Немного солнца в холодной воде

Не восхищаться работой Демидова было нельзя. По крайней мере, в понимании Твардовского это было именно так. Дмитрий мог расколоть любую мразь, каким-то совершенно невероятным образом находя «ключик» от души каждого задержанного. Сергей понимал, что ему самому далеко до такого уровня мастерства, и мужчине это даже нравилось. Нравилось быть вторым, быть в тени ослепительного чёрного величия Демидова, которого в КГБ уважали и боялись. Пока Дмитрий вёл допрос, а его подчинённые мучили допрашиваемого, поливая его кипятком из раскалённого чайника, Твардовский вспоминал свою первую встречу с Демидовым, которая просто разделила его жизнь на «до» и «после». Это случилось незаметно даже для самого Сергея. Когда душа встречает свою родственную душу, она не всегда осознаёт это в первый же момент. Это было жаркое лето сорокового года. Начало июля было рыжим и наглым, обжигающе прекрасным. Ялта. Белый песок накалился от солнечного света, тихо щебетало море, над его голубой водой низко летели две чайки. По пляжу прохаживались мороженщики и продавцы горячих пирожков. Твардовский в одних плавках сидел на деревянном топчане и жмурился, глядя на лёгкий пенистый прибой. В прибрежном кафе тянул с пластинки очередной романс Вертинский, жеманно грассируя. Ваши пальцы пахнут ладаном, А в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, Никого теперь не жаль. И когда весенней вестницей Вы пойдёте в синий край, Сам Господь по белой лестнице Поведёт Вас в светлый рай. Тихо шепчет дьякон седенький, За поклоном бьёт поклон И метет бородкой реденькой Вековую пыль с икон. Ваши пальцы пахнут ладаном, А в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо нам, Никого теперь не жаль. — Как море? — спросил черноволосый мужчина, останавливаясь рядом с топчаном Сергея. Тот повернул голову и увидел Демидова. Твардовский только перевёлся из ленинградского НКВД в московский, поэтому ещё не был знаком с Дмитрием. Выправка брюнета впечатляла, как и мрачный взгляд, направленный на море. Мужчина был одет в чёрные брюки и коричневую рубашку, что контрастировало с теми светлыми нарядами, в которые было облачено большинство отдыхающих. — Тёплое, — ответил Твардовский и откинулся на спину, скользя непозволительно заинтересованным взглядом по фигуре Демидова. Тот был будто бы лишним на солнечном пляже. И в самом лете. «Он — поздний ноябрь», — подумал тогда Сергей. Дмитрий повернул голову и мрачно посмотрел на мужчину, жмурясь от яркого солнца, а потом начал раздеваться и складывать вещи на соседний топчан. В те секунды Твардовский отчего-то почувствовал, что что-то будет между ними… И оказался прав. Это «что-то» длилось уже пятнадцать лет. — Да, да… Я всё подпишу… — плача, шептал Бурковский. Демидов зловеще ухмыльнулся. Очередное блестящее дело в его карьере было закрыто. Твардовский вдруг подумал: «А прощу ли я его за измену? Смогу ли?». И вдруг отчётливо понял самим сердцем, что да. Чёрт побери, конечно, да! Он простит своему дьяволу всё на свете. И не сможет от него уйти. Когда допрос закончился, Дмитрий задержался у начальства, дабы получить порцию добрых слов и комплиментов. Твардовский беседовал с Черняевым, стоя на крыльце и куря. Обсуждали последние хрущёвские решения и мелкие чекистские дела. И вот Демидов вышел на улицу, надевая фуражку. Едва заметно кивнув Черняеву, он уставился на Твардовского: — Едем? — Да. Сергей отбросил сигарету, махнул приятелю и пошёл следом за супругом к автомобилю. — Ты был на высоте, — произнёс он, когда они уже ехали в сторону дома. — Как всегда, — едва заметно кивнул Демидов, глядя в окно. Говорить при водителе в их семье было не приятно, поэтому всю оставшуюся дорогу они молчали. По пути было решено заехать в универмаг на Арбате, где Твардовский и Дмитрий купили кое-какой провизии. Готовил обычно Сергей. Это стало каким-то негласным правилом с самого начала. Представить Демидова, стоящего у плиты, было и впрямь непросто. Разве что если тот в этот момент варит кофе. — А ведь Бурковский неплохо держался, — задумчиво сказал Твардовский, карауля куски говядины, шкворчащие на чугунной сковороде. — Редкостная падаль. Прекрасно подготовленная. Знающая, как вертеться, — с нотками ненависти ответил Демидов, стоящий у открытого окна со скрещенными на груди руками. Во рту тлела сигарета. — Хорошо, что теперь с ней покончено. Сергей взял лопатку и начал переворачивать мясо, которое медленно, но верно покрывалось корочкой. В памяти снова всплыли все те факты о супруге, что