Пламя меча. Книга 1. Солнце и сталь

Волосы Солярии прилипли к её спине и плечам, по лицу стекали капли воды. Двигая ногами, чтобы удержаться на поверхности, она подняла руки и как следует отёрла глаза. Как только ресницы перестали слипаться, Солярия бросила взгляд на водную гладь, где ещё несколько мгновений назад торчала голова с изумрудными волосами. Альфонс великолепно умел нырять. Так говорили все. — Он плавает не хуже любого русалида, клянусь Уранией, — сказал однажды Джастин об Альфонсе подводному королю, когда тот со своей женой нанёс визит в Замок Баттерфляев. А когда Моркант Келпботтом спросил о Солярии, брат усмехнулся: — А Солярии этому ещё учиться и учиться. Принцесса обвела взглядом берег реки, но Джастин не уделял сестре слишком пристального внимания. Он сидел на расстеленном ковре возле Тинбенца Драйбоуна, выражая улыбкой восторг. Тинбенц издалека казался не таким весёлым, но по его негромкому говору этого никак нельзя было определить. Несколько мгновений Солярия пыталась прислушаться к тому, о чём они говорят, но эти попытки были нарушены шумным всплеском неподалёку. Альфонс наконец вынырнул из воды. Его кудри тоже слиплись и теперь прилегали к голове неопрятными колтунами. — Я выиграл, — улыбнулся он, тяжело дыша. Солярия ответила гримасой: — Ты всё время выигрываешь, Альфонс! Так нечестно! Альфонс посмотрел на неё с высоты всей своей тринадцатилетней мудрости. — Нечестно поддаваться, а не побеждать, Солярия. Разве тебе было бы приятно победить меня, если бы я нарочно поддался? Солярия вынуждена была признать его правоту. Она в самом деле не любила, когда кто-то пытался делать ей поблажки в силу возраста. Единственным исключением были тренировки с мечом. Втайне она мечтала о том времени, когда сможет одолеть в спарринге и сэра Ловкача, и собственного отца. — Ты и на рыбалке никогда не поддаёшься, — заметила она вслух. Альфонс отвечал ей полуулыбкой. — Я впервые взял в руки удочку, когда был твоего нынешнего возраста, моя принцесса. У тебя полно времени, чтобы научиться рыбачить так же, как я. — Принцессам рыбалка не нужна! — дерзко заявила Солярия. — В замке и так много рыбы. Её есть кому ловить. — Когда я жил на Мусорном Пляже, нам с дедушкой порой доводилось есть рыбу чаще, чем кукурузу, — заметил Альфонс. — И обычно её ловил я. Солярия вскинула брови. Слова друга казались ей слишком невероятными. — Разве вы так редко ели кукурузу? — Сама она с трудом могла назвать день, в который не ела бы даже кукурузного хлеба. Альфонс кивнул, коснувшись подбородком воды. — У мусорщиков не бывает собственного кукурузного поля. Когда улов подолгу был слишком беден для того, чтобы мы могли продать его и купить еду посытнее, нам помогал Джастин. — О!.. — Солярия смутилась. Ей следовало бы понять это самостоятельно. Про себя она решила, что жизнь бедняков не так уж и хороша. Тут она заметила, что лицо друга несколько омрачилось, и поспешно спросила: — Значит, я могу научиться рыбачить как ты, Альфонс? — Зачем? — Альфонс тонко усмехнулся. — Принцессам ведь рыбалка не нужна. — Но тебе же она нравится, — сказала Солярия. — Мы могли бы рыбачить вдвоём, когда будем навещать твоего дедушку на Мусорном Пляже. Усмешка на лице друга сменилась улыбкой тёплой, как речная вода. — Дедушка так и говорит, что ты будешь делать успехи, если только вдруг не сломаешь свою удочку. — Это я помню, — заверила Солярия. Уиззбаг прошамкал ей об этом чуть ли не сразу, как только увидел её с удочкой в руках. Солярии и самой было бы жалко сломать эту удочку: ведь её собственноручно выстругал отец, когда она объявила ему, что хочет научиться рыбацкому искусству вместе с Альфонсом. Король не просил её беречь этот подарок, зная, как она бывает неловка, особенно в гневе, но Солярия не хотела его расстраивать. Вместо этого она пообещала, что первую же рыбу, которую выловит, подарит ему, на что отец ласково обнял её и потрепал по волосам. Мать сидела там же, в королевских покоях; Солярия ждала от неё не меньшего одобрения, но дождалась лишь скупой улыбки и довольно скудной, в сравнении с отцовской, похвалы. Впрочем, Солярия была рада и этому: часто случалось, что матери не было до неё особого дела, особенно когда рядом находился отец… или Джастин. Она сделала пару гребков и вновь повернулась в сторону берега. Брат её больше не казался таким расслабленным, как раньше. Присев поближе к Тинбенцу, он оживлённо беседовал с ним о чём-то очень важном для них обоих, как поняла Солярия. Ей стало интересно, и