Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Завязки корсажа плотно врезались в тощую спину Синью, но она не издала ни звука. Тонкие губы сжались так, что почти слились с мраморной кожей. — Простите, ваше высочество, — извинилась горничная, втянув голову в плечи. Боится, поняла Реклюза. Рука у сестры тяжёлая, хоть и похожа на ветвь старого дерева. Никто в замке не хочет испытывать её гнев, а те, кто испытал, сторонятся её как только могут. — Лишь Аранея может даровать нам прощение, — холодно ответила она. — Оставь нас, Хедра. Горничная нервно присела, повернулась и вышла. — Реклюза, посмотри на меня, — сказала Синью, когда они остались наедине. В её устах любая просьба, даже самая невинная, звучала как приказ. Кронпринцесса Паучьего Леса никогда не умела смягчать свой голос. Реклюза оглядела её с головы до ног. В день свадьбы положено облачаться в белое, но её сестра и сейчас осталась верна себе. Её шёлковое платье было столь же чёрным, как их глаза — цвет, свойственный всем Спайдербайтам. Портные, конечно, постарались подогнать его под её фигуру, но оно всё равно висело на ней, как на вешалке. Впрочем, Синью и не трудилась это скрывать. Она всегда была серьёзной девушкой, хорошо воспитанной и преданной долгу, но строгой. Возможно, даже слишком. И некрасивой, совсем некрасивой. Аранея даровала Реклюзе всю красоту их матери — на долю сестры ничего не досталось. Лицо у неё было слишком вытянутое и какое-то узкое. Плечи неровные, туловище коротковато. Она не похожа ни на мать, ни на отца. — Как я выгляжу? — спросила Синью. — Говори правду. — Твоё платье восхитительно. — Скажи она подобное об её внешности, это было бы ложью, а ложь сестра не терпела. — Песочные часы особенно хороши. Ты желаешь впечатлить Королеву Часов, когда она прибудет на торжество? Злобный взгляд, который на неё бросила Синью, мог бы испортить воду в кувшинах и обратить в бегство войнорогов. — Она тут ни при чём. Это метка чёрной вдовы. Я велела её нашить, чтобы все знали, кто я. — Знали, что твой муж не переживёт брачную ночь? — усмехнулась Реклюза. — По милости Аранеи у него довольно сил, чтобы её пережить. Я говорю о другом. — О чём же? Синью выпрямилась, насколько позволяла ей круглая спина. — У меня будет корона, а её сияние манит многих. Только благочестивый человек достоин сесть на трон подле меня. Стайнуорт таков, и в этом я ему доверяю. Но брак даже с такой, как я, — не прибежище для измен. Если мой муж запятнает себя хотя бы одной, он лишится и трона, и головы. — Не слишком ли высокую цену ты назначила за этот союз? — Он уже заплатил её своим согласием. Не может стать королём тот, кто не готов принести ради этого ни единой жертвы. — Надеюсь, ты сказала это Стайнуорту до того, как попросила отца о вашей помолвке. — Реклюза тронула пальцем волдырь на щеке. — Да. Он должен был знать, на что идёт. На это не пошёл бы больше ни один мужчина, подумала она. Никто по доброй воле не свяжет свою судьбу с Ледяной Паучихой. — Надеюсь, он сумеет обрести счастье, — ответила она вслух. — Кого ты обманываешь, сестра: меня или себя? Его сердце глухо к моей любви, а глаза видят моё уродство. Его оставила со мной лишь надежда на трон, предназначенный мне по праву рождения. — Зачем тогда он тебе? Союз с ним не несёт никакой выгоды для Паучьего Леса. Притом он тебя не любит. — Я не создана для любви… — В трескучем голосе Синью звучала глубокая тоска. — Я рождена для страданий, и они придают мне силу. У кого же искать счастья Стайнуорту — у меня или у той, кому он отдал своё сердце и мысли? Ответь мне, Реклюза: почему ты отвергла его? Этот вопрос заставил её смутиться. — Десятки мужчин пытались добиться меня, и ни один из них не пришёлся мне по нраву. Стайнуорт же затронул мою душу, но так и не проник в сердце. Поэтому я отказала ему. — Однако радоваться слишком рано. Она не наследует трон, а значит, её рукой могут скрепить союз с другим королевством. Нет, они не поступят так со мной. Не посмеют. Глаза сестры, тёмные и холодные, как безлунная ночь, прочли её, словно открытую книгу. — Аранея плетёт свою бесконечную паутину, и каждая её нить — чья-то судьба. Какую же судьбу она соткала тебе, Реклюза? Кто станет твоим избранником? Может быть, князь Сазмо? — Щёголь и фат из Пристани Вечных Мук? — фыркнула Реклюза. — И сын союзника королевы Скайвинн. — Речь не об его отце, а о самом Сазмо. Он друг Тинбенца, и у него доброе сердце, но этого мало. К тому же он живёт под землёй на другом конце материка. Внезапно Синью испустила вздох и приложила пальцы к вискам. Даже в такой день… Головные боли часто терзали её — к этому привыкли они обе. Боль не щадила ни её поясницу, ни ноги, но до этого пока не дошло. Подойдя к креслу у зеркала, она уселась в него и расправила платье. — Есть ещё Питер… или Пи-Пи, как его называют друзья, — продолжила она. — Он из рода Уилмсвортов, а в