gathered on wings

      

«Искусство – единственный способ убежать, не выходя из дома» – Твайла Тарп

      Гарри просыпается, обхватив подушку руками, и луч света падает ему прямо в лицо. Утреннее солнце проникает внутрь под идеальным углом из-за тяжёлых штор, которые не были полностью задёрнуты. Понимая, что один, он садится с тихим стоном и осматривает спальню Луи. Прошлой ночью было так темно (а он был занят другими делами), что не заметил роскошь квартиры.       Широко раскрытыми глазами он изучает оконные стены и высокие потолки большой комнаты. На стене напротив висит произведение абстрактного искусства, подозрительно похожее на Ротко*. Всё в пространстве кричит о богатстве, и всё это не имеет смысла.       Гарри осторожно выбирается из постели, его пальцы ног вонзаются в толстый коврик под босыми ногами. Войдя в ванную комнату, чтобы смыть вчерашнюю ночь со своего тела, Стайлс пробегается по событиям вечера, со смешанными чувствами. Ничего из того, что он знал о Луи раньше, и ничего, что он узнал о нём прошлой ночью, не заставило бы его подумать, что у Томлинсона есть такие деньги.       Выйдя из душа, Гарри вытирается и оборачивает полотенце вокруг бёдер, возвращаясь в спальню. Он краснеет при воспоминании о своей насквозь мокрой одежде, лежащей в куче у входной двери, и надевает первое, что попадается в гардеробе Луи. Услышав слабый звук музыки, он обнаруживает шатена в одних только узких чёрных трусах, заваривающего чай на кухне. Он пользуется моментом, чтобы полюбоваться тем, как выглядит кожа Луи: медово-золотая и мягкая, в пятнах солнечного света. Гарри чувствует, как бабочки вспыхивают при мысли о том, как хорошо это должно быть – ощущать такую домашнюю атмосферу каждый день.       — Доброе утро… — Гарри мягко улыбается, шевеля пальцами в знак приветствия, когда Луи поворачивает голову.       Мужчина ставит две кружки на стойку и сонно улыбается.       — Доброе утро, кудряшка. Как раз собирался заварить тебе чашку чая.       — Извини, что проснулся так поздно, — затем, указывая на слишком маленькие штаны для бега, что надеты на нём, чувствуя необходимость объясниться. — Моя одежда промокла... Надеюсь, ты не против.       Небрежно наливая кипяток в кружки, Луи выпячивает бедро и с ухмылкой осматривает Гарри с головы до ног.       — Почему я должен быть против, что ты пришёл сюда без рубашки и в моих джоггерах? Особенно, учитывая, что ты без белья.       Закусив губу, чтобы сдержать улыбку, Гарри чувствует, как румянец заливает его щёки, когда он смотрит себе под ноги.       — Я не знаю. Иногда утро бывает немного… неловким.       — Ну, в этом нет необходимости. Какой чай ты пьёшь?       — Один сахар, немного молока. Спасибо.       Пока Луи заваривает чай, Гарри осматривает огромную квартиру открытой планировки. Неспособный остановить себя, он поворачивается к мужчине, приподняв бровь.       — Похоже, ты очень хорошо устроился с тех пор, как я видел тебя в последний раз.       Тело Луи напрягается, пока он помешивает чай, но так же быстро берёт себя в руки и поворачивается к нему с самоуничижительной улыбкой.       — Жаль разочаровывать тебя, милый, но квартира принадлежит другу. Я просто переезжаю с места на место с тех пор, как вернулся в Лондон.       И вот так Гарри чувствует, как бабочки в его животе превращаются в тревожный ураган, когда его лицо снова краснеет.       — О, я не имел в виду… прости. Это звучало так грубо. Я просто хотел сделать тебе комплимент. Это прекрасное место.       Размахивая рукой, словно пытаясь смахнуть нервы Стайлса, Луи направляется к дивану.       — Всё в порядке, Гарри. Я понял. Быть голодающим художником не так романтично, как кажется, не так ли?       Когда Гарри садится рядом, он глубоко хмурится.       — Нет. Нет, это совсем не так.       Луи мягко тянется к нему рукой, чтобы разгладить морщинку между бровями Гарри.       — Похоже, у тебя есть опыт в этом?       «Слишком много опыта», – думает Гарри. Но чем из этого он хочет поделиться? Травма детства, когда вы никогда не ели достаточно и всю одежду покупали в благотворительных магазинах? Определённо нет. Тот факт, что попытка добиться успеха в мире изобразительного искусства была связана не столько с его талантом, сколько с тем, кто был готов помочь ему в обмен на… услуги? Абсолютно точно нет. Бесконечная борьба за универ и аренду, пока ты не найдёшь богатых парней, которые позаботятся о тебе? Объяснить эту ситуацию своим ближайшим друзьям уже было проблемой, не говоря уже о том, кого он едва знал.       В конце концов, Гарри делает глоток чая и шутит.       — Ага. Этот чердак в Париже* был не совсем тем, что я себе представлял. Совсем не по зубам, и всё, что я мог делать – это сосредоточиться на рисовании еды, которую я не мог себе позволить.       Луи с любопытством наблюдает за Гарри, тихо смеясь.       — Ты действительно оказался в Париже?       — Я говорил, что ты произвёл на меня огромное впечатление в галерее Тейт, — Гарри ухмыляется, а затем смотрит на чашку в своих руках. — Я поехал ненадолго в Париж. Но бедный художник остаётся бедным художником даже в Париже.       — И сейчас? Я видел, что на тебе было надето вчера вечером, — Луи дразнит. — Не так много нищих художников расхаживают в Gucci.       Гарри смеётся и ставит пустую кружку на стол.       — Нет, я полагаю, что нет. Некоторое время у меня был очень богатый парень. Ему нравилось… одевать меня.       — Хм. Как ты к этому относишься?       Гарри не был готов попасть в этот ящик Пандоры. Стыд из-за того, что он не смог сделать это в одиночку, вкупе с ужасным желанием побаловать себя и чтобы о нём заботились хоть раз – были его слабостью, что быстро понял его бывший... и чем воспользовался. Но всё, что происходит с Луи сейчас, – абсолютно другое, и Стайлс действительно не хочет портить это своим хреновым прошлым.       — О… — Гарри начинает, а затем беззаботно улыбается. — Ну, мне нравится красиво одеваться. Особенно, если есть кто-то, кто это ценит, — стремясь сменить тему, он поворачивается к Луи, застенчиво пожимая плечами. — Я бы нарядился для тебя, если бы ты захотел.       Широко улыбаясь, Луи протягивает руку, чтобы притянуть Гарри к себе.       — Ну, я не знаю, могу ли я одевать тебя так, как ты привык, дорогой.       Двигаясь легко, Гарри обнаруживает, что сидит на коленях у Луи, глядя в его прекрасные глаза. Я бы с удовольствием тебя нарисовал, если бы ты позволил. Гарри краснеет от сентиментальности своих мыслей, когда он наклоняется и шепчет:       — Полагаю, хорошо, что, у меня уже есть что надеть.

