Цепи

      Голова ходит кругом, во рту постоянная сухость, а перед глазами плывут разноцветные круги. Арсений больше не заставляет парня принимать таблетки, и Антон окончательно убеждается, что Серёжа был прав. Это не кошмары.        Попов в самом деле причинял ему боль. И пусть он не помнит, что именно происходило, но особо яркие моменты, что всплывают в сознании, подталкивают к истине. Но Антон не заходит дальше удушения и насильного минета даже в своих мыслях. Это и является его ошибкой. Он видит, что Арсений далёк от образа, который пытался показать парню в самом начале, но все же не может увидеть в нем монстра.        Серёжа, что раньше буквально являлся живой рекламой Попова и твердил о его великолепие и добром сердце, сейчас открыто показывает Шастуну, что это не так. Но даже после жестоких слов в сторону брюнета, Антон не может возненавидеть его или ощутить даже лёгкую неприязнь. Его это не волнует, он влюблен. После случая в кабинете Арсений и правда относится к младшему иначе, окружая его вниманием и непривычной себе заботой.        Попов ведь тоже не глуп, пусть за непонятной привязанностью и не видит, что его главный друг и помощник изменился. Брюнет шаг за шагом пробует подступиться к парню с совершенно неизведанной ему стороны. Он смеётся своей слабости и потерянности, но все же не бросает эту идею. Никто не давал ему столько внимания и тепла, сколько отдаёт Антон. И насколько бы холодным и жестоким не был мужчина, он тоже живой и ему необходима простая человеческая любовь. Проблема только в том, что это все в новинку и сильно подкашивает Арсения, который предпочитает не замечать рвущуюся наружу проблему.        Они оба не должны чувствовать это, но и игнорировать быстро бьющееся сердце становится все труднее.

***

      Арсений подписывает бумаги с Сабуровым вечером пятницы и понимает, что дела вновь идут в гору. Оставшиеся точки остаются в безопасности, а сотрудничество с картелем Нурлана гарантирует безопасность его людям. В общем и целом, Попов приобрёл больше, нежели потерял, когда подписал договор с казахом. Мужчина встал с дивана и поправил пиджак, собираясь скорее покинуть сие заведение и вернуться в привычные стены, а может и наведаться к Антону. — Задержись. — Сабуров перекидывает ногу на ногу, удобнее устраиваясь на диване, и берет в руку бокал с янтарной жидкостью. Мужчина выглядит статно и, в отличии от других глав группировок, не вызывает у Попова раздражение. Исключительно уважение и лёгкое превосходство. Он возвращается в кресло и заинтересованно смотрит на собеседника, повторяя его позу. — Ты знаешь о слухах, что вертятся вокруг тебя? — Я не убивал Харламова. Это было бы невероятно глупо с моей стороны. — раздражение так и сквозит через слова, что кидает мужчина, даже не скрывая своего недовольства. — Неужто ты считаешь, что я бы так просто расправился с ним. Нет, для него у меня было заготовлено кое-что интересное. — Понятно, что это не ты. Да я и не об этом. Мелкие банды смеются над твоими провалами. Ходит слушок, что ты стал таким мягкотелым и невнимательным из-за твоего нового мальчишки. — Мягкотелым и невнимательным?! — взрывается Арсений и бьёт кулаком по подлокотнику кресла, подаваясь вперёд. — Это просто бред. Антон никак не связан с этим. У меня завелась крыса, которая сливает информацию полиции. — Антон? — хмурится Нурлан и отставляет коньяк на столик, сцепляя руки в замок. Он цепляется за малейшие детали, анализирует, сопоставляет с нарытой информацией и складывает в голове полноценную картинку. — Мой новый. Как ты там сказал? Мальчик? — Как его фамилия? — заинтересованность Сабурова нервирует Попова, но он предпочитает не распаляться по такому смехотворному поводу. Брюнет научен обходить неудобные темы и правильно формулировать ответы, отдавая только ту информацию, что может выгодно сказаться на нем же в дальнейшем. Насколько бы не располагал доверием казах, но беспрекословно доверять ему было бы ужасно глупо. — Разве это имеет значение? Он не известен в эскорте, так как никак не связан с этой сферой. Но видел бы ты его глаза и