дергая его за плащ. Неджи умолк, дыша громче, чем обычно, но не прерывая зрительного контакта со своим дядей. Он подошел к нему ближе, запахнул плащ так, чтобы только ему был видно, что за ним, и неторопливым движением вывел пальцем в районе своего живота спираль, при этом говоря: — Вы не мой отец, — отчеканил он. — Мой отец мертв. Хината прикрыла рот рукой, тихо ахнув. На лице лорда Хиаши не дрогнул ни один мускул. Уловив в словах племянника подтекст и боковым зрением увидев вычерченную спираль, он, однако, с силой ударил Неджи по лицу, разыгрывая начатый тем спектакль. — Отец, не надо! — вскрикнула Хината. — Надеюсь, теперь твои мозги встали на место, — спокойным тоном сказал тот, пока Неджи стойко терпел боль, сжимая зубы. — Хината, возьми себя в руки. Кто ты, в конце концов? Городская шавка или наследница дома Хьюга? От Неджи не укрылось, что лорд Хиаши назвал ее только лишь наследницей Хьюга, и мрачно усмехнулся. Хината тут же успокоилась, сжимая руки в кулаки и подняла голову, выпрямляясь — Неджи знал, что ей очень сложно непринужденно сохранять такую осанку, хотя она честно старалась. Они росли вместе, играли вместе, и стоило ли удивляться, что однажды эти игры перестали быть детскими? Когда он, замученный кошмарами, приходил в ее покои, и она со свойственной ей непосредственностью предлагала остаться… или когда он в одну из таких ночей нашел ее кожу восхитительно соблазнительной, а ее пухлые губы находились лишь в нескольких сантиметрах от его… или когда она тихо стонала его имя во время его нежных ласк, не понимая, что совершает грех… все было так чудесно… Лишь позже Неджи понял, что лорд Хиаши не мог этого не заметить. И тогда же он узнал, что когда-то давно дядя обещал его отцу отдать Хинату за Неджи, чтобы чистая и побочные линии дома Хьюга, наконец, соединились. Но все изменила эта неожиданная смерть… чудом или же, наоборот, невезением было то, что Хината от него не понесла, потому как несколько раз он все же изливал свое семя внутрь. — Неджи, оставь свою кузину готовиться ко сну, — настойчиво сказал лорд Хиаши и, не оборачиваясь, вышел за дверь, зная, что через некоторое время племянник последует за ним. *** «В попытке распутать клубок мы находим все новые, запутанные витки. И второй сын огня, как оказалось, стал самым запутанным витком. Его дым действует отравляюще. Вот только от огня ли он идет? Во всяком случае, птицы настроены враждебно. Хотя мне, все же, удалось убедить их в том, что десница — не тот, кому стоит доверять. Тем более, что они, наконец, узнали про нашего принца, который, как утверждает мой сын, является достойным человеком и сможет далеко повести королевство, если дать ему нужное направление. Но знает ли дымный принц об этом? Взял ли он его к себе, чтобы взрастить в нем верность?»