Туманных Горах есть то, чего не добыть в лесу. — А у него есть заикание и неуверенность в собственных силах. На роль короля он не годится. — Однажды он всё же станет королём Туманных Гор. Да, он им станет… вот только его королевой буду не я. Реклюза поразмыслила и решила, что это к лучшему. Ей доводилось бывать в тех горах, но они хороши только летом — жить там круглый год её не прельщало. Замок Уилмсвортов находится так высоко, что в нём трудно дышать, а его башни пронзают облака каменными копьями. А зимой там царит лютый холод, и даже сотням каминов не всегда под силу его прогнать. На ком бы ни женился Пи-Пи, холод не должен быть ей страшен. Его заикание также не должно доставлять ей неприятности. Но кто бы это ни был… это точно будет не Реклюза. — Ты забыла ещё одного их друга, — неожиданно для себя вымолвила она. — Джастин Баттерфляй, принц Мьюни. Судя по тому, что о нём рассказывал Тинбенц, такого, как он, сложно забыть. По лицу Синью прошла гневная судорога. — Я хотела бы это сделать, но я помню все обиды, прошлые и настоящие. Это он прозвал меня Ледяной Паучихой. Никчёмный бездельник и павлин, рядящийся в яркие одежды. Он недостоин тебя. — Кто же, по-твоему, меня достоин? Юрфольд Аранеус, Коллен Атракс? — Аранея скажет тебе, кто, но не словами. — Синью вытянула руки по обеим сторонам кресла. — Ты слышишь её не хуже меня. Прислушайся! Или ты не слышишь, как всюду ползают и ткут паутину её посланники, возвещая её волю? Следи за ними, внимай им: это Аранея хочет подать тебе верный знак. Реклюза не стала на это отвечать, но надолго задумалась. Верный знак? Вот уж не думаю. И посланники Аранеи ошибаются — что бы ты сказала на это, сестра? В Паучьем Лесу, раскинувшемся на северо-западе материка, уже шесть с половиной веков правили Спайдербайты. Реклюзе доводилось слышать споры о том, кто после них в королевстве сильнее всех: некоторые называли графов Эремайтов, некоторые — герцогов Аранеусов, некоторые — Аргиронетов из Приморских Водопадов, но самих пауков в таких разговорах поминали всегда. Предания гласили, что они живут здесь с начала времён, и пока будут жить, лес никогда не погибнет. Их сотни, если не тысячи, видов, и целой жизни не хватит, чтобы их сосчитать. Говорят, они предсказывают судьбу, но примет слишком много — все не запомнить. По крайней мере, мне, мысленно пожалела Реклюза. Её сестре, однако, это никогда не было в тягость. Наследница престола — ещё и одна из лучших столичных гадалок, как и следует ожидать от той, кто в детстве проводил дни, наблюдая за пауками. Кое-кто поговаривал, что она скорее паучиха, нежели человек, — хотя такие вещи редко говорили в лицо. «Погляди на меня, Реклюза, — велела как-то Синью. Ей тогда было пятнадцать, и она вернулась с бала Серебряного Колокольчика. — Похожа ли я на паука?» «Нет», — честно ответила она. «Нет, но одному нечестивцу это не помешало заклеймить меня Ледяной Паучихой. Мои руки тонки, длинны и холодны как лёд, а взгляд ещё холоднее — так он сказал». «Кто же это, Синью?» «Джастин Баттерфляй», — с величайшим презрением вымолвила сестра. «Ему столько же лет, сколько и мне. — Реклюза недавно отметила одиннадцатые именины. — Как он мог насмеяться над тобой столь жестоко?» «Он глумился надо мной и над символом нашей страны. Наглец. Нечестивец. Мальчишка в павлиньих перьях. Не может такой принц сесть на трон Мьюни». «С какой это стати? Он наследует своей матери как её единственный ребёнок. Таков закон». «Закон других стран, — поджала бескровные губы Синью. — Что он для них? Они — Баттерфляи, потомки Урании, и в их жилах течёт золотая кровь. Ни один мужчина не может быть правителем Мьюни». Реклюза была ещё совсем юна, но уже знала многое, что творится за пределами Паучьего Леса. «Тогда королева Скайвинн должна родить дочь. А тебе надо молиться, чтобы она не выросла такой же, как её брат». Как будто раньше сестра молилась мало… Каждый её день начинается с воззвания к Аранее, им же и заканчивается. Она часто стоит на балконе своих покоев, озирая двор замка и городские дома за рвом. Только издали на неё и можно смотреть без страха. «Сколько глаз у принцессы Синью? Два и ещё восемь». Реклюза усмехнулась, вспомнив об этом. Эта поговорка не зря ходит по столице. Что-то зашуршало у неё в волосах, словно туда забралась мышь. Будь на её месте чужеземка, дело кончилось бы визгом и обмороком, но принцесса Спайдербайт знала, в чём дело. Она сунула руку в причёску и достала оттуда паука. Коричневый, с тонкими лапками и упитанным брюшком, он имел длину в три дюйма. — Откуда ты взялся, Теген? — обратилась к нему Реклюза. — Ты мог напугать меня или, того хуже, укусить. — Он здесь не для этого. — Синью протянула руку, и Теген перебрался на её длинную ладонь. — Это знак Аранеи. Тебя ожидает любовь. — Когда другой паук упал мне на лицо, это тоже предвещало любовь. Вскоре я встретила Стайнуорта — и