тело. Никакая шлюха и рядом не стояла. — А как обстоят твои дела с Шастуном? — Нурлан встаёт на ноги и идёт к окну, смотря на затянутое тучами небо. Его поведение совершенно непонятно Попову, но он продолжает отвечать мужчине, обходя самые важные моменты, петляя и балансируя на грани. — Причём здесь Шастун? — Как давно Антон у тебя? — Арсений злится и поднимается с кресла, прожигая затылок казаха взглядом. Если бы это было возможно, - в тёмной макушке бы уже зияла дыра, поблескивая лысиной. Но, увы, Попов не обладает такой способностью и довольствуется только тем, что может выразить свое недовольство голосом с явным душком. — Около месяца. Что за допрос, Нурлан? — Сабуров поворачивается к мужчине и смотрит на него взглядом, что сразу прошибает тело брюнета сотнями игл. Есть в этом что-то недоброе, что-то, что наталкивает на не самые приятные мысли. — В прошлом месяце начались поиски Антона Шастуна. Конечно, Андрей всячески прикрывает это дело от прессы, но мои люди смогли нарыть достаточно информации. Разве не любопытное совпадение, м? Пропажа Антона Шастуна, а потом неожиданно в твоём распоряжении появляется такой экспонат. Да ещё и удивительным образом с его приходом начинаются сливы точек и другой важной информации. — Арсений, кажется, перестаёт дышать. Он с недоверием смотрит на Сабурова, ожидая услышать его заразительный смех и слова о глупой шутке. Но мужчина молчит, заставляя Попова сорваться с места и пулей рвануть обратно. Внутри закипает злость, в голове складывается пазл, словно до встречи с Сабуровым не хватало всего одной детали, которую теперь Попову принесли вместе с кучей отборного дерьма, чтобы он прочувствовал весь вкус своей наивности. Никому. Нельзя. Доверять.

***

      Антон улыбается и с трепетом обводит звенья цепочки подушечками пальцев. Они еле заметно покалывают на коже, пуская по шее лёгкие мурашки.       Арсений выжимает педаль газа и сжимает на руле руки до побелевших костяшек. Он не обращает внимания на светофоры, проносясь на красный и практически сбивая один из автомобилей. Ему надо убедиться, что сказанное Сабуровым правда.       Парень прикусывает губу и закрывает глаза, откидываясь на подушки и представляя сильные руки, что грубо сминают его тело. Он скучает по мужчине.       Попов оставляет машину у дороги и, сильно хлопнув дверью, почти подлетает ко входу в дом. Его глаза заволакивает недобрая дымка, а венка на шее опасно пульсирует.       Шатен слышит громкие шаги, что становятся все ближе и ближе. Он садится в кровати и с замиранием сердца смотрит на дверь, ожидая увидеть долгожданного гостя.       Арсений нажимает на ручку и распахивает дверь, сразу натыкаясь на парня взглядом. Антон сразу же подходит к мужчине, ожидая получить дозу ласки и внимания. Но к его ужасу, все оборачивается совершенно не так. Мальчишку грубо впечатывают в стену, сжимая на шее руку. Парень судорожно хватается за запястье и почему-то ощущает дежавю. Паника захватывает его с головой, заставляя подрагивать всем телом и неотрывно смотреть в почти чёрные сейчас глаза напротив. Антон хрипит и пытается сказать что-то Арсению, но только выпускает такой необходимый сейчас воздух. — СУКА! — Арсений отрывает голову парня от стены, но только для того, чтобы сильно впечатать её в обратно. — Это ты! Ты все это время пудрил мне мозги!       Тело с грохотом падает на пол, и Антон резко втягивает воздух, когда по ребрам бьёт нос тяжёлого ботинка. Арсений опускается перед парнем на корточки и сжимает в кулаке светлые волосы, поднимая голову мальчишки так, чтобы их лица находились на одном уровне. На лице бушует ярость, а в глазах бегущей строкой бежит слово "Опасность". — Ну что, весело тебе было? — Арсений, пожалуйста… Я не понимаю… — Всё ты понимаешь, сученыш!        