она подплыла ближе, оставив Альфонса позади. — И что, она по-прежнему следила за вами весь вечер? — донёсся до неё голос Джастина. Обычно спокойный и беспечный, сейчас этот голос звучал с необычным волнением. Солярия обернулась и шикнула на Альфонса, чтобы он не мешал ей прислушиваться. — Да, — кивнул Тинбенц. — И когда замечала меня с Реклюзой, то глядела так, будто представляла тебя на моём месте. Видит Аранея: не знай я её с детских лет, упал бы в обморок. Солярия быстро догадалась, о ком шла речь: конечно же, о принцессе Синью Спайдербайт, старшей кузине Тинбенца, которую Джастин прозвал Ледяной Паучихой. За свои семь лет она видела наследницу Паучьего Леса лишь несколько раз, но даже одного раза ей хватило, чтобы оценить меткость этого прозвища. — А был ли с вами ещё кто-нибудь? — спросил брат. На сей раз Солярия уловила в его тоне нотки иного чувства, неведомого ей. — Только Юрфольд — его пригласила моя Юдона — и Коллен Атракс, его друг. Он увивался за Реклюзой весь вечер. Солярия заметила, как Джастин ощетинился; гордость его была задета. Он сжал в кулаке ткань ковра, на котором сидел. — Как же она отвечала на его ухаживания? — осведомился он, и Солярия не услышала в голосе брата небрежности и сарказма. Пару мгновений Тинбенц молчал, а затем довольно осклабился: — Делала вид, что не замечает их. Она была мила с Колленом, как и всегда, но не более того. Стойкости моей кузины можно только позавидовать, Джастин. Брат искоса поглядел на него, и по его лицу расплылась облегчённая улыбка. — Ещё бы ей не быть стойкой — с такой-то сестрицей. Надеюсь, и мою верность Реклюза оценит по достоинству. — Если бы она не ценила этого, то ответила бы взаимностью Атраксу, — в тон ему отвечал Тинбенц. Только сейчас Солярия ощутила, что успела замёрзнуть, пока слушала их разговор. Она заколотила руками и ногами по воде, чтобы согреться. За спиной у неё раздалось недовольное фырканье. Солярия развернулась и увидела, как Альфонс трясёт головой, попутно сплёвывая воду изо рта. — Ты что творишь? — обиженно выкрикнул он. — Так и захлебнуться можно! Солярия ощутила укол вины. — Прости, Альфонс, мне просто стало холодно. Ты слышал, о чём Джастин говорил с Тинбенцем? — О принцессах Спайдербайт, — кивнул Альфонс. — Я хочу узнать об этом побольше, — призналась Солярия, подплыв ближе к нему. — Давай выйдем на берег и спросим у них? Альфонс с сомнением посмотрел на Джастина и его приятеля-герцога. — Думаешь, они так легко возьмут и скажут нам обо всём? — Скажут, — с уверенностью отозвалась Солярия, глядя на брата. — Я уже не маленькая, а тебе и вовсе тринадцать. — И, не дождавшись ответа от Альфонса, она решительно поплыла к берегу. Друг молча последовал за ней по пятам. Солярия вышла на берег первой, тут же увязнув в песке по самую щиколотку. Тело её от ветра покрылось гусиной кожей. Джастин заметил это, взмахнул рукой, и волосы Солярии мгновенно высохли, а плечи укрыло большое полотенце. Девочка тут же закуталась в него и благодарно улыбнулась брату. Краем глаза она отметила, что точно такое же полотенце укутало вышедшего из реки Альфонса. — Что, наскучило купаться, сестрёнка? — подмигнул ей Джастин. — О чём вы говорили? — ответила Солярия вопросом на вопрос. Тинбенц, любопытствуя, повернулся. Альфонс повторил его движение, но не издал при этом ни звука. — Скажите же, — проговорила Солярия. Герцог Драйбоун переглянулся с Джастином. — Это дело твоего брата, маленькая принцесса, и ему решать, рассказывать об этом или нет, — произнёс он с лёгкой усмешкой, чтобы лишить резкости собственные слова. Кровь бросилась в лицо Солярии; сжав кулаки, она шагнула к Тинбенцу. Джастин предупреждающе подался вперёд: — Полегче, Солярия. Я бы не хотел беспокоить Кеннета долгим лечением одного из своих лучших друзей. И в Деминстере, уверяю, этому также не обрадуются. Гнев принцессы прошёл так же быстро, как и нахлынул. В памяти всего замка был ещё свеж тот урок, который она совсем ребёнком преподнесла Нейлу, оруженосцу сэра Дикого. Нейл давно выздоровел и вскорости уже собирался стать рыцарем, но до сих пор дрожал, стоило Солярии встретить его в замке или во дворе. — Ладно, — буркнула она. — Но ты, — она подошла к ковру и опустилась на него, привалившись спиной к ногам Джастина, — всё равно мне всё расскажешь. Брат шутовски-примирительно воздел обе руки: — Слушаю и повинуюсь, принцесса Солярия! Итак, что же тебе охота узнать? — Что у тебя происходит с паучьими принцессами, — твёрдо пояснила она. Прежде