***

      Гарри покидает квартиру несколько часов спустя, под предлогом, что ему нужно выполнить курсовую работу, и, пообещав назначить свидание в ближайшее время. По правде говоря, он мог бы остаться здесь на несколько дней, но также он понимает, что не должен задерживаться, и нервничает из-за того, как сильно он этого хочет. Гарри может немного повеселиться с мужчиной, но ему нужно сдерживать любые мысли о серьёзных отношениях. Дело в том, что Луи изо всех сил пытался задержать его, но Гарри нужно разумно относиться к своему будущему, сделать его своим приоритетом, независимо от того, насколько хорошо рядом с Томлинсоном.       Несмотря на все попытки Гарри быть логичным, его мысли возвращаются к тому раннему утру. Его разум переполнен воспоминаниями о кончиках пальцев, рисующих узоры на мягкой коже спины Луи, и о том, как всё тело Стайлса вздрогнуло, когда шатен хрипло шептал ему сладости на ухо и притянул ближе. Даже когда он стоит в своей студии, полон решимости работать, постоянное изображение языка Луи, следующего за лавровыми листьями, вытатуированными вдоль его V-образной линии, не даёт ему возможности сосредоточиться.       Остаток дня такой же. Независимо от того, на чём он пытается сосредоточиться, его мысли неизбежно возвращаются к мужчине. К тому моменту, когда он забирается в кровать, он измучен и раздражён, не желая ничего, кроме ощущения тепла тела Луи, свернувшегося клубком за его спиной. Глубоко вздохнув, Гарри погружается в прерывистый сон.

***

      Дождь в пятницу вечером рассеивает тучи, но ясное воскресное небо не делает ничего, чтобы согреть Гарри, когда он идёт против ветра, дующего через Темзу. Он приподнимает воротник пальто и засовывает руки в карманы, сжимая визитную карточку директора галереи, в которую идёт.       Он знал, что до галереи Саатчи далеко. Но мистера Эбботта, похоже, заинтриговало описание работы Гарри, и он предложил встретиться с ним для дальнейшего обсуждения. Небольшой пузырёк надежды парит в его сердце. Может быть, просто может быть, этот был бы другим.       Час спустя Гарри снова стоит на холодном воздухе, злой и униженный. Встреча началась хорошо, директор выслушал рассказ парня о том, что повлияло на него при создании, и о своём видении произведений, которые он хочет выставить, но продолжилось это недолго. Мистер Эбботт лишь бегло взглянул на его онлайн-портфолио, прежде чем сменить тему на более личную – тему бывшего Стайлса, Кристофера – которого мистер Эбботт, конечно, знал, и который дал ему понять, что Гарри может быть заинтересован в более личной встрече вне галереи. И если хитрой улыбки было недостаточно, чтобы понять его намерения, рука, извивающаяся по его бедру, прояснила желания мистера Эбботта.       Сердито вытирая слезы на щеках, он тяжело садится на скамейку возле галереи. Обычно он не был таким наивным. Его чутьё подсказывало ему, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но он действительно надеялся, что первоначальный интерес, проявленный мистером Эбботтом, был искренним. Хуже того, что мистер Эбботт не интересовался его работой, – мысль о том, что Кристофер распространяет слухи о Гарри среди этого круга людей – людей, которые определяют разницу между успехом и неудачей на лондонской арт-сцене, – была настолько унизительной и полностью приводила в ярость. Свидания с богатыми мужчинами поначалу были средством к концу – быстрым выходом из бесконечного цикла бедности. Но теперь он чувствует себя в ловушке – мужчины относятся к нему либо как к призу, который нужно выставить напоказ, либо как к увлечению, которое можно купить за услугу.       Поначалу это его не беспокоило. Правда, эти люди не особо заботились об удовлетворении его эмоциональных потребностей, но Гарри в то время даже не осознавал этого. Он так нуждался в других вещах, так поглощён тем, что не вернётся в неблагополучные районы. Кристофер казался другим. Но, в конце концов, он размахивал своими деньгами и связями как призом, ради которого Гарри должен был из шкуры вон лезть. Когда он понял, что Кристофер почти не уважает его как человека, не говоря уже о художнике, он ушёл. Но, похоже, человек, который однажды сказал, что любит его, намеревался заблокировать любой прогресс, которого Гарри пытался добиться в одиночку. Воспоминания о более ранних комментариях мистера Эбботта заставили его лицо вспыхнуть. Альфонс. Шлюха. Подавишься за это.       А когда поднялся ветер, взъерошив его волосы, Гарри внезапно почувствовал себя таким усталым.       Фыркнув от раздражения, когда его телефон просигналил из-за сообщения, он был приятно удивлен, увидев имя Луи.       Луи: Я смотрел в холодильник, желая, чтобы что-нибудь появилось на ужин. Но ничего не происходит. Я, должно быть, делаю что-то не так.       Гарри: Очевидно, ты потерял свои магические силы. Стыд. И вот я, который думал, что ты мог бы быть кем-то особенным ;)       Луи: Ой, приятель! Следи за своим ртом. Знаешь, я особенный! Боюсь, мои таланты не распространяются на кухню (((       Гарри: Ну... У меня есть кулинарные таланты. Могу я уговорить тебя прийти ко мне?       Луи: Да, пожалуйста. Я бы хотел.       Луи: Никому не говори, но моя настоящая магическая сила заставляет мальчиков готовить для меня.       Гарри: Я знал, что ты что-то скрываешь! Хочешь прийти около четырёх? Может быть, прихватишь бутылку красного?       Луи: Звучит идеально, милый. Увидимся через несколько часов. х       И вот так Гарри почувствовал, как его плохое настроение улучшилось, а пульс участился. Закусив губу, чтобы подавить ухмылку, он направился к метро, уже планируя ужин в голове.