Антону страшно и больно до такой степени, что поджилки трясутся, а в глазах появляются слезы, что только больше выводят из себя мужчину. Мальчишка не понимает, просто не имеет возможности даже узнать, за что сейчас терпит все это. Что случилось? Что он сделал? Чем заслужил такое? Тонкие пальцы цепляются за брюки брюнета, словно это может помочь облагоразумить Арсения. Но нет, Попов сейчас готов рвать и метать из-за того, что узнал. Теперь в голове мужчины воедино сложился весь пазл. Та самая недостающая деталь, которой не хватало все это время. А теперь она нашлась и завершила картину, что хочется тут же разрушить. - Ты сливал все мои точки. - Сквозь сжатые зубы цедит мужчина, лишь сильнее сжимая руку на затылке шатена и с каждой секундой пугая его ещё сильнее. - Сукин сын. Как и твой папаша. - Арс, прошу тебя. Я не понимаю... Не понимаю, что происходит. О чем ты говоришь? Я ничего не делал. Поверь мне! - Завались, Шастун! - Арсений видит, как с лица Антона сходит краска, как в зелёных глазах плещется небывалый доселе страх, что лишь раззадоривает его. - Что? Думал, я не узнаю? Думал, что сможешь и дальше водить меня за нос? Так вперёд! Беги и докладывай своему папочке!       Парня резко поднимают за волосы на ноги и толкают к двери, из-за чего он с силой ударяется о стену. Мальчишку трясёт, сердце заходится в истерике, ноги в момент становятся ватными. Бежать. Надо бежать. Антон стремительно покидает комнату и почти летит по коридору, надеясь успеть. Вот он, выход уже совсем рядом, стоит только руку протянуть. На затылке вновь сжимается крепкой хваткой рука, разворачивая Антона лицом к лицу с разъяренным мужчиной. Кажется, голубые глаза никогда прежде не выражали столько злобы и... Разочарования? - Куда же ты, малыш? - Отпусти... - Ну что же ты, в самом деле. - Антон жмурится, когда Арсений проводит рукой его его щеке, утирая слезы. Сложно понять, что сейчас из себя представляет Попов. Но глаза открыть страшно, нет, нельзя открывать. А Арсения это из себя выводит, заставляет только сильнее верить в составленную картинку и руку сжимать крепче, выдавливая из мальчишки хриплый стон боли. - Посмотри на меня, Антон. Ты больше никогда не выйдешь из своей комнаты, слышишь? Ни-ког-да. Ты и так позволял себе слишком многое, но теперь. Теперь условия твоего проживания будут паршивее, чем у моей прислуги. Ты будешь умолять, чтобы я остановился. Как делал это раньше. - Оскал мужчины пробивает все тело, горячее дыхание опаляет кожу на щеке, а голос так и сочится гневом и издевкой. Антон чувствует, как пропускает удар сердце, а в голове гулом стучит страх. - Ты ведь помнишь, мышонок? Как просил остановиться? Помнишь свою первую ночь, что провел со мной? О нет, просто не можешь помнить. Но я могу показать тебе, что было. Ты хочешь, чтобы я освежил твою память, Антон?! - Пожалуйста... - Парню страшно. Его трясёт как осиновый лист на ветру, кровь словно в момент отлила от конечностей, и те грозятся вот-вот отказать, из-за чего мальчишка почти валится на пол, удерживаемый только железной хваткой Попова. Слова скорее похожи на скрип ржавой двери, чем на внятную речь. И это только сильнее распаляет Арсения. - Вот как ты заговорил значит. Пожалуйста? Что "пожалуйста", Антон? Ты бесишь меня, сукин ты сын.       Удар. Колени больно бьются о пол, жжением оставаясь на коже. Удар. Голова трещит, встречаясь с стеной и гулом отдаваясь в пульсирующих висках. Удар. Горячая кровь отрезвляет, струйкой стекая к губе и металлическим вкусом оставаясь на языке. Удар. Удар. Удар. А Антон считает, чтобы не потерять связь с реальностью, что и без того на тонком волоске висит. Тринадцать. Ребра адской болью сводит, кровь пачкает пол, а удары глухо звучат в голове, сливаясь с еле слышным голосом мужчины. Девятнадцать. Руками лицо закрыть, сжаться в комочек и молить, чтобы все это прекратилось. Молиться, просить, умолять. И Арсений прекращает, повинуемый странным порывом. Он поднимает парня на руки и крепко прижимает к своей груди, тихо шепча на ухо успокаивают слова. Но от них только страшнее становится. - Всё, малыш, не плачь. Если скажешь, как именно доставал всю информацию, я прямо сейчас отнесу тебя к себе и позову врача. - Попов неспешными шагами идёт в сторону комнаты парня, всем телом ощущая, как тот трясётся. - Ну же, Антош. Я обещаю, что и пальцем тебя не трону, если ты укажешь на тех, кто помогал тебе. Просто имена, мышонок. Ты ведь скажешь мне?       