чем это обернулось? — То был предвестник счастья, а счастье можно обрести не только в любви. Стайнуорт стал тебе другом. — Стало быть, нынешняя примета вернее? — Что, если её избранник будет среди гостей, приглашённых на свадьбу? Тогда питомец её сестры предрёк истину. От этой мысли Реклюзе стало неспокойно. Только бы он был под стать мне и красотой, и нравом. — Хотела бы я знать: что скажет на это сам Стайнуорт? — Он станет моим мужем, а не твоим. Пусть смотрит на тебя, сколько душе угодно. — Пальцы сестры дрожали и изгибались не хуже лапок Тегена. — Он не посмеет ревновать ту, кто ему не принадлежит. Ты обманываешь саму себя, Синью, едва не сказала Реклюза. Хотела бы я, чтобы твои надежды пали на благодатную почву… но вряд ли это возможно. К счастью для обеих, эти слова так и остались непроизнесёнными. В дверь постучали, и в комнату вошли родители, держа друг друга под руку. Отец, король Стингер, в свои пятьдесят лет был статен и крепок, как могучий дуб. На нём был зелёный жилет с полами, напоминающими листья, и красный плащ с бледно-зелёным меховым воротником. Борода у него окладистая, но короткая, и усы ничуть не длиннее. Мать, ниже его на полголовы, была в бледно-зелёном платье с кринолином, что лишь подчёркивало её красоту. — Реклюза, душа моя, ты выглядишь чудесно, — сказала она ещё с порога. — Синью, а ты… — …выглядишь ровно настолько, чтобы гости не разбежались, — мрачно завершила сестра. Королева Эмбер прокашлялась. — Портные на славу потрудились над твоим платьем. Ты выглядишь так, как и положено принцессе из нашей династии. — Благодарствую на добром слове, мама. Всё ли готово к церемонии? — Почти всё, если не считать украшений. Слуги сейчас занимаются ими. Отец подошёл к сестре и положил руку на её острое плечо. — Волнуешься перед свадьбой, Синью? Хотя бы немного? Она подняла на него дрожащие глаза с серповидными зрачками. — Волнуются лишь те, у кого есть тайны от жениха. У меня же их нет, хвала Аранее. — Такого жениха можно не бояться, — согласился отец. — Стайнуорт добр и надёжен, и я охотно доверю ему тебя и место твоего консорта. Смелости ему тоже не занимать, хотя мы едва ли увидим его однажды во главе армии, если монстрам вздумается напасть на наши земли. Зато у него государственный ум, а такой ум стоит сотни мечей. — Он и не допустит вторжения монстров, — подхватила мать. — Ты сделала верный выбор, Синью, но позволь мне дать тебе совет. — Какой же? — У тебя нет причин разочаровываться в Стайнуорте — постарайся, чтобы и он не разочаровался в тебе. — Это невозможно. — Синью покачала головой, поглаживая Тегена по спинке узловатым пальцем. — Аранея ничего не дала мне для этого. — Попробуй смягчить свой нрав… если это в твоих силах. Сердце Стайнуорта не из камня… — Зато моё — изо льда, и этот лёд не растопит огонь, предназначенный для другой. Реклюза не выдержала и вмешалась: — Если вы не против, я хочу пойти и проследить за украшением зала. Никто ей не возразил, и она выскользнула в коридор, шелестя подолом зелёного платья. По пути она думала о сестре, оставшейся в покоях. Пойдут ли ей на пользу услышанные советы? Реклюза призналась себе, что не уверена в этом, как бы ни надеялась на обратное. Синью слишком горда, думала она. Менее упрямая девушка согласилась бы с матерью, даже если бы это означало переступить через себя. В таком случае она могла бы завоевать сердце мужа. Синью же выбрала иной путь, и Реклюзе оставалось думать, что он не окажется слишком тернистым. Холод коридоров остался позади, когда она наконец вступила в тронный зал. Солнечный свет, проходя сквозь восемь широких окон, озарял жёлто-серые стены. На огромных колоннах, стоящих в два ряда, висели знамёна Спайдербайтов: странствующий паук в серебряной паутине на чёрном поле. Бурые отшельники Эремайтов помещались ниже — род невесты знатнее, хотя легенда гласит, что кровь Аранеи течёт и в жилах её жениха. Гости уже прибыли и теснились по обе стороны зала, блистая яркими нарядами на морозном солнце. Были здесь и местные аристократы — эти одевались скромнее. Узнать их, впрочем, можно и по-другому. Пауки могут ползать вокруг аранейцев сколько угодно, не опасаясь за свою жизнь. Чужеземцы же слишком берегут свою нежную, не привыкшую к укусам кожу. Мятные духи отгоняют от них пауков, но оскорбляют чутьё хозяев праздника. Синью хотела запретить пользоваться ими в этот день, однако отец внушил ей, что этого делать не стоит. Моя сестра не так уж умна, как полагает, думала Реклюза, или, что вернее, её ум направлен на служение Аранее. Быть может, хитон Верховного жреца пошёл бы ей больше, чем корона. — Реклюза… — Рядом с ней красно-серым призраком вырос граф Эремайт. — Не ожидала, что ты заметишь меня, Стайн, — удивилась она. — Как можно не заметить прекраснейшую из женщин в этом замке? — Он пристукнул тростью, на верхушке которой был вырезан бурый отшельник. — Я