***

      Понимая, что за последние двадцать минут он осматривал себя в зеркале десять раз, Гарри глубоко вздыхает, желая расслабиться. Это просто Луи. Раньше в его квартире бывали мужчины. Раньше он даже готовил для свиданий. Почему он так нервничает? Это просто свидание. Овощи. Нарезать овощи. Поместите смесь для йоркширского пудинга в холодильник. Почистить картошку. Не нервничать. Просто многозадачность.       И вот дверной звонок. Откинув несколько свисающих локонов со лба, Гарри закусывает губу и открывает дверь. Как можно почувствовать, что воздух покинул лёгкие за раз? Луи стоит, прислонившись к стене, с мягкой и грязной чёлкой, с бутылкой вина в руке.       Мягко улыбаясь, он обнимает Гарри.       — Ну, ты выглядишь великолепно.       Потянувшись, чтобы затащить Луи в свою квартиру, Гарри улыбается комплименту.       — И ты тоже. Даже лучше, чем я помнил.       — Ох, хорошо. Я думал, ты меня забыл.       Луи говорит это со смехом, но за словами – лёгкая дрожь неуверенности. Забыв все нервы, Гарри улыбается и мягко говорит:       — Лу… Я едва узнал о тебе что-то, когда мы встретились в первый раз, и не мог перестать думать о тебе в течение многих лет. Как я мог забыть тебя после вчерашней ночи?       Когда мужчина резко сглатывает, Гарри сокращает расстояние между ними, положив руку на челюсть Луи, и соединяет их губы. Его рот мягкий и тёплый, он медленно открывается, позволяя языку парня проскользнуть внутрь. Прижимая Томлинсона к двери, Гарри проводит рукой по его руке, пока не добирается до бутылки вина. Осторожно поставив её на тумбу у двери, Стайлс шепчет ему в рот:       — Не хотелось бы разбить.       Как будто всё, что было нужно Луи, это понять намерения Гарри, он глубоко стонет ему в рот, одна рука двигается, чтобы сжать кулаком кудри на затылке, а другая притягивает его ближе за задницу. Гарри в ответ хнычет громко и отчаянно, прижимаясь тазом к члену Луи, чувствуя, как быстро увеличивается и твердеет член мужчины, когда они начинают тереться друг о друга.       Отрываясь от поцелуя со стоном, Луи сосёт и кусает обнажённую шею Гарри, проводя языком по синякам, которые он оставляет, будто хочет успокоить повреждённую кожу.       — Я не мог перестать думать о тебе… — Луи задыхается, кусая Гарри за мочку уха. — Продолжал думать о том, чтобы прикоснуться к тебе, попробовать тебя на вкус…       — Боже, да… пожалуйста. Я тоже. Не мог работать. Постоянно думал…       — Скажи мне, детка… — Луи горячо шепчет Гарри на ухо. — О чём ты думал? Чего ты хочешь от меня?       Голова Гарри откидывается назад, его голос кажется сдавленным, когда он отвечает:       — Продолжал... думать, как сильно я хочу, чтобы ты трахнул меня... хочу, чтобы ты просто взял меня и... — пауза, а затем, сквозь гортанный стон, — ...заставил меня принять это.       — Блять... так этого хочу. Ты был бы таким хорошим для меня, не так ли?       — Да, да... очень хорошим. Позволю тебе заполнить и использовать меня, — Гарри что-то бормочет, но ему всё равно. Он настолько твёрд, что ему больно. Где-то в глубине души он слышит проклятия Луи.       — Дерьмо. Чт- что насчет ужина? Он не сгорит?       Гарри скулит от назойливой мысли.       — Н-нет. Ещё не поставил в духовку. Всё нормально.       — Хвала Господу. Где твоя спальня?       Размахивая рукой где-то в непосредственной близости от гостиной. Гарри бормочет:       — Нет, слишком далеко… диван.       Он чувствует смех Луи, что уткнулся лбом в изгиб его шеи:       — Хорошо, милый. Не хочу заставлять тебя ждать.       Подводя Луи к дивану, Гарри хихикает и шепчет с ухмылкой:       — Не хочу ждать… ты нужен мне сейчас.       Луи проводит большим пальцем по затвердевшему соску Гарри и щипает его через рубашку.       — Ты поймал меня, — затем, поцеловав уголок рта Гарри, Луи садится на диван и поднимает к нему подбородок. — Давай, разденься для меня. Позволь увидеть тебя.       Гарри глубоко вздыхает и начинает медленно снимать одежду. Натянув тонкую футболку на голову и уронив её на пол, он протягивает руку, чтобы обхватить свою грудь. Откинув голову назад и закрыв глаза, он резко сжимает сосок, затем осторожно проводит пальцем другой руки по горлу и ключицам, заставляя себя дрожать.       Мечтательно улыбаясь, он открывает глаза и подходит ближе к дивану, пока не останавливается между ног Луи, глядя на него сверху вниз. Гарри чувствует, как его член напрягается в штанах, истекая предэякулятом, когда Томлинсон наклоняется, чтобы прижаться ртом к его головке. Тихо стона и закрыв глаза, Гарри хватается за плечи Луи для равновесия.       — Сними их, Лу... пожалуйста, сними их.       — Я тебя понял, не волнуйся, малыш, — Луи воркует, медленно расстёгивая молнию на брюках Гарри и стягивая их вниз по бёдрам. Пауза, а затем он чувствует, как мужчина впивается пальцами в твёрдую плоть его бёдер, достаточно сильно, чтобы оставить следы. Он усмехается, услышав резкий вздох Томлинсона:       — Господи, Гарри. Ты пытаешься убить меня?       Луи уставился на него с ошеломлённым выражением лица, когда Гарри застенчиво спрашивает:       — Они тебе нравятся?       