Неподписанное письмо лорду Асуме Сарутоби

*** Эта зима была наполнена каким-то спокойным блаженством. Пусть дни и казались длинными из-за многочисленных встреч и пиров, из-за продолжающихся свиданий Хинаты и Саске, из-за предпраздничной суеты и свадебных приготовлений — все это казалось неважным, мелочью, ведь вечером они снова оставались вдвоем. И за закрытой дверью срывались маски: маска принца и маска слуги. За закрытой дверью они снова были на равных… за закрытой дверью они не могли перестать наслаждаться друг другом… Саске больше не ходил к Орочимару, несмотря на то что тот настойчиво оставлял на его столе кедровую шишку. И однажды — даже короткую записку. Приехал и Суйгецу, который одним своим видом вызывал у Наруто бурю негодования. — Тебе ведь надо быть с ним, разве нет? — спрашивал он, хмурясь. Пришлось рассказать, чем эти встречи были на самом деле и что их больше не будет. Наруто ему верил, но было заметно, что настроение его заметно ухудшилось. — Тебя и этому учили? — вдруг спросил он. — Часто ты таким занимался? Это же… — Отвратительно, — закончил за него Саске. — Да, так и есть. — И со мной? Наруто спрашивал ровным тоном, но взгляд его был направлен в окно — туда, где крупными хлопьями валил снег, превращая мир в белоснежное полотно. Саске приподнялся на постели, заглядывая в его лицо, но тот на него не смотрел, и Саске сжал зубы. — Больше не веришь мне, да? — тихо сказал он. Наруто, наконец, перевел на него взгляд. — Думаешь, я опять тебя использую? Наруто только прикрыл глаза и вздохнул. — Со мной тоже отвратительно? — спросил он. Саске моргнул. Уязвленный. — А было похоже на это? — он прищурился. — Откуда я знаю… Наруто отвернулся на другой бок, поворачиваясь к Саске спиной. Внезапно захотелось хорошенько ему наподдать. Он тяжело задышал, садясь на кровати. А потом внезапно вся злость улетучилась. После всего, что Наруто сделал для него, злиться не получалось. Он осторожно потянул его обратно, укладывая на спину. Заглянул в глаза. — На самом деле, — сказал вдруг тот, сглатывая тяжелый ком. — Настоящий лицемер — это я… — О чем ты? — не понял Саске. — Я самолюбив, — начал Наруто безэмоционально. — А быть самолюбивым и бастардом одновременно — это значит, что у тебя никогда не будет друга… Это значит, что над твоими мечтами будут смеяться, а над попытками что-либо изменить в своей жизни будут снисходительно смотреть свысока. Это значит, что тебя будут ненавидеть за то, что ты не такой, как они. Быть клейменным бастардом — значит, что ты не сможешь завести разговор ни с одной из деревенских девушек, ведь какой в этом смысл? У тебя никогда не будет наследства. А жить ты будешь на улице. Среди мусора и грязи. Среди такого народа, который переступит через твое тело, если ты упадешь без сил от голода, так, будто это в порядке вещей. Это и было в порядке вещей. Но Наруто старался его изменить. Да, он жил в Блошином конце. Но все это казалось ему неправильным. Он остро чувствовал, что так быть не должно. Он пытался помочь людям, чем мог, но каждый раз получал в ответ грубое: «Ты мне противен». И не мог он понять, что же именно вызывало у людей отвращение? Печать? — Понял я это позже, — сказал Наруто, не глядя на Саске. — Отвращение у них вызывало то, что я пытался им помочь, хотя был такой же, как они. Они знали, что если я и добьюсь успеха, то только так — лобзанием чужих пяток. Я лез в драки с теми, кто смеялся надо мной. Я продолжал помогать немощным, несмотря на чужое презрение… Однажды на его помощь отреагировали не так, как обычно. Была женщина, одетая очень ярко, неизвестно как оказавшаяся в Блошином конце и не знающая, как из него выбраться. Наруто, млея от чужой красоты и знающий здешний люд взял на себя ответственность вывести ее оттуда. Эта женщина, как оказалось, работала в бродячем цирке. И, найдя в городе шатры, Наруто собирался было распрощаться, как его остановили. Женщина улыбнулась ему и сказала: «Хочешь выступить с нами?» А Наруто от неожиданно накатившего тепла согласился. — Как