Печальные последствия амортенции

«Придёшь на Черное озеро?» Страх сковывал. Дафна нервозно смотрела на слова, выведенные узнаваемым ее изящным почерком. Зачем она пришла? Чтобы наткнуться на насмешку или того хуже… Девушка взглянула на тихое озеро, что веяло одним только беспокойством. Ожиданием себя внутри него. Словно она будущий его утопленник. Гринграсс попятилась, нервозно теребя в пальцах левой руки палочку. Однако взглядом наткнулась на Пэнси, что стояла в паре метров, держа в одной руке портфель. Одна. - Привет, - голос потонул в пучине отчаяния, едва она встретилась с ней взглядом. Таким безразличным. Насиловавшим все сердце. - Привет. Ничуть не глупый диалог, стоявший всего, что можно желать. Её рядом с собой, смотревшую внимательно в глаза. Дафна мечтала взять ее за руку и поцеловать нежные губы, выжимая из себя соки. Но она не способна, зная о невозможности действа. А внешние раздражители все били по барабанным перепонкам, заставляя тело сжиматься. Почему она всё ещё здесь? Нужно уходить. Дафна застыла, краешком глаза наблюдая за тем, как та опустилась на иссохшую некрасивую траву. Уселась, рассматривая блеклое безрадостное озеро, не пытаясь даже что-то произнести. Не сказать причину странного поведения. Пальцы невольно наколдовали плед под девушкой. Дафна примостилась рядом, не задевая ее , пугаясь соприкосновения, но в то же время бесстыдно этого желая. Взгляд устремился на ее черные ботинки, отмечая жучка, что быстро взбирался по подошве с тростинкой. - Чуждо? - Совершенно, - Гринграсс нервно вздохнула, пытаясь справиться с учащенным сердцебиением. - Я пришла сюда еще в сентябре на курсе первом. Просто уселась неподалёку и начала плакать, - голос ее не эмоционален, слишком холоден для дружеской обстановки, - было тяжело оказаться вдали от дома, родителей. Каждый день вспоминала их и миндальное печенье, которое готовили домовики. Мне нравилось, что Авари тайком пару раз в неделю приносил мне его в Хогвартс. Я ела печенье обычно здесь, - но глаза Пэнси сияют искренней теплотой, так редко показываемой кому-нибудь, кроме близких ей людей. - Это стало моим любимым местом для этого действа. Оно тихое и спокойное. И здесь никого не бывает, - замолкла, что-то обдумывая. – Сейчас я немного пьяна. Извини. Не могла не выпить, решая отправить тебе записку. - Не ты одна, - Дафна, положив палочку, достала из портфеля полупустую бутылку с белым вином. - Выпьем? У меня есть печенье. - Думаешь, стоит? - Почему нет? И печенье с миндалём не настолько сладко, идеально подойдет под вино. - На лице Паркинсон засветилась усмешка, поистине добрая. - У тебя были дела сегодня? –Дафна качнула головой. - Я хотела отвлечься от всего этого. - От всего этого? - Как тебе в Хогвартсе? – Мгновенно сменила тему Пэнси, кладя печенье рядом с девушкой. Улыбнулась протянутой бутылке, после чего, сделав пару нетерпеливых глотков, поставила ее между ними. – Мы не говорили об этом раньше. Иронично. Очень. - Хогвартс должен быть для нас домом, не так ли? – Дафна смотрела на замок, испытывая, возможно, теплоту. – Я привыкла к нему, привыкла к нашим подземельям. Сам замок никакой, преподаватели и студенты раздражают, но наши посиделки внизу всей компанией.… Не знаю, мне кажется, это ценным. Ещё курс и этого уже не будет. Я буду скучать по нашему курсу. По профессору Снейпу. По тебе. Она сразу же замолчала и отпила из горлышка, боясь собственной откровенности. Сердце билось с точной отчетливостью, Дафна бы сейчас целовала бутылку в улыбке и кричала от радости, трогая с особой нежностью губами те места, которых касалась Пэнси, если бы не пристальный ее взгляд, что пугал, заставляя быть настороже и впредь следить за словами и действиями. Мыслями. - Извини. Я…. Это вышло случайно и это ложь. Просто вырвалось из-за нетрезвости, - оправдалась Дафна мгновенно и взялась под внимательным взглядом за печенье. - Миссис Гринграсс так и не научила тебя держать лицо. Ты слишком эмоциональна и не так пьяна, - Пэнси насмешливо смотрела, как та, практически не дыша, пыталась жевать.