Невозможное

      Дилюк проснулся в спокойствии. Тело полно ощущения уюта и расслабления, голова пуста от каких-либо тревожных мыслей, да в принципе от мыслей всяких. Он потянулся, раскинув в стороны руки и ноги, сознание ещё не до конца отошло от сна, когда он вдруг почувствовал, как его нога коснулась чужого тела. Он сфокусировал взгляд и разглядел силуэт по правую сторону от себя. Облокотившись локтем о подушку, взглядом из-под опущенных ресниц на него смотрел Кэйа. Воспоминания пронеслись быстрым пролистыванием страниц в книге, разом вспомнился вчерашний вечер. Это озарение подарило только больше покоя. Он лениво закрыл глаза и откинулся обратно на подушку. Но Кэйа уже заметил его пробуждение.       — С добрым утром.       — С добрым. Давно не спишь?       — Не поверишь, но и пары минут не прошло. Большая редкость проснуться раньше тебя. Ты всегда был ранней пташкой.       — Последний месяц убил всякие остатки моего режима сна.       — Понимаю, та же проблема. Я потерял ощущение времени, до сих пор оно будто иное чем прежде. Отсутствие отслеживания смены дня и ночи в стенах тюрьмы сделали своё дело.       Кэйа говорил об этом без горечи, скорее как заметку о пережитом.       — Тебе стоило выделить прогулки, хотя бы раз в неделю.       — Джинн предлагала. Я каждый раз отказывался. Выбрал путь полной отдачи заключению.       — Зря.       — Зато получил бесценный опыт. Да и месяц не такой большой срок. Я ожидал, что проведу в таком состоянии годы. Но всё сложилось иначе.       — Не случись пожара, я бы всё рано или поздно тебя оттуда вытащил.       — Но всё было бы по-другому. И мы бы вряд ли оказались здесь.       Здесь. Вместе. В одной постели. Какое конкретно из событий столкнуло их к этому пути? Дилюк не уверен, что у этого вопроса есть хоть какой-то ответ, да и смысл. Потому что они уже здесь. Это их неизменная реальность. Частью этой же реальности являлось и то, что с последнего приёма пищи минуло куда больше двенадцати часов. Голод давал о себе знать.       — Сегодня завтрак на мне?       Дилюк спросил с учётом, что прошлые завтраки были приготовлены Кэей.       — Нет. Хочу снова взять на себя.       Кэйа бегло приподнимает рукой красную чёлку и касается губами лба. Прикосновение крайне непривычное, но оттого вдвойне приятное этой неожиданностью. Дилюк не успевает произнести и слова, как Кэйа уже оказывается вне кровати, активно облачаясь в дневную одежду.       — Я быстро, позову как будет готово, а ты не торопись вставать, поваляйся ещё.       Старые рыцарские учения не прошли для ныне отставного капитана даром — Кэйе хватило меньше минуты, чтобы полностью одеться. Бегло окинув Дилюка взглядом с улыбкой, он скрылся за дверью, его шаги вскоре затихли на лестнице. Не смотря на предложение Кэйи, более лежать не хотелось, Дилюк поднялся с постели и неспешно прошёл по комнате в сторону окна. Внутри теплился какой-то особенный покой. И ничто не было способно этот покой разрушить. Ну, почти ничто.       По лестнице раздались торопливые шаги обратно. С взволнованным выражением лица Кэйа вернулся в комнату с чёрным конвертом в руках.       — Лежало прямо на пороге.       Дилюк как раз стоял возле письменного стола и тут же схватился за нож для бумаги.       — Давай, я вскрою.       Точным движением острое лезвие срезало край конверта. В руки упало сложенное письмо. Послание было кратким: Утёс Звездолова. После заката. Анонимный отправитель Тень       От прежнего спокойствия не осталось и следа. О Тени даже не надо было вспоминать, он самостоятельно о себе напомнил. Собственно, как и искать его, он сам назначил время и место встречи. Это зачёркнутое "Анонимный отправитель", исправленное в дальнейшем на "Тень" так и сквозило насмешкой. Предумышленная ошибка.       Я всегда на шаг впереди. Даже знаю, как ты меня обозвал.       Сосредоточенно нахмурившись, Кэйа и Дилюк всё смотрели на лист в руках.       — Обратного адреса он нам не оставил, отправить ответ не выйдет. Ловушка с шансом на подготовку, либо отказ.       — Гадать нет смысла, встреча уже назначена. Я пойду.       — Ты? Может, ты хотел сказать, мы пойдём?       — Нет. Ты всё верно услышал.       Опешив от этого заявления, Кэйа нахмурился, чуть отклонившись в сторону.       — Объяснись, к чему вдруг опять самодеятельность?       — Ты всё ещё слаб после тюрьмы. Кэйа не сдерживает саркастичной усмешки.       — О, и как же ты себе это представляешь? Пока ты идёшь в одиночку на верную смерть, я остаюсь отдыхать на винокурне?       Дилюк молчит.       — Я действительно слаб. Но разве, это единственная причина, почему ты рвёшься туда один? Я быть может и понял, будь это чем-то личным, но пожар касается всех нас, разве нет?       По телу проходит волна тревоги. Своим вопросом Кэйа попадает точно в цель, обнажая главное опасение, что засело глубоко в голове. Плечи сжимаются сами собой, Дилюк прячет взгляд.       — Этот пожар. Я не могу избавиться от ощущения, что это с самого начало было сугубо личным делом. Касаемым только меня.       Брови Кэйи изгибаются в сомнении.       — С Тенью ты оказался прав, хорошо, но теперь ты хочешь сказать, что это из-за тебя спалили целый город? Вслушайся, как это звучит со стороны.       — Знаю, самому немного кажется бредом. Но это чувство...       — Снова твоя интуиция?       — Декарабиан его знает, что это.       Кэйа тяжело вздыхает.       — Как бы там ни было, если ты хочешь пойти, я должен быть там, с тобой. Я не могу отпустить тебя одного. Тень крайне опасен фактором неизвестности. Принять это предложение даже вдвоём уже крайний риск..       — Значит, выходим на закате.       Дилюк решает прервать его тираду. Выходит резко. Кэйе остаётся лишь согласиться.       — Как скажешь.       Они завтракают в тишине, разделённые длиной стола. Слова теряются, стоит только поднять друг на друга взгляд. Не вовремя. Всё ощущается крайне не вовремя. И если вчера это ощущение притупилось общим желанием, атмосферы прошлого вечера ныне не было. И это нагнетало. Утреннее блаженное забытье окончательно развеялось. На смену спокойному уюту пришли тяжёлые мысли о предстоящем. Встреча только после заката, а сейчас раннее утро. Больше двенадцати часов ожидания. Или подготовки? Дилюк зацепился за последнее, выйдя с мечом на площадку перед винокурней сразу после завтрака. Но огненные искры совсем не давали покоя.       — Коротаешь время?       Кэйа окликнул его, показавшись на пороге винокурни.       — Хочу быть готовым. Нас там ждёт как минимум битва.       — А как максимум, смерть?       — Я этого не говорил. Присоединишься?       Он кивает и скрывается за дверью, чтобы через несколько минут вернуться с мечом.       — Ничего, что я без повязки?       — Нет. Мне так даже больше нравится.       Спрашивая, Кэйа скорее имел в виду, что большинство их совместных приёмов были построены на его слепом пятне от повязки, что более не имело смысла, но ответ Дилюка его более чем устроил.       — Но, главное, как без повязки тебе самому? Солнце не слепит?       — Немного, но я быстро привыкну.       Тренировать удары спиной к спине было невыразимо приятно. Их тела в точности помнили каждое отточенное в прошлом движение. Казалось, закрой они оба глаза, их действия так и останутся идеально слаженными, однако проверять не хотелось. Дилюку стало немного спокойнее. Он будет не один на утёсе. И это правильно.       — Ты ведь видел мой глаз Порчи в действии?       — Да. Цепи.       — Они крайне резки в движении и у них цепкая хватка. Если Тень решит использовать их силу, нашей задачей будет подобраться к нему как можно ближе, при этом не дав себя опутать.       Но тревога была подобна волнам, то накатывала, а то вдруг вновь отступала. Этой ночью всё наконец решится, можно будет двигаться дальше. Но именно это тревожило. Тень укладывался в план, а дальнейшее будущее раскидывалось пустой страницей. Прошлая ночь в одной постели с Кэей. Предшествующий ей момент порыва к близости в холле. Им не довелось этого обсудить, ибо у Тени были свои планы, от чего всё продолжало сквозить недосказанностью. Чего-то не давало покоя. Прикрыв глаза, на мгновение остановив выпады с мечом, Дилюк вновь связал всё с Тенью.       — Возьмём перерыв? Я хочу заточить меч.       — Хорошо.       Они отходят в тень от здания, устраиваясь на пустых бочках. Дилюк достаёт точильный камень, принимаясь за свой меч. Кэйа задумчиво создаёт ледяные кристаллы в своих ладонях. Некоторое время проходит в относительной тишине, нарушаемой лишь скрежетом камня о металл.       — Возможно, сейчас не лучшее время, я знаю. Но я хочу поговорить о будущем. Нашем с тобой будущем.       Разговор начал Кэйа. Дилюк откладывает точильный камень в сторону и вглядывается в край лезвия клеймора. Металл уже заточен настольно, что в поверхности он видит своё маленькое отражение. Кэйу занимают те же мысли, ну конечно. Он любит его, в этом у Дилюка нет и доли сомнения. Но будущее так и остаётся туманным.       — Давай сначала разберёмся с Тенью.       Кэйа вздыхает, но вскоре кивает ему.       — Да, ты прав. Сначала Тень.       Остаток как никогда длинного дня так и прошёл в подготовке к ночной встрече.       Они сидели прямо на пороге винокурни, глядя в сторону постепенно уходящего в закат солнца. До отбытия оставались считанные минуты, а до ответов лишь путь к утёсу. Оранжевое сияние освещало их серьёзные лица и отражалось в глазах подобно огненным всполохам.       —Уверен, что больше не хочешь никого в это посвящать? Мы всё ещё можем отослать письмо Джинн.       — Уверен.       Солнце исчезает за деревьями. Они поднимаются, чтобы наконец отправиться в сторону утёса. ***       Путь к утёсу Звездолова, конечно же, пролегал мимо Мондштадта. Величественно возвышавшиеся над городом ледяные глыбы сияли в лучах практически исчезнувшего солнца. Вид острых пиков будто кольнул само сердце. Если это действительно дело рук Тени… Ему несдобровать.       Они достигли подножия, ещё издалека заметя одинокую фигуру, но ещё слишком далёкую для какого-либо опознания. Но больше и не было смысла гадать. Сила Тени лишь в кромешной неизвестности, от которой вскоре ничего не останется. Кем бы он ни был, его личность и являлась его слабостью. И с каждым шагом они становились ближе к правде, ближе к этой слабости.       И ещё со спины фигура заставила вызвать узнавание. Ошибки быть не могло.       Стоя на самом краю, неспешно, будто лениво, Тень разворачивается к ним. Совсем не тот, что наведывался в город уже более двух лет назад. Красных глаз, как и половины лица, теперь не видно за новой маской. Но второй номер из предвестников Фатуи всё ещё узнаваем.       — Дотторе…       Чуть склонив голову, Дотторе оглядывает себя, будто пытаясь убедиться в произнесённых словах.       — Полагаю, действительно я. Что поделать, судьба раз за разом сталкивает с этим городом.       На правой руке знакомая Дилюку перчатка — украденный глаз Порчи. Этого невозможно разглядеть за маской, но Дотторе явно отследил чужой взгляд, губы расплываются в улыбке.       — Рад, что ты всё же заметил пропажу. Поздновато конечно, я ожидал более скорой реакции.  И ты всё же пришёл не один.       — В послании не было подобных условий.       — Да, моя оплошность, стоило быть точнее в изъяснении. Я лишь был уверен, что ты поймёшь. Его глаз невозможно было увидеть, но его скрытый за маской взгляд был словно физически ощутим.       — Не вижу смысла темнить, перейдём ближе к сути. Я сжёг Мондштадт. Есть что сказать по этому поводу?       То, с какой лёгкостью и обыденностью в голосе он произнёс эти слова, заставило вскипеть кровь.       — Ты...       Дилюк сделал шаг вперёд, но Кэйа тут же остановил его за плечо. Рано. Крепко, но не давяще сжимая пальцы, он и задаёт вопрос:       — Чего ради Фатуи уничтожать Мондштадт?       Дотторе лишь усмехается.       — Я разве неверно сформулировал? Сколько раз слово Фатуи фигурирует в фразе: "я сжёг Мондштадт"?       — Как скажешь. Зачем это тебе?       — Я давно искал полигон для испытания обновлённых глаз Порчи. Но ежели за что-то браться, нужно браться с масштабом. Выбор для теста как-то сам пал на Мондштадт, много факторов сложилось вместе, этот инцидент с задержанием стал решающим, и я объединил несколько задач в одну.       — Как ты смеешь называть город полигоном?!       Лёд стремительно растёт острыми глыбами в сторону Дотторе, но в следующее мгновение обращается густым паром, закрывая всякий обзор. Дилюк успевает заметить второй глаз Порчи на поясе предвестника. Пиро. Он и растопил лёд.       — Осторожно!       Они успевают отпрыгнуть в сторону, в место где они были лишь секунду назад врезаются фиолетовые цепи. Пар быстро рассеивается. Дотторе качает головой.       — Заметьте, не я начал этот бой. А я желал лишь поговорить.       Однако бой уже начат, Дилюк и Кэйа заняли боевые стойки с мечами. На обеих сторонах нет козырей, бой на равных условиях, если брать за условие знание своего противника.       — Никто не мешает тебе говорить, пока идёт битва.       — Справедливо.       Дотторе вскидывает руку, они срываются с места, а навстречу уже летят проклятые звенья.       — Глаза Порчи для меня далеко не в новинку, не такая скука, как глаза Бога конечно, но я видел их, пожалуй, уж слишком много. Всё равно, что смертельная сделка, нужно обладать недюжей силой, чтобы получить от останков богов силу в ответ. Этот дар разрушителен, но обмен логичен, всё имеет свою цену. Если ты слаб, в обмен ты положишь жизнь.       Дотторе говорит неспешно, будто бы совершенно не напрягаясь, управляя цепями. Он двигает лишь одной рукой, словно дирижируя оркестром, правда в составе цепных рядов. Цепь в очередной раз сталкивается с пылающим клеймором, а через мгновение с ледяным мечом, рассыпая сноп искр. Эта манера тянуть слова раздражает, Дилюк прерывает монолог.       — Может, наконец, перейдёшь к сути?!       — Откуда столько нетерпения? То было предисловием. А суть простая, глаза Порчи отнимают саму жизнь, в обмен на свою силу, но делают то постепенно. И тогда я задался вопросом, что будет, если позволить глазу Порчи забрать всю жизнь разом? Ответ вы уже видели.       Мощнейший элементальный взрыв, последствия которого, в виде пожара, поглотили город всего за какой-то час.       Они вновь напирают вдвоём, пытаясь подобраться ближе и оттеснить предвестника к самому краю утёса, но Дотторе будто знает все их совместные приёмы наизусть, легко отбивая любую из подобных атак. Кэйа не оставляет без внимания эту лёгкость парирования и испытывает новую тактику. Сделав круговое движение мечом, он заставляет цепь намотаться на него, а через мгновение резко дёргает оружие на себя. Дотторе практически теряет равновесие, но успевает разорвать звенья, кусок цепи остаётся на мече Кэйи. Тот уже готов возликовать, но цепь на его мече оживает, будто фиолетовая змея, и в прыжке наматывается вдоль тела, стремительно удлиняясь в размере. Всего мгновение, и он падает, опутанный цепью с ног до головы, Дилюк не успевает сделать и двух шагов в его сторону. Кэйа открывает рот, но из его горла не выходит и звука. Меч Дилюка загорается ещё более ярким пламенем, он наступает в сторону Дотторе.       — Что ты с ним сделал?       — Так, небольшое воздействие, чтобы не мешался. Может, наконец поговорим нормально, без мечей? Опусти клеймор и остынь. Или мне затянуть цепи плотнее?       В доказательство его словам, звенья поползли вокруг Кэйи, медленно усиливая хватку. Дилюк погасил пламя меча, переложив его в одну руку, но и не думая убирать совсем. Дотторе этого хватило, цепи остановились.       — Ну вот, так же куда лучше?       — Хотел говорить? Так говори.       Дотторе чуть улыбается       — Знаешь, мне даже понравилось это прозвище, Тень. Тот, кто всегда рядом, предугадывает каждое движение. Неуловимый, в конце концов. Прозвища в принципе забавная штука.       Дотторе приподнимает руку в перчатке, будто вглядываясь в глаз Порчи.       — Полуночный герой. Мне стоило сразу догадаться, кто стоит за этой нелепой кличкой. Знаешь, эта твоя стекляшка крайне всех заинтересовала ещё в первую нашу встречу. Использовать глаз Порчи, не получая от него никакого вреда, нонсенс.       Дотторе приподнимает рукав на руке с перчаткой.       — Как видишь, у меня было время на некоторые тесты. Как я и думал, дело не в стекляшке. Слишком банально.       Кожа оказывается полностью покрыта уродливыми язвами.       — Всё дело в самом хозяине. Этот глаз Порчи не наносит вреда одному лишь тебе. Ты такой первый, на моей памяти. Особое совпадение с кровью рода Рагнвиндров? Сомнительно, твоего отца Порча легко согнула. Даже слишком, но это было хорошим концом для предателя. Я знал, что у Крепуса есть глаз Порчи, но не знал, что он передал его тебе.       Это было хорошим концом для предателя.       Предателя.       