Прокручивая нежную кружевную окантовку бледно-голубых трусиков, шатен кивает, а затем понижает голос до благоговейного шёпота.       — Детка… ты надел их для меня?       Опустив подбородок, Гарри медленно моргает и закусывает губу.       — Да. Я хотел хорошо выглядеть для тебя. Хотел... снова стать твоей девочкой.       Луи проводит пальцем по большому влажному пятну, образовавшемуся вокруг головки члена Гарри, его смазка сделала хлопковые трусики тёмно-синими.       — Посмотри, какой ты мокрый для меня, ангел. Прямо как девочка, — отрывая взгляд от того места, где он дразнит головку, Томлинсон поднимает глаза с хитрой ухмылкой. — О каких грязных вещах ты думал, дорогой? Что делает тебя таким мокрым?       — Нгх… — голос Гарри грубый, когда он пытается сформулировать предложение. — Хочу почувствовать, как твой член растягивает меня.       Луи приподнимает бровь и ухмыляется.       — Ох. Моя девочка хочет, чтобы я наполнил её киску, не так ли? Собираешься раскрыться и позволить мне трахнуть тебя?       Чувствуя, как его колени слабеют, Гарри крепче хватает мужчину за плечи.       — Блять, Луи… пожалуйста.       — Подойди сюда, дорогой, — усадив Гарри на колени, Луи успокаивающе проводит руками по его голой спине. — Я дам тебе то, что тебе нужно, ладно? Ты собираешься быть хорошей девочкой и делать, как я говорю, верно?       Поцеловав Луи вдоль подбородка, Стайлс облегчённо вздыхает.       — Да… да. Очень хорошей. Я могу это сделать.       Один раз толкнувшись, так что твёрдый его член касается члена Гарри, Луи кладёт руки на лицо Стайлса, чтобы прекратить поцелуи.       — Я хочу, чтобы ты стал на четвереньки на диване, детка. Ты можешь сделать это для меня?       После некоторого неловкого маневрирования, в результате которого Гарри чуть не падает с дивана, и его попытки томного взгляда, прерываемого смущённым хихиканьем, парень приходит в себя. Луи просто качает головой, нежно улыбаясь.       — Ты готов для меня, котёнок?       — Ага. Очень готов, — он отвечает, задыхаясь. Луи стягивает рубашку и встаёт на колени на софе позади него, нежно беря Гарри за задницу, и тихо шепча себе под нос.       — Иисусе. Посмотри на эту великолепную попку.       Гарри двигает бёдрами, улыбаясь про себя. Пальцы Луи скользят по тому месту, где мягкий изгиб бледных ягодиц выглядывает из-под мягкой ткани его трусиков, дразня плоть, вызывая мурашки. Голос Томлинсона хриплый, поскольку он повышает только, чтобы Гарри мог отчётливо его расслышать.       — Такой нежный, дорогой. Такой идеальный для меня.       Он чувствует, как рука Луи мягко надавливает на его лопатки, заставляя опустить лицо на подушку дивана.       — Раздвинь ножки… вот так. Такая хорошая девочка для меня. Лицом вниз, задницей вверх. Так, как я хочу тебя.       Гарри издаёт протяжный стон, когда чувствует, как палец Луи проталкивается сквозь ткань, дразня расселину, и кружит вокруг дырочки, а другая рука протягивается под ним, чтобы обхватить яйца.       — Хорошо, малыш, у тебя есть, что нам нужно в гостиной? Или мне нужно найти это в твоей спальне?       Откинув руку в сторону, Гарри тяжело дышит в подушку дивана.       — Да, ящик. В конце стола…       — Такая развратная девочка. Смазка в гостиной? Гарри. — Луи дразнит, покачивая головой с ухмылкой, когда лезет в ящик.       — Нужны пальцы, Лу. Твой член...       — Ты хочешь всего этого, не так ли? Мне так не терпится заполнить твою жадную дырку.       С этим, Луи стягивает трусики Гарри ниже его задницы и раздвигает ягодицы, обнажив сжимающую дырочку. Увлажнив пальцы, Томлинсон обводит пульсирующий вход и медленно скользит пальцем внутрь.       — Не волнуйся, ангел. Я дам тебе то, что ты хочешь.       Один палец быстро превращается в два, постоянно двигаясь внутрь и наружу, массируя нужное место, пока Гарри не начинает насаживаться самостоятельно.       — Тебе нравится? Нашёл твоё место, заставляю чувствовать тебя хорошо, не так ли? Но я же не говорил тебе двигаться?       Гарри стонет и пытается остановиться, но это слишком хорошо. Ещё немного, ещё немного, и он сможет кончить. Он тянет руку под себя, чтобы погладить свой пульсирующий член. Луи убирает пальцы.       — Блять... — Гарри резко поворачивает голову от внезапной пустоты, которую он чувствует.       Луи приподнимает бровь, его голос спокойный.       — Хорошие девочки ждут, чтобы им сказали, что делать, детка. Я думал, ты будешь хорошей.       Лицо Гарри загорается от смущения. Он мог быть хорошим. Он действительно мог. Это было так приятно. Он тихо отвечает, опустив глаза.       — Я- мне очень жаль. Пожалуйста, позволь мне попробовать еще раз?       — Я не знаю, котёнок. Казалось, ты гораздо больше озабочен тем, чтобы кончить, чем слушать меня.       — Пожалуйста... я могу подождать. Я не кончу, пока ты мне не скажешь. Я обещаю.       Луи молчит, как будто пытается решить, стоит ли тратить своё время, чтобы продолжить трахать парня. И хотя Гарри может ясно видеть твёрдую линию члена мужчины в его узких брюках, его сердцебиение ускоряется при мысли, что он может не получить его сегодня.       — Пожалуйста? Мне жаль. Я могу быть послушным. Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо, — упираясь лицом в подушки дивана, Гарри перекладывает свой вес на плечи и откидывает руки назад, отчаянно разводя ягодицы, чтобы обнажить себя. — Я так хорошо приму твой член. Я такой узкий... хочу почувствовать, как твой член растягивает меня, оставляет меня зияющим...       Луи что-то бормочет и обводит двумя пальцами дырочку Гарри, погружая кончики внутрь, словно дразня.       — Я выдержу… пожалуйста? Ты можешь меня жёстко трахнуть... используй меня, чтобы кончить. — Гарри почти не осознаёт, что говорит, но сейчас его это не волнует.       — Милый... Я обещаю, что заставлю кончить нас обоих, — Луи наклоняется вперёд, чтобы прижать свой одетый член к дырочке Гарри, одновременно проводя рукой по обнаженной половинке задницы. — Но ты сейчас очень непослушный. И я думаю, тебе нужно усвоить небольшой урок...       У Гарри перехватывает дыхание при мысли о том, что Луи его накажет, и почему-то это делает его невероятно твёрдым. Он выгибается ещё сильнее, тихонько застонав в подушку.       — Вот так. Ты знаешь, что делать, ангел, — Луи продолжает тереть рукой задницу Гарри, время от времени проникая пальцами внутрь. — Я просто дам тебе десять, потому что мы делаем это впервые. Ты можешь использовать цвета, котёнок?       — Да, Лу. Я зелёный. Я в порядке, — Гарри знает, что его голос звучит ошеломлённо. Он чувствует, что всё его тело вибрирует – на пределе и в полном предвкушении.       Первый удар руки Луи – неожиданный шлепок по самой мясистой части задницы Гарри. За ним следуют ещё два на другую ягодицу, он считает каждый. Мягкое растирание, лёгкое сжатие... затем, внезапно, ещё один жгучий шлепок.       Пять, шесть, семь. Ему кажется, что его задница горит, а член такой твёрдый, что пульсирует.       Приглушённо, как будто под водой, он слышит, как Луи хвалит его.       — Такой хороший, детка. Принимаешь это так хорошо... ещё несколько.       Восьмой и девятый – тяжёлые, по одному на каждую ягодицу. Слёзы текут из глаз Гарри от боли и удовольствия и от их смеси. Тем не менее, крепкая хватка Луи на левом бедре заставляет его чувствовать себя уверенно и безопасно. Десятый происходит неожиданно, приходясь прямо на его дырочку, заставив его закричать и упасть на диван, тяжело дыша.       Гарри слышит звук расстёгивающейся ширинки Луи и шорох обёртки презерватива.       — ...так хорошо перенёс своё наказание, милый. Я дам тебе то, что тебе нужно сейчас. Собираюсь трахнуть тебя так хорошо. Позволю тебе кончить.       Гарри вздыхает от прохладного ощущения скользких пальцев, погружающихся в его вход, чтобы убедиться, что он готов, а затем от восхитительного обжигающего ощущения, когда он медленно, неуклонно наполняется толстым членом Луи. Он стонет низко и глубоко, переходя в шёпот.       — Дааа… спасибо…       Поставив одну ногу на пол, а другую, согнув на диване, Луи начинает упорно толкаться в Гарри.       — Такой узкий для меня, малыш. Не могу поверить, что у меня есть такая возможность.       Проведя ладонью по скользкой от пота спине Гарри, Томлинсон надавливает на его затылок, вжимая лицом глубже в диван. Акцентируя свои слова глубокими толчками в скользкую дырочку Гарри, Луи задыхается сквозь стиснутые зубы:       — Посмотри на себя. Просто беру всё. Позволяешь мне... использовать эту красивую. Маленькую. Дырочку.       Гарри стонет от толчков, которые принимает, его твёрдый член подпрыгивает с силой бёдер Луи, касаясь мягких подушек дивана, но не получая достаточного трения, чтобы принести ему какое-либо облегчение. И это, блять, очень хорошо. Это именно то, что ему нужно. Чувствовать себя использованным, ощущение, что он может отключить свой разум и потеряться в удовольствии, но для разнообразия, он не контролирует это – он отдал контроль Луи. И вместо того, чтобы чувствовать себя бессильным, он чувствует себя абсолютно живым.       — Ты близко, детка? Позволю тебе кончить первым...       — Да, пожалуйста…       Рука Луи скользит под Гарри, оборачиваясь вокруг его члена, предэякулят и пот упрощают скольжение, когда он дрочит ему. Прижимаясь к его простате, мужчина крутит запястье, и Стайлс буквально содрогается, когда кончает, сильнее, чем когда-либо, рухнув на диван. Луи быстро следует за ним, срывает презерватив и дрочит, выплёскиваясь со стоном, его сперма медленно стекает по расселине Гарри.       Измученный, Луи хватает свою рубашку с пола, вытирая парня, прежде чем погрузиться в пространство между дрожащим телом и спинкой дивана.       — Охуеть, — Гарри выдыхает, поворачиваясь на бок к Томлинсону.       Луи поднимает руку, чтобы убрать волосы с покрасневшего лица парня, и устало улыбается.       — Ты был так хорош, дорогой. Очень хорошим для меня.       Гарри зарывается в грудь Луи и хихикает.       — Я думаю, ты убил меня.       Смеясь, мужчина проводит рукой по спине Гарри и вздыхает:       — Неплохой способ умереть, да?       — Да… совсем неплохой. Хотя… — Гарри медленно отталкивает Луи и улыбается его обеспокоенному лицу. — Хотя, я и покрыт спермой, но я пообещал тебе ужин, так что... как насчёт того, чтобы быстро принять душ?       Улыбаясь, Луи следует за Гарри через его квартиру.