оказалось, цирк не имел особого успеха, — говорил Наруто спокойно. — Потому что им недоставало уродца, — он покусал губу и продолжил. — Я не был красивым ребенком… у меня недоставало кое-каких зубов, я был почти черный от постоянного нахождения под немилосердным солнцем. А волосы, хоть и светлые, почти всегда были грязные. Одежда рваная, а ногти кое-где сгрызены. Да еще и клеймо это… — он вздохнул. — Как оказалось, меня представили как короля Минато. И стоило мне выйти на сцену, как все начали смеяться. Сначала мне это даже льстило, а потом люди принялись кричать, чтобы я стянул с себя штаны… на сцену вышел кто-то из актеров и, пока я пытался понять, в чем дело и что от меня хотят, он спустил мои штаны, — Наруто передернул плечами. — Клейменных бастардов обрезают. Я не знал об этом. А зрители хотели убедиться в том, что клеймо на мне — не краска… Когда представление закончилось, Наруто спрятался в одной из самых темных теней и плакал, размазывая слезы по грязным щекам. Он знал, что помощь никогда не вознаграждается, но до этого он еще никогда не чувствовал себя столь унизительно. О его выступлении узнали и в Блошином конце. Не проходило и дня, чтобы Наруто не получал новых синяков на своем теле. Наруто ненавидел себя за слабость. И поэтому появление в его жизни старого развратника показалось ему настоящим спасением. Другие бы выучили урок. Решили бы, что не стоит пытаться кому-то помочь, потому что все равно никто не оценит, не даст ничего взамен. Но так как Наруто никогда и не ждал ничего подобного, он пообещал себе другое: никогда позволять над собой смеяться и никогда не становиться тем, кто будет смеяться над другими. После того события он стал очень щепетильно относиться к собственной чистоте и начал скрывать печать ото всех. — Тогда я решил, что попытаюсь понять каждого. И лжеца, и распутника, и даже убийцу, — говорил он спокойным тоном. По мере его взросления ненависть и презрение постепенно сходили на нет. Мало-помалу люди стали ценить его желание выслушать и попытаться решить проблему. Наруто знал, что это означает — использовать человека. Он это понимал, но не был против того, чтобы поддержать человека, когда ему это было нужно. — Но правда в том, что я лицемерен. И не смог выбросить из головы то, что было раньше. Скажи мне, Саске, неужели я и вправду добился твоего доверия унизительным путем? Саске вымученно выдохнул, опуская голову на его грудь. — Не в этом правда, — сказал он тихо. — Ты не лицемерен. А верен себе, — он осторожно потерся носом о его кожу. — Люди, живущие на дне и не желающие этого менять всегда считают, что виноваты в этом не они сами. Некоторым из них сложно принять тот факт, что кто-то может быть сильнее духом, чем они. Я ценю твою силу и вижу твои способности. Пожелай я себе гвардейца, взял бы тебя еще на турнире. Наруто широко распахнул глаза от удивления. Саске приподнялся и потянулся к его губам, чувствуя расползающееся по телу тепло. Наруто ответил, осторожно заводя его волосы за ухо. Он всегда отвечал. Но видеть его таким подавленным было неприятно. Что-то внутри протестовало, ныло. А еще он пытался усмирить свою злость на этих неизвестных ему людей. Почему же старания никогда не ценят? Пусть Наруто этого и не сказал, но Саске понял и без слов. Все это привело к тому, что пусть Наруто теперь и доверяли, сам он не мог довериться. И пытаясь спасти других, он в первую очередь хотел спасти самого себя. Наруто нуждался хоть в какой-нибудь защите тогда, когда никто его не мог оградить от того позора. Чтобы хоть кто-нибудь прекратил это. Но рядом с ним не было никого. И на недавнем суде такое могло повториться. Только теперь на всеобщее обозрение выставлялось не его тело, а поступки, в которых он совсем не был виноват. Саске впервые в жизни был рад тому, что сделал что-то не так, как планировал изначально. Он отстранился, заглядывая в его глаза. Тихо сказал: — Ты уже не один. Наруто тоже нужно понимание. Он распахнул слегка повлажневшие от пережитых воспоминаний