Охранять до конца

С большим удовольствием я сажусь в автобус, почти пустой, потому что маршрутки только начали свое движение ранним утром, и тут же бухаюсь на сиденье. Редкие люди, севшие вместе со мной, смотрели в окна. В основном со мной ехали женщины либо явно взрослые, либо совсем пожилые, все очень тихие и спокойные. За неимением привычки сразу же вставлять наушники и включать музыку, я достала телефон лишь чтобы проверить набежавшие сотни сообщений в разных беседах под звуки колес, завывающего мотора новой, почти чистой машины, которая, скорее всего, была привезена откуда-то из Москвы, просто чтобы не отдавать в утиль. Глаза слипались от непривычного режима, но мне удавалось себя держать в руках и не проваливаться в дрёму. Внезапно для себя я обнаружила, что начала стихать головная боль, такая надоедливая и незаметно подкравшаяся по мере того, как я проводила эту смену. Вся вина была сразу же скинута на экран телефона и мониторы с камерами – слишком много внимания цифре. Поэтому чехол-книжка с хлопком закрылся одним движением моей руки, сам телефон был убран в ближайший застегивавшийся карман, взгляд переведен на окно с пролетавшей, пробегавшей, проплывавшей улице с квартирами и магазинами продуктов, затем с редкими домиками, отдельно-стоящими хозяйствами, а теперь громадными соснами, не доходящими даже близко до открывавшегося, бесконечного и чистого неба. Там, где я жила, небо не было чистым. Оно перестало обманывать своей чистотой с тех пор, как я узнала, что раньше стояло рядом со мной, прямо около этого самого города. Если бы небо было чистым, то ночью в состоянии бессонницы я могла бы разглядеть такой же бесконечный купол с рассыпанными звездами, словно мастерица, создававшая эту красоту, не жалела блесток. В реальности я выглядывала на темную коробку, в которой была заперта. В которую я сейчас еду добровольно. Потому что там моя коробка поменьше, в которой я провожу свое всё оставшееся время, пока не живу. Времени в этом месте не существовало так же, как и неба. Оно навсегда застыло. Длилось так медленно, но идет так быстро. Его хватаешь сухими руками, крепкой хваткой, но оно все равно просачивается сквозь мелкие щели пальцев и ускользает. Ему не важно, что драгоценных минут не хватает. Никого больше не волнует. Кроме меня и мамы. Я жду, когда смогу вернуться обратно. Конечно, я с радостью встречаю свою счастливую собаку и не менее счастливого пса, надеваю на них поводки и вывожу гулять. Обнимаю брата, сонного и недовольного, провожаю в садик, готовлю маме завтрак, и, пока она пьет свое кофе, не притрагиваясь к еде, вру о том, как прошла моя смена. А потом заваливаюсь спать. Отсыпаю положенные семь часов, встаю чуть позже обеда и продолжаю какие-то свои задуманные дела.       Мне приятно что сейчас моя рутина не сильно отличается от той, что была в средней и старшей школе – я успеваю сделать то, что хочу. Но часть меня уже тянется обратно к пиццерии, хотя там моя свобода действий ограничена.       И когда я приезжаю обратно, меня снова встречает это неприятное ощущение в голове. Неприятнее всего то, что это не головная боль, которую я могла бы подавить взятыми с собой таблетками, которые приняла сразу же, когда застала врасплох новый источник дискомфорта. Они не помогали и через час, и через два, и тогда, когда вся смена, пролетевшая под давлением, закончилась. Дискомфорт прошел только тогда, когда я уже ушла, села в автобус и уехала снова.       И это повторилось тогда, когда мне удалось уехать чуть пораньше, потому что у мамы выходной, и наконец-то не мне нужно было забирать брата из садика. И да, то неприятное ощущение продолжалось.       Оно было терпимым, особенно тогда, когда зайдя в пиццерию, приближающуюся к закрытию, мне удалось застать сцену где дети сидели у пиратской бухты и галдели, возмущаясь и плача, почему любимый пират не работает. Меня это тоже удивило, потому что шторы были закрыты, охранницы вежливо подталкивали детей к родителям и убирали шаловливые ручки от ткани в звездочку. Я не спеша подошла, представилась как ночной охранник, и, к счастью, добралась в саму пиратскую бухту, потому что мне поверили на слово.       В уголке сидело громадное существо, подрагивающее и явно напуганное, ровно настолько же, насколько напугалась я, увидев его. Не смотря на то, что хотелось сбежать от греха подальше, мне пришла в голову мысль достать шокер, расположившийся в моем кармане, как у уважающей себя симпатичной даме-потенциальной жертве изнасилования, и направить на темное пятно, уже немного лучше различимое благодаря привыкшим к темноте глазам.       Бззт.       Искорка от тока, превратившаяся в красивую белую линию, танцующую между двумя кусочками металла, помогла напугать того, кто сидел там. Послышался шумный выдох, и если раньше можно было услышать легкий скрежет и нервное бормотание, то теперь стало тихо, если не брать во внимание все тех же детей. Черт возьми, это же Фокси.       