увидел тебя, когда ты только вошла. — Твой наряд тоже достоин похвалы. Ты походишь в нём на короля. Реклюза пристально глядела на него. Надеюсь, мои будущие племянники пойдут в отца. Если и есть в Паучьем Лесу мужчина красивей его, ей такой неизвестен. У графа Стайнуорта Эремайта крупный нос, высокие скулы, острый подбородок. Глаза жёлтые, как два кусочка янтаря, а волосы фиолетовые, будто слива. По обоим его вискам спускаются бакенбарды, которые он никогда не бреет. Короткая козлиная бородка очерчивает контуры угловатой челюсти, но не прячет ямочки на щеках, когда он улыбается. Я всегда любила его улыбку. Сейчас она тоже появилась — мягкая и искренняя, как и всегда, когда он говорил с ней. — Может быть, но не так, как ты походишь на королеву. Льстец, пронеслось в голове Реклюзы. Влюблённый и оттого несчастный льстец. — Прибереги эти речи для будущей жены, — сказала она вслух. — Ей они не придутся по нраву, тебе ли не знать. Если я скажу, что она красива, вместо слов благодарности я удостоюсь смертельного укуса от её паука. — Бедняжка Синью не красавица — к несчастью, это верно. Однако ты станешь её супругом и королём. Разве ты не рад хотя бы этому? В глазах Стайнуорта, казалось, застыла вся тоска мира. — Радость от короны мимолётна, — грустно усмехнулся он. — Она лишь вознесёт меня на вершину, где я буду одинок. Её сияние не заменит мне тепла той, кого я люблю. Вот только она любит тебя как друга, милый, глупый Стайн, мысленно ответила Реклюза. — Зато тебя любит Синью, и она не потерпит, чтобы ты искал этого тепла не у неё. — Она сказала мне об этом ещё тогда, когда по велению короля состоялась наша помолвка. Хвала Аранее, я достаточно умён, чтобы не испытывать судьбу. — Он взял её ладонь в свою. — Но я хочу, чтобы ты знала, Реклюза: день, в который я увижу тебя в подвенечном платье, станет днём смерти и скорби. Она отдёрнула руку. — Если бы Синью услышала тебя сейчас, я поклялась бы, что ты не переживёшь брачную ночь. — Паучий яд убивает медленно и мучительно, но порой слова отравляют сильнее. — Взгляд графа скользнул поверх её головы. — Сюда идёт твой кузен; полагаю, он жаждет узнать, скоро ли выйдет моя невеста. Он славился остротой своего зрения. Идущий к ним молодой человек, похожий на ящерицу, действительно оказался Тинбенцем Драйбоуном в зелёном фраке. Питер Уилмсворт в белом камзоле следовал за ним по пятам, словно заснеженный холм. Его Реклюза увидела ещё издалека, но двух их спутников знала только понаслышке. Когда все четверо подошли ближе, Тинбенц снял шляпу и поклонился. — Рад тебя видеть, дражайшая кузина. — Ты п-п-просто очаровательна, Реклюза, — пробасил Пи-Пи. — Моё почтение, принцесса. — Голос их третьего друга звучал подобно мёду. Сазмо. У него были такие же тёмные волосы, как у принца Туманных Гор, но в остальном они были ничем не похожи. Князь Дормонд был невысок ростом, полноват и одет в ярко-голубой камзол с жёлтыми узорами. От него веяло мятой, и Реклюзу это не удивляло. — Очень рада знакомству, князь Сазмо. — Можно просто Сазмо. — Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. — Знай я, что у Тинбенца такая прелестная кузина, быть может, наше знакомство состоялось бы раньше. Реклюза успела заметить, как лицо Стайнуорта стало каменным. Что причиняет ему боль — эти слова или то, что нас разделяет? — Разве у вас нет невесты? — К сожалению, нет, — вздохнул Сазмо. — Однако могу вас заверить: ни одной демонице не стать новой княгиней Пристани Вечных Мук. Мы, Дормонды, служим королю Подземного мира, но в наших жилах течёт мьюнианская кровь. — Значит, вы рассчитываете жениться на мьюнианке? — Если на то будет воля Урании. К тому же летом свадьба Пи-Пи — не хотелось бы, чтобы ему пришлось ждать моей слишком долго. Свадьба? Она с недоумением уставилась на его друга. — Прими мои поздравления, Питер. Кто же переймёт от твоей матери её корону? — Леди Элеонора Фелбригг. — Он расправил могучие плечи и выпятил грудь. — Она п-появилась п-при нашем д-дворе ещё в д-дартуке. Я сразу з-заметил, к-как она к-красива, а п-позже обнаружил, что она ещё и на редкость умна и д-добра. Мы п-полюбили д-друг д-друга, а недавно обручились. Полагаю, любовь бывает ещё и глуха. — Надеюсь, леди Элеонора станет достойной тебя женой и королевой. — Не сомневаюсь, — гордо сказал Пи-Пи. — Я б-бы не отказался увидеть т-тебя на нашей свадьбе. Всех в-вас. Реклюза кивнула, остальные тоже, и тут из-за его спины выступил их четвёртый друг. У него была трость, как у Стайнуорта, но венчала её голова аллигатора. — Ещё одно слово от тебя, Пи-Пи, — и на твою свадьбу придут только те, у кого нет ушей. — Кто вы? — вырвалось у Реклюзы. Этот вопрос, впрочем, не требовал ответа. — Принц Мьюни, — подсказал тот. — Увы, уже не наследный. Он был на голову выше Сазмо; его стройное тело укутывала красная шуба с воротником на белом меху. Если князь Дормонд