Сознание цепляется за это единственное слово, в голове появляется дикая мысль, Дилюк тут же отбрасывает её, но губы уже шевелятся в вопросе:       — Что значит предателя?       — А ты сам ещё не догадался?       Нет. Пожалуйста. Что угодно, но только не это.       Рядом в цепях что есть сил дёргается Кэйа, привлекая к себе внимание, он пытается остановить этот диалог. Но Дотторе и головы в его сторону не поворачивает. С мягкой улыбкой на губах, он торжественно произносит:       — Твой отец служил воле Царицы. Крепус Рагнвиндр был одним из Фатуи.       Слова практически заставляют выронить меч.       Этого не может быть. Только не отец.       — Ты лжёшь. Он не мог.       Не мог. Он не мог!       — Прости, не прихватил с собой его писем, если они и вовсе ещё остались. Раз не веришь на слово, знай, одно доказательство буквально всегда было у тебя под носом. Вернее сказать, на носу. Я осознал это позднее, но выступая в роли полуночного героя, ты носишь его маску. Немного изменённую, старина Крепус зашил символ Фатуи тканью, спрятав прошлое в её тени. Но тень рано или поздно открывается свету.       Слова Дотторе с болью врезаются в голову, подобно острым клинкам, что бьют прямо в сердце.       Если это правда, то я жил в одном доме с людьми, ведущими двойную жизнь, и даже этого не заметил. Как я мог вообще об этом подумать, я доверял им больше, чем самому себе. Я не допускал и мысли.       Кэйа, теперь я понимаю почему так вышло с тобой, но отец...       Почему? Почему, почему?!       Нет. Он лжёт. Нет никакого символа под маской. Просто не может быть.       Снаружи Дилюк продолжает держать обладание.       — И кем он служил, если так?       — Ну, не предвестником конечно, не дай Царица. Так, мелкая пешка, посыльный да информатор. Потому что был слаб и недальновиден, отчего так мечтал реализовать амбиции в сыне. Ставка оправдалась, ты и впрямь во всём его превзошёл. С самого детства, рекорд за рекордом. Ты смог удивить даже меня.       Отец просто хотел мной гордиться. Никаких амбиций. Он любил меня. Он погиб, защищая меня. Он не мог быть одним из Фатуи. Никак не мог.       — Дилюк, я веду с тобой весь этот длинный диалог лишь потому, что пришёл за тобой. Так, в некотором роде, я и этот город сжёг для тебя.       Внезапное заявление накрыло подобно потоку ледяной воды, отдаваясь в спину волной мурашек. Ему это сейчас не послышалось?       — Что?..       — Ты впишешься куда лучше, чем твой отец. Место предвестника я конечно не обещаю, не мне это решать. Но при должном усилии, ты не будешь уступать по силе многим из нас.       Нет. Нет-нет-нет.       — Не смей этого произносить.       — Ты можешь стать частью Фатуи. Ты подходишь, как никто другой.       Он вскидывает руку и указывает ей в сторону погребённого в ледяных стенах Мондштадта.       — Взгляни на эти развалины. Как и прежде, ты всё продолжаешь тормозить себя, загонять в рамки, которых для тебя нет. Они иллюзорны, а создатель этих иллюзий — ты сам. Та сила и могущество, что тебе доступны, ты продолжаешь сбегать от них, держась за прошлое. Но города больше нет. И в этом нет твоей вины. С тобой или без тебя, как и со мной или без меня, поверь, его ждал такой конец. Рыцарская система пала, а вместе с ней и город, стоило одному капитану оказаться предателем. Я лишь ускорил процесс, не более. Так стоило ли вообще здесь оставаться? Какой-то пожар, это песчинка в бесконечном море. Потому что есть идеи, выше защиты какого-то города. Идеи, от которых зависит судьба всего мира. Я дам ответ на любой твой вопрос, стоит тебе пойти со мной. Прежде тебя держал город, но вот и его не осталось. Так есть ли ещё за что держаться?       Дотторе вновь поворачивается в сторону Дилюка. Тот не смотрит в сторону развалин. Взгляд обращён к Кэйе.       — О, конечно, как я мог забыть. Ну давай, скажи, что любишь его, как он тебе неимоверно важен. Допустим, ты такой молодец, собираешь волю в кулак, побеждаешь меня, забираешь свой глаз Порчи, освобождаешь милого брата, вы счастливо целуетесь в лучах рассвета. Но подумай, разве, он сам сделал это выбор? Решили ведь за него, сдав рыцарям. Или может, я наблюдал какую-то другую историю? Конечно, на фоне шока от потери, так просто кого-то простить, дать все шансы. Лишь бы обрести хоть что-то взамен. Какой-то новый смысл. И после этого, ты что-то думаешь о любви? Я ведь говорил тебе однажды, за абсолютное доверие всегда приходит расплата. Ну, говорил не совсем я, но тем ни менее.       Дилюк делает медленный вдох и выдох, чуть прикрывая веки.       — Я простил его ещё задолго до пожара. Это не причина нашего воссоединения, а лишь обстоятельство. Но я и не обязан тебе хоть что-то объяснять. Так что, ты верно понял, мне всё ещё есть за что сражаться и есть кого защищать. А до тех пор, какой бы ни была истинная цель, я никогда не стану частью Фатуи. Я понимаю, разговор на этом окончен?       Он вновь хватается за клеймор обеими руками. Лезвие краснеет от подступающего огня. Дотторе разводит руками.       — Моё дело предложить. Выбор был лишь за тобой.       Он щёлкает пальцами руки с глазом Порчи. Одновременно со всех сторон на Дилюка летят звенья фиолетовых цепей, он попытался увернуться, отбиться, но всё было тщетно, их было слишком много. Цепи были созданы заранее, попросту дожидаясь своего часа, скрываясь в траве. Дотторе с самого начала планировал использовать их именно так. Подлый приём, но о какой чести может идти речь в битве? Опутанный цепями, Дилюк падает лицом в траву. Он пытается подняться, вырваться, но удаётся лишь оторвать голову от земли. Взгляд утыкается в чужие сапоги. Накрыв своей тенью, Дотторе подошёл совсем близко.       — Печально это принимать, но ты слаб, как и твой отец.       Дилюк задирает голову, насколько ему только позволяет шея. Стараясь смотреть противнику в лицо, пусть и сокрытое под острой маской, он стойко произносит:       — Раз я так слаб, отчего я теперь закован в цепи? Дерись со мной.       Дотторе молчит. Дилюк повторяет:       — Дерись. Со мной.       Предвестник склоняет голову в сторону, будто в интересе и раздумье. Но через мгновение улыбается и разводит руками.       — Хорошая попытка. Но, боюсь, дуэль последнее, что меня интересует. Будь здесь кто-то из моих коллег, о, это было бы даже любопытно, среди них есть особые любители. Но я не в их числе. Так что, прошу меня обессудить, битвы не будет. Хотя можешь и осудить. Мне всё равно. К тому же, у меня как раз остался лишний глаз Порчи. Ты ведь знаком с его бывшей обладательницей? Если конечно, можно назвать последние мгновения её жизни знакомством.       Глаза сразу загорелись осознанием. Та девушка из Фатуи, что Дилюк обнаружил с перерезанным горлом.       — За что ты убил её?       Дотторе скучающе вздыхает.       — Почему для убийства вечно должна быть весомая причина? Но, раз тебе так проще, она решила попытаться оставить прошлое. Погоня за предателями не моя забота, но так уже сложилось, мне нужен был лишний пиро глаз Порчи, а он как раз завалялся у этой девчонки. Как тебе кстати её смерть? Я решил немного постараться ради публики. Как знал, что обнаружить её доведётся именно тебе.       — И после этого, ты предлагаешь вступить в Фатуи.       — Принимая чужие обеты, ты становишься их частью. Становишься частью общей ответственности. Поверь, та девушка куда больше моего глоток перерезала, но, захотела заполучить чистый лист. Да так не бывает.       Он повернул острый нос маски в сторону Кэйи.       — Ладно, у нас тут сидит живой пример, что на любое правило есть исключение. Но долго от смерти всё равно побегать не вышло.       Встав на одно колено, Дотторе берёт Дилюка за подбородок. Кэйа дёргается в беззвучной злобе. Предвестник еле заметно усмехается. Ему хватит одного движения руками, чтобы свернуть Рагнвиндру шею. Или сжав кулак второй руки, насмерть сдавить цепями его грудную клетку, сломав каждое ребро. Но он лишь смотрит прямо в лицо, пусть и не снимая маски, с ним невозможно установить контакт глазами, но Дилюк словно чувствует его прожигающий, одновременно бросающий в холод взгляд. Это заставляет смотреть куда угодно, кроме маски напротив. Он пытается дёрнуть головой, но пальцы держат крепко, а цепи тут же усиливают хватку. Внутри в то же мгновение будто что-то гаснет. Дотторе резко отпускает подбородок и выпрямившись, надавливает сапогом, переворачивая Дилюка на спину и кладёт пиро глаз Порчи в один из карманов. В то же мгновение цепи оттаскивают его в сторону Кэйи, объединившись в единое переплетение.       — Я великодушно дам вам возможность попрощаться. А сразу после начнём демонстрацию. Позволю почувствовать, какого было тем двоим под лестницей. Больно не будет, разве что всего секунду. И сразу всё закончится.       Уголки губ тут же вновь ползут вниз, он поворачивается к Кэйе.       — Только посмей обратиться ко мне. Тут же вновь заставлю заткнуться.       На лице Кэйи всё равно что написано, только дай ему возможность, и он использует её, чтобы плюнуть Дотторе в лицо. Но он кивает, насколько ему позволяет хватка цепей. Кивая ему в ответ, предвестник отходит в сторону, оставляя их наедине на самом краю утёса. Горло Альбериха тут же сдавливает кашлем, к нему вернулась способность говорить. Прикованный спиной к спине к Дилюку, Кэйа находит его ладонь и крепко сжимает в своей руке.       — Прости, что снова соврал тебе.       Голос Кэйи хриплый, будто на его голосовые связки долго давили физически. Вероятно, что-то подобное Дотторе и сделал с ним.       — О чём ты?       — Помнишь, вчера ты сказал, что возможно завтра нам суждено умереть? А я ответил, что мы не умрём завтра. Получается, я снова соврал.       — Не думаю, что это считается. Скорее я сам накликал нам такую участь.       Глаз Порчи в кармане вдруг становится горячее. Дилюк констатирует факт:       — Мы сгорим, совсем как те два скелета в городе.       — Зато влюблённо держась за руки.       — Это не романтично, Кэйа.       — Я знаю.       — Но я всё равно люблю тебя.       Признание в любви перед угрозой смерти, что за клише из старых романтических книжек Джинн? С другой стороны, иной возможности вероятно уже не представится. Пальцы Кэйи вокруг его ладони сжались крепче. Ему неважно, насколько это клишировано. Дилюку становится спокойнее. Как такое вообще возможно? Он на грани смерти, а ему спокойно? Спокойно, потому что он здесь не один. Им суждено умереть вместе. Волны с мягким шумом омывают скалы утёса. Ветер дует с какой-то особой приятной прохладой. Солнце село, из-за горизонта едва доносится его сияние, на небе уже сияет луна и проявились первые звёздочки. Прекрасный вечер. Вероятно, прекрасный, чтобы умереть. Они оба обездвижены и скоро вспыхнут на этом утёсе ярким факелом. Одна секунда. Боли не будет. Дотторе мог и соврать, но отчего-то хотелось ему верить. Получается, где история началась, там она и закончится? Если считать началом финал шпионской карьеры Кэйи.       — Ты ведь хотел спрыгнуть с утёса?       — Да. Хочешь знать причину?       — Нет. Я хочу знать, что заставило тебя передумать.       — Я увидел Джинн. Можно сказать, она и спасла меня в тот момент.       Он тихо вздыхает.       — Это было ужасной идеей. Но на грани отчаяния, прыжок казался одним из логичных выборов. Но если есть иной выбор, смерть никогда не должна быть в приоритете.       Собственные слова заставляют Кэйу задуматься.       — Мы ведь не хотим умирать?       — Нет, конечно.       — Тогда почему мы оба так легко это принимаем?       Действительно ли это было так легко? Хотелось и смеяться, и плакать. Мысли подобны паутине, хаотичны, но имеющие определённую структуру в этом самом хаосе.       Перед глазами предстаёт умирающий отец. Предсмертный хрип неизвестной Фатуи проявляется второй сценой.       — Я думаю, потому что смерть наступает тогда, когда знаешь, что она должна неизбежно случиться. И мы заранее смирились с этим.       — Получается, по твоей теории, мы уже ощущаем себя мёртвыми? Поэтому так легко?       — Получается так. От нас точно ничего не зависит. Мы приняли неизбежность.       — Тогда, рад был умереть рядом с тобой. Жаль, что умираем мы только стоило нам примириться. Но я счастлив, что было хотя бы такое краткое мгновение. Взорваться с этим знанием лучше, чем без него.       Дилюк отчего-то тихо смеётся. Окружающий пейзаж затуманивается. Он бессильно роняет голову назад, касаясь затылком затылка Кэйи. Взгляд касается неба.       — Как думаешь, вознесёмся ли мы на Селестию?       — Если так, у меня к ним будет масса вопросов. Ещё пожалеют, что позволили мне вознестись.       После слов о вознесении Кэйа замолкает. Через мгновение его голос меняется:       — Дилюк, почему мы не сражаемся?       — Потому что скованы.       — Я не об этом. Почему мы сдались? Разве нам это свойственно? Где наша жажда жизни?       Дилюк осознаёт, насколько ему не хочется думать. Смерть избавит его от этой необходимости. Но эта мысль давит своей неправильностью, иррациональностью. Ниточки паутины рвутся, но она всё не хочет распадаться, наоборот только интенсивнее разрастаясь. Кэйа же не унимается.       — Дилюк, сожми мою руку. Так сильно, как только можешь.       Он сжимает свои пальцы что есть мочи, усилие заставляет зажмурить глаза.       — Сильнее, надави ногтями.       Следуя повиновению, через мгновение он чувствует горячую влагу. Кэйа тихо шипит.       — Это... Твоя кровь?       — Да, но это сейчас не важно. Дилюк, очнись, нас собираются сжечь заживо.       — Я понимаю.       — Нет, ты не понимаешь. Дотторе как-то воздействует на нас, не только физически, буквально задурманил нам мозги. Слушай внимательно, ты должен согласиться на его условия. Скажи, что готов вступить в Фатуи.       — Что?       — Лучше просто умереть, или умереть, но прежде рискнуть ради вероятности выжить? Согласись. Потом ты сможешь сбежать. Выжить. Пусть и без меня. Неважно, что будет со мной.       — Нет. Это тебе будет неважно.       — Это лучше, чем просто умереть здесь вдвоём?       Дилюк молчит. Он пытается изо всех сил, но слова не хотят формироваться в его голове.       — Значит, мы всё же сдаёмся? Реально миримся со смертью? Это правда мы? Что за выученная беспомощность?       — Время вышло. До взрыва меньше десяти минут.       Только начатую речь Кэйи прерывает внезапно вернувшийся Дотторе. Глядя на него, хочется что-то произнести, но всякие звуки застревают в горле Дилюка. В руке ощущается вязкое тепло чужой крови, а в кармане всё усиливается жар глаза Порчи. Силуэт предвестника плывёт перед глазами. Тело обмякает, цепь не кажется такой уж жёсткой, она будто позволяет частям держаться вместе. Совсем как кости тех скелетов. Их и правда ждёт такая же участь. Но зато не под замурованной лестницей, а будучи частью столь красивого вечернего пейзажа. Особенно сильный порыв ветра в сторону моря закладывает уши, забрав доступ ко всем звукам. Но Кэйа достаточно близко, чтобы можно было расслышать произнесённые им слова:       — Я не соврал тебе. Мы не умрём сегодня. Я не позволю.       Происходящее в следующее мгновение разворачивается буквально за секунды. Дилюк чувствует, как его сдавленное цепями тело под влиянием рывка Кэйи отрывается от земли, на полной скорости врезаясь в чужие ноги. Им вдруг ощущается невесомость, вместе с которой приходит осознание — они падают с утёса. Мир переворачивается несколько раз, в уши задувает ветром. Тело вновь ощутило свободную лёгкость, сдерживающие цепи исчезли и промелькнули фиолетовым сиянием где-то сверху — Дотторе попытался зацепиться ими за край утёса, безуспешно. Ощущение полёта захватывает дух, заставляя резко вдохнуть воздух, чтобы так же быстро его потерять. А потом они ударяются об воду.       Где пролегает граница смерти? В очередной раз он задался этим вопросом, погружаясь на дно залива. Вода вокруг неимоверно холодная, но одновременно кажется ласково тёплой, приятной. Мысли продолжают путаться в голове, он вроде чувствовал боль, тело сводило после удара с высоты об волны, но эта боль казалась неимоверно далёкой. Бешено стучащее прежде сердце будто смолкло, он больше не слышал его. Где-то над собой он увидел едва заметный свет. Должно быть, это луна. Значит, там должна быть поверхность? Соль разъедает глаза, Дилюк зажмуривается. Сил не остаётся совсем, будто их насильно выкачали из него и собираются выжать до последней капли. Он всё пытается структурировать мысли. В голове раздаются одни из последних слов Кэйи:  Значит, мы всё же сдаёмся? Реально миримся со смертью? Это правда мы? Что за выученная беспомощность?       Поглощающая глубина мягко обволакивала тело, одаривая покоем. Веки расслабляются сами собой, прикрывая глаза как при спокойном сне. Дилюка охватывает звенящей тишиной, он больше не слышит и звука. Не открывая рта, он мысленно отвечает вопросом на вопрос: А разве постыдно желать смерти? Разве постыдно принять её? И ему отвечает его собственный голос из темноты:

