Оставь несчастья позади, пускай омоет их волна / Leave It All, Lock to the Tide

      Это гложило ее.              Каждый день, понемногу, черная тень боли двигалась и росла, запертая в теле своей невольной жертвы. Каждая мышца болела так, будто это ее пару недель назад придавило тяжеленным грузом. И чем сильнее были ее муки, тем радостнее становился Бен. Мужчина двигался уже намного быстрее, лицо все чаще озаряла беззаботная улыбка. Ранения по-прежнему заживали, но он более их не чувствовал. Рей пыталась занимать его сидячей работой, вот только делал он все так быстро, что сразу же просил что-нибудь другое, например, поработать в саду или заняться вылавливанием мидий. Лишенный боли, Бен буквально гудел от неиссякаемых потоков энергии и радости.       Это того стоило, бремя, которое она несла за него, того стоило. Определенно.       И не потому, что теперь он мог выполнять сложную работу, а потому что стал самим собой. Беном.       Она пришла на этот остров, чтобы быть одной, в безопасности, без боли.       Теперь же все это осталось позабытым, кроме, естественно, этой самой боли.       Вещи, которые совсем недавно приносили ей удовольствие, потеряли былую прелесть. И все ради того, чтобы избавить другого от страданий.       Рей сощурилась, когда сильный поток ветра принес за собой мелкие морские брызги, что тотчас же на гребне волны ударялись о остроконечные камни и удалялись назад в воды. Ветер дул с востока, поэтому маленькая бухта находилась в полной безопасности и тишине. Она уверенно зашагала к ней вниз по травянистому склону.       Бен стоял в барашках шипящего прилива, осторожно, стараясь держаться как можно ближе к береговой линии и подальше от потоков ветра. Волосы его распущены, концы едва касались воротника, борода выглядела короче, и если бы Рей не знала его лучше, то подумала, что там, в объятиях океанической стихии и песка, стоял обычный островитянин и занимался ничем не примечательной добычей завтрака.       От этой картины в груди закопошилось нечто напоминающее надежду, отталкивая боль на второй план. Неужели это и правда была надежда?       Рей так давно ее не испытывала, что даже не была уверена в правильности подобранного слова. Но как иначе описать это странное чувство, которое с каждой его улыбкой становилось все ближе и ближе к самому сердцу? Каждый день она слышала его глубокий приятный голос и пожелания доброго утра, после чего он неизменно наливал ей чашку горячего чая.       Бен, должно быть, краем глаза увидел, как она остановилась на вершине уступа, потому что в тот же миг вышел из плена плотного влажного песка на сухой пляж; палка, что совсем недавно служила ему надежной поддержкой, теперь беззаботно выглядывала у него из-под мышки. Уступ всегда воспринимался чем-то невообразимо высоким, но Бену он доставал до самых плеч. Мужчина остановился перед ней и, достав что-то из кармана штанов, положил ей прямо около носка ботинка.       Это оказался малюсенький, идеально круглый морской еж.       — Для твоей коллекции, — улыбаясь от уха до уха сказал он — так по-мальчишески и гордо.       Что за странная, но невероятно приятная вещь — внимание. Признание ее существования мужчиной, что вручил ей этот неожиданный подарок, было самым настоящим чудом. Рей, даже того не осознавая, улыбнулась в ответ и быстро засунула морского ежа к себе в карман, изо всех сил сопротивляясь нахлынувшему желанию прикоснуться к нему губами.       — Он идеальный, — сказала она, смотря на Бена сверху вниз. — Спасибо. Я поставлю его на полку рядом с остальными.       Бен кивнул в сторону берега.       — Я почти закончил. Ведро-то тяжелое. Если ты возьмешь лопату и грабли, я смогу понести его.       Она кивнула в ответ и начала пускаться вниз по камням, как внезапно то теплое ощущение враз исчезло, уступая место свинцовой боли. Рей проделывала этот путь сотни, нет, даже тысячи раз, но еще никогда ей не приходилось прикусывать губу, дабы предотвратить рвущийся на волю крик. Конечности выкручивало просто адски.       — Тебе нехорошо? — поинтересовался Бен, наблюдая за тем, как она с трудом спускалась вниз к набережной; голос его взволнован, как, впрочем, и выражение лица.       — Я просто немного устала, — ответила Рей, ощущая, как под ногами покачнулась земля, а сама она начала стремительно терять равновесие. Еще пару шагов, и ей наконец удастся присесть. Отдохнуть в объятиях своего пляжа и компании в своего… Бена. Всего на секундочку. Большего ей и не нужно.       — Давай помогу тебе, — без раздумий предложил он и протянул открытую ладонь, так, как и полагало воспитанному мужчине с хорошими манерами.       