***

      Наблюдать за разговаривающим Луи очень увлекательно. Всё в нем выразительно: то, как он жестикулирует руками, взволнованный подъём его бровей, тонкие изменения в тоне его голоса. Он одновременно хрупкий и жестокий, как пикси и вихрь. И всё, что Гарри может делать, – это сидеть и благословлять тот факт, что он снова получил место в первом ряду, чтобы испытать это. Но на этот раз даже лучше, потому что сейчас всё внимание мужчины сосредоточено на нём.       Следы на запястьях Гарри на этот раз означают кое-что другое. Глубокая голубизна его глаз, когда он смотрит, как Гарри говорит, вызывает у него совсем другие трепетные ощущения, чем раньше. Он знает части Луи, о которых только и мечтал узнать, и это даже лучше, чем он мог себе представить.       — Не думаю, что ты когда-нибудь рассказывал, как ты получил место в Тейт. Ты был так молод. Это было действительно впечатляюще. — Гарри говорит, подавая Луи ещё одну порцию жареного картофеля.       Луи потирает большим пальцем бровь и делает глоток вина.       — Ах, ты копаешься в моих глубоких тёмных секретах, юный Гарольд.       Лёгкая улыбка Луи подсказывает, что это не тяжёлая тема, но Гарри знаком с опытом, которым, возможно, не хочется делиться. Улыбнувшись и пожав плечами, он решает действовать осторожно.       — Ты не должен мне говорить. Честно. Думаю, дело в том, что я старше, чем ты был тогда и не могу представить себе такую возможность.       — Что ж... Я думаю, что этот бизнес часто сводится к тому, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время, и даже в этом случае всё может сводиться к тому, кого ты знаешь, и кто решает протянуть руку, — он делает паузу, чтобы наколоть несколько горошин, и продолжает. — В то время мне очень повезло. Когда я был в Париже, у меня была замечательная наставница, которая взяла меня под своё крыло и поддерживала меня и моё искусство во многих отношениях. Она поверила в меня, и это открыло множество дверей. Может быть, как Франческа для тебя?       Гарри фыркает и смотрит на свою тарелку.       — Нет, я очень сомневаюсь, что это то же самое. Франческа интересуется мной больше, чем моим искусством. Она отказывается признать тот факт, что я не встречаюсь с женщинами. Но я очень рад, что ты получил такую поддержку. Звучит прекрасно.       Потянувшись через стол, Луи кладёт руку поверх ладони Гарри.       — Это было мило. И, как я уже сказал, мне очень повезло. Не все истории одинаковы. В этом нет ничего постыдного.       Гарри поднимает глаза и видит искреннее лицо Луи. Вздохнув, он переворачивает руку и переплетает пальцы с шатеном.       — Прости. Я не хотел, чтобы это так звучало. Да, я знаю, что ты прав. Иногда это просто расстраивает.       — Я знаю. Для меня тоже не всё гладко. В общем, жизнь не всегда справедлива?       — Нет. Нет, это не так, — глубоко вздохнув, Гарри продолжает. — Я всё время говорю себе, что борьба даёт лучшее искусство, что мне есть, что сказать из-за того, через что я прошёл. И в некотором смысле я действительно думаю, что это правда, — он говорит медленно, изо всех сил пытаясь сформулировать то, что ему редко удаётся выразить. — Думаю, я надеюсь, что невзгоды, боль… всё, что я испытал… я надеюсь, что я смогу придать этому значение чего-то большего, чем просто кучу событий, которые я пережил. Ты понимаешь?       — Я думаю, что да, — Луи задумчиво почёсывает щетину на подбородке. А затем снова фокусирует взгляд на Гарри. — Я думаю, что общество в целом имеет тенденцию много концентрироваться на «позитивном мышлении», поиске лучах надежды и тому подобном. Мол, нет места, чтобы выразить печаль и личные страдания, которые у всех нас есть, — Томлинсон останавливается и садится ровнее. — Но искусство… искусство может быть лекарством от этих страданий. Не обязательно превращая уродство в красоту, но просто способом превратить кошмар в рефлексию – в освобождение.       Откинувшись на спинку стула, Гарри усмехается.       — Я забыл, насколько ты можешь быть вдохновляющим.       Слабый румянец касается щёк Луи, когда он улыбается.       — Извини. Я знаю, что иногда становлюсь слишком напряжным.       — Нет, не за что извиняться! Это великолепно. Мне действительно нужно было поговорить об этом с кем-нибудь.       Опершись щекой на кулак, Луи задумчиво смотрит на Гарри.       — У тебя нет людей, с которыми можно поговорить об искусстве и вдохновении? Не с кем поделиться своими мыслями?       — Нет. Не совсем. Я скучал по этому, — он продолжает, жестикулируя между ними двумя. — Это чувство общего опыта, людей, вдохновляющих друг друга чистым образом и без претензий. Люди в художественной школе слишком конкурентоспособны, чтобы сотрудничать или проводить мозговой штурм. Кристофер – мой бывший. Его компания всегда была слишком занята, выглядя скучающей, чтобы позволить хоть чему-то по-настоящему взволновать их, — Гарри закатывает глаза, когда думает о них.       Луи при этом морщит нос.       — Это он любил тебя наряжать?       Не в силах удержать пристальный зрительный контакт мужчины, Стайлс смотрит на свою тарелку, а затем на кухню и тихо отвечает.       — Ага. Сначала всё было не так, но… — пожимая плечами, он проводит рукой по волосам и встаёт, чтобы начать убирать со стола.       — Гарри? — Луи касается рукой его запястья. — Мне жаль. Я не хотел задеть тебя.       — Ты этого и не сделал. Честно. Я просто... мне просто неловко об этом говорить. Я не хочу, чтобы ты думала обо мне хуже.       Отодвинув стул от стола, Луи встаёт и берёт Гарри за щеку.       — Я бы никогда. Но ты можешь рассказать мне о нём, если и когда ты сочтёшь нужным это сделать. Ладно? — когда Гарри кивает, Луи потягивается, чтобы забрать посуду из его рук и отнести на кухню. — Позволь мне помочь. Ты ополоснёшь, а я загружу посудомоечную машину?       Гарри смотрит, как Луи ставит тарелки, которые он нёс, в раковину, затем тихо спрашивает:       — Правда? Ты... хочешь мне помочь?       Посмотрев через плечо на Гарри, шатен в замешательстве хмурится.       — Конечно, я помогу. Я имею в виду, я мог бы сделать это сам, потому что ты готовил. Но я подумал, что неплохо было бы вместе заняться? Ты... тебе не нравятся чужие люди на твоей кухне?       — Н-нет, дело не в этом. Просто... мне никто никогда не предлагал помощь. Не то чтобы я был слугой или что-то в этом роде. — Гарри вздрагивает, когда шутка не увенчалась успехом, и продолжает более тихо. — Думаю, мне просто нравится заботиться о людях...       Голос Стайлса обрывается при недоверчивом взгляде Луи. Он никогда не думал подвергать сомнению договорённость, и теперь его лицо покраснело от смущения, его глаза мечутся по комнате, отчаянно пытаясь избежать жалости, которая, как он предполагает, сейчас на лице мужчины.       — Милый? — Гарри наконец встречается взглядом с Томлинсоном и не находит ничего, кроме мягкости и протянутой руки. — Желание позаботиться о ком-то – прекрасный жест. Но я бы никогда не ожидал этого от тебя. Я думаю, это то, чем могут делиться два человека. Ты понимаешь? — Луи сжимает руку Гарри и продолжает. — Давай, я тоже хочу немного позаботиться о тебе. Позволь помочь.       Стоя бок о бок у раковины, Гарри украдкой поглядывает на нежные руки шатена, которые бережно забирают у него каждую тарелку. Он не может вспомнить, когда в последний раз ему помогали, только потому, что считали это правильным. Незнакомое чувство начинает вспыхивать внутри него при мысли о том, что о нём позаботятся без всяких условий. Так же быстро, как это приходит, Гарри подавляет его. Не привыкай, – голос, подозрительно похожий на голос Кристофера, прокрадывается в его голову. – Зачем ему нужно иметь с тобой что-нибудь помимо секса? Это всё, что ты действительно можешь предложить.       Гарри чувствует, как у него сводит желудок.