глаза. Вздохнул. Прижался губами к его виску. — Ты дал мне клятву, помнишь? — прошептал Саске ему на ухо. Саске приподнялся на постели, уверенно потерся своим пахом о его, и увидел, как Наруто зажмурил глаза, кусая губу. — Саске… — тихо шипяще позвал он. Тот склонился над его телом, целуя крепкую грудь и прижимая тёплую ладонь к низу живота — туда, где все чувствовалось особенно остро, туда, где была печать. Наруто тихо выдохнул. Его тело не было привычным к ласке. А Саске хотелось, чтобы он почувствовал хотя бы половину из того, что чувствовал с ним он сам. Шершавые от постоянных тренировок пальцы скользнули под пояс штанов, нащупывая твердеющую плоть. Наруто тихо коротко простонал, приподнимая бедра выше, но Саске снова вернул узкую ладонь на живот, прижимая к постели. Его кожа была приятно теплая, а в районе паха — отдавала жаром. Наруто отзывался на прикосновения короткими вздрагиваниями и частыми выдохами. С силой сжимал твёрдые запястья Саске, будто пытаясь остановить от дальнейших действий или же наоборот — удержать ощущения. Саске склонился ниже, щекоча горячим дыханием спиралевидную печать. Что бы она ни означала на самом деле, Саске хотел придать ей другое значение. Наруто втянул живот, когда по виткам спирали стал медленно двигаться чужой язык. Сначала внутрь, а потом наружу. И так раз за разом. Наруто задерживал дыхание, тело начинала бить мелкая дрожь. Влага от слюны не успевала подсыхать, когда язык вновь проходил по уже пройденному пути. — Саске… — снова позвал он. Ладони уверенно скользнули ниже, стягивая штаны с бедер, сжали потяжелевший член. Наруто было непривычно. Он стыдливо прикрывал глаза. Саске ласкал то, что он терпеть в себе не мог. Его обрезанный орган уверенно сжимала его рука, большой палец обводил чувствительное место, отчего Наруто тихо стонал, подбирая к себе ноги и собирая пятками постельное белье. Саске продолжал обводить дыханием витки спирали, потом заменял языком, губами, проводил ими по линии светлых волос, почти заставляя всхлипывать. В уголке губ скопилась слюна. — Ты еще мне веришь? — спросил Саске, разглядывая его покрасневшее лицо и лихорадочно блестящие глаза. — Верю, — Наруто отвечал уверенно, хотя голос его и подрагивал от переизбытка ощущений. И Саске чувствовал, что не может предать его доверие. Он приподнялся, оставив одну ладонь на твёрдом животе и поцеловал его за ухом, отчего Наруто дернулся. — Это больше не клеймо, — сказал он шепотом. — Эта печать доказывает, что ты принадлежишь мне. Веришь? Наруто зажмурился, поджимая губы и коротко кивнул. — Не зажимайся, — сказал Саске тихо. — Ты мне позволишь?.. В знак согласия Наруто развел ноги шире. Саске потянулся к баночке с маслом и смазал им пальцы. Сначала проникать было трудно, но стало легче, когда Наруто привык и постарался расслабиться. Саске, как мог, отвлекал его от странных ощущений прикосновениями, ласками. Расслабился Наруто довольно быстро, а, когда Саске дотронулся изнутри до чего-то очень непривычного, то крупно вздрогнул, выгнувшись на постели и с силой втянув в себя воздух через приоткрытый рот. Саске вынул пальцы из дрожащего тела и поймал губами разочарованный стон. Теперь Наруто был наполнен ожиданием, цеплялся за тонкие губы коротко, порывисто, зарывался пальцами в темные волосы, прижимался влажным лбом к его лбу, благодарно отзываясь стонами, когда пальцы Саске собирали с его органа сочащуюся влагу. Когда Саске протолкнул свой член внутрь, Наруто только коротко сжался, резко выдохнув и болезненно сведя брови к переносице, и вновь попытался расслабиться. Саске обнял его одной рукой под лопатками, чувствуя пальцами каждое их движение, другой повел вверх по груди, касаясь пальцами сосков. — Это я, — шептал он тихо. — Всего лишь я. Ты мне доверяешь? — он раз за разом задавал этот вопрос. Даже больше не для того, чтобы убедиться в этом, а для того, чтобы почувствовать — каково это. Быть тем, кому доверяют всего себя. Не королевство, не чье-то убийство. Быть ответственным всего лишь за одного человека. За