- Расскажешь о том, как ты влюбилась в меня? Когда ты почувствовала, что ты по девочкам? Были ли другие, что нравились тебе? Вопросы сыпались. Паркинсон заинтересованно наблюдала за покрасневшей девушкой. Молчаливо разглядывала ее лицо в профиль, забирая бутылку и поднося к своим губам. А Дафна сидела, слыша медленные глотки, сосредоточенно старалась прожевать, лишь бы отвлечься от давивших слов, мыслей и ее лица рядом, почувствовать вкус печенья. Хотя она и не любила орехи, однако заставляла себя съесть, чтобы впоследствии захвалить это печенье. Вероятно, она попросит мать испечь его и выслать сюда. Просто оставит на ее кровати. Даст лично? От этой мысли хотелось смущаться. Пэнси не торопила ее с ответом и за это Гринграсс была ей благодарна. - Третий курс. Подземелья. Твои слёзы в кровати. Может ты думала, что плачешь бесшумно, но ты меня разбудила тогда, - улыбнулась Дафна мягко, тщательно рассматривая озеро, будто бы это единственное, что могло ее сейчас волновать. - Я стеснялась подойти к тебе и поинтересоваться, что же тебя так напугало. Может быть, не те отношения либо же еще маленькая я, не совсем понимавшая, что происходит. И я просто смотрела на тебя. В то утро твоё красное сопливое лицо показалось мне особенно красивым, - легкая едва уловимая усмешка прошлась по ее лицу. - Ярко-зеленые глаза прямо под цвет нашего факультета. А потом я ловила себя на том, что засматриваюсь временами на тебя. Даже рисовала твои контуры на пергаменте. Твои чёрные ресницы и брови. Губы пылают… - Она замерла в приятных воспоминаниях, искажая на лице добрую улыбку. - Долгое время обосновывала всё это эстетическим влечением, но на свидании с когтевранцем поняла, что не совсем так. Он держал меня за руку и целовал. Я позволяла ему это делать и закрывала глаза, неосознанно представляя на его месте тебя. И сбегала от него часто в непонимании себя, - слизеринка хмыкнула непринуждённо, отпивая. - Ты носилась за Малфоем, он приглашал меня на свидания. Мы выбирались с ним пару раз в Хогсмид, я соглашалась на это из-за ненависти к тебе. Думала, если посмотрю на твоё лицо красное и злое и на его "красивое", всё будет в порядке. Но я смотрела в его глаза и чувствовала ничего. Словно сижу с однокурсником, не боле. Я не испытывала ничего к нему. Он казался мне мерзким, когда пытался ухаживать, когда брал меня за руку либо же пытался поцеловать в щеку на прощание. Так было не только с ним. Святочный бал дал мне понять свои чувства. - Четвёртый курс? - Да. Ты выглядела прекрасной, утонченной, но истощённой. Я так хотела поговорить с тобой об этом, но боялась, что ты воспримешь это не так. Твои пухлые щёки ушли, волосы стали длинней, ты сменила парфюм, встала на каблуки. Искра в твоих глазах полностью погасла. Ты была как кукла. Худая, красивая, безжизненная. Пьяна и столь прекрасна. Мила, - столкнулась с ней взглядом, чувствуя, как ком встал в горле. - Драко целовал тебя тогда, ты подчинялась ему невинно. А я смотрела на тебя, испытывая ревность. Подошла к тебе вскоре, пытаясь из-за нахлынувшего гнева напомнить о правилах приличия, но ты послала меня и весьма грубо. В тот вечер я занялась любовью с неизвестным мне парнем из Дурмстранга. Незнакомцем . Лишилась девственности в подсобке, тихо рыдая