Но разве это твои слова? Разве это ты?

Я уже не знаю, где я и кто я. Я запутался.

Ты уже нашёл себя, осталось лишь принять это.

Ты говоришь, я нашёл себя. Кто же я?

Ты — Дилюк Рагнвиндр. Защитник Мондштадта. Не по чужому наказу, а потому что любишь. Твои прежние достижения были во имя отца, но они не отменяют твоих искренних стараний, во имя самих достижений. Твоё главное достижение ныне точно тот, кем ты являешься сейчас.

Так чего ты хочешь, Дилюк?

Я хочу быть с Кэей. Но разве это считается целью?

Почему тебе так нужно жить, вечно ставя высокие цели? Почему бы не попробовать просто… пожить? Просто побыть счастливым? Так чего ты хочешь?

Я уже сказал.

Да, но сейчас ты умираешь. Не похоже на стремление к сказанной прежде цели. Ты боролся с самим собой столько времени, и так просто позволишь всё разрушить третьей стороне?

Третьей стороне?

Тень, Дотторе, называй как хочешь. И Порча. Она убивает тебя, прямо сейчас. Первый укротил твою волю, вторая пользуется этим, отнимая остаток сил. И умираешь не ты один.

Кэйа тоже упал с утёса.

Да. И как и ты, прямо сейчас он идёт ко дну. Так чего ты хочешь, Дилюк? Чего хотим мы?