он недавно нарыл. Пытаясь игнорировать всколыхнувшуюся боль, Твардовский обжёгся шипящим маслом. Чертыхнулся и поднёс палец к губам. Демидов покосился на мужа. Сигарета неспешно переместилась из одного угла его рта в другой. — Может, скажешь, что с тобой творится? — лениво спросил он и смачно затянулся. Твардовский напряжённо ухмыльнулся. Он ведь понимал, что Дмитрий слишком хорошо его знает. От него ничего не укрыть. Никогда. В этих отношениях они оба, словно на ладони, и всё же… Всё же Демидов более скрытный и загадочный. — Знаешь… когда мы только начали жить вместе, я думал, что мы навсегда останемся друг для друга закрытыми книгами, — негромко, с нотками хрипотцы, произнёс Сергей, начиная солить мясо. — Но со временем выяснилось, что мы стали максимально близки. — Максимально близки? — помолчав, спросил брюнет. — Что-то вроде абсолюта. — Абсолют невозможен. — Да, поэтому я и говорю «максимально», — отставив в сторону солонку, Твардовский повернулся к Демидову, что стоял вполоборота к нему и к окну. — В нашей связи мы достигли того максимума, который только может быть между людьми, а абсолютной близости и абсолютного понимания нет и не бывает. Кстати, именно с тобой я это понял. Неплохо так жизнь потрясла. — Это что-то из разряда «Ты мне испортил всю жизнь?» — скупо улыбнулся Дмитрий и выбросил сигарету в окно. — Нет, я не любитель трагизма, — хмыкнул Твардовский. — Отчего ж тогда жизнь потрясла? — С тобой я достиг абсолюта, а больше уже не бывает. И ты всегда останешься отчасти в тени. И никто другой не узнает тебя больше, чем я. Это близость, да, она самая, — Сергей отвернулся к плите, начал переворачивать мясо. — Но ты бы хотел ещё большей близости. — Когда-то. Когда ещё был весьма наивен. — А теперь ты вовсе не наивен? — Теперь нет. Расти было больновато, но это жизнь, — Твардовский убавил огонь и накрыл сковородку крышкой, после чего занялся гречкой, что уже сварилась Демидов, как-то странно глядя на супруга, сел за стол. Сергей опустился напротив, стягивая подтяжки с плеч. В его светлом взгляде мелькнуло что-то, очень напоминающее одержимость. Мутную, дождливую, серую. — Как думаешь, кто из нас умрёт первым? — спросил он негромко после заминки. Посмотрел исподлобья. — Ты, — ухмыльнулся Дмитрий. — Почему же? — изогнул бровь Сергей. — А почему бы нет? — А давай сыграем? И проверим, кто из нас первый отправится в ад, — одержимость в серо-голубых глазах стала ярче. — Какая игра? — бесстрастно спросил Демидов. — Выйдем в поле, отсчитаем по тридцать шагов, и… — Дуэль? — Именно. Дмитрий оскалился, в его тёмных глазах застыл холод позднего дня ноября. В этом взгляде было неуютно и промозгло. Это даже слегка отрезвило Твардовского. — Дурью маешься, — с нотами злости процедил Демидов. — Думаешь? — Я же пристрелю тебя. — Или я тебя. — Смешно. Сергею было не очень приятно слышать подобное. Словно Дмитрий априори считал его не слишком ловким стрелком, хотя стрелял Твардовский отменно. И пусть душу заполняла чёрная ревность, и стоило бы остановиться — не хотелось об этом думать. Хотелось стреляться. — А вот и проверим, — ухмыльнулся Сергей. — Останусь вдовцом, — язвительно добавил Демидов. — Даже жаль. — Ну, ты быстро найдёшь, чем заняться, и чем заменить меня, — иронично ответил Твардовский, с вызовом взирая в карие глаза. Угол губ Дмитрия дрогнул. Подняв руку, он отвесил мужу несильную, но ощутимую пощёчину. Тот изменился в лице, но никак не отреагировал на такой жест — не было принято. Демидов имел право распускать руки, а Твардовский — нет. — Полегче, Дмитрий Николаевич, — прошипел Сергей. — Идиот же ты, — сказал полковник холодно и равнодушно. — Что ж, поехали. Только проверь, чтобы револьвер был заряжен. — А еда? — полуошалело и хрипло спросил мужчина. — Умирать лучше на голодный желудок, — ухмыльнулся Дмитрий. Поднявшись, он стремительно направился на выход, на ходу застёгивая китель. Твардовский сам не понимал, что им двигало, когда он предлагал дуэль. Ревность? Да, конечно. Но было что-то ещё. Мужчина не мог в этом разобраться — слишком взбудоражила реакция мужа, его согласие стреляться. Встав, он выключил газ и двинулся следом за Демидовым. В глубине сознания даже мелькнуло: «Что, если он меня правда убьёт?». Это не казалось ревнивым бредом. Твардовский сам предложил эту игру, сам и падёт от неё, а Дмитрий будет спокойно жить со своим новым возлюбленным. Сергей чуть улыбнулся. Страха, как ни странно, не было. Одно лишь страстное волнение и фиолетово-красное желание мести. Вот только кому?..