Я искренне не понимал, как мне сразу не пришла эта мысль. Почему обожаемого робота вдруг посреди выступления нет, детей просят разойтись, а в углу дрожит огромный комок шерсти? Я подхожу, на ходу убирая шокер, и протягиваю руку уже забившемуся, зажатому от осторожности лису.       - Всё в порядке, - шепчу я. – Всё хорошо. Он медленно покачивает головой в знаке отрицания. «Нет, не в порядке». Я и так вижу, что он уже выглядит как антропоморф, весь опушившийся и глухо стучавший от стресса хвостом, но я не знаю, чем помочь. И замечаю, что головная боль прошла. Я нашла сбой в системе. Мне удалось вовремя найти его. И сейчас мне необходимо прогнать источник стресса и потенциальную опасность. Когда я вышла из-за штор, дети будто еще сильнее рассвирепели, потому что почему-то этой тёте разрешили зайти, а им – нет. Я не знала, как всё выглядело, и даже после расспроса уставших и раздраженных охранниц мне не удалось понять, поможет ли мне моя блестящая идея, или выглядеть это будет максимально нелепо. Тем не менее, я сделала несколько громких хлопков, и, вопреки здравому смыслу, начала громко говорить:       - Йарр, юнги, что за сыр-бор?! Кто посмел тревожить капитана? – громкий удар ногой об пол, что пошли мелкие иголки по стопе, и оперлась локтем на согнутое колено, уже практически сидя. С удовольствием отмечаю для себя, что кое-какие дети обратили внимание. Лиц девушек не вижу и не могу оценить, позорюсь я сейчас или нет. – У капитана время для сна! Вы думаете, так легко по ночам бороздить бесконечные раздоры вод этого мира?! Думаете, легко искать новые, свежие истории о захвате чужих кораблей? А?       - Но мы хотим Фокси! – те, кто еще бунтовал, присоединились к детям, обратившим на меня внимание, что помогло собрать их в кое-какую кучу.       - А ну отставить, маленькие пираты! Долой грусть и хаос, а ну-ка, быстро ищите сокровища! Давайте! Здесь повсюду могут храниться чужие сокровища, помогите тем, кто потерял свои ценности, и будьте достойными пиратами! – вообще-то, пираты забирают чужое, но эту деталь я опустила. Кто-то побежал скорее искать что-нибудь интересное, кто-то оставался до последнего, кого-то вовсе забирали родители и выводили из заведения. Я оглянулась на коллег и заметила, что особо легче им не стало. Но, по крайней мере, ловить приходилось детей не так часто, тем более что скоро пиццерия должна была закрыться. Неожиданно для меня, начали подбегать дети с каким-то мусором: стаканчики, бусинки, резинки для волос, монетки, показывали их и демонстрировали полное погружение в игру. Нашли сокровища! Пришлось быстро войти обратно в роль, осмотреть найденное и предложить им опросить остальных детей у бухты, не они ли потеряли этот мусор. Ближе к получасу до закрытия, уже все дети радостно рисовали карты сокровищ, писали кривыми линиями о своих собственных похождениях, описывали найденные драгоценности и, как я услышала, пожелали Фокси скорее поправиться, потому что решили, что он заболел. Родители выводили малышей, малыши плакали от того, что пора домой, а коллеги молча собирались домой, ни слова не сказав о том, что я сделала для них, от чего было немного обидно. Но оглядывая на столах старания маленьких посетителей я понимала, что это было сделано не зря. Уборщица застала то, как я собираю все эти рисунки, предложила мне сложить их все в коробку для макулатуры, от чего я отказалась, и после ушедшей с работы женщины снова закрываю двери, ставлю сигнализацию и иду в пиратскую бухту.       - Йаррр, отлично сработано. Могу повысить до боцмана. – Лис явно подавляет желание сплюнуть куда-то в сторону по псевдо-пиратской привычке.       - Уфф, не надо мне такого счастья. – на холодном полу сидеть очень неприятно, особенно в брюках, которые легко вбирают в себя этот самый холод. Я демонстративно включаю фонарик и показываю несколько листов, изрисованных карандашами и мелочками: - Смотри, что твои фанаты нарисовали. Понял, куда плыть надо?       - А это что? – Фокси поморщился от резко включившегося света, но показал крюком на закорючки и отдельные буквы, которые, по воображению детей, складывались в письмо.       - Это предосторожности куда можно и куда нельзя плыть. – Лис посмеялся и тяжело выдохнул, покачав головой.       - Ты и вправду меня спасла. Я не представляю, что бы со мной было в другом случае.       - С тобой, скорее всего, ничего. – я чуть-чуть ерзаю, и негодую полу-шепотом на холодную плитку, отчего пересаживаюсь на корточки. – Но в теории, может, кто-нибудь и вытащил бы тебя за хвост к другим детям. Они бы оценили. А вот родители не особо.       - «Аааа, монстр!» - Передразнил пират и посмеялся со своей же шутки. Он заметил, как я сижу и потянулся ко мне, аккуратно подхватил и посадил к себе на колени. – Вот, так теплее же.       Мои попытки слезть прерываются крепкой хваткой, и больше уходить на холодный пол не хочется, особенно когда к нам присоединяются Бонни, принесший карты, Чика, подъедавшая остатки пиццы, а теперь ещё и Фредди, ранее не ознакомившийся с моим лицом. Медведь отодвинул ткань в разные стороны, жизнерадостно поприветствовал меня и представился, добавив «ну, меня ты, наверное, точно знаешь».