носил на груди золотую цепь, то у его лучшего друга не было никаких украшений, кроме бриллиантового перстня на среднем пальце правой руки. Знаки в виде фиолетового клевера резко выделялись на его гладких щеках. Шею он обернул длинным пёстрым шарфом. Красиво, но глупо — в замке шарф ни к чему. — Вы выглядите… — Реклюза заколебалась. — Как женщина? — хохотнул принц. — Нет, я не женщина. — Как Баттерфляй, — твёрдо сказала она. У Джастина глаза были ярко-зелёные, пурпурные волосы аккуратно уложены — и всё-таки было в нём что-то, от чего у неё мурашки бежали по коже. Интересно, не так ли выглядит его сестра, подумалось ей. Если нет, вероятно, Солярия пошла в их мать. — Я польщён. Говорят, женщины из династии Баттерфляев не знают себе равных во всём мире. — А мужчины из династии Баттерфляев? — О, я уверен, они ещё прекраснее. Но, по правде сказать, я пока единственный. — Джастин взял её за руку и легко поцеловал в запястье. — Впрочем, как знать: может, однажды не только моё рождение поднимет на уши весь наш замок. На что он намекает? Она не совсем понимала, но догадывалась наверняка. — Вы хотите сказать, что надеетесь на рождение сына? Джастин засмеялся, но его глаза остались серьёзными. — Если Глоссарик будет так любезен, что возьмёт новый отпуск, я в этом не сомневаюсь. — Не знаю, при чём тут Глоссарик, но я вам верю, — ответила Реклюза. Они стояли слишком близко, и запах мяты окружал её, словно облако. — Не знала, что вам так нравится мята. — Она нравится мне не больше, чем приправа к чаю. Зато она отгоняет пауков — почему бы ею не душиться? — Во всём нужно знать меру. — Реклюза боролась с желанием зажать себе нос. Как она раньше не заметила? Должно быть, слишком увлеклась беседой. — Меру лучше знать в еде и амбициях — духи здесь ни при чём. Я прибыл сюда по приглашению Тинбенца, и в мои планы не входило обзаводиться десятком волдырей. Говорят, они мне не идут. — Кто говорит? — Бабушка, — пояснил Джастин. — Королева Лирика Гламурная — знаете такую? Она приучила меня следить за собой, едва я начал говорить. И этот шарф, который сейчас на мне, — тоже её рук дело. Подарок на День Пня. Было бы преступлением оставить его дома. Вот оно как. — А что ваша сестра? — полюбопытствовала Реклюза. — Она тоже пользуется столь пристальным вниманием и заботой с её стороны? — Могла бы, если бы захотела, — пожал плечами принц. — Помнится, когда её первой игрушкой стал деревянный меч, бабушка сильно огорчилась. Видите ли, она рассчитывала, что Солярия заинтересуется её старой кисточкой для румян. Мне даже жаль её стало. — Солярию? — Бабушку, конечно. Солярию-то зачем жалеть? Теперь, правда, её меч подлиннее первого, и играет она им под присмотром капитана гвардии. Вот только эти игры с каждым днём всё опаснее. Любопытно, какой она станет, когда вырастет. Женщин-рыцарей Реклюзе не доводилось встречать, но сестра Джастина и не представлялась ей рыцарем. Девушке, какой бы она ни была, доспехи не к лицу. К тому же она слышала, что Солярия лишь на две головы ниже матери, — дети её возраста такими не бывают. К платьям она не питает склонности; её страсть — подпоясанная туника и шаровары. Реклюза пришла к заключению, что их та и будет носить. Судя по тому, что она уже знала, принцесса Мьюни не из тех, кто меняет привычки. Гости зашевелились, стекаясь к центру зала, чтобы выстроиться в несколько рядов. Реклюза обернулась и не нашла подле себя Стайнуорта. Он шёл к возвышению близ стены, и трость его стучала по каменным плитам, прежде чем он замер напротив него. Должно быть, церемония сейчас начнётся. У Стайна зоркий глаз — не иначе как Синью наконец явилась сюда. Она, Тинбенц и его друзья встали в первом ряду, когда двери снова распахнулись. Синью опережала отца и мать на два шага, ноги её нередко запинались об пол. Лучше бы она шла позади, невольно подумала Реклюза. Сестра всегда ходила медленно, словно боялась упасть. Голову она держала прямо, длинные руки свисали вдоль тела. В своём чёрном наряде она походила на настоящую паучиху — возможно, даже больше, чем ей бы хотелось. Не этого ли она добивалась, наотрез отказавшись надевать белое платье? Последние десять ярдов Синью преодолела, держа под руку отца. Она была выше его на голову — зрелище, заставившее не одного гостя отвести смеющийся взгляд. Он довёл её до ступеней, ведущих к тронам, и отошёл назад, оставив её рядом со Стайнуортом. Оба переменились в лице — это Реклюза увидела. Бескровные губы сестры раздвинулись в лёгкой улыбке, обнажив скученные зубы. Граф на миг прикрыл глаза, а когда открыл их вновь, в них светилась спокойная обречённость. Перед ними стоял Верховный жрец Сагерт — гладко выбритый, с сухощавым морщинистым лицом, орлиным носом и седыми волосами до плеч. Он был одет в коричневый домотканый хитон с накидкой-паутиной; лоб его перехватывал золотой венец с пауком в середине. В своей должности