его жизнь, а не за смерть. Понимать, что ему действительно хотят ее доверить. И Наруто доверял. Опустился обратно на кровать и сдался. Отпустил себя. Не думая о боли, о стыде и позоре. А почему бы, на самом деле, не придать клейму другое значение? Хотя Наруто уже не представлял, что сможет думать о нем, не вспоминая влажного скольжения языка Саске по нему. Саске вошел полностью, и Наруто втянул живот, задерживая дыхание. Ладони Саске опустились на печать, с силой надавливая на нее и чувствуя упругость и твёрдость мышц Наруто, каждый день посвящавшего себя тренировкам. Но по мере их расслабления, живот становился мягче, позволяя Саске надавить сильнее, провалиться внутрь и даже смутно почувствовать самого себя внутри. Это заставило его удивленно выдохнуть и сглотнуть. И в одну секунду вдруг осознать, что секс — это не просто движение тел, не просто способ получить удовольствие. И даже не способ его доставить — как он раньше думал. Может, так оно и есть на самом деле. Может, так оно и было. Для кого-то. Для прошлого Саске, который не с Наруто. А с Наруто секс — это ещё и нечто настолько откровенное, что не передашь никакими словами. Понимать, что ты — внутри, целиком и полностью, и не только физически. Что в этот момент он думает о тебе, и только о тебе, и что ты сам не можешь помыслить ни о ком другом — это... — Чувствуешь? — спросил он, тяжело дыша. — Прямо под ней. Уловив смысл сказанного, Наруто неожиданно для самого себя смутился, поджимая губы, но вместе с этим обострились и все ощущения: он почувствовал, как кровь вскипает в жилах, пробираясь к лицу, и наливается в паху, почувствовал горячие узкие ладони на своём влажном животе, их мелкую дрожь, посылавшую приятную пульсацию, что заставляло подрагивать его самого, почувствовал, как Саске, обжигая, наполняет его изнутри до конца, делая его цельным. Первые несколько толчков были болезненными, но потом Саске подтянул его повыше, и у Наруто закатились глаза. Больно все еще было… но как же, черт возьми, хорошо… Одна ладонь Саске продолжала надавливать на вспотевший живот, обозначая принадлежность, а вторая скользнула ниже, сжимая в руке требующий внимания орган и уверенно проводя по всей длине. И хотя скорость толчков возросла, рука продолжала двигаться в одном темпе. Наруто, совершенно не стесняясь, бормотал всякий бред вперемешку со стонами и иногда тихо ругался, сжимая подушку над своей головой, когда не мог поймать ускользающее удовольствие. Саске больше не мог сдерживать себя. Рядом с Наруто все было по-другому. Рядом с Наруто конец подходил слишком быстро. Он зажмурился, низко простонав, и хотел было вытащить свой орган, но Наруто, заметив его движение, остановил, крепко сжав своими бедрами и заставив этим войти до конца. Саске глухо застонал, от неожиданности сильнее сдавливая член Наруто в своей руке, который тут же вздрогнул вместе с отчаянно позвавшим его по имени Наруто. Между пальцев потекло теплое и вязкое семя, капая на дрожащий живот, на который все ещё надавливала другая ладонь, тогда как Саске наполнял его своим изнутри, с каждым движением пытаясь излиться глубже и заставить самого Наруто уплыть на вершины блаженства, продлевая его удовольствие. Наруто, чувствуя теплое семя внутри себя, — кажется, разливающееся прямо под печатью, — пропадал снова и снова, не зная, как передать свои чувства, кроме как протяжным мычанием. Это было невообразимо — понимать, что у тебя есть кто-то, кто готов признать, что ты — его. Между ягодиц медленно стекала белесая жидкость, сверху тяжело и отрывисто дышал Саске, а Наруто с размягченным сознанием мутным взглядом рассматривал его, дрожащего, не желая выпускать из себя. Ему, измазанному изнутри и снаружи мужским семенем, вдруг стало ясно, что в этой жизни ему больше ничего и не нужно. Что он всегда искал именно этого — признания, принадлежности. Защиты. А еще было спокойно. Удивительно, как же Саске так легко смог понять, что именно ему было нужно? У Наруто теперь был человек, на которого он мог положиться.