Отпрянув от него, Рей нечаянно поскользнулась на последнем камне и испуганно закричала:       — Нет! Не прикасайся ко мне!       Но было уже поздно. Его ладонь сомкнулась на ее руке — сильная, большая и надежная. Не позволяя ей упасть. Хоть и на каких-то пару секунд, но они были двумя обычными людьми — он держал ее своей горячей рукой, а она таяла. В последний раз Рей прикасалась лишь к руке своей матери, но это было так давно… и ощущения были совершенно другими. Совершенно отличными от любого другого тактильного опыта. Сейчас Рей чувствовала себя в безопасности.       Но проклятие… Огонь, что все эти дни пожирал ее тело, взревел и по конечностям хлынул назад к своему изначальному обладателю. Лицо Бена перекосило, в глазах за считанные секунды заискрилось понимание всей этой ужасной ситуации, когда жгучая боль подобно гигантской волне вновь заполнила былые раны — глубоко, ошеломляюще, через край.       От ужаса и шока он прямо попятился.       — Рей… — согнувшись от боли, прохрипел он, — …что…?       — Мне так жаль, так жаль, — прокричала она, отползая прочь. — Я же сказала тебе не прикасаться ко мне!       Бен рухнул на колени и коротко вскрикнул, когда те болезненно ударились о влажный песок, после чего неуклюже упал на бок, чтобы уменьшить давление.       — Мне так жаль, — вновь и вновь шептала Рей, не в состоянии произнести что-то еще.       Если Бен и боялся ее, то он, по крайней мере, не подавал виду. Он просто лежал перед ней, тяжело дыша, и пытался бороться с как некстати возвратившимися болями. Она наблюдала за ним своими большими круглыми глазами.       Спустя некоторое время он наконец заговорил.       — Я не пони… как такое вообще возможно?       — Все дело в проклятии. Мне оно передалось от матери, а ей — от своей матери. Она называла это даром, но оно было таковым только потому, что она научилась управлять им.       Во время ее безумных откровений Бен даже не шелохнулся. В небе кричали чайки, а с востока дул ветер, колыхая верхушки деревьев, о мутный берег и раскиданные по нему морские водоросли ударялись беспокойные воды, а Бен слушал ее плачевные россказни про магию, что стала ее бременем задолго до его недельной боли.       — Мы жили в Кол-Харборе, и если кто-нибудь нуждался в помощи, он всегда мог обратиться к нам. Маме всегда удавалось забирать боль из тел и сердец, а потом сажать ее в саду, — Рей шмыгнула носом и вытерла его обратной стороной руки. — Тогда взрастали самые прекрасные цветы, сладчайшая клубника и огромнейшие тыквы. Наш фруктовый сад был порождением чистой агонии. Если мы что-то не съедали, она всегда относила это другим людям. Они отдавали ей свою боль, а взамен она кормила их ею. У нее был талант.       Пока она говорила, Бен напряженно водил челюстью, а кулаки то сжимались, то разжимались, как будто ему безумно хотелось прикоснуться к ней.       — Но меня этот дар обошел стороной. Я до мелочей повторяла все, что делали мои мать с бабушкой. Я пробовала сажать, отпускать страдания в море. Сжигать, резать, молоть, но ничто не смогло облегчить боль. Становилось только хуже.       — Поэтому ты решила поселиться на этом острове, где нет ни души, — сказал он; Рей поразилась тому, насколько быстро Бену удалось соединить все ниточки.       — Здесь безопасно, — жалко кивнула она.       И тогда он поднялся на ноги, на этот раз опираясь на костыль, и, прыгая на одной ноге, направился к берегу. Затем резко повернулся:       — Ты забрала мои страдания. Когда?       Рей крепко зажмурилась, отчего из глаз ручьем полились слезы, и она прошептала:       — Ты кричал во сне.       Изо рта Бена вылетел такой звук, как будто бы его ударили под дых — низкий плач сожаления, что пронзил безмолвное пространство между ними. Ей казалось, что она уже слышала все звуки его боли, вот только этот грозился стать самым кошмарным.       — Отныне я запрещаю тебе прикасаться ко мне.       Слезы потекли безудержной рекой. Почему от этих слов стало так невыносимо больно?       — Рей, — умоляя, сказал он. — Моя боль не должна становиться твоим бременем.       Она подтянула к себе колени и спрятала в них лицо. Бен сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.       — Рей, услышь меня.       Она хотела прислушаться. Хотела вскочить на ноги и прижаться к его лицу, вдохнуть его дыхание, попробовать кожу, забрать каждый клочок агонии, чтобы он снова улыбнулся как Бен. Была ли это надежда? Или же нечто большее? Но вместо этого она молча согласилась и продолжила плакать, пока Бен без оглядки и лишнего слова прокладывал себе дорогу к ее дому сквозь густые пучки трав.       До прибытия лодки осталась одна неделя.