он пребывал пять лет, и за это время его проповеди овладели умами многих. Реклюза бывала на них, когда только хотела; Синью же не пропускала ни одной. Быть может, поэтому Аранея благоволит к ней сильнее, как она утверждает. Жених и невеста склонили головы, и Сагерт возложил на них свои покрытые волдырями руки. — По воле всемогущей Аранеи, по решению короля Стингера, в присутствии свидетелей… — начал он голосом тихим и шуршащим, но слышным во всех углах зала. — Принцесса Синью Спайдербайт, принимаешь ли ты в мужья графа Стайнуорта Эремайта, ведущего свой род от самой Аранеи? — Принимаю. — Синью не колебалась ни минуты. — Принимаешь? — повторил он, как подобало по обряду. — Принимаю. Тусклый взгляд Верховного жреца обратился на её жениха. — Граф Стайнуорт Эремайт, принимаешь ли ты в жёны принцессу Синью из династии Спайдербайтов, восходящей к самой Аранее? Ну же, скажи, твердила про себя Реклюза. Молчание Стайнуорта с каждой секундой губит его самого — как он этого не понимает? — Принимаю, — вымолвил он наконец. — Принимаешь? — Принимаю. Новобрачные выпрямились, позволяя Сагерту обернуть паутиной их соединённые руки. — Возрадуйтесь, ибо благословен сей союз всемогущей Аранеей! И пусть будет он крепок и нерушим, как её сети, и да разорвёт его только смерть! Я, в присутствии всех свидетелей, объявляю этот брак совершённым! Звук хлопков и редкий свист наполнили зал, грохоча не хуже Приморских Водопадов. Одним из свистевших был Тинбенц — от его трели Реклюза едва не оглохла на левое ухо. — Никогда бы не подумал, что услышу эти слова, обращённые к твоей сестре, — сказал он вполголоса. — Верно говорят: Аранея плетёт свою паутину так, как угодно ей, и разгадать её узоры никому не под силу. Он был прав. Синью мечтала об этом дне с того месяца, когда граф Эремайт появился при дворе, вспомнила Реклюза. Его же поглотила любовь ко мне, а мне он в лучшем случае нравился. Он стал мне добрым другом, но я никогда не давала ему ложных надежд. В конце концов, после того, как я отказала ему, он позволил Аранее сплести в его судьбе лишний узелок. Иначе зачем Синью пришла к отцу с просьбой позволить ей выйти замуж за Стайнуорта? У меня есть всё, чего никогда не было у неё, кроме трона. В лице Стайна ей нужен король, которого она заслуживает. Не слишком дорого ли обойдётся сестре эта просьба? Обеты и обручальная паутина связали её с человеком, любящим не её, а ту, кто ему не принадлежит. Неосмотрительный поступок, однако Реклюза не допустит ни малейшего ущерба для её персоны и её чести. Пусть Синью спокойно живёт в их замке, окружённая пауками, жрецами и слугами. Стайнуорт по праву супруга составит ей компанию. Он любит свояченицу, но не посмеет взглянуть на другую женщину, если не захочет лишиться головы. Или умереть во сне от укуса Тегена, что, может статься, ещё хуже. Праздничный обед состоялся в пиршественном зале, за широким дубовым столом, где никто не остался обделённым. Одну его половину занимали аранейцы, другую — иноземные гости. Ближе всех к Спайдербайтам сидели Драйбоуны; мать без умолку щебетала с герцогиней Элпиной, своей невесткой. Дядя Кенвер, её брат, был высок, черноволос и так молчалив, что мог бы сойти за немого: он уделял больше внимания жаркому с перцем и утке в меду, чем своим венценосным родичам, и предоставлял жене и сыну говорить за всю семью Драйбоунов. Тем не менее отцу удалось уговорить его встать и произнести тост. — Леди и джентльмены, выпьем за мою племянницу, принцессу Синью, и её супруга Стайнуорта, будущих королеву и короля Паучьего Леса. Пока дядя Кенвер говорил, слуги скользили между гостями, наполняя кубки пангарским вином, тёмным как кровь и сладким как сон. Реклюза не пила — она вообще редко пила на пирах. Синью тоже не притронулась к вину, поскольку у неё был чай из шиповника, приготовленный лекарем Альманом для облегчения болей в голове и сердце. Они сидели бок о бок, по временам бросая друг на друга пристальные взгляды. Стайнуорт тоже молчал, и Реклюза не могла винить его в этом. Будь она одна, он уже говорил бы с ней, но рядом была Синью, а в её присутствии любой болтун делался немым, как ползающие вокруг пауки. А ведь им надлежит разделить ложе этой ночью, думала она. Боится ли Стайн, что оно станет ложем смерти, как это принято у чёрных вдов? Ей стало жаль их обоих: что в её бедной некрасивой сестрице может привлечь человека даже такого склада, как граф Эремайт? Мужчины его лет и статуса грезят о прекрасных дамах с лукавой улыбкой, не о больных принцессах, поглощённых верой. Предстоящей участи ему всё же не избежать: если Синью захочет удержать за собой предназначенный ей трон, ей понадобится наследник, и если ради этого нужно будет провести с мужем не одну ночь, она может так и сделать. В том, что так и будет, Реклюза не сомневалась: сестра любит его, насколько позволяет ей больное и холодное сердце. Но