чем Джастин успел ответить, она сползла вниз и удобно устроилась головой у него на коленях. Джастин тихо охнул, но не сделал попытки её прогнать, что, впрочем, не удивило Солярию. — Мне тоже это интересно, — подал голос Альфонс. Он занял место между её братом и Тинбенцем, но доселе не вмешивался в разговор. Солярия давно подметила за ним эту черту — часть натуры простолюдина, никогда не встревавшего первым в беседы тех, кто был выше его по статусу. Джастин смерил его проницательным взглядом. — Что ж, раз и ты этого хочешь… Вы ведь знаете принцессу Реклюзу? — Знаем, — кивнула Солярия. Младшую принцессу Спайдербайт, ровесницу Джастина, она видела не больше двух раз, но отлично знала о ней со слов брата. Реклюза, в противовес старшей сестре, отличалась красотой и здоровьем, а также гораздо более лёгким характером. Лучше бы именно она стала королевой Паучьего Леса, решила Солярия, впервые увидев обеих девушек. — И, выходит, помните, что я к ней… — брат запнулся на мгновение, но тут же договорил, — весьма неравнодушен? — Да, — согласился уже Альфонс. — Почему же вы до сих пор так и не поженитесь, если она тоже любит тебя, Джастин? Солярия повернула голову и пытливо заглянула брату в глаза. Принц Баттерфляй не может оставаться неженатым — так говорила Джастину мать. Но более чем за два года его общение с Реклюзой Спайдербайт не продвинулось дальше регулярных писем, а в замке Солярия ни разу не видела его с какой-нибудь другой девушкой. — Потому что её сестра считает, что союз паучихи и мотылька не принесёт благо, мой юный друг, — наконец сказал Джастин. Он пояснил это с присущей ему весёлостью, но в глазах его не таились смешинки. Глаза Альфонса округлились, словно два блюдца. — Правда? Разве она уже стала королевой, чтобы запрещать замужество собственной сестре? — Нет, но скоро станет, — признал Тинбенц, коснувшись паучьего укуса на лбу. — Согласно нашим обычаям, король или королева передаёт трон преемнику спустя несколько лет после рождения своего первого внука. Моему племяннику Майлану уже год, а стало быть, Синью в скором времени должна взойти на престол. — И даже тогда она не смягчится? — проговорил Альфонс недоверчиво. Тинбенц только поцокал языком. — Ты плохо знаешь мою старшую кузину, Альфонс. Она никогда не отступается от своих решений, особенно когда они касаются её чести и чести её семьи. — Чести её семьи? — Солярия хлопнула ресницами. — Синью полагает, что Реклюза опозорила род Спайдербайтов, связавшись с Джастином, — ответил герцог. — Ведь сама она терпеть его не может. Было бы наивно полагать, что она изменит своё мнение, став королевой. Солярия вновь устремила взор на Джастина: — А ты хочешь жениться на Реклюзе Спайдербайт? — Больше всего на свете, — выдохнул брат голосом серьёзным и в то же время мечтательным. Он говорил без печали, но Солярия всё равно ощутила сочувствие к нему. В душе она порадовалась, что ей самой, когда она станет старше, уж наверняка не придётся испытывать подобные трудности. — Тогда я сама вас поженю, когда стану королевой Мьюни, — уверенно объявила она. Джастин протянул руку и потрепал Солярию по голове. — Я ценю твою заботу обо мне, сестрёнка, но вряд ли тебе удастся её проявить таким образом. Реклюза любит меня, но она явно не станет дожидаться, пока ты взойдёшь на престол. Ручаюсь, к этому времени её давно выдадут замуж за подходящего дворянчика аранейских кровей и она родит ему пару-тройку очаровательных детишек, к которым я не буду иметь никакого отношения. Солярия дёрнулась и обиженно поглядела на него. Брат снова взлохматил её волосы. Тинбенц и Альфонс с интересом наблюдали за ними. — Почему бы вам тогда не пожениться тайно? — предложила Солярия. — Ведь можно провести и тайную свадьбу, разве не так? В разговор снова вмешался герцог Драйбоун: — Можно, если только речь не о принце и принцессе. Будь то свадьба по нашему или по вашему, мьюнианскому, обычаю, она не может остаться в секрете ото всех. И Синью знает об этом не хуже меня. Джастину с Реклюзой и сейчас было бы трудно пожениться, а уж когда Синью станет королевой, не думаю, что им кто-то сможет помочь. — Почему? — удивился Альфонс. — Кто бы посмел пойти против приказа королевы? — Тинбенц только головой покачал. Взгляд его зацепился за Солярию, потом скользнул по Джастину. — Вряд ли даже в Паучьем Лесу найдётся такой смельчак. Речи его нашли немалый отклик в душе Солярии. Она не так уж часто помышляла о собственном будущем троне, но слова Тинбенца пришлись ей по нраву. Паучий