от боли или же от разочарования. Дафна грустно усмехнулась, так и не отводя взгляда от девушки. - Представляла на его месте тебя, но это была не ты. Так легче. Но это не ты. Всегда не ты. Вино оказалось хлёстким или же собственно сказанные слова нехило пошатнули? Ударило по голове довольно сильно, заставляя ее плакать, подаваясь болезненным воспоминаниям. Дафна делала обжигающие глотки раз за разом, пытаясь справиться с состоянием. Пальцы то и дело стирали слёзы, что стекали с завидной быстротой. Гринграсс истерически рассмеялась, мутными глазами смотря на молчавшую Пэнси. - Ты первый человек, к которому я что-то почувствовала, и может последний. Извини, если сделала что не так, - говорила Дафна нервно, пристально вглядываясь в красивые глаза девушки, дрожа всем своим телом. – Я не должна была говорить об этом. Не должна была писать. Просто не удалось спрятать свои чувства, я пыталась… я серьезно пыталась, очень долго. Но всё зря, как видишь. Пожалуйста, скажи что-нибудь, - желание взять Паркинсон за руку только усилилось, и девушка до боли сжимала собственные ляжки длинными ногтями, боясь притронуться. Просто оказаться в такой близости уже подвиг. – Ладно, всё в порядке. Давай притворимся, что этого не было. Просто не избегай меня, пожалуйста, больше. Хорошо? Я не хочу видеть твоё безразличие. Оно ломает меня. Оно сломает меня, Пэнси… - горячие слёзы текли по щекам, но для нее это было незначительным, совершенно неважным. Пэнси смотрела на неё слишком холодно и молчала. Дафна жалела, что опять сказала много. Была собой. Девушка перевела взгляд на озеро, которое оставалось таким же тихим. Теперь озеро не казалось ей страшным – она могла войти в него, даже не задрожав. Могла войти и утопиться. Оно спокойно примет её, в отличие от Пэнси. *** - Блядь. Теодор улыбнулся, обнажив неровный ряд верхних зубов. Пальцы машинально прошлись по глазам, вдавливая их непосредственно внутрь, а разноцветные блёсточки все мелькали и мелькали. Внезапно диван, на котором он расположился, исчез, заставляя его пасть наземь. Ушибить тугие ягодицы. Нотт вскрикнул в смятении. Он пополз к столу гостиной на четвереньках. Громкий смех избивал барабанные перепонки, но он всё еще силился оказаться рядом с маленькой мебелью. Такой желанной. Жутко востребованной этим хреновым осенним вечером, хотя…. все остальные дни были тоже не очень. Но этот… Тео вновь почувствовал себя больным недостатком, что не способен жить нормально. День был скуден и уныл. С утра он, совершенно никакой, сидел на стуле напротив мадам Помфри в ее же кабинете. Мало того, что старуха опоздала на назначенное время и пришла только минут через двадцать семь минут и двадцать три секунды, ведь произошла же катастрофическая, по ее мнению, ситуация с одним младшекурсником, так еще и здесь была его личная медицинская карта, которая вчера утром лежала в Вильямсбургской больнице. И вот Тео с явным раздражением следил за руками медсестры, что держали его карточку. А рот ее раскрывался в речах, заставляя сжимать свои челюсти, чтобы не послать ее нахуй, выхватывая своё личное дело. - Ваш отец, мистер Нотт, на днях связался со мной и просил присмотреть за вами, передавая вашу медкнижку. Почему вы не говорили о том, что посещаете лечебницу для душевнобольных? Блядь. - Потому что всё в порядке. Не стоит внимания, - протянул он сквозь зубы, недовольно рассматривая целительницу. - Рекуррентное депрессивное расстройство не стоит внимания? А что стоит внимания, по-вашему? Точно не это. - Ремиссия сейчас. Солгал. Сегодня даже с кровати поднялся с трудом и терпел все двадцать семь минут и двадцать три секунды здесь. Крепкий чай был бы