———

      Они начали вести себя как в первый день их знакомства, будто галька, застрявшая в волне, не в силах выбраться из порочного круга бесконечных метаний. Изредка что-то говорили, всегда выжидающе смотрели друг на друга, но более никаких прикосновений. На самом деле, это было чем-то по-настоящему большим, нежели когда в движениях их скользила чрезмерная аккуратность и настороженность. Сейчас ситуация больше походила на вызов, будто Бен ждал, пока она попытается нарушить его приказ, или как будто ему действительно этого хотелось. И не только из-за недуга либо же желания стать свободным от боли, нет. Просто потому, что он так желал. Желал, чтобы она прикоснулась к нему. Или он просто желал прикоснуться к ней.       Рей использовала тишину в качестве границ личного пространства, чтобы напомнить себе, кто она… или кем была. До того, как в жизнь на океанических волнах ворвался темноволосый, нежный, гигантский солдат. Она стала проводить больше времени в одиночестве, на свежем лесном воздухе, на пляже, вдали от него и его присутствия, к которому успела привязаться за столь короткий период времени.       Пока Рей собирала на противоположной стороне острова первые плоды яблони, над островом пошел теплый утренний дождь, после чего она не спеша вернулась домой с корзинкой, полной спелых фруктов. Она улыбалась сквозь дождевые капли, что стекали прямо с веток деревьев и омывали лицо. К тому времени, как Рей достигла поляны, небесная влага орошала землю нежными живительными потоками.       Бен как раз работал у забора; пару дней назад он увидел, что балки были вбиты как-то не так, отчего забор вокруг ее сада выглядел искривленным, после чего решил исправить этот недочет. Он поднялся ни свет ни заря — просто так или чтобы свести к минимуму их общение, Рей не знала — и так до сих пор там работал, даже невзирая на дождь. Даже если боль в колене съедала всю энергию.       Подойдя ближе, Рей увидела, что он снял рубаху. Должно быть, влажная ткань не самым приятным образом прилипала к телу и сковывала движения, тем более, он, кажется, совсем не ожидал, что она вернется так быстро. Его манеры в этом отношении были излишне порядочными.       Дождь оставлял после себя на спине длинные ручейки; мышцы от интенсивной работы перекатывались под бледной кожей. На руки с кончиков завитых от обилия влаги волос падали крупные капли. Рей сосредоточилась на его движениях, — сильных и уверенных — стараясь не обращать внимания на перевязанную ногу и костыль под стулом, на котором он и сидел. Ему было больно, но он не подавал виду.       Рей не могла заставить себя ни оторвать глаз, ни двинуться с места. Ноги помимо воли сделали шаг вперед, вторя каждому удару по рукоятке, притягивая ее все ближе за невидимую веревку.       Наконец Бен увидел ее, очевидно пораженный ее присутствием. В глазах его заискрился испуг, но кроме этого в них было еще что-то нежное. Он буквально поедал взглядом ее промокшую под дождем фигурку. Штаны ее потемнели и промокли от высокой золотистой травы, что доходила ей до самих бедер. Волосы и нательная рубашка тоже намокли. Рей с замиранием сердца наблюдала, как темные глаза мельком окинули ее взглядом от макушки головы и до ботинок. Уязвимые и глубокие, они вскоре вернулись к ее лицу.       Внутри нее зародилось желание, окутывая собой пупок, грудь и рот. Тепло растеклось по естеству — отчаянное и неподвижное. Она пропала.       Каково это — прикоснуться к нему? Хотя бы раз в жизни быть свободной от боли и ощутить на себе жар его кожи, прямо в тот один-единственный раз. Текстуру щек под кончиками пальцев, когда она проявила смелость и дотронулась до него, беспокойно спящего у очага. Ощутить прикосновения его рук к лицу, запястьям и даже талии. Их губы встретились бы таким волшебным образом, который описывается в каждой достойной поэме. Она бы рухнула в объятия мира, познав самым искусным способом любимого человека и его тело.       Рей осмеливалась о таком мечтать только лишь под покровом ночи, в плену спутанных простыней, прикасаясь к себе своими жаждущими пальцами. До появления в ее жизни Бена она никогда не занималась подобным, лишь после того, как, засыпая и просыпаясь, он начинал шептать ее имя, что слетало с его губ сродни обожанию.       Разве не это было вершиной проклятия? Они вместе, под одной крышей, его глаза, их тела, это чувство и одна правда: она не могла прикоснуться к нему.       Остался один день.