Лес не зависел от Мьюни, и Туманные Горы тоже, и Зубчатые Горы, и Лагрланд… но считаться с королевой Баттерфляй приходилось правителю любого из этих государств. Солярия не раз убеждалась в этом во время встреч матери с чужеземными венценосцами. Королева Часов была на голову ниже самого невысокого из них, но все неизменно смотрели на неё так, будто дело обстояло ровно наоборот. Выходит, когда на месте матери окажется она сама, на неё будут смотреть точно так же? Солярия попыталась представить, какого роста достигнет к тому времени, и невольно хихикнула. Если она уже сейчас выглядит лет на десять, то к моменту восшествия на престол наверняка перерастёт и Джастина, и отца. Голос Альфонса беспардонно потревожил её сладостные мечтания: — Тогда почему ты медлил столько месяцев? — Друг исподлобья взирал на её брата. — Ты же мог понять, чем обернётся такое промедление! Ведь ты умнейший мьюнианец из всех, кого я знаю. Джастин наградил его благодарным взглядом, к которому примешивалась снисходительность. — Жаль, что этих слов не слышала наша мама. Она была бы благодарна тебе, Альфонс. Но ты судишь то, о чём не имеешь твёрдого понятия. Альфонс обескураженно моргнул. — О чём это ты? — Королевы Баттерфляй, вступая в брак или любовную связь, обычно хранят верность своему избраннику. Я, правда, не королева, а всего лишь принц, и выше принца никогда не поднимусь, но мне бы не хотелось нарушать эту старую добрую традицию, друг мой. Опоясать едва знакомую девушку и надеть ей на палец обручальное кольцо — это не для меня. Я питаю надежду, что Урания всё же пошлёт мне ту, с кем я захочу прожить до конца своих дней. Солярия услыхала тоску в его голосе; брат всегда мечтал о том, что обретёт в своём будущем браке такое же счастье, какое обрела их мать-королева с их отцом. — И когда я встретил Реклюзу, то посчитал это благословением Урании. Но теперь только от неё зависит, так ли это или же я ошибаюсь. — Чем же она может это доказать? — приподняла голову Солярия. — Пойдёт ли она против запрета своей сестры или подчинится ей, — пояснил Джастин. — Если бы это зависело только от меня, я бы согласился даже поселиться в замке Спайдербайтов, но, боюсь, прежде мне пришлось бы придумать заклинание, позволяющее стать невидимым. А значит, это Реклюза должна будет переправиться жить в Стампгейл, а не я в Спайдервеб. Так что выбор за ней, сестрёнка. Она не смогла найти слов для лишнего ободрения брата и замолчала. Молчал и Тинбенц, и Альфонс. Солярия плотнее завернулась в своё полотенце и поёрзала головой на коленях Джастина. Она сомкнула веки, слушая пение прибрежных птиц, но Альфонс опять помешал её тихому блаженству. — Солярия, — позвал он, и девочка неохотно открыла глаза. — Разве мы не должны идти на тренировку с сэром Ловкачом? Он будет недоволен, если мы не явимся. Истома мгновенно оставила Солярию; она вскинулась и села на ковре, одной рукой ухватив примятое полотенце. — Конечно, пошли! — И она, нагнувшись, подняла с ковра свою бордовую тунику и пепельного оттенка шаровары. Сапоги нашлись в двух футах от ковра, врытые носками в песок. Ей потребовалось не больше пяти минут, чтобы отойти за ближайший кустарник, одеться как подобает и вернуться обратно к брату и друзьям. Альфонс уже ожидал её, полностью одетый. Солярия подошла к нему и взяла за руку, стараясь не сжимать слишком сильно, — ломать пальцы лучшему другу ей не хотелось. Джастин изобразил зевок и повернулся к герцогу. — Пойдём-ка прогуляемся по городу, Тинбенц, — сказал он. — Время бесед закончено. Пусть дети развлекаются. Он извлёк из кармана своего пиджака ножницы измерений, щёлкнул ими несколько раз, открыв портал высотой в собственный рост, и пропустил туда Тинбенца. Прежде чем удалиться самому, он открыл другой портал, в рост Альфонса. Солярия решительно шагнула туда; друг последовал за ней мгновение спустя. Как только они вышагнули на тренировочную площадку в громадном замковом саду, портал сомкнулся за их спинами. Площадка, несмотря на полуденный час, была пуста. Сэр Ловкач ожидал их возле двух соломенных чучел, сбитых так плотно, что издалека они казались деревянными. На голове одного из чучел виднелся силуэт большого, чёрного как смоль ворона-разведчика. Он вспорхнул с насиженного места, едва завидев ребят. — Принцесса! — прокаркал Остроклюв, обращаясь не то к Солярии, не то к своему хозяину. — Принцесса! — Вижу, вижу. Не слепой, — добродушно усмехнулся рыцарь. Дождавшись, пока Солярия и Альфонс подойдут ближе, он кивнул