***

      Начало недели Гарри проводит в своей студии на территории кампуса, пытаясь добиться прогресса в своём дипломном проекте – ключевым словом является «пытаясь». К сожалению, его голова в беспорядке, что никогда не помогает, когда дело касается творчества.       Гарри начал учебный год, всё ещё встречаясь с Кристофером и очень много думая, что жизнь его прояснилась и устроилась. Его обучение было оплачено, как и его аренда – по крайней мере, на следующие несколько месяцев – благодаря щедрым... пожертвованиям на протяжении многих лет. Но теперь он остался без постоянной финансовой поддержки Кристофера, и это его пугает. Что, если он потерпит неудачу? Что с ним будет? Гарри чувствует, как его сердце колотится, а горло сжимается, и его мысли начинают закручиваться по спирали.       Бросив кисть через комнату, Гарри падает на пол, закрыв голову руками. Он не может сосредоточиться. Его кошмары снова начались, поэтому он плохо спал. И в довершение ко всему, он не может перестать думать о Луи.       Луи, который блядски сексуален. Луи, который терпеливый и нежный. Луи, который слушает его и относится к нему серьёзно.       Луи, который, к сожалению, не может ему помочь. Не с этим.       Приняв решение, Гарри поднимается с пола и пересекает комнату к тому месту, где повесил свою сумку. Он роется в переднем кармане, его пальцы смыкаются на клочке бумаги. Развернув его, он достаёт телефон и звонит.       Он глубоко вздыхает и выдавливает улыбку, услышав голосовой ответ на другом конце провода.       — Здравствуй, Оливер. Это Гарри. Стайлс. Как дела?

***

      Гарри надел костюм. Было что-то в Оливере, что заставляло его нервничать из-за того, что не позволяло одеться как обычно, – немного более ярко и эпатажно, немного более женственно. Оливер предпочитал простоту и элегантность. Красивый костюм – Calvin Klein – но только с приталенным жилетом под пиджаком вместо рубашки. Респектабельно. Изысканно. Сексуально. Как раз по вкусу Оливера.       Войдя в ресторан, он напоминает себе, что это похоже на деловую встречу. Ему нужно произвести впечатление на Оливера, показать ему, что он больше, чем просто внешность, что Гарри также вписывается в этот мир, что его стоит сохранить.       Когда его ведут к столу, Гарри замечает, что люди поворачивают головы, чтобы посмотреть на него. Хорошо, – думает он, – дайте ему увидеть, насколько я ценен.       Как только эта мысль поражает его, Гарри чувствует тошноту. Когда он начал думать о себе как о товаре?       Стряхнув это ощущение, Стайлс сверкает своей самой кокетливой улыбкой – той, от которой у него появляются ямочки на щеках, – и дважды целует в щёки Оливера в знак приветствия, когда он подходит к столу.       — Bonjour mon beau garçon, — на загорелом лице Оливера его улыбка выглядит ещё более белой. Он поразительно красивый человек, даже будучи в два раза старше Гарри. Безупречно одет, безупречно ухожен.       — Bonjour Olivier, c'est si bon de te voir*, — перейдя на английский, Гарри надеется, что Оливер последует его примеру. Его французский в лучшем случае сносный. — Ты прекрасно выглядишь.       Оливер улыбается и мягко переходит на английский с сильным акцентом:       — Спасибо, это очень любезно. Но все блекнут по сравнению с тобой. Весь ресторан не мог оторвать глаз, когда ты вошёл.       Гарри застенчиво улыбается:       — Ну, я не заметил. Я не мог оторвать глаз от тебя.       Как Гарри и надеялся, Оливер усмехается и тянется к руке Стайлса через стол.       Остальная часть свидания проходит точно так, как Гарри ожидал. Еда и вино были восхитительны. Оливер рассказал о своих поездках и деловых сделках, он часто хвалил Гарри. В конце вечера его отвезли домой на Jaguar Оливера, рука мужчины собственнически покоилась на бедре парня.       Но на протяжении всего вечера Гарри чувствовал себя так, словно он был вне своего тела, наблюдая за собой. Там он был на свидании с мужчиной, который всего несколько недель назад был бы именно тем, что он искал. Но теперь, когда Оливер проводил его до двери и наклонился, чтобы поцеловать, ему захотелось закричать.       Оказавшись в темноте своей квартиры, Гарри прислоняется к двери, его дыхание прерывистое. Что он делает? Почему он так нервничает из-за этого? Оливер интересовался им целую вечность. Он был всем, в чём Стайлс нуждается прямо сейчас.       Отбросив сомнения, которые настаивают на том, чтобы закрасться, Гарри направляется в свою спальню. Ему нужен сон.

