Тренер

— Надеюсь, ты все помнишь, — наставляет меня тренер. — Да, тренер, — покладисто отвечаю я. А как не помнить? Он все цены в прейскуранте поднял в два раза, о таком сложно забыть. Теперь не быть первым стоит слишком уж много, хотя и раньше было немало. Тренер уходит здороваться с другими тренерами, с судьями, с людьми из федерации. Я иду разминаться к другим атлетам. Я вижу, что большинство из них общается друг с другом, и не удивляюсь тому, что со мной никто даже не пытается заговорить. Тут как в школе — тренируюсь я отдельно, на спортивных праздниках не появляюсь, на торт с газировкой в раздевалку не прихожу — не за что со мной дружить. Скорее всего, они догадываются, что именно со мной не так. Почти все они когда-то были тренерскими сопляками, они просто не могут не знать. Или такое все-таки можно забыть? Как бы то ни было, разминаться в тишине спокойнее, чем с тренером. Я знаю, что разминку делаю правильно, старательно, разогревая все мышцы по очереди, и знаю, что пока тренера рядом нет — мне ничего не грозит. На соревнованиях мне, вообще-то, всегда ничего не грозит, это уж после… Ждать начала оказывается волнительно как никогда. Меня трясет так, будто тренер уже стоит со скакалкой в руках, хотя сейчас даже его ремень скрыт курткой. Меня трясет, и я точно знаю почему. Знаю, но перестать трястись не могу. Перед стартом тренер снова подзывает меня, и мое сердце не просто уходит в пятки, оно успевает перед этим вылететь из тела через голову, обогнуть Землю, а уж потом прилететь в ступни. Он не мог узнать. Это невозможно. На самом деле, для тренера возможно все. — Не смей меня опять опозорить, — цедит он мне на самое ухо, так, чтобы другие его не слышали. — Иначе я об тебя все скакалки и ремни мира порву. На городе ты должен быть первым, понял? — Да, тренер, — дрожа, но все еще покладисто отвечаю я. А что еще я могу сказать? Когда объявляют старт, я бегу к линии так, будто выиграл в лотерею и там меня ждет приз. Теперь меня уже точно никто не остановит. Я сделаю то, что должен. Спортсмены выстраиваются на старте, замирают. Срываются с места, услышав заветное для бегуна: — Марш! Срываются все, кроме меня. Я стою, позволяя соперникам бежать вперед и не торопясь их догонять. — Марш! — вопит кто-то со стороны трибун. Я оборачиваюсь, убеждаюсь, что не ошибся — среди всеобщего смятения и непонимания орет именно тренер, именно он командует мной, хотя сейчас и не должен. Я закладываю руки за спину — одну на другую, смотрю перед собой и вальяжно, спокойно делаю первый шаг, пока другие заканчивают первый круг. За ним — второй, так же не спеша, будто могу делать лишь пару шагов в минуту. Я слышу, как общее смятение сменяется чем-то другим, и не оборачиваюсь, чтобы посмотреть. Я и так знаю, что сейчас будет. Если я прав, сейчас все должно решиться. Первый удар — позорный, по щеке — заставляет меня расцепить руки и все-таки повернуться к тренеру. Второй — уже сильнее, под дых — сбивает меня с ног. Я жду, что сейчас удары посыпятся градом — по всему телу или только по моей многострадальной заднице — не важно. Шуму вокруг меня становится больше, а вот ударов уже нет, но я все равно не встаю, не желая видеть того, что там происходит. Я был прав, тренер поступил ровно так, как я рассчитывал. Я не знаю, что он сделает со мной через пару минут или секунд — когда он там это сделает? Я не знаю, что ждет меня за такое дома и попаду ли я вообще теперь домой. Я не уверен, что доживу до завтра, а если и доживу — не уверен, что не останусь калекой. Но все это неважно. Важно другое. Я сделал то, что задумал. Теперь то, какой на самом деле тренер, увидели все. После такого его карьере точно пришел конец. Он рушил мою жизнь сколько я себя помню — осторожно, постепенно, чтобы нигде не показаться во всей красе и ничего не потерять. Жизнь других — сопляков, совсем еще маленьких мальчишек — я ему рушить не дам. Его собственную жизнь я испортил за каких-то пару минут. Я лежу на земле, даже не пытаясь прислушиваться к окружающим меня крикам, уверенный, что моя жизнь закончилась — именно теперь, вместе с моим чемпионством, — и улыбаюсь. Кажется, впервые за много лет — искренне и честно.