Сила в нашей слабости

Павлова зашла в зал заседаний, где уже были чиновники, представители других медицинских учреждений, чуть ли не с ноги открыв дверь. Её резкости и настойчивости не было предела. Вообще, в этой женщине было все иначе: характер — сталь, не умела проигрывать, давала отпор даже самому сильному, по мнению Анатолия, мужчине. То есть, ему самому. Она чётко разграничивала понятия: работа и дом. Никогда сама не заикалась, если её не спросят о том, замужем ли она? Этот вопрос интересовал Анатолия не меньше, чем сама особа из неотложки. Узнать это было не трудно. Особенно человеку, которому подвластна вся информация, касаемая здравоохранения и заведующих отделением. — Думаю, что слияние двух отделений — это как минимум не целесообразно. Ведь кардиология, — уверенно говорила Ирина Алексеевна, — и неотложная хирургия — два разных по специфике работы, качеству отделения. Мне ли вам объяснять, что такое неотложная помощь? Нам требуется… — Да понял я! — перебил её один из чиновников, отвечая эмоционально на телефонный звонок. Видимо, интересы других людей проходили параллельно его интересов. Хирург недовольно уставилась на мужчину в классическом чёрном костюме. «Хамло трамвайное. Кто их вообще допустил до должности?! Ни чувства такта, ни уважения. Скальпель по телевизору только видел, дебил» Как же ей хотелось сказать сейчас это ему в лицо. Но Ирина лишь посильнее сжала ногтями ручку её чёрной сумки, в надежде, что это её успокоит. — Можете продолжать, Ирина Алексеевна, — вмешался Алеников. Ему было интересно послушать аргументы Павловой. Этот интерес читался в глазах. Он внимательно наклонился слегка вперёд, а правую руку положил на седушку впереди стоящего кресла. «Интересно, сколько ты взял, чтобы купить эти часы, Анатолий Борисович?» «Ну же… Давай, испугайся, заплачь. Ты же женщина» — Итак, мой итог из сегодняшнего выступления, — также твёрдо продолжила женшина в синем брючном костюме, — нельзя делать того, что приведёт к разрухе двух сильных отделений. Спасибо, — даже не выслушав очередную порцию критики недовольных министров, Ирина Алексеевна покинула зал. Анатолий посмотрел на жену. — Вот скажи. Ты тогда принципиально решила меня подставить перед всеми? — Что за бред? Я сказала лишь то, что действительно считаю нужным. — А зачем тебе нужно было в это лезть? — Потому что это мое отделение! Моё! И я его никому не отдам. И не позволю, чтобы вы — чинуши, могли делать то, что вам вздумается. Алеников посмотрел в глаза психологу, ожидая, что она начнёт что-то говорить. Но стояла неприятная тишина. — Вот теперь вы понимаете? Как она может остаться незамеченной? Лезет туда, куда захочет, говорит то, что на языке вертится, пошлёт даже своих начальников. Она ведь ни слезинки не проронила перед моими коллегами. В ответ усмешка. Ирина самодовольно поправила рукав рубашки. — Я подумал, что не видел ещё женщины, которая пойдёт на все ради своего отделения. И оказался прав. Дежурство не в свою смену, постоянные задержки на работе. А в последнее время я понял, что живу с начальницей. — Но вы же по статусу выше, — Лина Владимировна старалась понять данную пару изнутри их семейного быта. — Выше. А толку? Эта пигалица и дома командует так, что мама не горюй. — А ты себя не замечаешь? — резко ответила Павлова. — А я что? Я все время уступаю тебе. — Ты уступаешь? — усмешка. — Я! — Анатолий Борисович, вас зацепил именно стойкий характер Ирины Алексеевны? — Да. Я не встречал таких, — вздохнул мужчина. Его нога легла на другую ногу, а тело расслабилось. Он признал то, что жизнь с Ириной Алексеевной изменила самого его в корни. Впервые за долгое время он почувствовал ту ментальную связь, когда сердце невольно сжимается, если её руки касаются его шеи. А нежная кожа стала до боли родной. Он вспомнил их редкие вечера перед телевизором. Вспоминал то, как они мечтали о совместных детях и внуках. В силу возраста, конечно, позволить этого они не могли. — Ирина Алексеевна, а что было дальше? Павлова снова встретилась глазами с мужем, а затем и с психологом. Белая дверь кабинета отворилась, и вместе с мужчиной вошёл приятный шлейф его дорогого парфюма. — Ирина Алексеевна, я перед вами в долгу , — улыбался чиновник. Он достал бутылку коньяка и поставил перед заведующей. — Я не пью, — кратко произнесла она. — Что, совсем? — Совсем, — переложила папку на другое место. Такая была привычка: если волнуешься — перекладывай с одного места на другое предмет. «Надо же, платье с вырезом…» «Надеюсь, он оценил моё платье? Неужели, я зря его искала?» — Должен заметить, для врача вы… Очень даже ничего, — делать комплименты — явно не его конёк. — А что, врачи не могут быть красивые и ухоженные? — Да бросьте, я сделал комплимент, — мужчина сел напротив. Пить он не собирался, разве что только одну рюмку… Ну так… за мир, дружбу, жвачку. — Честно говоря, выходит у вас не очень, — Ирина рукой сделала жест, показавший явное недовольство. — Как и у вас скрывать гнев, — усмехнулся мужчина. Блондинка решила промолчать, дабы не нарваться на проблемы ещё и с министром. Ибо, проблем в отделении и без этого хватало: либо кто-то что-то забудет сделать или сделает не так, не по уставу, как говорила Павлова. А родные больных — это другой вид касты. Сама женщина спокойные дни могла пересчитать по пальцам, ведь каждый день… В её любимом Склифе происходили новые ситуации, за которые, увы, заведующая отвечала головой. — Мне ваш брак напоминает борьбу, — психолог внимательно посмотрела на пару, — вы постоянно боритесь. Анатолий Борисович, Ирина Алексеевна, брак — это работа двоих, понимаете? И, если вы постоянно будете соперничать, то закончится все печально… — Я никогда не соперничала с Толей. — Да ну? А кто, интересно, пытается что-то мне всегда доказать? — Точно не я, — нагло произнесла Павлова. — Упрямая ты… Убил бы, честное слово, — сжав зубы, ответил Алеников. — Мне очень интересно, а как вы после ссор находите причину мириться? — Лина аккуратно поправила рядом лежащий блокнот. Ирина и Анатолий переглянулись, а на их лицах заиграла усмешка.