в знак приветствия. — Здравствуй, огненная. Хорошо провела время на реке? — Да, сэр Ловкач. — Солярия не сдержала улыбки. Уж наставник любит её, как бы ни относились к ней остальные рыцари и оруженосцы. Сэр Ловкач прозвал её «огненной» из-за цвета волос и буйного нрава, но такую вольность Солярия дозволяла ему одному. Когда один молодой рыцарь в насмешку назвал принцессу этим прозвищем, она сломала ему турнирным мечом три ребра. За это отец на целую неделю запретил Солярии брать в руки меч, но цель была достигнута: никто из гвардейцев больше не рисковал вести себя с ней так же вольно, как её наставник. — Что мы сегодня будем отрабатывать? — тем временем поинтересовался Альфонс. Сэр Ловкач протянул ему затупленный меч, который держал в левой руке. Другой меч, точно такой же длины, он отдал Солярии. — Колющие удары, — ответил он. — Хвала Урании, вы оба владеете мечом достаточно хорошо, чтобы начать осваивать как следует и эту науку. Солярия не стала возражать. Она всегда была охоча до новых знаний в фехтовальном искусстве, и эти удары представлялись ей довольно интересным занятием. Сама принцесса обычно предпочитала рубить, а не колоть, но воин не сродни дровосеку, как любил говаривать отец, наблюдая за их с Альфонсом тренировками. — Мы будем драться, применяя эти удары, сэр Ловкач? — услыхала она собственный голос. Её наставник мотнул головой, явно не согласный с вопросом. — Нет, Солярия. Эти удары слишком опасны для того, чтобы пробовать их в спарринге в первый же день, тем более с твоей силой. И ты, и Альфонс будете отрабатывать их при помощи манекенов. — Он обвёл рукой соломенные чучела и отошёл в сторону, позволяя Солярии и Альфонсу выбрать манекен самостоятельно. Оба чучела были совершенно одинаковые, с широко раскинутыми соломенными ручищами толщиной в три початка кукурузы, а в высоту превышали рост Альфонса. Её друг выбрал для упражнений чучело, на котором до этого восседал Остроклюв; Солярии же досталось соседнее, в шести футах от него. Сэр Ловкач встал посередине, готовый давать указания. — Слушайте и запоминайте: в колющем ударе должен участвовать не только ваш локоть, но и плечо, и часть корпуса, — заговорил он менторским тоном, глядя попеременно на обоих учеников. — При его нанесении меч должен стать частью руки. Это не самая сложная, но довольно хитрая наука. Однако чтобы овладеть ею, как и любым другим навыком, потребуется время. Альфонс покрутил меч в правой руке. — А как их правильно наносить? Вместо ответа сэр Ловкач извлёк из ножен собственный клинок и подошёл к манекену Альфонса. Резкий и точный удар прошил соломенную грудь чучела, как нож, входящий в масло. На землю упало несколько соломинок. Спустя мгновение меч был уже снаружи, так быстро и аккуратно, что манекен с виду остался почти нетронутым. — Вот так, — пояснил наставник. — И не забывайте: меч не должен двигаться отдельно от тела, если вы, нанося удар, делаете шаг вперёд. — Вот это да! — восхитилась Солярия, взирая на результат удара. — Я тоже смогу так бить, сэр Ловкач? И Альфонс тоже? — Несомненно, моя принцесса, — улыбнулся сэр Ловкач. — Но кто освоит это умение первым, зависит только от вас. — Он сунул меч обратно в ножны и отошёл на полтора ярда в сторону. — А теперь постарайтесь нанести каждый своему чучелу с десяток ударов. Солярия и Альфонс остались с манекенами один на один. Это была излюбленная тактика сэра Ловкача: когда задание бывало неопасным, он всегда предоставлял ученикам возможность набить себе шишки заранее, прежде чем приступить к настоящей работе. И сейчас, как и всегда, Солярия восприняла это как возможность показать наставнику, что она научится и этому удару быстрее, чем тринадцатилетний Альфонс. Её друг уже методично пронзал клинком свой манекен. Альфонс никогда не торопился, осваивая что-то новое во владении оружием. Он всегда осторожничал, помногу времени уделяя точности каждого движения. Солярии это казалось нелепым. Так ли важен способ нанесения удара, когда самое главное — его результат? Сама она не считала колющий удар таким сложным, чтобы по полминуты примеряться к каждому взмаху мечом. Солярия перекинула свой меч из руки в руку так легко, словно он был тростниковым, и, прищурившись, нанесла первый удар. Клинок, пробив «грудь» чучела насквозь, вошёл в солому почти по самую рукоятку. Солярия резко потянула его на себя, и из дыры высыпалось несколько горстей соломы. Сэр Ловкач не подал голоса, из чего она заключила, что всё сделала правильно. Прокрутив меч в