если оно не выдержит беременности… в таком случае престол достанется ей, за кого бы она ни вышла замуж. «Королева Реклюза», — в шутку назвал её отец, когда она в пять лет, балуясь, надела корону матери. Сказать по правде, она всегда знала, что он предпочёл бы видеть на троне её, но по отношению к Синью это было бы преступлением. Паучья болезнь, с которой она родилась, уродовала её тело, однако ум оставался нетронутым. «Королева Реклюза» — сестра не слышала этого, и всё же лишить себя наследства она не позволит. Нет, лучше и не ломать над этим голову — у неё либо будет наследник, либо нет. И пусть Аранея убережёт его от недуга его матери. Пир продолжался до поздней ночи под музыку оркестра у противоположной стены. Было, как принято, восемь перемен блюд — по числу ног и глаз пауков. Гостям подали куриный суп с яйцом, жареную форель с травами, сливочные пироги, тушёных в меду уток и осетра со дна Быстроводной — такого огромного, что понадобилось четверо слуг, чтобы доставить рыбину на пиршественный стол. После настал черёд перепелиных яиц в винном уксусе, с двумя красными перцами и горошинами чёрного для пикантности. Реклюза любила это блюдо, хоть и знала, что на вкус оно жгуче острое. Чтобы остудить язык и горло, принесли холодный чай, а в качестве десерта подали мороженое. Реклюза не одолела и половины своей порции, когда рядом возник силуэт в красном. — Мои поздравления, принцесса Синью, — произнёс Джастин, слегка поклонившись. — Признаться, я до последнего думал, что это шутка вашего кузена. — Его шуткой стало твоё приглашение на это торжество, — раздражённо ответила сестра. — Аранея послала мне испытание, и я должна выдержать его с честью. Отойди от меня: твой мятный дух оскверняет стол и всех, кто здесь находится. Джастин не замедлил отойти и протянул руку Стайнуорту. — Примите мои поздравления, граф, и будьте осторожны. Этот замок кишит пауками, но самый ядовитый из них теперь поселится в вашей кровати. — Не смейте оскорблять мою жену, — неожиданно сурово сказал тот. — Простите, если моя правда вас оскорбила. Реклюза решила, что с неё достаточно. — Может, это и правда, но вам уж точно не следовало её произносить. Позвольте на два слова. Когда они обогнули стол, удалившись от него на безопасное расстояние, она повернулась к Джастину. — Даже если то, что вы сказали, недалеко от истины, вам не стоило дерзить моей сестре. Она злопамятна и никогда не прощает обид… в чём я днём имела случай убедиться. — Неужели? — удивился принц. — Она напомнила мне, что это вы прозвали её Ледяной Паучихой. У неё длинные руки, а глаза два и ещё восемь. Если вы не будете держать язык за зубами, она до вас дотянется. — Пауков отгоняет мята, а для ядовитых найдётся и уксус. Сейчас его при мне нет, но если понадобится, наколдовать его не составит труда. У неё дух захватило от такой наглости. — Вы, кажется, забыли, что находитесь в стране, где пауки священны. — Об этом легко вспомнить — достаточно посмотреть на пол. — Джастин снял чёрного паука со своей туфли кончиком трости. — О, не бойтесь, ни одного из них я и пальцем не трону. Если пара волдырей могут помочь избежать войны, что ж, я готов принести эту жертву. Он умнее, чем кажется, мысленно признала Реклюза. — Боюсь, завоевать расположение Синью вам уже не удастся. Она слишком горда, чтобы забыть, как вы насмехались над ней. — Пока здесь правит ваш отец, мне бояться нечего, — усмехнулся Джастин. — Когда же трон перейдёт к Синью, я буду достаточно благоразумен, чтобы не попадаться ей на глаза. — Что, если у вас не получится? — Только если будущий король Стайнуорт пожелает меня видеть. Хотя это вряд ли: он не Тинбенц, и у него нет причин приглашать сюда наглеца, оскорбившего его жену. — Он тряхнул головой, и вихор на его лбу качнулся из стороны в сторону. — Что поделать. Моё проклятие — это длинный язык, а проклятие вашей сестры — её тяжёлый нрав. Притом я слышал, что Стайнуорт любит не её, а вас. Позвольте узнать: почему же вы отвергли его? Реклюза и бровью не повела. — Он хороший человек, и я люблю его, но только как друга. Я никогда не видела его своим мужем. — Какого же мужа вам угодно? — Пригожего, доброго, умного — и с характером более лёгким, чем у Стайнуорта. Я не говорила ему, но у него и Синью больше сходства, чем он думает. По крайней мере, я не была бы с ним полностью счастлива, как бы сильно он меня ни любил. — Похвальное желание, — заявил Джастин. — Я бы не стерпел, если бы меня вздумали женить на ком-то, для кого мой язык слишком остёр, а наряды слишком ярки. — И что же, вы ещё ни разу не любили? — спросила Реклюза. — Я из Баттерфляев, принцесса, а Баттерфляи умеют ждать. Моя мать десять лет вздыхала по красивому, но трёхпалому рыцарю, а тот замечал её лишь тогда, когда она сидела на троне. Удивляться, впрочем, нечему: она всегда была мала ростом, вдобавок так робка, что не могла с ним