как нельзя кстати. Но до него еще идти и идти. Поэтому Тео пропустил его как и завтрак. Шагать на завтрак, после чего через пару часов добираться до туалета. Слишком непереносимая ноша на сегодняшнее утро. - Депрессия может погубить вас, мистер Нотт. Отец беспокоится за вас. Я беспокоюсь. Не плевать ли? Старуха всё говорила и говорила, избивая его сознание дотошными процедурами, что были в Вильямсбурге. Теодор вяло смотрел на неё, говорившую о скором многочасовом временипрепровождении с бывшим целителем. И всё это было из-за отца. Тео находился здесь из-за отца и он премного ему благодарен. Тот же обещал, что не будет вмешиваться в его личную жизнь. А поднёс говнецо как и всегда. А после - назначенная отработка из-за опоздания на лекцию. Выше ожидаемого и кривой взгляд преподавателя, которого он уже хотел послать нахуй и просто выйти за дверь, но не смог из-за того, что придётся совершать лишние движения и куда-то идти. Нотт ушёл с последнего занятия и провёл время в туалете в подземелье, сблевывая обеденную пищу, которую так и не принял ослабленный желудок. Лежал потный и уставший рядом с санузлом, пытаясь набраться сил, чтобы дойти до своей постели. Двадцать метров. Каких-то двадцать метров. Но у Тео не было сил, да и желания подниматься, не говоря уже об отработке, на которую он не мог встать либо же перевернуться и просто поползти. Но не плевать ли? Ему вполне нормально и здесь поспать. Если бы не Драко, он бы до сих пор лежал там в неудобном скрюченном положении. Дрожавшие руки коснулись поверхности и уцепились за розоватую круглую пилюлю. Сердце забилось сильнее, он замер. Проглотил пилюлю насухую и застыл, рассматривая мутные, однако в то же время жутко ясные лица людей подле. Ничуть не примечательные. Незнакомые. Ненужные, как и он сам. Тео трогал выступы своего лица, обнаруживая там сплошные трещины. Казалось, что разрывал их своими бестолковыми пальцами. Судорожно хлопал по лицу, стараясь вернуть все на место, но… оно отваливалось, оставляя осколки плоти у ног. Пол топчут. Топчут его самого. Ступают своими ботинками по нему, затаптывая в ворс ковра. Растопчут? Тео надеялся, что растопчут. - Эй! Громкий щелчок привлёк его внимание. Тео со страхом уставился на ширинку парня, склонившегося перед ним. Поднял взгляд выше, встречаясь с беззаботностью смотревшего незнакомца. Что веселого в том, что Нотт сейчас пытался поднять окровавленные куски кожи и приклеить к себе или же он ждёт, пока тот умрёт? - Всё в порядке, - тот положил руку ему на плечо в качестве поддержки. И пожелтевшая его рука легла на светло-коричневую кость, словно бы прошла одежду и кожу и остановилась на единственном препятствии к органам. Но она прошла… - Хватит! – слишком тревожно Теодор отодвинулся в сторону, врезаясь во что-то жесткое. Непонятные выступы. Ноги? Будь проклят Салазар, если это не Паркинсон… И это не Паркинсон. Не Пэнси. Он бы хотел признаться ей вновь в любви, пока еще в состоянии это сделать. Тео поднялся и, удерживаясь за тонкие бедра (это была испуганная девочка с младших курсов или…?), двинулся к Булстроуд, разговаривающей с непонятно кем. Ухватился за это большое пятно и взглянул на, казалось, удивленное ее толстое лицо. - Нотт? - Пэнси… где она? Драко? Или же передать Малфою, чтобы тот сказал ей. А еще упомянуть то, что Теодор стаскивает на постоянной основе его огневиски и пьёт вместе с Пэнси. Ещё они курят его сигареты. Нужно же ему знать, куда быстро всё девается. Взирал на Милисенту с сосредоточением, понимая, что больше разглядываешь ее шевелившие мелкие губешки, чем прислушиваешься к речи. Она залепетала и замолкла также быстро, как и начала. - Пэнси? Она