Мысли путаются, цепляются друг за дружку и распускаются, как вязаный свитер. Страшно до покалывающих пальцев и дрожащих коленок. И больно. Очень больно. Антон даже не понимает, какая боль сильнее. Физическая или же моральная? Понять намерения и причину гнева мужчины сложно, хоть и некоторые догадки проскальзывают, только сильнее пугая. Но как дать понять Арсению, что ему не ясно, о чем тот говорит? Как не вызвать только больший гнев, как уберечь себя от новой волны нападок? Снова врать? Подставиться и сделать все возможное, чтобы спасти свою шкуру? Нет, тогда риск только возрастёт и, кто знает, что за собой понесёт такая импровизация. Однако отрицать все тоже бессмысленно, ведь Попов явно уверен в своей правоте и ни за что не допустит того, чтобы мальчишка опровергал его мысли, пусть где-то внутри и надеется на то, что все это наглая ложь и провокации Сабурова. К моменту, как Антон способен справиться с истеричными вдохами и дрожащим голосом, они уже достигают его комнаты, но Арсений все ещё не спешит выпускать мальчишку из рук, только сильнее прижимая к себе. - Я не понимаю, о чем речь... Прошу, Арсений, не надо. Не надо больше. - А голос все ещё дрожит, тонкие пальцы крепко сжимаются на мужском плече, а зелёные глаза наполнены слезами страха. Арсения выводит из себя факт того, что младший боится его, пускай это вполне обосновано и очевидно. Но Антон его игрушка, его мальчик. И, если Попову не нравится такое отношение к себе, он сделает все, чтобы заставить об этом пожалеть. Запястья пронзает сильная боль, когда Шаста кидают на кровать и впиваются в запястья ногтями. Сердце бьется быстро-быстро, а Антон сейчас как никогда похож на испуганную зверушку перед браконьером, которая смотрит в лицо верной смерти. - Я вернусь через час, Антон. И, если ты не будешь готов дать мне чёткий ответ, то поверь. Ты горько пожалеешь.        Удар захлопнувшейся двери, громкие удаляющиеся шаги и глухое молчание, нарушаемое только тихими всхлипами и оглушающим сердцебиением. Ужас накатывает волнами, и каждая все больше и больше. Почти цунами страха, что готово вот-вот накрыть парня с головой. Уже накрыло. А в груди больно бьётся о сломанные ребра сердце, в ушах гул крови, а на губах её металлический привкус, что уже даже привычен. Но тело трясёт все сильнее, времени до возвращения Попова меньше и меньше с каждой проведённой здесь минутой. Бежать? Глупо и бессмысленно. Ждать? А чего ждать? Очередных криков и побоев? Выхода нет, впервые в жизни все двери и окна наглухо забиты. Но Антон смириться с такими мыслями никак не может. Он жить хочет! Что в доме отца, что здесь. Побои, крики и обвинения. А парень устал быть грушей для битья, устал так жить и терпеть боль от любимых людей. Любимых? А входит ли в их число Арсений? Ещё пару часов назад его имя точно числилось в их списке, но сейчас страх гораздо сильнее других чувств, адресованных мужчине. А в голове план уже созревает, кирпичик за кирпичиком в воспаленном сознании собирается и все больше разрастается, вымещая все остальное. И Шаст следует этому порыву, на трясущихся ногах поднимаясь с кровати и уходя в ванную. Адреналин помогает не повалиться на пол, но все же каждый шаг болью отдаётся во всем теле, что лишь подстегивает.        Таблетки так привычно смотрятся в бледной ладони, но количество их невероятно велико для обычной нормы, что парень принимал здесь долгое время. Глотать сложно, вода из под крана горькая и жёсткая, а горсть поперек горла встаёт, но все же проскальзывает внутрь. Тело в жар бросает, но остаётся только ждать и надеяться. Становится страшно, это ведь уже не шутки, а в голове куча вопросов всплывает. Умирать больно? Что следует дальше? Кто первым найдет тело? Как отреагирует Арсений, увидев парня, что умер от передозировки препаратами, что он же ему давал? Что он почувствует? И почувствует ли что-то вообще?        