      Перед глазами будто наяву всплыли образы, в лицо подуло морским ветром. Дилюк снова ребёнок, стоя на пляже, он слышит, как его окликивает Джинн. Он отвлекается от созерцания прибоя. Ноги тут же омывает голубой волной, а на жёлтый песок выносит звёздную ракушку.       Он всего раз моргает и оказывается близ винокурни. Отец с довольным лицом вскрывает бочку. Встав на носочки, Дилюк заглядывает внутрь и видит своё отражение в остатках рубинового вина на дне.       Фиолетовые гроздья винограда манят с верхних веток, но как он не старается тянуться, они не становятся ближе. За пояс резко хватаются чьи-то руки, Дилюк взмывает вверх, пальцы наконец касаются ягод, а Аделинда, что подняла его, чуть смеётся.       Оранжевая листва берёз шуршит над головой, Дилюк одиноко лежит в траве, вглядываясь в небо за ветвями, а стоит отвернуть голову в сторону, на зелёных лугах склоняется от порыва ветра трава, с серым туманом приходят сумерки, а небо вскоре темнеет ночной синевой, зажигаясь огоньками сотни ярко-белых звёзд.       Дилюк снова поворачивает голову, на пустом прежде месте в траве рядом с ним теперь лежит Кэйа, каким Дилюк встретил его более десяти лет назад, глядя на него своим зрачком-звездой. Ветер стихает, одаривая атмосферу невесомой тишиной. Кэйа поднимается и достаёт из кармана губную гармошку. По долине разливается меланхоличная мелодия. Вдоль неба пролетает несколько пушистых облаков, подобно отаре овец, они будто оказались здесь по зову музыки, но также быстро исчезают где-то на горизонте. Гармошка затихает, Дилюк поднимает глаза на Кэйу вновь. Уже не ребёнок, а в привычном виде, разве что без повязки, он протягивает руку. Приняв ладонь, Дилюк поднимается, и сам оказавшись старше, привычно ниже Кэйи всего на несколько сантиметров. Вновь дует лёгкий ветер, скидывая прочь пряди со смуглого лица напротив. В его глазах отражаются звёзды, губы изогнуты в улыбке. От него пахнет звёздной пылью, пусть Дилюк и понятия не имеет, как на самом деле пахнет звёздная пыль.       Попробовать просто пожить? Без высоких целей? Просто побыть счастливым?       Жить. Я хочу жить.       Никакой Дотторе, никакая Порча не отнимут у него жизни. Особенно, когда он так близок к тому, о чём так долго тайком мечтал. Небо загорается ярким светом, поглощая собой Кэйу из видения.       Дилюк резко открывает глаза, их тут же разъедает солью, но боль незначительна в сравнении с вернувшейся волей к жизни. Волей к будущему. Окружающая вода тёплая, а причина этого тепла источает тот самый свет, что пришёл ему в конце видения.       Будто яркий фонарь, сияние глаза Порчи осветило тёмное пространство вокруг, он всё ещё идёт ко дну, но в нескольких метрах от себя Дилюк замечает безвольное тело Кэйи. Единственная цель на данный момент – выбраться живыми. Неизвестно, сколько осталось времени до взрыва, возможно, последние секунды, и Дилюк подаётся вперёд. В его голове будто одновременно кричит тысяча голосов, влияние Порчи, но он плывёт к Кэйе, боясь лишь того, что не успеет их вытащить. Руки наконец касаются чужого торса, он крепко хватается за него, и тянется к глазу Порчи в кармане, чтобы наконец выкинуть, как можно дальше. Но крики становятся стократ громче, по телу проходит резкая дрожь, руки не слушаются.       Одно усилие. Последнее усилие. Он справится. Он просто обязан справиться.       Он касается раскалённой стекляшки в кармане, руку тут же будто обдаёт пламенем, прожигая кожу насквозь, глаз Порчи сопротивляется воле временного хозяина, хозяина, чью силу, саму жизнь, так стремится полностью отобрать. Но не смотря на боль, пальцы яростно сжимаются вокруг, он вырывает проклятый предмет и резким толчком отбрасывает прочь. Всё ещё источая яркий свет, глаз Порчи погружается в сторону дна. Дилюк и не думает смотреть ему вслед.       Буквально из последних сил, что есть мочи, он двигает ногами, плотнее прижимая к себе Кэйу. Теперь он точно не смеет сдаться. Лёгкие предательски сдавливает, воздух давно закончился, а тело тянет вниз, вслед за утонувшим глазом Порчи. Держась за Кэйу, Дилюк пытается расслабить мышцы, одновременно загребая ногами и одной рукой. Толща воды душит, но он знает, ближе к поверхности станет легче. Лунный свет плещется над головой. И наконец он видит луну не из-под толщи воды.       С очередной волной их наконец выбрасывает на берег. Отползая прочь от залива по песку, Дилюк жадно глотает ртом воздух, грудь всё ещё сдавливает, лёгкие разрывает в приступе кашля. Рядом, с таким же тяжёлым кашлем, воду из лёгких выплёвывает пришедший в себя Кэйа. Мышцы страшно болят, на теле наверняка останутся следы цепей. Но думать об этом не остаётся сил.       Они выжили, они на берегу, Кэйа в сознании, а значит в безопасности. Дилюк роняет голову без сил. ***       Его сон был подобен лёгкой дымке, что невозможно развеять. Он чувствовал чужие руки, качку, слышал множество голосов. Место нашлось и для боли, она тяготила и жгла, чтобы наконец отступить. Мягкость сменялась невесомостью, затем снова мягкостью.       А потом Дилюк проснулся. Веки поднялись резко, словно от испуга. Разум довольно быстро прояснился после длинного сна, но не глаза, окружение всё ещё ощущалось будто в лёгкой пелене, и свет, доносящийся из-за Кэйи, заставлял его силуэт расплываться в метаморфозах. Дилюк жмурится и вновь открывает глаза, приподнимаясь на постели. Под ним шуршат простыни, Кэйа тут же оборачивается. В неожиданности он произносит краткое:       — Дилюк.       Всё ещё немного сонный Дилюк отвечает ему:       — Кэйа.       Какое-то время они смотрят друг на друга чуть потерянными лицами, чтобы через мгновение тихо засмеяться.       — Рад, что ты наконец очнулся.       Наконец.       — И сколько же меня не было?       — Всего два дня. Тот глаз Порчи неслабо тебя потрепал, ожидалось, что ты пролежишь куда дольше.       Правая рука тут же отдалась странным ощущением, он приподнял её перед собой, раскрывая ладонь. Его кожа всегда отличалась крайней бледностью, но, как оказалось, могла быть ещё светлее. Все места, что коснулись раскалённого глаза Порчи, выделялись белыми пятнами.       — Ожог был такой силы, что с тебя буквально слезала кожа. Барбара сделала всё что смогла.       — Значит, там?..       Кэйа молча кивнул головой.       Дилюк откинул одеяло в сторону и приподнял край рубашки. В том месте, где глаз Порчи прилегал к телу сквозь карман, на коже был такой же белый след. Так уж совпало, там же, где у Кэйи был шрам от удара кинжалом.       — Теперь у нас у обоих по подарку на память о последних событиях.       — Будто, без них это возможно забыть.       Кэйа грустно усмехается.       — Я подумал так же, получив эту рану.       Пусть Кэйа не имел прямого взаимодействия с порчей, он тоже пережил падение с утёса.       — Как ты сам?       — Уже в порядке. Я отделался лёгким сотрясением, от удара об воду. Мне хватило сил ровно чтобы донести тебя до Спрингвейла, нас сначала подлечила Диона, а там уже вскоре Джинн с Барбарой подоспели.       Он сказал это так буднично, будто этот путь ничего ему не стоил. Но стоит подумать, Кэйа, с сотрясением, тащил его, поражённого глубокими ожогами, до самого Спрингвейла. Сколько они ещё будут страдать и рисковать, спасая друг друга?       — Спасибо.       — За что?       — За то, что донёс до Спрингвейла.       — Это я должен тебя благодарить.       — За что?       — Ты вытащил нас на берег.       — Но это ты спас нас, сбросив с утёса.       — Что было крайним риском.       — Но ведь сработало. Если бы не этот риск, мы бы сгорели заживо.       — Сработало, но лишь потому что ты вытащил нас из залива.       Круг замкнулся. Они обменялись улыбками солидарности, принимая взаимную благодарность.       — Что ты сказал остальным?       — Я рассказал всё как есть. О Дотторе, глазах Порчи. Про твой умолчал, решил держаться прежнего уговора. Нашу самодеятельность конечно осудили, но сделанного не воротишь. Где-то под нами как раз идёт очередной совет. Я пожелал на нём не присутствовать, как знал, что ты наконец придёшь в себя.       Дилюк чуть улыбается, но на лицо возвращается серьёзность, стоит задать следующий вопрос:       — Что с Дотторе?       