———

      На дворе стояло туманное утро, когда близ острова из Кол-Харбора пришвартовался корабль. Он молчаливо застыл у дальней точки острова, будто призрачная фигура, а от него на шлюпке медленно греб юнец. К ее пляжу.       К их пляжу.       Бен, стоя на верхушке скалистого обрыва, навалился на костыль, китель впервые с момента его прибытия наглухо застегнут на все пуговицы, а на воротнике крепко завязан черный платок, который каким-то невообразимым образом даже во время кораблекрушения удержался на шее своего хозяина. Лицо серьезное, брови задумчиво насуплены. Туман оставил после себя на макушке и ресницах малюсенькие камешки росы. Видя его таким, у Рей заныло сердце. Бен выглядел прямо как король, готовый предстать перед миром в битве, которую он даже не надеялся выиграть. Рей было прекрасно известно это ощущение.       Она поприветствовала юнца, когда тот перестал грести и спрыгнул в воду, чтобы потянуть за собой шлюпку, заполненную двумя небольшими ящиками и несколькими мешками с мукой и зерном.       — Здравствуйте, мисс Рей, — он прикоснулся к полям шляпы и перевел взгляд на Бена. — Извините, а это кто?       — Доброго тебе дня, Б.Б. Это рядовой Бен Соло. Три недели назад произошло кораблекрушение, он выжил, и его прибило к моему берегу. Он надеется, что ты перевезешь его на Кол-Харбор.       Б.Б. уставился на нее во все глаза.       — Вы плыли на «Превосходстве», сэр?       — Да. Плыл, — ответил Бен. — Ты знаешь об этом?       — Конечно! Все об этом знают. Из Портленда даже отправили корабли, чтобы те отыскали выживших. Но все напрасно. Триста человек исчезло без следа, — Б.Б. мрачно снял шляпу и, перекрестившись, добавил: — Кроме вас, сэр.       Бен опустил голову, закрыв глаза, и что есть мочи сцепил челюсть. Он перевалился на поврежденную ногу, чтобы намеренно ощутить боль. Только так он мог отплатить своим погибшим товарищам, как будто исполняя своеобразную молитву во имя их потерянных душ.       Рей, не отрывая взгляда от Бена, сказала:       — Спасибо, Б.Б.       Это было своеобразным сигналом для юнца, чтобы тот начал выгружать шлюпку.       Из груди Бена вырвался глубокий вдох, после чего он наконец поднял подбородок, застыв в ожидании. Теплые темные глаза ощущались намного теплее родного пляжа.       — У меня нет подходящих слов, чтобы выразить всю ту благодарность… Я никогда… — Бен внезапно умолк, всматриваясь в ее лицо. Он сглотнул и обратил взор на горизонт. — Я перед тобой в неоплатном долгу.       — Ты всегда можешь постараться, — мягко пошутила она. — У меня осталось достаточно шерсти, а впереди еще целая зима.       Рей не знала, откуда взялось это странное желание пошутить, особенно, когда ее сердце, казалось, вот-вот грозилось разбиться в тесноте грудной клетки. Бен улыбнулся так по-мальчишески, у глаз залегли тонкие морщинки, а на щеках — ямочки. Рей заулыбалась ему в ответ.       В последний раз.       — Мы готовы, сэр. До того, как вернемся в порт, нам нужно будет наведаться еще в два места. И было бы хорошо, если бы мы не отставали от прилива, — голос Б.Б. нарушил хрупкую идиллию; он ловко оттолкнул от берега шлюпку, и та быстро вышла в океан.       Бен кивнул.       — Ну что ж, — начал он, не в силах продолжить фразу.       Ее губы стали сухими, как будто она больше недели ничего не пила. Ноги отяжелели, словно камни, прямо как в первый раз, когда она увидела его лежащим у берега. Всю ее сковало в моменте их прощания и от осознания — океан непременно заберет у нее все то, что когда-то принес.       Его.       — Я буду скучать по тебе, Бен, — скомкано прошептала она, не в силах противостоять отчаянной, бесполезной потребности положить ладонь на мягкую шерсть кителя, прямо над сердцем. Рей почти почувствовала тепло его тела, как резко отдернула руку, опасаясь непоправимого.       — Рей…       — Сэр, нам нужно идти.       Бен застыл, не отрывая от нее пронзительных глаз, губы приоткрыты от невысказанных слов. Она даже не дала ему этого шанса. Собрав всю оставшуюся волю в кулак, Рей развернулась и оставила его позади.       К тому времени, как она добралась к дому на вершине холма и все-таки повернулась, маленькая лодка, в которой сидел Бен Соло, превратилась в едва различимую в тумане тень, подгоняемую волнами.