Тело бросает в жар, голова начинает болеть, а зрачки уже совсем скоро расширяются, становясь мутными. Антону страшно, ведь он никогда и подумать не мог, что сделает что-то подобное. Что добровольно решит расстаться с жизнью. Пальцы покалывает, ноги немеют, заставляя сползти на холодный пол. Во рту столько слюны, что приходится постоянно сглатывать, сама она кислая и вязкая, противная... А в голове мысли, мысли, мысли. Они роем носятся и ударяются о черепную коробку, этими столкновении принося сильнейшую боль. Никогда думать не было так сложно, никогда побег от проблем не сводился к собственной смерти. Антон глупец, наивный мальчик, влюблённый дурак. На фоне мыслей о смерти уже и Арсений кажется спасением, он вновь предстаёт перед парнем принцем на белом коне, спасителем, прекрасным человеком. Снова таким, каким казался после приёма таблеток, а потом этот образ привычным и желанным стал. И даже крики и тяжёлая рука не отталкивают, только бы рядом быть. Только бы чувствовать горячее дыхание на коже и крепкие руки, что к груди крепко прижимают и по спине гладят. Мягкий низкий голос, нашептывающий лестные слова на ухо; бархатные губы, скользящие по скуле к виску и оставляющие там щекочущие касания. Горячие ночи, грубые руки и редкую искреннюю улыбку. Как тогда в кабинете, как после первого свидания или прогулки по дому, когда Попов зажал парня в углу и целовал так долго, пока губы не онемели. Прямо как сейчас... Но тогда это приятно было, ощущалась жизнь. А сейчас на губах лишь дыхание смерти чувствуется. Сколько прошло? Пара секунд или несколько часов? Почему так долго, почему? Глаза не хотят фокусироваться на картинке и закатываются за веки, словно собираются прокрутиться на 360. Тело бьётся в припадке, конечности совсем не ощущаются. Сколько таблеток там было? Впрочем, уже не важно. Вот и все. Смерть на пороге стоит, так и манит к себе в холодные объятия. А потом за плечи трясти начинает и что-то громко кричать, пену со рта вытирая.        Кто-то грубо под руку хватает и под холодные струи воды подставляет, что в рот заливается вместе с пальцами, которые на язык давят. И тело вновь судорога бьёт, но уже совсем иная, не как минутой раньше. По горлу что-то неприятно наверх ползёт, во рту вновь слюны много, а в глазах непрошеные слезы стоят. "Смерть" громко кричит, проклиная парня за его глупый поступок, но в голосе паника и страх слышен даже через шум льющейся воды. - Придурок! Какого хрена ты творишь, кретин?! - Антон ощущает липкость на подбородке и руках и неприятный вкус медикаментов во рту. Перед глазами плывёт, в животе ужасная пустота, а тело трясёт как в лютый холод. Чьи-то руки крепко к груди прижимают, хаотично блуждая по спине и затылку. Поцелуи на макушке и лбу теплом расплываются, но совсем не греют. Страшно так, что хочется плакать, хоть мальчишка уже давно слезами давится, пусть и не замечает этого. В его голове только одно. Я мог умереть.       Но не умер. Даже здесь ему не дали свободы выбора. Смерть - непозволительная роскошь для такого, как Антон Шастун. Он не в праве решать, жить ему или умереть. Ни тогда, ни сейчас. Никогда. Сильные руки вновь с пола поднимают и, к удивлению мальчишки, уносят прочь из комнаты, по коридорам, минуя десятки дверей. А обстановка такая знакомая, точно знакомая. И запах... Родной, но далёкий. Голос ни на минуту не затихает, все звуча в голове и вовсе не понятно, реален он или же просто-напросто плод воображения. Спина касается мягкого матраса, чужие руки плотно кутают в одеяло и вновь к груди прижимают. Антон чувствует, как его еле заметно покачивают, то ли его успокаивая, то ли себя. Тело все ещё как вата ощущается, во рту сухость, сердце бешено колотится, глаза сами собой закрываются. Темно, холодно, сыро. Но уже не важно. Мрак окутывает сознание, голос в голове совсем стихает, а тело в крепких руках расслабляется, из-за чего спаситель (?) начинает трясти мальчишку и пытается докричаться. Но Антон никак не реагирует, не пытается выкарабкаться, не идёт навстречу голосу, не думает о спасении и не желает возвращаться. В его глазах блестит роса, а в голове неожиданно образ Арсения всплывает. Говорят, перед смертью в голове проносится вся жизнь, любимые места и дорогие тебе люди. Значит. Это... Конец?