даже заговорить. Тем не менее он стал её мужем. Мне много кто говорит, что я мастер шутить, но даже мне далеко до шуток судьбы. Значит, это правда. В детстве родители рассказывали им с сестрой о любви Королевы Часов к сэру Трёхпалому, но они не были склонны этому верить. А легенда о взрыве целого измерения и вовсе казалась им выдумкой. «Ни одна королева Баттерфляй не может быть так сильна, — заметила Реклюза, когда услышала об этом впервые. — И ни одна королева не может быть робкой до безмолвия». Мать лишь посмеялась над её словами. До сих пор было неловко вспоминать об этом. — Хотел спросить, да случая не представлялось, — сказал вдруг принц. — Что у вас оркестр без дела играет? — Почему без дела? — опешила она. — Когда на празднике есть музыканты, это предполагает танцы, но, хоть убейте, я не вижу здесь никого, кто бы танцевал. Он всё равно бы догадался, рано или поздно. — На свадьбе первый танец принадлежит новобрачным, однако Синью никогда не славилась этим умением. — Уж я-то знаю, поверьте. Она путается в собственных ногах, к тому же её постоянно подводит сердце. А может, и голова — всякое бывало. — Вы с ней танцевали? — Реклюза не сразу поняла, насколько глуп её вопрос. Джастин пожал плечами. — К несчастью, каждый год. Балы Серебряного Колокольчика просто так не пропустишь. Ваша сестра ничего так не любила, как наступать мне на ноги, но я всегда был вёртким, как угорь. — Вы так хорошо танцуете? — Ей хотелось согнать ухмылку с его лица пощёчиной, а может, и поцелуем. Этот принц настолько же самодоволен, насколько хорош собой. Из всех своих мьюнианских друзей Тинбенц пригласил именно его на свадьбу? — На балах никто не жаловался, — сказал он. — Я и вам мог бы это доказать. Реклюза бросила взгляд на чёрную фигуру за столом. Станцевать у неё на глазах? Этот принц отчаянный малый, кажется, — или всё-таки дурак. — Синью будет недовольна, если я соглашусь. — Она всегда недовольна, если верить Тинбенцу, — парировал Джастин. — Между тем я устал стоять, и мои ноги гудят, как пчелиные соты. Самое время их размять. Если вы откажетесь, я приглашу другую. Реклюза прищурилась. Никто не решится вызвать гнев наследной принцессы — ему следовало бы об этом догадаться. — Я… согласна. Он кивнул и пошёл к оркестру просить о перемене музыки. Пока Реклюза ждала его, она бросила взгляд на стул, где сидела, глядя на них, её сестра. Пожалуйста, взмолилась она, только бы Синью не рассердилась на меня. Конечно, она вряд ли запретит им танцевать, но всё же… Тут музыканты заиграли бодрую мелодию, и Джастин, вернувшись, подал ей руку. Реклюза взялась за неё, и он потянул её на себя, заставив прогнуться в спине и обхватить другой рукой его шею. Сам он обнял её за талию и замер, пристально глядя ей в лицо. Его глаза похожи на изумруды, внезапно подумала она. Странно, что я не видела этого раньше. Не прошло и минуты, как она выпрямилась и закружилась по залу, чувствуя, как Джастин легко держит её за пояс. Реклюза то удалялась от него, то вновь возвращалась и подавала руку. Она ловила на себе его взгляды — восхищённые, даже страстные — и напоминала себе, что он всего лишь друг её кузена. Однако на неё смотрел не только Джастин. Прежде чем прокрутиться и на миг прижаться к нему, она увидела лицо отца — его улыбку не прятали ни усы, ни борода. Мать тоже поглядывала на неё с радостью. Должно быть, думают, какая из нас красивая пара. Были, впрочем, и те, кто вовсе так не думал. Янтарь в глазах Стайнуорта превратился в огонь, которым он, казалось, хотел испепелить принца на месте. Даже приседая и тут же поднимаясь, Реклюза чувствовала, как он сердит. Раньше она часто танцевала с ним, а теперь он прикован к той, для кого проповеди Сагерта желаннее танцев. Они с Джастином схватились за руки, то поднимая их, то отклоняясь назад. Отпустив их после вращения, он встал у неё за спиной, и она закачалась вправо и влево. Чёрные глаза Синью впивались в неё, как стрелы… или как жало паука. Она завидует мне, со стыдом поняла Реклюза, но остановиться уже не могла. Она утешалась тем, что до конца танца осталось совсем немного. Разве станет сестра мстить ей за это укусом своего питомца? Такая жестокость не в её натуре. Если нужно, после пира она признает свою вину и будет молить о прощении. Может быть, не сегодня, но Синью обязательно её простит. Сможет ли она простить Джастина Баттерфляя — дело иное. Эта мысль едва не вылетела у неё из головы, когда она прокрутилась, держась за его руку, снова присела, а затем обхватила его за шею. Принц нагнулся, отчего она едва не упала, и осторожно выпрямился. Жар его дыхания обжигал её губы. Если бы не мята, я бы, может, и поцеловала его. — Вы хороший танцор, я признаю, — выдохнула Реклюза. — Кто знает — если Аранее будет угодно, я ещё не раз соглашусь составить вам пару. — Мы не можем знать, — улыбнулся Джастин. — Мы можем только надеяться.