тут? Жирная Мили расплывалась, поэтому он только и делал, что хватал потными пальцами ее за щеки. Последующая увесистая пощечина не давала особых результатов: он только сморгнул, отпустил девушку и попятился к стене, держась за слишком горевшую скулу. - Пэнси… Кто-то вытолкнул его из гостиной Слизерина или же он сам провалился в открытую дверь. Он не помнил. Просто упал, не почувствовав должной преграды. Пополз, отчаянно зовя Пэнси, словно был ребенком, искавшим слезливо собственную мать. Мир давил и кружился перед глазами. Он пугал, заставляя сжимать палочку, остановиться преждевременно у сдвигающихся лестниц. Тео поднялся, найдя себе опору в виде картины, что волшебник, находившийся там, скорчился в тошнотворной гримасе и отвернулся, не спрашивая о состоянии, ведь событие уже было в порядке вещей. У Нотта было всё в порядке. С самого детства. Так очередные невъебенные помехи, делавшие ему больно. Всё стабильно. А Тео? Он просто не упускает шанс и закидывается, впоследствии ловя мощные отходы. Впервые это случилось в родовом замке семейства Забини с самим Забини в лет тринадцать. Простое предложение Блейза: «Мама при плохом самочувствии принимает это, а после него вся сияет. Попробуем?», - так и прошло его отрочество, перетекшее в юность. Великолепно. Было бы еще прекрасно, если бы он не блевал после этого, не дрожал и не потел, каждый раз пытаясь отчаянно отыскать что-то близкое рядом, умирая или же стараясь совершить данное. Однако это и даёт ему хоть какое-то наслаждение, смысл жизни. Отчётливо помнил Малфоя, сидевшего рядом на диване и пившего огневиски рядом с полулежавшим в дурном состоянии Забини несколько минут назад… или часов? Нотт запутался. Когда он взглянул уже на место напротив, его не было, как и Паркинсон. Он помнил, что та что-то говорила, коснувшись своими губами его лба. Исчезла, иначе бы не было его здесь в совершенно непонятном состоянии, пытающего правильно сориентироваться, а не держаться за покрасневшее горло в попытках оставить содержимое желудка в себе и не подчиниться рвотным позывам. Блядь. Вновь наткнулся на непонятное ограждение и упал в темноту. Головой задел что-то жесткое и острое, а затем отключился, потеряв сознание. *** - Готова ебаться с отбросом? Теодор валяется на полу в позе эмбриона, схватившись за резавший живот. Скручивается сильнее, чувствуя, как тошнота кружится по горлу и останавливается в сантиметре от гортани. - Почему бы не начать принимать мир таким, какой он есть? Со всеми его недостатками. - Я не хочу принимать этот мир. Он хуевый. - Пэнс. - Ты принимаешь всё близко к сердцу. Так нельзя… Блядь. Пот градом течет по тонкому телу. А реальность сурово режет глаза и давит сверху, заставляя прижиматься к мокрой уже облеванной стене. Смердит, однако он только и делает, что сует пальцы в рот и сблевывает кислые остатки принятой пищи. - Пэнс… - Я лучше умру после дозы, чем начну видеть здесь что-то хорошее. Не может вымолвить. Давится мерзкой все еще выходящей слизкой массой и пытается не засмеяться от омерзения. Только к чему или к кому? К себе, вновь достигшему гнилого апогея, принимая, или же к тому, что тело все промокло в дряни и воняло? - Прекращай, Тео. Так нельзя. Горчит. - Позаботься о себе, пожалуйста. Не было никакого облегчения – голос в голове наоборот загоняет его в скорую истерику. Тот нервно растирает содержимое желудка по раздраженному лицу. Уже приколоченному. Он отходит? - Пэнс… Драко… - ноги в чертовом спазме! Мутный взор проходится по обветшалому мрачному помещению. И он один. Тео - один в каком-то незнакомом херовом месте. Пиздец? Определенно, пиздец. Рядом нет никого. И сил тоже