Кэйа презрительно нахмурил брови.       — Он так и не выплыл. Надеюсь, его жрут рыбы где-то на дне.       А вместе с ним и мой глаз Порчи.       — Всё о своём глазе Порчи думаешь, да?       Дилюк медленно кивает.       — Это было даром отца...       Отца, который, как оказалось, был одним из Фатуи.       Кэйа снова угадывает ход его мыслей.       — Как бы там ни было, правды мы не знаем. Дотторе наверняка соврал тебе.       — Ты слышал, он сказал про маску. Можно будет проверить.       — А стоит ли?  Если это и правда, он ведь всё равно решил оставить Фатуи, даже зная риски, что его могут убить. Стоит ли знать правду, станет ли легче после неё? Возможно, это дверь, которую стоит закрыть?       Правда на то и правда, она пленительно манит своей однозначностью, обещанием завершённости. Одновременно он чувствует, что согласен с Кэей. Жизнь буквально даёт шанс сжечь этот мост окончательно. Возможно, стоит так и поступить?       Наконец полностью отпустить отца, как бы трудно то ни было.       Кэйа тем временем отходит от окна и подходит чуть ближе.       — Могу я?..       Он уточняет, может ли сесть рядом.       — Да.       Он опускается на край кровати и касается обожжённой руки, бережно сплетая их пальцы.       — Не больно?       — Нет. Совсем нет.       Он легонько сжимает свою ладонь в ответ. В немом вопросе, Кэйа чуть склоняет голову, и осознав, о чём тот просит, Дилюк опускает веки в таком же немом согласии. Они тянутся друг к другу для поцелуя, но дверь в комнату без стука отворяется и раздаётся достаточно громкий шёпот.       — Кэйа, как там Дил... Ох, я не вовремя.       Кто ещё заходит в комнату, не удосужившись постучаться, кроме как не Аделинда? Она уже пятится назад, чтобы закрыть за собой дверь, но Дилюк останавливает её.       — Нет-нет, Аделинда, останься.       Пройдя в комнату, она задерживает взгляд на их сплетённых пальцах, и прикрыв глаза, чуть качает головой.       — Жаль, господин Крепус не дожил до этого момента. Видел бы он вас сейчас. Он бы так гордился.       Что Дилюк, что Кэйа смотрят на Аделинду в неверии.       — Отец... Гордился?       — Он обратил на это внимание ещё до меня. Не уверена, что процитирую его слова точно, он сказал, что будь один из вас девушкой, у него бы и вовсе сомнений не было о вашей дальнейшей судьбе, но он рад, что всё сложилось и без этого фактора. Он бы однозначно дал бы вам своё благословение. Кстати об этом, когда вы планируете свадьбу?       Она сразу спрашивала когда, а не планируют ли они вообще. Шокированные сначала о раскладе, касаемого Крепуса, а сразу после такой не то чтобы наглостью, скорее неожиданным заявлением, Дилюк и Кэйа попросту не успели найти что ответить, лишь крепче сжав пальцы друг друга. Аделинда же только распалилась.       — Сейчас, конечно, не лучшее время, нужно ждать восстановление собора, да в целом всего города... Хотя, обязательно ли проводить церемонию в соборе? Нет, о чём это я, естественно, обязательно. А время можно потратить на хорошую подготовку, я готова этим заняться.       Кэйа прервал поток её мыслей.       — Аделинда, кхм, ты уж очень торопишь события. Мы пока ничего такого не планировали.       — Пока? Вы тогда определяйтесь быстрее, я-то не молодею.       — Тебе всего тридцать два...       — И что с того? Учитывая последние события, повезло, что мы вообще все остались живы! Так что уж затягивать? Я хочу успеть погулять на вашей свадьбе.       Она улыбнулась нежнейшей из улыбок в край сконфуженным Дилюку и Кэйе. Последний покачал головой.       — Я до сих пор не уверен, что мне вообще позволят остаться в Мондштадте, о чём-то дальнейшем правда ещё слишком рано думать.       Аделинда тут же изменилась в лице.       — Ох, говоря об этом, я ради этого сюда и пришла, но отвлеклась. Тебя зовут на совет, как раз по этому вопросу.       — Хорошо, я буду через несколько минут.       Дилюк тут же бодро встрепенулся на постели.       — Я тоже буду присутствовать.       — Дилюк, ты только очнулся.       — Это неважно. Я должен быть там, с тобой.       Его твёрдый взгляд говорил сам за себя, иной вариант не принимается. Впрочем, Кэйа и не собирался с ним спорить. Он медленно моргнул в знак согласия.       — Аделинда, можешь предупредить всех, мы скоро подойдём.       Она кивнула, но прежде чем оставить их, поставила точку:       — Про свадьбу я более чем серьёзно.       И тут же исчезла за дверью. Кэйа не сдержал выдоха-усмешки, заражая ей же и Дилюка. Но время не ждёт.       Кэйа помогает подняться, а после накинуть сверху халат. Дилюк оглядывает себя в зеркале комода-трюмо. Нет смысла в помпезности, на совете будут лишь знакомые лица.       Однако, распущенные волосы так и норовят лезть в лицо.       Кэйа заходит ему за спину и поднимает красные пряди, желая помочь завязать их в высокий хвост, и практически целомудренно касается губами места сзади на шее, обычно скрытого под волосами. Дилюк тихо вздыхает.       — Что я буду делать без тебя? — В голосе Кэйи нет страха, он не желает сомневаться, что ему позволят остаться в Мондштадте, этот вопрос скорее лёгкое заигрывание. Дилюк на это лишь улыбается.       — Не думаю, что так случится, но, если тебя попросят покинуть Мондштадт, на винокурню это не распространяется. Это и твой дом тоже.       На мгновение руки Кэйи замирают, но довольно скоро вновь приходят в движение. Собрав волосы вместе, он несколько раз перекидывает через них ленту, образуя из неё две петли. Голос тихий, практически шепчущий:       — Ты можешь повторить, то что сказал?       Он связывает петли друг с другом, образуя бант. Хвост готов. Дилюк разворачивается и берёт руки Кэйи в свои.       — Винокурня и твой дом тоже. Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Вернулся ко мне.       Аделинда прежде прервала их так и не случившийся поцелуй. Они касаются губ друг друга теперь, мягко, не пытаясь углубляться. Этого более чем достаточно.       — Я уже с тобой.       — Я знаю. И люблю тебя.       — И я тебя люблю. ***       Они вновь в переговорной, в том же составе что и прошлый раз, но теперь все просто собрались возле длинного стола. Дилюк и Кэйа во главе, остальные по боковым сторонам.       — Все вы здесь знаете, я совершил множество ошибок на своём пути, каждая из которых строилась на лжи для сокрытия моей главной правды. И я признаю эти ошибки, и пройдя весь путь до этого момента, я уверенно могу сказать, моя двойная жизнь в прошлом. Я полностью на стороне Мондштадта, и буду на ней до своего последнего вздоха. И вне зависимости от обстоятельств, рано или поздно я бы принял эту сторону. Открытие меня как шпиона лишь ускорило неизбежное, сотворив казавшееся невозможным. Я хочу остаться здесь. Неважно, будучи частью Ордена или нет. Главное, будучи Мондтштадцем.       Стоило ему договорить, Розария первой отделилась от стоящих вокруг стола.       — Если это действительно в прошлом, мой голос за.       Она подошла к Кэйе и воткнула ледяной клинок в поверхность стола перед ним. В благодарность, он чуть кивнул ей головой. Дилюк не мог знать наверняка, но похоже, за два прошедших дня они успели поговорить и разрешить все возможные конфликты. Спросит у Кэйи позже. Фредерика между тем громко кашлянула.       — Голос учтён, но прошу, в дальнейшем без клинков. Этот стол семейная реликвия, как и всё в этом доме.       Розария чуть закатила глаза, кинжал тут же испарился, правда, оставив на столе заметный след. Вслед за сестрой церкви свой голос отдала Джинн.       — Мой голос в пользу Кэйи. — она приложила руку к груди, — Я верю, что его прошлое действительно осталось в прошлом. И я за то, чтобы не смещать его с поста капитана.       — Я тоже на стороне капитана. Думаю, он уже более чем достаточно искупил свою вину.       — Я солидарен.       Поочерёдно, голоса за сохранение Кэей статуса жителя Мондштадта отдали все, но в стороне до последнего оставалась Эола. Она осмотрела всех проголосовавших, еë взгляд особенно долго задержался на Эмбер. Вздохнув и на мгновение прикрыв глаза, она наконец повернулась в сторону Кэйи.       — Мой голос всë равно уже ничего не решит, все единогласно выбрали твою сторону. Но высказаться я имею право. Я не доверяла тебе прежде, не изменю своего решения и теперь. Так что предупреждаю, я буду внимательно следить за тобой и однажды отомщу всем в этой комнате, за то, что вынудили меня проголосовать за. Особенно тебе, Эмбер.       — О, Эола...       Рыцарь Морская Пена лишь махнула рукой, как бы говоря, что любые слова Эмбер будут излишни. Но девушка восприняла жест об излишестве слов буквально, в два шага оказавшись рядом, тут же сжав Эолу в объятии. Она замерла, приподняв руки, но наконец сдалась, крепко обнимая Эмбер в ответ.       Фредерика же вынесла вердикт:       — В таком случае, у нас единогласный результат. Кэйа, если после всех событий у тебя осталось желание вернуться на свой пост капитана, тебя восстановят.       — Под моим контролем.       Даже будучи в объятиях, рыцарь Морская пена не теряла и капли бдительности.       — Под контролем Эолы.       — Я хочу вернуться. Но что на счёт остальных рыцарей?       — Для них ты герой, спасший Мондштадт от пожара. Этот факт уничтожил все злые языки и сомнения в твою сторону. Мы объявим, что тебя оклеветали, чтобы пошатнуть равновесие города. Истина же навсегда останется за дверями этой комнаты.       — Так уж эта ложь необходима?       — Всю жизнь ты врал всем, — голос подала Лиза, — а теперь стало совестно?       В её тоне не было осуждения, скорее лёгкая насмешка.       — Мне совестно от того, что из-за меня, приходится врать вам.       — Это ложь во благо. Мондштадт пережил достаточно, чтобы ещё и лишаться одного из лучших своих защитников.       Последние слова принадлежали Дилюку. Прежде, он молчал, не чувствуя себя, да и не будучи частью Ордо Фавониус, он не видел смысла в высказывании своей точки зрения. Но теперь решение было лишь за Кэей, и здесь он не смог остаться в стороне.       Джинн подошла ближе к Кэйе и положила руку на его плечо.       — Думаю, все в этой комнате будут солидарны с Дилюком.       В знак согласия все присутствующие закивали. Пусть нехотя, но и Эола в том числе. Кэйа слегка улыбнулся, склонив голову.       — Хорошо. Тогда пусть это будет последней ложью. ***       Дилюка настойчиво просили, да что уж, требовали, остаться в поместье до полного восстановления, но он пожелал провести остаток больничного в родных стенах винокурни. Кэйа же поручился не оставлять того без присмотра, пусть и ему тоже был желателен присмотр, учитывая пережитое недавно сотрясение. Переговоры зашли в тупик. Не в силах более с ними спорить, Барбара и несколько церковных сестёр наконец отпустили их, пусть и тяжело вздохнув вслед. И вот, как всего несколько дней тому назад, Кэйа и Дилюк вновь стояли на массивных ступенях особняка.       — Ты за два дня успел помириться с Розарией?       — Это был трудный разговор, но, да. И в знак примирения она дала мне это.       Из кармана он вынул сигарету.       — Как трубка мира, только сигарета.       — Так ведь суть трубки мира, это курить её вместе? Кэйа округлил глаза.       — Так вот почему она так странно посмотрела, когда я убрал сигарету в карман... Шучу! Розария просто пожелала устроить обряд окончательного примирения на крыше собора, что, как и весь город, нынче стоит в руинах. Придётся ожидать восстановления. До того момента буду хранить эту сигарету как зеницу ока.       Произнесённое «око» заставляет осознать важную деталь, на которую Дилюк прежде не обратил должного внимания. Кэйа так и ходил без повязки. В переговорной никто будто этого и не заметил, а значит, он появлялся при всех без повязки и прежде.       — Как приняли твой глаз?       — О, знаешь, отлично! Пока слышал только комплименты. Я зря сомневался снять повязку, все быстро привыкли. Всё благодаря тебе.       — Мне?       — Ты повлиял на это решение. Теперь буду куда более зорким капитаном.       Кэйа подмигнул ему скрытым прежде под повязкой глазом. Дилюк чуть краснеет, но уверен, что этого не видно на фоне волос. Видно прекрасно.       — Да, поздравляю с повторным назначением.       — Спасибо. И снова я капитан кавалерии без кавалерии, так мало того, ещё и капитан без рыцарского Ордена.       Дилюк не сдерживает усмешки.       — Всё впереди. Варка вернётся, с ним лошади, а Орден восстановят.       — И тебя устраивает такая перспектива?       Он вспоминает бессонные ночи последнего месяца, вызванные смутой после задержания Кэйи. Дилюк думал, что городу не выстоять без Полуночного Героя. Он ошибался. Город не выстоял без Ордо Фавониус.       — За время твоего заточения мои взгляды чуть изменились. У Ордена есть будущее, на нём пусть не идеально, но держался порядок, держался сам Мондштадт. Все видели, что стало с городом, стоило системе дать трещину. Я был чрезмерно критичен. Думаю, потеря города заметно отразится на отношение к работе всех рыцарей. За отстроенный с нуля новый дом все будут стоять куда твёрже. Я в вас верю.       — Раз так, что на счёт тебя? Не думал вернуться?       С лёгкой улыбкой на лице, Кэйа скорее шутит, ему как никому другому известны истинные причины ухода Дилюка из Ордена. Но будто желая поставить точку, Дилюк отвечает скорее самому себе.       — Орден никогда не был моим местом. Несбывшаяся мечта отца, воплощённая во мне. Но я об этом не сожалею. Разве что подумал, из меня мог бы выйти неплохой преподаватель искусства боя? Но это мысль на будущее.       Дилюк чуть жмурится от выглянувшего из-за облаков солнца.       — Сначала я должен кое с чем закончить. Надо будет зайти на винокурню.       — Я буду нужен?       — Да. Очень. ***       Они вновь взобрались на вершину утёса Звездолова. Подъём дался Дилюку непросто, но Кэйа поддерживал каждый его шаг.       В руках та самая маска, о которой говорил Дотторе.       Глубоко вздохнув, последний из Рагнвиндров срывает верхний кусок ткани. Свету открывается символ Фатуи. Дотторе не соврал ему. Кэйа молча берёт Дилюка за плечо.       — У него были на то причины.       — Наверняка.       Стоя на самом краю, они смотрят на волны, что с шумом ударяются об острые скалы утёса. Где начало, там и конец. Дилюк отпускает маску из рук. Подхваченная ветром, она медленно летит вниз и наконец исчезает под очередной накатившей волной. Там же, где потонула единственная возможность задать какие-либо вопросы.       Он вдруг чувствует, как по щекам стекает влага и касается руками лица. Слёзы. Как же давно он не плакал. И это не слёзы боли или печали. Это слёзы облегчения. Дилюк тянется и обнимает Кэйу, пряча лицо в его шее. Тот лишь тихо обнимает в ответ. Слова были излишни.       Давно не проявляющий себя внутренний голос, принадлежащий отцу, произносит:       Я тобой горжусь. Всегда гордился.       И замолкает навсегда. ***       Сложив руки на груди, он всё смотрел в горизонт, утопающий в морских волнах. Вот уже более трёх часов он терпеливо ждал, порой вглядываясь в воду. Тяжело кашляя, на берег наконец выполз один из подчинённых, держа на руках бездыханное тело. Мокрые голубые волосы липнут к лицу, всё ещё покрытому съехавшей маской. Но Дотторе, что стоит на берегу, совершенно не интересно состояние клона. Его интересует совсем иное, и это иное оказывается при своём месте, на правой руке. Взгляд нечитаем под маской оригинала, но уголки губ поднимаются в улыбке. Он неспешно подходит, чтобы через мгновение со всей силы ударить остатки сегмента по голове.       — Ты должен был только поговорить с ним, чего ради стоило пытаться убить?       От удара острым носком сапога, голову чуть ли не сминает, но в голосе Дотторе нет и намёка на гнев, он не вкладывал в эту атаку негативных эмоций. Склонившись, предвестник бережно снимает перчатку с глазом Порчи, но не надевает на собственную руку, а лишь едва касаясь, проводит скрытым под перчаткой пальцем по стеклянной поверхности. Сила внутри откликается поглаживанию, принявшись остервенело биться о прозрачную стенку.       — Что ж, хотя бы один элемент из двух мы получили.       Улыбаясь, Дотторе повернул голову на юго-запад, в ту сторону, где должен был располагаться Мондштадт.       — А второй ещё передумает. Главный принцип вербовки, это зародить сомнение, заставить задаться вопросами. А потом нужно лишь время. Как и всегда.