ладони, как это делал Альфонс, принцесса снова кольнула манекен. На сей раз она вынула лезвие менее аккуратно, и чучело пошатнулось, но всё же осталось на месте. После третьей попытки Солярия оглянулась налево. Сэр Ловкач по просьбе Альфонса подошёл к нему, показывая, как нужно правильно стоять и держать руку. Пользуясь тем, что им пока нет дела до неё, Солярия принялась раз за разом протыкать чучело, неуклюже извлекая меч из гущи соломы. Она так увлеклась, что её отрезвил лишь резкий окрик: — Солярия! — Сэр Ловкач стоял перед ней, высокий и суровый, как скала. От неожиданности девочка опустила меч остриём к земле. — Изволь объяснить, что ты вытворяешь? — Отрабатываю колющий удар, — пробормотала Солярия. — Посмотрите: разве я справилась не лучше Альфонса? Наставник помотал головой, вмиг заставив утихнуть её чрезмерный энтузиазм. — Ничуть, — произнёс он голосом резким и жёстким. — Напротив, тебе бы следовало взять с него пример, огненная. Ты ещё не умеешь держать в узде свою силу, когда тренируешься с мечом. Ещё два-три удара, и ты бы превратила этот манекен в груду бесполезной соломы. — Сэр Ловкач обвёл рукой полуразвалившееся чучело, осыпанное внизу соломой, будто под ним собирались разводить костёр. Солярия прикусила губу и потупила глаза. Любому другому человеку в замке, за исключением разве что отца и матери, она не постеснялась бы ответить резкостью, но когда её отчитывал сэр Ловкач, ей хотелось от стыда провалиться под землю. Внезапно на её полуопущенную голову легла твёрдая, но бережная рука, заставляя посмотреть вверх. Наставник слегка улыбнулся. — Не огорчайся, огненная. Со временем ты научишься сдерживать свою мощь. Тебе предстоит усвоить, что воину нужна не только сила, но и терпеливость, и боевые навыки. Без них даже самый крепкий и острый меч полезен не больше, чем дубина в руках крестьянина. — Я научусь, — пообещала Солярия. Сердце её исполнилось благодарности к сэру Ловкачу. — Я умею быть терпеливой, я смогу быть терпеливой, как Альфонс. Сэр Ловкач переместил руку с её макушки на плечо и едва ощутимо подтолкнул в сторону манекена. — Так докажи это сейчас, моя принцесса. Позволь, я посмотрю, как ты держишь меч. — Он подошёл ближе и уставился на её руку, потом одобрительно ухмыльнулся. — Очень хорошо, очень хорошо! А теперь стойка. — Солярия поспешно встала так, как он показывал вначале. — Прекрасно! Теперь бей, но не яростно, а плавнее. И следи не только за своей рукой, но и за остриём клинка. Меч должен колоть точно и легко, как стрела, выпущенная опытным лучником. Под ободряющим взором наставника Солярия ударила чучело мечом так, как он и говорил. К её удивлению, у неё всё получилось. Она нанесла ещё с полдюжины ударов, с каждым разом чувствуя всё больше уверенности, но уже не слепой, как раньше. Невзирая на это, прежние её неуклюжие попытки всё же дали о себе знать. Казалось, стоит ветру дунуть посильнее, как манекен разлетится соломой по всему двору. — Теперь я справилась лучше, сэр Ловкач? — спросила Солярия, поневоле чувствуя, как её щёки заливает краска. — Да, моя принцесса. — Сэр Ловкач улыбнулся и вновь обратился к её другу. — А теперь ты, Альфонс, покажи нам, чему ты выучился. Альфонс с готовностью кивнул и несколько раз подряд прошил манекен своим мечом. Рука его двигалась так легко и уверенно, что Солярия ощутила зависть. «Я обязательно научусь колоть мечом так же, как Альфонс», — пообещала она себе. — Ай, браво! — воскликнул сэр Ловкач. — Урания поистине не обделила тебя талантом к воинскому делу, мальчик мой. Когда-нибудь вы оба будете сражаться с монстрами плечом к плечу, помяните моё слово. — Спасибо, сэр. — Альфонс отвесил ему лёгкий поклон благодарности, но губы его расплылись в довольной улыбке. — Мне продолжать? С края площадки раздалось громкое карканье. Солярия вздрогнула, и даже сэр Ловкач и Альфонс не сдержали лёгкого испуга. — Спарринг! — прокричал Остроклюв, закончив клевать что-то в траве. — Спарринг, спарринг! — Дело говоришь, дружок, — усмехнулся сэр Ловкач. Остроклюв подлетел к нему и с достоинством уселся на его согнутую в локте левую руку. — Спарринг вам и вправду не повредит, — обратился наставник к Солярии и Альфонсу, опустившим было мечи. — Разомнитесь как следует после тренировки. Солярия отошла от манекена и снова вскинула меч. Поединки с Альфонсом, которого она могла обезоружить без всякого труда, были для неё не более чем развлечением. Альфонс привык к этому и всегда дрался в полную силу, показывая во всей красе, на