нет, чтобы передвигаться. Хотя… может он умрёт? - Отпусти меня в Хогвартс, пап. - Зачем? Чтобы ты снова попытался покончить с собой? Слишком резкий тон. - Это вышло случайно. Я не думал, что всё так произойдёт. - А как думал? Что станет легче? - Да. Я и планировал умереть. А меня уже откачивали. Не единожды. А сердце бьется все сильнее. Он сжимает грудную клетку, ногти, кажется, пронзают напряженную плоть. Тео всё дышит, жадно глотая затхлый, пропитанный его внутренними извержениями, воздух и преодолевая новые рвущиеся позывы. Почему он умирает именно здесь под гнетом собственного мозга? Такова участь? - Тео, я боюсь тебя потерять. Я не хочу тебя терять, - голос отца дрожит. Тот смотрит с минуту в глаза, прежде чем говорит очевидное, - как потерял маму. Убил маму. А после сделал вид, что ничего не произошло, и занялся воспитанием своего отродья. - Ты не потеряешь меня. Ложь. Тео покончит с собой при первой же возможности. Да, он действительно пытался жить и почему-то хватало только существовать бесцельно и строить мечты о смерти. Но уже долго. Очень долго. Парень устал. - Обещай мне, если станет хуже, что напишешь мне, скажешь об этом. Я тебя сразу же заберу. - Конечно. Конечно, нет. Теодор просто написал отцу предсмертное письмо с оскорблениями и извинениями. Он способен только на тексты, все из близких это знают. Перед всеми извинялся записками. Ведь хватает только на строки. Длинные строки, которые всегда лежат у отца в столе в их поместье. Зачем он хранит их в своём кабинете под замком как что-то важное? Это лишь корявый почерк и простые словечки о прощении и любви. Отец опять наткнётся на разочарование. - Тео, тебе нужна помощь. Позволь помочь тебе. - Зачем мне помощь, если даже я не знаю, что мне нужно? Знаю. И это смерть. Просто похороните его на глубину шести футов под землей. - Как нам помочь тебе? Как людям помочь тебе, если ты не можешь их подпустить ни на шаг? Это стоит того, потому что есть шанс, что ты почувствуешь себя лучше. А это важно. Потому что нет ничего важнее тебя. Почему он не убил себя ещё несколько лет назад? - Теодор не даёт нам помочь себе. Уже несколько недель создаёт окклюменцию, не давая направить мысли в нужное русло. Его ментальные блоки невозможно разорвать. - Я пытался. У меня не получается. Я пытался. - Нет! Резкий крик пронзает слух, забивая воспоминания в дальний угол. Тео смотрит в темноту с видным страхом. Вытирает появившуюся слезу грязной рукой и глядит в противоположный угол с некой надеждой на спасение. А сердце всё трепещет. - Ваш сын сам загоняет себя в угол. - Нет, м? - Он не выберется, если сам не захочет. А он не хочет спасать себя. Не то, чтобы спасать. Тео не хочет быть. Просыпаться и ощущать что-то. - Не надо! Он ползёт на крик, часто закрывая глаза, чувствуя, как судороги плавно перебираются к бедрам, и…. видит белую родную голову и темную фигурку парня, сжимавшего что-то в стену. - Ты сама этого хотела. Твои фантазии будут исполнены. Драко? Драко… хорошо, что Драко. Он умрёт не один наедине с истерикой. Тео ползёт, цепляясь за шероховатые бугорки пола. Он открывает рот в желании позвать парня, стоявшего в нескольких метрах. Лицо скручивается в конвульсии, пытаясь примкнуть язык к речи - но Нотт молчит, не смея произнести и слова, ощущая на себе пристальный взор кого-то, кого Малфой в тисках держал. - Хватит… Его промокшее тело знобит. Он трёт глаза, видя рядом лишь туманные очертания и отчетливые белые волосы, слыша взволнованный женский голос, что нервно скачет по перепонкам. А белые ягодицы Малфоя вжимаются в дергавшую девчонку. В ее влагалище, судя по белью, лежавшем в метре от Нотта. - Помоги мне...