***

Гарри едет за рулём. Или его везут. Он куда-то направляется, – это ясно. Может «ясно», – неправильный выбор слов. На самом деле ничего не ясно. Он движется в пространстве, его куда-то уносит. Окрестности серые и мутные, хотя временами он может видеть проблески деревьев или людей. Он может сказать, что физически ему комфортно. Сиденье, на котором он сидит, кажется, сделано из бархата. Гарри проводит рукой по ворсу, как иногда делают с велюром, просто чтобы увидеть, как меняется цвет. Его сердце ёкает, когда он наблюдает, как его пальцы погружаются в сиденье, что превращается в какую-то густую слизь. Его тело поглощается за ними. Гарри чувствует, что его нечто охватывает со всех сторон, сжимает до хруста костей. Его будто упаковали, подвесили, чтобы законсервировать, словно в смоле. Он жив, но в ловушке. Сквозь тёмно-красный оттенок этой гробницы он видит, как люди слоняются вокруг и наблюдают за ним. Делают записи? Оценивают его? Он пытается вырваться, кричит о помощи. Но чем больше он сопротивлялся, тем больше чувствует себя пойманным в ловушку. Измученный, он безвольно повисает, пойманный, как муха в янтаре... а потом он плачет.       Задыхаясь, Гарри вскакивает с кровати, его простыни пропитаны потом.       — Блять, блять, блять, — оглянувшись, он медленно осознаёт, что находится в своей комнате. Это всё было ненастоящим – просто ещё один, блять, кошмар.       Небо за окном туманное в предрассветном пурпуре; такое небо, которое обычно означает ещё несколько часов сна. Но Гарри не спит, и просто бессмысленно пытаться сделать это. Вылезая из постели, он набрасывается на идеи, что может написать, прежде чем быстро сделать чашку чая и немного тостов. Оставив свою квартиру – и дурные сны – позади, он направляется в студию.       Пока его мысли охвачены водоворотом сомнений и страхов, Гарри атакует холст широкими полосами цвета. Глубокие насыщенные оттенки переходят в более мягкие тона. Чёрный и серый переходят в снежно-белый цвет. Он застрял на этом проекте на несколько недель, но, похоже, что-то выходит само собой. Работая, он думает о том, что Луи сказал вчера вечером, об использовании искусства как способа выразить уродство внутри себя, как найти выход из этого. Закрыв глаза, Гарри вспоминает образы и чувства, которые возникали в его снах – панику и чувство клаустрофобии, потерю контроля – как он может воплотить всё это в своих картинах?       Он лихорадочно работает, холст за холстом. Различные версии эмоций по мере их прилива и отлива. Он понятия не имеет, к чему это приведёт, но он должен вытащить это наружу, должен куда-то вложить все эмоции. Уже конец дня, когда он, наконец, берёт перерыв. Бледный и измученный, он сидит на полу и смотрит на то, что создал. За последние несколько часов он нарисовал больше, чем за месяцы.       Сунув руку в карман комбинезона, он достаёт телефон.       Гарри: Я рисовал весь день.       Луи: Это хорошо.       Гарри: У меня был арт-блок несколько месяцев, а сегодня я начал работу над семью произведениями.       Гарри: И я не ненавижу ни одно из них.       Луи: Это тоже хорошо. Что привело к смене?       Гарри делает паузу. Он действительно не обдумал это. Его глаза мечутся к его картинам. Выпустить. Иметь храбрость.       Гарри: Прошлой ночью мне приснился кошмар. На самом деле они у меня продолжаются какое-то время. Но в этот раз было действительно плохо.       Гарри: Я думал о том, что ты сказал об использовании искусства для освобождения.       Гарри: Думаю, ты был сменщиком?       Следует долгая пауза, когда Гарри видит три точки, указывающие на то, что Луи печатает. Потом они исчезают и возвращаются. В тот момент, когда Стайлс собирается послать продолжение, сказав, что он просто шутил по поводу этого последнего момента, его телефон вибрирует.       Луи: Где ты?       Гарри: Моя студия. Почему ты спрашиваешь?       Луи: Могу я прийти к тебе?       Гарри: Сюда? В мою студии? Я весь в краске.       Луи: Гарри. Меня не волнует, как ты выглядишь. Я просто хочу увидеть тебя.       Луи: И твои картины.       Луи: Пожалуйста?       Гарри просто смотрит на свой телефон. Ни один из его парней никогда не интересовался его работой. Никто из них даже не ступал в его мастерскую. Он осматривает пространство широко раскрытыми глазами и, возможно, немного боится.       Гарри: Хорошо.

***

      Гарри слушает критику своих работ уже почти десять лет. Но он не думает, что когда-либо хотел чьего-то одобрения так сильно, как Луи. Они целуются у двери. Быстро бросив взгляд на лоскутную джинсовую кепку Гарри и забрызганный краской комбинезон, он называет его «причудливым» с ухмылкой и лёгким прикосновением к его заднице. Луи с изящной целеустремлённостью двигается по студии, останавливаясь, чтобы с интересом взглянуть на какую-то старую работу, которую Гарри поставил у стены. Он не торопится и, кажется, задаётся вопросом обо всём, что видит.       Новейшие картины обращены к окнам, где лучший свет. Когда Луи подходит к большим холстам, Гарри прикусывает губу, его сердце колотится.       — Большинство из них ещё не закончены… — он бормочет, не в силах удержаться, а затем указывает на холст в конце ряда. — Этот, серый, наверное, ближе всего к тому, как я хочу, чтобы они выглядели, когда я закончу.       Руки на бёдрах, рукава его огромной толстовки настолько длинные, что закрывают его суставы, Луи молча смотрит на работу Гарри в течение примерно двадцати минут. По правде говоря, вероятно, проходит около пяти, но Стайлс так нервничает, что просто стоит в стороне, заламывая руки.       В этой комнате так много его самого. Каким бы обнажённым он ни был с Луи, он никогда не чувствовал себя таким голым, как сейчас. Такое чувство, будто всё из чего состоит и кем является Гарри, запечатлено на этих двухметровых картинах – его неуверенность, его страхи, его желания – всё выставленное на всеобщее обозрение, как если бы он был мёртвой лежащей тушей на обочине дороги.       Он очень давно не позволял себе чувствовать себя таким уязвимым.       Наконец Луи поворачивается к нему лицом, его речь замедленная, а глаза широко раскрытые.       — Гарри... — его голос грубый, когда он говорит. — Ты хоть представляешь, насколько они хороши?       — Ч-что? — Гарри уверен, что ослышался. Он знал, что у него есть талант, но никто никогда не казался настолько завороженным тем, что он делал.       — Боже, Гарри. Это невероятно. — Луи снова поворачивается, чтобы взглянуть на картины Стайлса. — Так много эмоций, даже в незавершённых работах. Так много кризиса, борьбы и… тоски.       К своему огорчению, Гарри внезапно всхлипывает и закрывает лицо руками. Он настолько истощён на многих уровнях и настолько подавлен похвалой, что просто не знает, как удержать это вместе.       Прежде чем он осознаёт это, Луи обнимает его, ведя к выступу окна, чтобы они могли сесть. Всё ещё обнимая Гарри одной рукой, он мягко шепчет ему в кожу.       — Дорогой, всё в порядке. Я знаю. Ты так много вложил сегодня в свою работу.       Проводя мягкие круги на спине Гарри, он указывает другой рукой на нижнюю часть картины, на самые тёмные и самые запутанные изображения.       — Как будто всё это застряло внутри тебя, утяжеляя, преграждая тебе путь… — его рука скользит к верхнему краю холста, где цвета более мягкие, а формы рассеяны светом. — Всё, что впереди, что ждёт тебя, зовёт тебя.       Гарри судорожно вздыхает и поворачивает заплаканное лицо к Луи.       — Я… Прошло очень много времени с тех пор, как я чувствовал себя таким увиденным и понятым. Спасибо.       Лицо Луи смягчается, когда он улыбается.       — Спасибо тебе, что показал мне своё искусство. Я знаю, как это может быть страшно. Ты невероятно талантлив... Я очень горжусь тобой.       Гарри утыкается носом в скулу Луи и тихо хихикает.       — Возможно, в следующий раз тебе придётся отказаться от грязных разговорчиков и просто шептать мне это на ухо.       Смеясь, мужчина сильнее обнимает Стайлса и притягивает к себе.       — Я был бы более чем счастлив, осыпать тебя похвалой. Даже когда мы не голые.