что способен. Солярии оставалось только сдерживать свою силу, чтобы не завершить спарринг гораздо раньше, чем кто-нибудь из них успеет устать. Обычно она билась резво и напористо, но и Альфонс не оставался в долгу, если Солярия слишком полагалась на быстроту и количество ударов. В этот же раз она решила доказать, что умеет быть терпеливой, и уделяла защите такое же внимание, как и нападению. Клинки их скрещивались реже обычного, но так громко, что Солярия не слышала ничего, кроме лязга стали. Альфонс напротив неё хмурился, губы его были напряжены. Он всегда воспринимал Солярию как достойного противника, и это невероятно льстило воинскому самолюбию принцессы. Дождавшись, пока Альфонс не станет с трудом переводить дыхание, она усилила напор и, отразив очередной выпад, резко выбила меч из его рук. Затем приставила самый кончик собственного меча к груди Альфонса. Тот замер, только ухмылка играла на его губах. — Теперь я выиграла! — радостно воскликнула Солярия. — Вот! Альфонс не стал возражать и лишь пожал плечами. — Каждому своё, Солярия, — заметил он, поневоле заставив её устыдиться. — Кому-то лучше удаётся нырять и плавать, а кому-то — биться на мечах. — Ты прав, Альфонс, — вмешался сэр Ловкач. Альфонс благодарно улыбнулся комплименту. — А теперь можете заниматься дальше своими делами. Вы оба хорошо потрудились сегодня, слава Урании. Солярия без большого сожаления отдала ему свой меч и увела Альфонса с площадки. Она уже придумала занятие не менее интересное, чем тренировка. Друг, очевидно, понял это по её глазам. Высвободив ладонь, он уставился на принцессу. — Что ты задумала, Солярия? — прищурился он. — Помнишь, Клотен говорил два дня назад, что Гвенда скоро должна ожеребиться? — напомнила ему Солярия. Гвендой звали лучшую кобылу на королевской конюшне, поджарую и быструю, словно ветер. Необычайно изящная и грациозная, с нравом удивительно кротким для вороной лошади, она считалась лучшей из живущих при замке войнорогов. Когда отец учил Солярию верховой езде, он сажал её то на своего Эмера, то на Гвенду, которая ни разу не сделала попытки выбросить принцессу из седла. Во время прогулок Солярия часто украдкой гладила Гвенду по её гладкому рогу и между ушами. Альфонс утвердительно закивал. — Ты хочешь пойти посмотреть, что с ней сейчас, не так ли? — Да, — призналась Солярия. — Если она всё ещё лежит у себя в деннике, мы немного побудем с ней и поедем гулять на других войнорогах. Ты согласен, Альфонс? Друг не возражал. Конюшня находилась на другом конце замкового сада, но для них обоих это расстояние ничего не значило. Туда они и направились. Уже подходя к конюшне, Солярия ощутила неясную тревогу. В недрах постройки слышалось непривычно громкое ржание множества войнорогов, доносились обеспокоенные голоса. Солярия в недоумении переглянулась с Альфонсом и увидела, что он изумлён ничуть не менее. — Что там может происходить? — спросила она, замедлив шаг. — Понятия не имею, — сказал Альфонс. — Может, это Гвенда ожеребилась? — Так идём быстрее! — Солярия потянула его за руку. Они ещё не успели приблизиться к приоткрытым воротам, когда наружу вышел Клотен — главный конюх, часто помогавший королю Джем-Робину обучать Солярию верховой езде. На его круглое, всегда приветливое лицо набежала тень, а на спину словно давила невидимая тяжесть. Он вытер лоб, скрытый под растрёпанными волосами, и тяжко вздохнул. — Клотен? — окликнула его Солярия. — Почему ты такой грустный? И что творится на конюшне? Клотен чутко вскинул голову, но тут же поклонился. — Принцесса Солярия. Альфонс Сигалл, — поприветствовал он по очереди. — Решили прогуляться верхом? — Да, — согласился Альфонс, — но теперь нам хотелось бы знать, что тут случилось. Ты ведь об этом знаешь, верно? На лице конюха отразилось сомнение пополам с несогласием. — Не уверен, что вам стоит это знать, к тому же прямо сейчас. Особенно принцессе. — Он качнул подбородком в сторону Солярии. — Расскажи, — потребовала Солярия, чувствуя, что должна это узнать. — Я приказываю тебе! — проговорила она настойчивым тоном. — Дело в том, что Гвенда… ваша любимая кобыла… — Клотен прервался, но Солярия пристально взирала на него, и он вынужден был договорить. — Она разродилась час тому назад. — Но почему ты тогда в такой печали, Клотен? — Альфонс опередил слова, готовые было сорваться с губ Солярии. — Или что-то неладно с жеребёнком? — С ним всё в порядке, хвала Урании, но сама Гвенда… Увы, она не перенесла родов. В глазах Солярии помутнело, а сердце будто стиснула лапа безжалостного монстра. — Она… умерла? Гвенда умерла? Она не будет больше меня катать? Клотен опустил голову. Солярия угрюмо уставилась в землю: она ощутила, как слёзы прихлынули к глазам. И с гневом прогнала их, решив не плакать. — Но почему? — с негодованием вопросил Альфонс у конюха. — Она ведь была самой великолепной кобылой на конюшне! Что могло с ней произойти? — Даже самые великолепные кобылы могут умереть, если произведут на свет приплод такой величины, — вздохнул Клотен. — Клянусь Уранией, я не видел ничего подобного за все двадцать пять лет, что служу на конюшне. Этот жеребёнок оказался настолько крупным, что мне и двум моим помощникам пришлось помочь ему покинуть утробу матери, хотя ни одна другая кобыла прежде в этом не нуждалась. Увы, Гвенда потеряла слишком много крови, чтобы мы могли помочь и ей. Из глаз Солярии всё же вытекло несколько слезинок. Слова Клотена затронули в её душе нечто очень болезненное. Ведь больше семи лет назад её мать могла точно так же умереть на родильном ложе, дав жизнь ей самой… Если бы не Глоссарик, то сейчас королевой Мьюни считалась бы она, Солярия, а регентом при ней был бы Джастин. Солярию такая возможность ничуть не радовала, хотя мать всегда была холодна к ней, общаясь душевно и тепло только с её братом. Однако принцесса не держала на неё зла, искренне полагая, что причина этого кроется в тяжёлых родах матери и тех проблемах, которые она сама доставляла всему замку своей чрезвычайной силой и неуклюжестью. — Я хочу увидеть этого жеребёнка, — выговорила она наконец, ощутив, как сдавило горло. Клотен ошеломлённо заморгал. — Прямо сейчас, ваше высочество? Может, подождёте хотя бы день-два? — Нет, я хочу сейчас! — Солярия упрямо топнула, отчего Клотен весь передёрнулся. — Альфонс, ты пойдёшь со мной? Друг колебался, но недолго. — Да. Отведи нас, Клотен. — Он взял Солярию за руку, и они вслед за конюхом направились к воротам конюшни. Внутри суматоха уже улеглась. Прочие конюхи, видя Клотена не одного, не осмеливались тревожить его какими бы то ни было вопросами. Какое-то мгновение Солярия ожидала, что сейчас они окажутся в деннике бедной Гвенды, но Клотен вёл их дальше, пока не остановился у денника Элери, гнедой кобылы, ожеребившейся неделю тому назад. Он распахнул калитку, и Элери издала приветственное ржание. Стоя у стены, она ласково тёрлась рогом о спинку жеребёнка гнедого, как она сама, а молоко из неё тем временем пил другой жеребёнок. Этот другой был заметно больше ярда в высоту, с шёрсткой чернее ночи и угля. Когда он отнялся от приёмной матери, Солярия увидела, что глаза у него красные как кровь, а на лбу вспучилась крупная шишка — будущий рог, отраставший у войнорогов в первые годы жизни. — Его теперь будет выкармливать Элери? — осведомилась она. — Да, ему повезло, — согласился Клотен. — Хвала Урании, у Элери достаточно молока, чтобы выкормить и двоих, — если, конечно, этот чёрный демон не иссушит её в первый же месяц. Солярию неприятно кольнуло ругательство в сторону жеребёнка. — Разве у него ещё нет имени, Клотен? — Она исподлобья уставилась на конюха. — Нет, ваше высочество. Да и кто бы стал ломать над этим голову в такую суматоху? — А вам и не нужно больше ломать голову. — Солярия поняла это ещё в тот миг, когда Клотен только отворил дверцу денника. — Я сама дам ему имя. Первым полюбопытствовал Альфонс: — Какое же? — Воронок, — объявила Солярия со всей решительностью. — Его будут звать Воронок. — Воронок? — повторил Альфонс без улыбки. — По-моему, у него должно быть более звучное имя. — Альфонс совершенно прав, принцесса Солярия, — поддержал его Клотен. — Королевские войнороги носят более звучные и благородные имена. Негоже будет, если детёныша самой красивой и породистой кобылы в замке станут звать подобно быкоконю из какой-нибудь деревни. — Нет. — Принцесса упрямо вздёрнула подбородок. — Отныне он Воронок, и никак иначе. Такова моя воля, — нарочно добавила она, подражая матери. Клотен тихо вздохнул, но послушно склонил голову. — Как вам угодно, принцесса Солярия. Вижу, он пришёлся вам по душе. — Более чем. Я хочу, чтобы он стал моим питомцем, — попросила она. Альфонс округлил глаза, но Солярия подала ему знак помалкивать. — А вот на это нисколько возразить не могу, ваше высочество, — ухмыльнулся Клотен, смерив Воронка взглядом от кончиков трепещущих ушей до самых копыт. — Голову даю на отсечение: когда этот будущий гигант вырастет, наверняка только вам и будет под силу его обуздать.